Сексуальная история Часть 19

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]За время, прожитое в этом мире, я очерствел душой и меня почти не трогал поросячий визг заживо обдираемой женщины. Спокойно сидел я на скамье среди старшин и волхвов. Служба походного князя заканчивалась, я думал о скором возвращении домой. А за моим плечом тихо сопела все та же Ягодка, которая и сейчас не захотела стоять со своей родней.

Из числа вражеских воинов сохранили жизнь только троим, предварительно искалечив их. Пускай расскажут о позорной смерти конунга и передадут в родной стороне: «не ходите на наши реки, здесь живет нурманская смерть».

Оставшихся жен и дочерей наших ворогов раздали тем, которые понесли наибольший урон от врага — потеряли семьи, родственников и дома. Все происходило буднично:

— Мал из рода Чирка, враги замучили твою жену. Иди и выбери среди их женщин ту, которая будет рожать твоих детей.

— Ждан, словенин, у тебя убили сына и пограбили запасы. Иди и выбери женщину, с которой поступай, как хочешь.

Эти женщины-арийки за людей не считали местных аборигенов, а теперь они раскинут ноги под нашими мужчинами, и будут рожать детей своим повелителям. А свободными или рабами будут дети — это уж как их мать сумеет своему господину угодить:

Но больше кровавого торжества радовало аборигенов захваченное железо. Мечи можно перековать в ножи, а боевой топор годен и в крестьянском хозяйстве. Война закончилась победой, нужно готовиться к пиру. Подошел усмарь и забрал у меня кровавую кожу содранную с кнесенки:

— Давай ее мне, походный князь, выделаю в лучшем виде, ни один волосок не вылезет:

Утопленница

Вот с этого момента и начались очередные неприятности Ягодки. Местная молодежь уже несколько дней с ней не разговаривала, избегала всячески. По дороге с нурманской казни я впервые услышал, как дети кричали вслед Ягодке:

— Голая титька, голая титька!

Она идет, гордо подняв голову, и тут попавшийся навстречу парень подошел и попросил:

— Ягодка, покажи голую титю.

Охнула, залилась краской и побежала куда-то. Ну, драться что ли мне со всеми ее обидчиками! Впереди меня ждало первое застолье: ни то обед, ни то пирушка до утра с разливным морем крепкой браги. Девки и парни будут подавать на стол и широкими глазами глядеть на спасителей рода. Хорошо! Но не успел дойти до накрытых столов, как меня остановили крики детей:

— Ягодка топиться пошла, давай, побежали смотреть.

За детской мелочью кинулся бежать я, а за мной молодые парни и воины-кмети. Видим: ходит Ягодка по берегу, постоянно нагибается и что-то подбирает. А потом: прыгнула в омут и пошла ко дну, пузырей не пустила.

Прибежавшие со мной нырнули в реку и вытащили ее быстро. Не по моему слову, оказавшийся с нами волхв приказал:

— Достать утопленницу, связать руки и ноги березовыми ветками и опустить в воду возможно дальше от погоста. Чтобы ночью к домам не приходила, не сосала кровь младенцев.

Но тут уже я уперся. Лежит Ягодка а берегу, мокрой рубашкой тело облеплено, за пазухой камни, которые она туда натолкала, чтобы быстрее утонуть.

В прежнем мире мы все понемногу знали как утопленника откачивать. И начал я над ее телом стараться. На живот перевернуть: Нажать на спину, выдавить воду из легких: Поднять вниз головой, вытряхнуть остатки воды: В время идет, секунды отсчитывает! На спину положить и делать искусственное дыхание в рот. Нажать на грудную клетку — раз, два, три: Нос зажать и выдохнуть ей в рот: Повторить: Повторить: А кругом аборигены стоят и шепчутся:

— Душу из утопленницы высасывает!

На третьем выдохе ее стало рвать.
Тьфу, мне в рот попало! Хрипит, кашляет, стонать начала. И: глаза открыла.

И тут от нее аборигены шарахнулись, большинство кинулось бежать без оглядки. С трудом уговорил остальных помочь, отнести Ягодку в избу, где я квартировал. До дверей донесли, а дальше ни шагу, страшно им быть рядом с мертвой, которая глаза открыла и стонет. Спаси нас Светлые Боги! Пришлось мне самому взять ее на руки и занести в избу (ох, мое сломанное ребро!) .

А дальше что делать? Она кашляет, трясется от холода. Как бы не случилось воспаления легких — без антибиотиков это смерть. Где ее согреть? Решил в теплую печку затолкать. С утра Ягодка печь протопила и она еще горячая. Не положено мужчине у печи хлопотать, бабьим делом позориться, а пришлось: Подмел золу, натаскал в печь соломы. Ягодка на лавке лежит и безучастно в потолок смотрит. Снял с нее мокрую рубаху, она и на наготу свою никак не реагирует. Рубашку на печь для просушки закинул, девицу на руки взял и сунул вперед ногами в чело печи на солому. Спасибо чудинской матушке печи. Это вам не словенская печь с маленькой топкой, в ту человека не поместился бы. Только голова ее на шестке, а все тело в благодатном печном тепле. Я и чело печи наполовину загородил заслонкой, чтобы жар лучше держался.

Согрелась бывшая утопленница, по лицу пот течет. И тут она заговорила:

— А я тебя любила, Воин, когда живая была. Еще девочкой за глаза полюбила, за славу твою. Мечтала тебе отдаться, тити девичьи тебе показать. Не сбылось, теперь я мертвая и место мне в реке с водяницами.

— Нет — говорю — ты живая и сбылась твоя мечта, сегодня я снял с тебя рубашку и видел твои титички. Пусть они и маленькие, но хорошие и мне понравились.

Говорю так, чтобы ей польстить. В этом мире крупные тити и пышная попка девушки являются главным способом привлечь внимание парней. Мать смотрит, чтобы невеста хозяйкой была, хорошо хлеб пекла и пироги получались вкусные. А у женихов невесты ценятся полненькие. Интересно, что после замужества они больше не толстеют, их не разносит до безобразных размеров, как многих женщин в нашем цивилизованном мире. Живот, конечно, обвисает после многочисленных родов, но ляжки, попа и даже талия мало отличаются от девичьих, благодаря постоянной работе в поле, на сенокосе и по дому.

Но Ягодку волнует вопрос о ее титях, заголенных перед дружинниками. Она вздыхает:

— Все видели мои тити при жизни и я стала позорницей, потому и умерла.

Долго убеждал Ягодку, что она живая, но уперлась упрямая и считает себя мертвой. Злость меня берет — чего я ради нее позорюсь бабьей работой у печи? Словенский муж с голода помрет, но не притронется к печной заслонке, сам из подпола квашеной капусты не достанет. Не положено ему женскую работу делать. Но жалко мне глупую девицу, заголилась то она не своим желанием а, чтобы мне раненному рубашку отдать. Значит, ответ за нее, как ни крути, на мне.

Согревшуюся, пропотевшую Ягодку вытащил из печи. Поставил голышку на половик, вытираю пот рушником на титях-малышках, на попе, и между ляжек. Никакого мужского влечения ее тело у меня не вызывает, но как она сама этот стриптиз воспринимает — того не знаю.

— Ты не стесняйся наготы своей, девочка, считай, что мы с тобой не среди чудинов, а в словенской бане. Там нагота не в укор, даже из чужих родов мужчины вместе с нашими женами и девушками парятся.

Уложил Ягодку на лавку и накрыл меховым одеялом, только потный носик выглядывает. А чтобы отвлечь от «мертвых мыслей» рассказал, как сам впервые в словенской бане парился, где было много голых баб и девушек и никто это позором не считал. Рассказал, как Травка, нарушив обычай, меня в бане голой титей приманивала и как я полапал нее за титю и попку. И никакого позора в том не было, теперь Травка моя первая жена и мать многих деточек.
Видимо, удалось ее отвлечь, стала вопросы задавать:

— А ты, правда, с неба на крыльях прыгал? Ты из другого мира к нам пришел?

— Правда.

— А в том мире ты был женат?

— Была у меня одна жена, но нет мне дороги обратно — боги не пускают вернуться к ней. Поэтому и завел в этом мире трех жен и много детей.

Ягодка страшно удивилась, что в том мире каждый мужчина имеет только одну жену и ей достаются все ласки и забота мужа. Здесь большое число жен — признак богатства мужа, его достаточности и уважаемого положения среди родичей. С появлением в доме новой жены повышается общественное положение старших жен, кроме того, меньше работы приходится на каждую из них.

Я рассказываю ей о семейной жизни в моем прежнем мире. Неприятные подробности, вроде скандальных разводов, второго и третьего брака и скрывающихся от алиментов мужей, я опустил. В параллельном мире есть свои достоинства. Здесь нет сирот, вдову с детями отдают младшей женой ближнему родственнику умершего мужа. А умрет мать, детей разберут остальные жены и воспитают как своих. Всей картины нашего мира она просто не в состоянии постигнуть и нечего ей забивать голову лишними знаниями.

— А как в том мире за девушками ухаживают? Кровь девушкам разгоняют, купальскую ночь справляют?

— У нас другие обычаи. Мы считаем, что пороть девушек розгами нельзя — это и больно, и оскорбительно для девушки. И никто у нас не выставляет на всеобщий взгляд голые попки девушек, ляжки и волосики между ног. Купала, Ярила и другие ваших боги у нас силы не имеют. Парни с девушками часто танцуют, гуляют вечерами и в укромном месте ласкают друг друга. У нас не считается большим грехом раскрыть ворот на рубашке девушки и нежно погладить ее титички — у нас говорят «груди». Может паренек даже совсем открыть ворот девушки и выпростать ее груди на свет, посмотреть на них и поцеловать. Девушка позволит, если верит своему парню. А вот под подол проникнуть руками и потрогать попу или между ног это уже крайность, такое она допустит только перед свадьбой. Да и то не каждая. Обычаи у нас не очень строгие. Невеста может отдать жениху свое девство до свадьбы и даже стать непраздной. Никто не осудит, если все кончилось свадьбой.

Ягодка слушала меня, затаив дыхание. Никому в этом мире я не рассказывал про свою прошлую жизнь, просто другие об этом не спрашивал. Любопытство Ягодки касалось подробностей быта, взаимоотношения мужчин и женщин, но достижения нашей техники ее не интересуют. Долго рассказывал о наших удивительных домах, о врачах-лекарях, об учителях, что уму-разуму детишек наставляют. И не только своего порождения, собираются со всей округи детишки в одну громадную избу и учатся разному знанию.

Увлеченная моим рассказом, Ягодка зашевелилась на лавке.

— Устала лежать:

Села, все так же, укрытая до подбородка меховым одеялом, оперлась спиной о стену и подобрала ноги.

— Выпростай мои груди на свет, посмотри на них — неожиданно попросила Ягодка.

Она так и сказала «груди» , а не тити, как говорят в этом мире. Подействовал на нее мой рассказ, захотела обегаемая женихами чудинка почувствовать себя девушкой иного мира. Нежно оторвал ее руки от одеяла и приспустил его, открыл грудочки. В первый момент Ягодка от смущения прикрыла ладонями сосочки, а потом опустила руки «смотри, я разрешила». Нежно-нежно провел пальцами по верху грудей и погладил сосочки. Ух, как они напряглись и стали торчать. Погладил груди снизу, приподнял на своих ладонях, но не мял, не тискал грубо. Ягодка прислушивается к новому ощущению, только что не мурлычет от удовольствия. Я наклонился и поцеловал розовые сосочки.

— А теперь спи — говорю.

Уснул я в полной уверенности, что Ягодка оставила свои бредни.
Утром она проснулась раньше меня, наделась только одну рубашку и хлопочет у печи. Без поневы и головной повязки, не как вольная девушка, а как рабыня одета. И есть отказалась:

— Мертвые не едят.

— Что же ты ходишь, печь топишь, кашу варишь, если ты мертвая? — спрашиваю эту упрямицу — Мертвой надо лежать тихонько, ждать огненного погребения.

— Ты мое мертвое тело колдовством ходить заставил и буду я вечно твоя раба из мертвого мира. А зачем ты это сделал, мне не ведомо.

Опять начинай сначала — уговоры, напоминание о вчерашней нашей беседе — ничто не действует! Ну, что с ней делать!

— Мертвые боли не чувствуют. — говорю — Сейчас выпорю тебя до крика, тогда поймешь, что ты живая. Ложись животом на стол, буду тебя на Божьей Ладони пороть.

Стол в том мире вещь священная, чистая. Ягодка молча сняла рубашку, застелила ей столешницу, легла на нее грудью и животом. Лежит голая (мертвой не стыдно) , но срамными местами Божьей Ладони не касается.

А чем ее пороть? Розги еще заготовить надо, и решил я высечь глупую девицу ремнем. Моя рубаха подпоясана знатным кожаным ремнем из шкуры тура. Для такого ремня нужно самому добыть лесного быка, а это подвиг не каждому мужчине по плечу. Поэтому обладатель подобного пояса особо уважаем. И радуется каждая женщина, коли ее муж решился на страшный поединок с могучим быком. Не только ради славы мужа. Бабы считают, что мужской пояс из хребтины тура очень помогает при родах. Мои жены берет его с собой каждый раз, когда отправляется в баню рожать. Мне то проще было добыть тура — взял быка не рогатиной или стрелой, а из автомата. Правда, пришлось потратить на него целых пять патронов.

Ремнем, так ремнем. Распоясался, намотал лишнюю длину ремня на кулак. В этом мире мне не часто доводилось высечь женщину. Один раз выпорол Иву, в ту пору еще рабыню. Травка трижды попробовала моей розги, когда начинала брать на себя лишнюю власть. Елену и Сорожку ни разу не высек по причине их животного страха перед розгой. Рабов домашних и вольную прислугу за провинности сечет Травка своей рукой. Сейчас я высеку девушку из чужого рода, да к тому же без ведома ее родителей.

Лежит Ягодка на белой подстилке, спинка узенькая расслаблена, попка маленькая, как у подростка. И врезал я от всей души! От неожиданной боли она подкинула попу и закричала. Не давая ей передохнуть, я опять врезал по мягкому месту.

— Больно? Больно? А мертвым больно не бывает! Говори, глупая девка, ты мертвая или живая? Вот тебе живой по мягкому месту! Вот тебе! Чтобы дурью не маялась! Чтобы мертвой себя не считала!

Крики Ягодки, наверное, всему погосту слышны.

— Ой, больнооо! Ай-ай! У-у-у-у! Ой-ой-ой! Больноооо!

Женщины этого мира хорошо переносят порку. Когда девушкам разгоняют кровь, они никогда не кричат, хотя порют их жестоко. Широкий ремень просек кожу во многих местах. Я стегал со всей возможной силой, девица Ягодка дрыгала ножками и непрерывно кричала. Наконец она схватилась руками за ягодицы и зарыдала в полный голос.

— Ой, я наверно живая!

Все, хватит с нее! Поднял девушку со стола и положил на лавку.

— Хватит плакать — вытираю ей слезы — все хорошо. Будешь жить, солнышку радоваться. Замуж выйдешь, раздвинет жених молодой женушке ляжки и раздует тебе пузо. Ты ему много детишек родишь

Дети в этом мире высшая ценность. Когда аборигены здороваются, то даже с очень молодыми девочками говорят «многих детей».

В тот день в избу зашел отец Ягодки. Поклонился печи, посмотрел равнодушно на голую дочь, что лежит на лавке поротой попой кверху и говорит мне:

— Уходи от греха, Воин, и забирай с собой утопленницу мертвую. Не гневи богов.

А что, если не послушаюсь, то они могут и устроить нам «огненное погребение». Дверь подопрут, зажгут избу и будут уверены, что совершили доброе дело. Все мои попытки доказать, что дочь его живая, ни к чему не привели. Добился только согласия, что мы уйдем через неделю. Тому я выдвинул «вескую» причину — нужно, чтобы усмарь-кожевник закончил выделку кожи, содранной с жены нурманского кнеза. Про себя прикидываю, что до нашего отъезда должна зажить попа Ягодки. Поскольку ехать нам на лошадях, попросил для нее принести мужские штаны. В женском уборе верхом она не сядет на лошадиную спину.

На следующий день Ягодка с грехом пополам поднялась, опять надела одну нижнюю рубашку и в рабском обличии хлопотала весь день в избе. Поела со мной не сидя, а стоя на коленях — поротые ягодицы сидеть не позволяют. А на второй день опять за старое:

— От моего тела смрад пошел, как отъедем подальше от родного погоста, ты сложи кладь бревен и похорони мое тело огненным погребением.

Кажется, я никогда не был так зол. Содрал с нее рубаху, хотел снова выпороть, но на попе живого места нет. А Ягодка — не девица и не раба, то ли мертвая, то ли живая — на наготу внимания не обращает, начала пол подметать. Наклонилась с веником, между поротыми ягодицами девичья кунка выглядывает. Обхватил я эту глупышку за талию и поднял. За моей спиной голова и руки свисают, впереди попа Ягодки торчит. Вставил палец в заветную девичью дырочку, а остальными катаю горошину клитора. И, вдруг, Ягодка охнула и завертела попкой. Поставил ее на ноги:

— Сейчас колдовать буду, выдавлю молоко из твоих титек, буду доить тебя каждый день как коровушку, буду твое молочко пить по утрам — говорю первое, что приходит в голову, и больно выкручиваю ее сосочки — хочешь доиться, коровка упряма?

Так и повел к лавке, крепко ухватив за титю.

— Становись на четвереньки, доить тебя буду. Ты мертвая, детишек родить не можешь, но молочко будет: будет. Стой спокойно коровка, не маши хвостом.

[/responsivevoice]

Category: Эротическая сказка