Двоюродная тетка-3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Зарисовка шестая. Ванная

Новогодние праздники обещали быть нестандартными. Впервые на моей памяти родители собрались уехать на все выходные и отметить их вдвоем, а нас оставляли полными хозяевами квартиры. Надавали нам (в основном Юле, конечно) кучу ценных указаний, чего можно и чего нельзя, немного помогли с закупками еды, и утром 31 числа уехали восвояси, строго наказав мне во всем слушаться тетку.

Как обычно и бывало, едва за родителями закрылась дверь, Юля ушла в их комнату, и вышла оттуда в трусиках и обтягивающей майке. Мы занялись подготовкой к празднику. Предки оставили нам пару бутылок шампанского, а тетка выставила на стол бутылку коньяка. Я чувствовал, что ночка предстоит веселая — будем отмечать «праздник непослушания». К шести часам дня все уже было готово, но мы прилично устали и хотели освежиться. Я прошмыгнул в душ первым, открыл воду и стал нежиться под струями, наслаждаясь прохладной водой. Даже глаза закрыл:

Легкий шорох раздергиваемой занавески застал меня врасплох. Я обернулся и увидел: стоящую ко мне боком и задергивающую занавеску, обнаженную Юлю. Я несколько оторопел, а тетка, задернув занавеску до конца, повернулась ко мне и шагнула под струю: «Думаю, ты не возражаешь против моего общества, Андрюшка? Мне так хочется освежиться». Встав под душ, она ополаскивалась в своё удовольствие, а я пялился на нее во все глаза.

Я столько раз пытался увидеть ее без трусиков, и она всегда обламывала меня, а тут — сама.: Тем временем Юля, взяв с полочки гель для душа и мочалку, начала намыливаться. Пена стекала с нее под струями воды, зрелище было неописуемое. Помыв лицо, руки, под мышками, груди и живот, тетка сунула мочалку мне и повернулась спиной: «потри мне спинку». Я, словно в волшебном сне, сделал шаг вперед и принялся намыливать ее, очень старательно. Со спины я перешел на поясницу, долго и тщательно натирал ее мягкой мочалкой. «А еще ниже, Андрюш?» — игриво сказала мне тетка, одновременно чуть-чуть наклонившись вперед и слегка выставив попку. Мочалка легла на левую ягодицу, круговыми движениями я намылил ее, затем принялся за правую:

В ушах у меня зашумело, член рвался вверх, и я, не выдержав, отбросил мочалку и положил мыльные ладони на ягодицы издавшей одобрительное «М-м-м» тетки. Ласкать руками оказалось гораздо приятнее, а ощущение намыленной кожи было просто волшебным. Мне хотелось, чтобы это не кончилось никогда. (На 4ом ролике сверху главный герой кладет руки своей тетке на плечи, потом на ягодице, а потом, собственно, все как видите сами…)

Но все хорошее обычно заканчивается быстро. Тетка выпрямилась, развернулась и шагнула под струю. Глядя на меня и мой «стояк», Юля заулыбалась: «Ты все хотел поглядеть.: И как я тебе»? Смыв пену, тетка вновь вышла из-под струи, присела и раздвинула ноги. У меня просто колени подкосились от возбуждения, и я сел на пятки. В полуметре, прямо перед моим лицом, девушка раздвинула ноги, пальцами принялась намыливать себя… Вот ее пальчики раздвигают складочки, и Юля медленно вводит указательный палец в себя. Одна фаланга пальца, затем вторая, и вот палец полностью скрылся в ее влагалище. Затем столь же медленно она вынула его, а затем — уже быстрее — снова ввела в себя. Всё увеличивая темп, она ласкала себя прямо на моих глазах. Я глядел во все глаза, не смея даже моргнуть. Юлино дыхание стало резче и глубже, и со стоном она резко дернула рукой, глубоко введя в себя два пальца, и замерла в таком положении.

***

Обнаженная, в стекающей мыльной пене, мастурбирующая тетка до сих пор часто предстает перед моим мысленным взором. И возбуждает почище любой порнухи, хотя прошло уже почти десять лет.

***

Открыв глаза, Юля уставилась на мой «стояк». Протянув руку, она обхватила член своей намыленной ладошкой и начала водить ею вверх-вниз.
Ощущение неземного блаженства вернуло меня к жизни, я обнял тетку левой рукой за затылок и притянул ее голову к своей. Едва наши губы соприкоснулись, и её язык вошел в мой рот, я почувствовал, что больше не могу сдерживаться. Мы исступленно целовались, причем я все сильней и сильней прижимал тетку за затылок к себе, а она все быстрей и быстрей онанировала мой член мыльной ладошкой. Очень скоро я застонал и стал кончать, а Юля тут же изменила ритм и стала ласкать меня нежно-нежно. После моей последней судороги, тетка отстранилась от меня, и я увидел на ее груди, животе и бедре брызги своей спермы. «Ну вот, Андрюшка, я и сделала то, о чем ты столько меня просил. Теперь ты видел, что у меня между ног. И это — только начало: »

Зарисовка седьмая. С Новым годом, с новым счастьем

В семь часов вечера мы уже сидели за столом, а так как после всех этих игр и утренней работы нам обоим хотелось есть, а гостей не предвиделось, то принялись по обоюдному согласию за еду. Надо сказать, что Юля успела надеть праздничный наряд: туфли (вместо обычных домашних тапочек) , красивую юбку чуть выше колена, из-под которой виднелись тонкие черные колготки, обтягивающую блузу, выгодно подчеркивающую грудь, и завершила наряд браслетами, состоящими из нескольких тонких серебряных колец. Когда она двигала руками, раздавался легкий мелодичный звук. Сейчас она держалась со мной вежливо и удаленно, словно демонстрируя свое старшинство, так, как видимо и ведут себя обычно тетки с двоюродными племянниками. Словно бы мы не плескались в ванной еще час назад, словно бы это не Юля учила меня азам интимной жизни. Я, как всегда, принимал игру такой, как она есть — что еще я мог сделать. Кроме того, впечатление от того, чем мы занимались в ванной, было настолько сильным, что стоило мне только прикрыть глаза, как я сразу видел и чувствовал это.

Разговор шел вальяжный, но какой-то дурацкий. Однако вскорости тетка откупорила бутылку коньяка и налила нам обоим по хорошей дозе: «Давай провожать старый год, Андрюшка». Надо сказать, что родители никогда не давали мне ничего крепче сухого вина, да и то по столовой ложке. А тут такое. Юля явно показывает мне, что считает взрослым. Мы чокнулись, выпили, потом выпили еще, и разговор быстро утратил напряженность. Наоборот, появилась какая-то теплота, приятность, а кроме того, нас объединял дух того, что мы проводим «взрослый» праздник. «Потанцуй с дамой», — Юлька включила музыкальный центр, заиграл какой-то медляк. Я замялся, и она истолковала моё замешательство единственно правильным способом: «Ты и этого не умеешь? Боже, а какой взрослый мальчик. Вставай, я тебя научу!»

Поднявшись, я заметил, что меня немножко «повело» от спиртного, но отказываться было уже поздно. «Положи руки мне на талию. Ты что, не знаешь, где талия? Смелее, вот так». Пропустив свои руки под моими, Юля обняла меня за спину, и, сделав шажок, прильнула ко мне: «Смелее. Почувствуй ритм музыки. И веди меня в этом ритме». Но я стоял на месте, словно баран, и тогда тетка, плотно прижавшись ко мне всем телом, начала раскачиваться. Я поймал ее ритм, мы с ней вместе раскачивались, затем начали крутить попами, и танец понемногу стал получаться. Когда песня сменилась другой, я уже уверенно «повел» ее, изменив ритм. Танцуя, я ловил кайф и от прикосновений к девичьему телу, и от самой ситуации — мы совсем как взрослые. Потихоньку я заводился, и мои ладони поползли с талии на ягодицы тетке. Она не возражала, даже когда я накрыл её ягодицы ладошками и стиснул левую ягодицу — левой, а правую — правой ладонью. Наоборот, она еще теснее прильнула ко мне, словно выражая одобрение. Осмелев, я двинул одну ладонь под юбку, нащупал колготки и двинулся по ноге вверх. «Как жаль, что она их надела, сейчас я бы рискнул залезть к ней в трусики» — мелькнуло у меня в голове. Каково же было моё удивление, когда вдруг я нащупал под юбкой на Юлиной ноге резинку, а над ней — голую кожу, и вот они, трусики! Запустил и вторую руку под юбку, положил ладошки ей на попу, и танцевали дальше.
В голове прыгали бесенята, и я, решившись, сунул пальцы левой руки под резинку трусиков, провел ими по ее нежной попочке: «Андрюшка, я ведь говорила тебе, что лазить в трусы к родной тете неприлично», — мурлыкнула Юля: «я накажу тебя». Но мы продолжали танцевать, а гладить Юлину попу было настолько приятно, что я, осмелев окончательно, засунул и вторую руку ей в трусы, и снова сжал ее ягодицы ладонями. «Я выпорю тебя, это точно», — сказала тетка прежним, медовым голосом. И, что совершенно не вязалось с этим, вдруг поцеловала меня в губы. Долго и нежно, обнимая за плечи и притягивая к себе.

Музыка закончилась, и мы, оторвавшись друг от друга, сели. Тетка «приземлилась» на низкий пуфик, из-за чего ее колени оказались заметно выше бедер, и юбочка немного задралась. Юля плотно сжала коленки вместе: «Ты снова повел себя нехорошо, снова тоже самое. Я накажу тебя, и сильнее, чем в прошлый раз. Ты хоть понимаешь, в чем твоя вина?»

«Я… Наверное… «, — замешкался я, а тетка, разведя немножко колени в стороны, открыла моему взору кружевную полоску трусиков: «Я хочу тебя, Юля!». «Чего?» — впрочем, она продолжала раздвигать ноги. «Я хочу, чтобы ты сделала мне это. Хочу, чтобы ты доставила мне удовольствие! И сам хочу тебе его доставить!». Тетка широко развела колени, так что я увидел под юбкой ее чулки и трусики, и довольно улыбнулась: «А ты знаешь, Андрюшка, что за удовольствия надо платить?». «Конечно, я готов! Я сделаю все!»

Юлька напоминала довольную кошку: «Так-так… Значит, ты готов делать все, что я скажу? Исполнять все мои желания, вообще все, запомни, это будет первая плата». «Конечно, Юль: » «Отлично, а еще за удовольствия ты заплатишь своей попочкой. Я выпорю тебя сейчас, как и собиралась, и потом я буду пороть тебя, когда я сочту, что это необходимо в воспитательных целях, ясно?» «Юля, не надо! Это же очень больно!» «А если я разрешу тебе прямо сейчас снять с меня трусики? И, если ты будешь хорошо себя вести, я буду их снимать при наших следующих играх», — видя, что я колеблюсь, тетка продолжила быстрым тоном: «Подойди ко мне, еще ближе. Протяни руку и положи мне на лобок. Боже, ты и этого не знаешь? Чему только тебя учат в школе! Ну да, вот сюда. Чувствуешь, какая она теплая». Я не очень понимал, о чем это говорит Юлька, а она, видя мои колебания, продолжила: «Засунь руку мне под трусики, разрешаю. Да, а теперь чувствуешь? Еще ниже, еще… Чувствуешь, под пальчиками? Видишь, какая она влажная и тёплая! Я даже разрешу тебе поиграть с ней». В голосе тетки мне послышались уже совсем другие, чуть ли не просящие нотки, и я внезапно решился. Ведь другой такой возможности, может быть, еще очень долго не будет. А ремень можно и потерпеть, не собирается же она меня каждый день пороть. Вместо ответа я потянул с неё трусики. Помогая мне снять их, тетка улыбалась: «Умничка, хороший мальчик! А теперь моё первое желание — стань на колени и целуй мне ноги».

Юля сидела передо мной на пуфике, раздвинув колени, ее юбка задралась, открывая мне чудесный вид. Устоять было невозможно, и я, бухнувшись на колени, прильнул губами к пальчикам ее ноги, обтянутой чулочком. «Да, вот так, мой хороший. А теперь поднимайся выше». После пальчиков я целую подъем ступни, затем щиколотки. Мне начинает это нравиться, еле уловимый запах молока от Юлиной кожи, ощущение бархатистых чулок на губах. Затем выше, икры, колено. Вдруг тетка слегка оттолкнула меня и вытянула ногу вперед: «Поцелуй коленную чашечку внутри». Я целую, а она слегка согнула поднятую ногу и коснулась пяткой моей спины. Как же это приятно!»А теперь целуй внутреннюю сторону бедра, и поднимайся выше». Я провел языком до резинки-утолщения на чулке, и вдруг мой язык лизнул открытую кожу. Бог мой, да это еще приятнее, оказывается! Как же она пахнет! Спиной чувствую, что тетка и вторую ногу согнула и положила на меня, и моя голова оказалась между ее ног: «Как же теперь я буду целовать ей ноги? Ведь неудобно же», — подумал я и тут пришел ответ.
«А теперь, Андрюшка, поцелуй меня между ног», — услышал я ее голос и придвинулся лицом еще ближе. Я почувствовал легкий, пряный, очень приятный запах, а кудрявые волосики Юлиного лобка легонько щекотали мне ноздри. «Высунь язычок и проведи им по моим губам. Какой же ты непонятливый! Видишь вот эти складочки. Они тоже называются губами, поласкай их языком». Едва я коснулся их, как тетка слегка подалась мне навстречу: «Да, вот так! Смелее!» Я вылизывал ее губы, и потихоньку они словно оживали под моим языком. А когда я проник кончиком языка между ними… Как приятно, Юля внутри такая пряная, солёная. Необычайно вкусная, я должен вести себя хорошо, чтобы она почаще разрешала мне вот так поиграть с ней.

Юлины колени вдруг резко сдавили с боков мою голову, и только тут я заметил, что уже развел пальцами ее срамные губки в стороны и, проникнув языком так глубоко, как смог, яростно вылизываю ее внутри. Испугавшись, что я что-то сделал не так, я на мгновение прекратил, но тетка тотчас же окликнула меня (голос звучал совсем глухо, ее ноги сжимали мои уши) : «Продолжай, негодник! Сильнее, резче!» Я подчинился, благо мне самому безумно нравилось. Внезапно я ощутил ее пальцы на своем затылке, Юля подталкивала меня вперед. Прижавшись, что есть силы, лицом ее лобку, я вылизывал ее щелку внутри, напрягая язык, стараясь сделать его как можно жестче. Тетка вцепилась мне в волосы и потащила голову вверх. Сильнее и сильнее. «Мне больно!». «Лижи и двигай головой вверх-вниз, вслед за моими руками, и тебе не будет больно», — расслышал я сквозь плотно прижатые к ушам теткины ноги. Продолжая старательно вылизывать, я подал голову вверх, и боль ослабла. Все равно освободится я бы не смог — Юля очень плотно сжимала ногами и держала руками мою голову. Языком я нащупал какую-то горошинку, и начал активно лизать ее. Буквально несколько секунд — и тетку словно бьет крупная дрожь, я продолжаю, еще старательнее, Юля очень больно впивается ногтями мне в затылок, но я продолжаю, превозмогая боль, не отрываясь ни на секунду. «А-а-а-а-а-а-ах», — музыкой звучит для меня ее сдавленный голос: «Да! Да! Еще». Мышцы ее ног конвульсивно сокращаются, встряхивая меня, и тут же — резкий рывок за волосы вниз. От боли я на секунду перестаю соображать, и слышу яростный Юлин голос: «Лижи здесь, не останавливайся!», и тут же снова принимаюсь вылизывать ее щелку. «А-а-а-а… Да, мой маленький, да! Еще! А-а-а-а-а, у-у-у-у-у, ВОТ ТАК!!!!»

С последним криком она снова вдавила меня лицом в лобок, и зафиксировала в таком положении секунд на пятнадцать, а потом отпустила руки, разжала ноги, убрав их с моей спины, поставила на пол. Нагнулась ко мне, приблизилась близко-близко… Я подумал, что сейчас тетка поцелует меня (вроде как заслужил, явно я сделал ей очень приятно) , но вместо этого — совершенно неожиданно, я даже не успел разглядеть ее движения, она дала мне сильнейшую пощечину. И еще одну, и еще. Обида захлестнула меня: «За что, Юль? Разве же я… «. «Негодник, почему же ты прекратил лизать! Такого оргазма лишил! Ты уже третий раз за сегодня заслужил порки, и ничто тебя от нее не избавит на этот раз!»

Юля резко встала и толкнула меня вниз и вперед: «Ложись, бедрами на пуфик. Вот так. Расстегни пуговицу и ширинку. Я не поняла? Кто поклялся слушаться меня во всем, кто обещал беспрекословно принимать наказания? Немедленно! Расстегнул ширинку! Отлично. Стяни с себя брюки и трусы. Нет, не вставай, именно так, насколько сможешь. Прекрасно!»

Штаны и трусы я смог спустить только до колен, и теперь чувствовал себя гораздо хуже, чем если бы снял их совсем. Какая-то унизительная, беззащитная поза, особенно учитывая, что попа сейчас моя самая высокая точка, так как лежит на пуфике, а голова и ноги — на полу. Слышу, как Юля отошла в родительскую комнату и вскоре вернулась, слышу, как воздух прорезал свист: она явно ходила за ремнем, и теперь пробует его упругость.

«Андрей», — теперь ее голос совсем суровый, вовсе не такой, каким он был минуты назад: «ты провинился трижды и будешь сурово наказан.
Если ты поймешь, в чем твоя вина, и раскаешься, то наказание будет немножко мягче. Я слушаю, попытайся облегчить свою участь хоть немного.

«Юля, я понимаю, что я без спросу залез к тебе в трусики, и готов понести наказание. Но в чем еще моя вина? Разве тебе не понравилось, как я это сделал? И разве я не загладил вину — хоть немного — тем, что доставил тебе удовольствие? Это разве не смягчающее обстоятельство», — мой голос почти не дрожал, чего нельзя сказать обо мне самом. На полу было еще и прохладно, особенно со спущенными штанами.

«Немногое же ты понял», — голос у тетки просто стальной какой-то: «Но запомни на будущее: я для тебя больше не Юля, а как минимум Юлия. Ну что же, сейчас я попытаюсь ввести тебе ума в задние ворота. Сразу скажу, что криком ты меня не разжалобишь, разве только раззадоришь, а вот если начнешь понимать, в чем твоя вина, скажи — я приостановлюсь, послушаю. Но не вздумай пользоваться этим только для того, чтобы получить передышку! Если я сочту, что ты меня обманываешь, я усилю наказание! А теперь — считай вслух после каждого удара, да смотри не сбейся, племянничек».

Свист и оглушающий удар, Боже, чем это она меня? От неожиданности и боли забываю сказать «один», зато оборачиваюсь и вижу, что Юля замахивается для удара… Солдатским ремнем деда! Этой боли я уже ожидаю, потому лишь слегка вздрагиваю в ответ на полновесный шлепок: «Два!». Неожиданно тетка останавливается на следующем замахе: «Не обманывай меня, не «два», а «раз»! За обман — два дополнительных шлепка. И не вертись, как вошь на гребешке. Будь мужчиной!». И снова удар: «Раз!», и еще, и еще, еще… «Восемь!», — говорю я, но на самом-то деле он уже десятый. Господи, это уже не игра, это больно: «Девять». И чего же она хочет от меня? Что ей нужно: «Ай! Десять!». «А ну-ка, положи руки на затылок, и пальчики в замок». Едва я сделал это, как ягодицы вновь обожгло: «Одиннадцать!». Надо что-то придумать, иначе надолго меня не хватит. Что там она говорила, я ее ли… Черт, как больно! Но я еще могу терпеть: «Двенадцать!». Да, чего-то я ее лишил. А вот чего? Юля говорила вроде: «А-у-у-у!!! Тринадцать!». Говорила, что я ее чего-то лишил. Сразу, как дала мне поще…: «Ай-яй! Четырнадцать!», — пощечину, а до того, казалось бы, я сделал ей очень приятно. Так: «А-а-а-а-а! Пятнадцать!», — в чем же дело? Вряд ли она мне в вину ставит то, что я ей удовольствие доставил. Резкий удар поперек ягодиц заставил меня взвыть в голос, разжать пальцы на затылке и прикрыть попку руками: «Шестнадцать!». «Э, нет, племянничек, за такое — еще два дополнительных, итого уже четыре. Будь мужчиной, иначе их будет гораздо больше!». Удар, уже менее сильный: «Семнадцать!». И, быстро, пока не ударила снова: «Юленька, родная, я понял!». И совершенно неожиданно — сильнейший удар, оглушающий, я смог только заорать, а за ним — не менее сильный!»Восемнадцать», — хорошо, что у меня хватило ума не сказать девятнадцать: «Ау-у-у-у-у-у-у! Девятнадцать! Ой-ой, У-у-у-у-у-у-у! Двадцать!!!! А-а-а-а!!!!».

Но очередного удара не последовало, и я немножко перевел дух. «Вот это тебе за «Юленьку», я ведь что тебе говорила? Так что ты хотел мне сказать? Говори сейчас же, и помни, как надо ко мне обращаться!» «Юлия», — я как мог ровнее выговорил ее имя, хотя голос уже дрожал, а дыхание было еще сбито: «Я без спросу за… » Вжик! Ой, как больно! Вжик, вжик — еще два удара!»Ты хочешь меня обмануть?» Вжик!»Ай-ай! У-у-у-у-у! Нет, Юлия, я не договорил!». «Ладно, договаривай, я послушаю тебя. Но не вздумай тянуть время, иначе будет хуже!»

«Я без спросу залез к тебе в трусики, я нарушил твой приказ не делать этого. А потом, когда ты позволила мне поиграть с тобой, я плохо слушался тебя и… Не так лизал, как нужно. Но я старался!»

«А ты сообразительный мальчик, Андрюш… Ну что, ты почти что все понял. Что же, четыре дополнительных за малодушие, а потом еще пять — я собиралась дать тебе на этот раз 25 ударов. Вот только изменим позу. Встань на колени», — я поднялся с пуфика, а тетка обошла меня и, встав прямо передо мной, широко расставила ноги.
«Суй голову мне между ног!». Юля сжала ее с боков ногами: «Положи руки мне на ягодицы. Под юбкой! Да, обхвати ладонями и сожми их! А теперь считай».

Ничего себе наказание! Если бы не спущенные брюки и трусы, я бы сказал, что многие ребята моего возраста мечтали бы оказаться на моем месте — голова у девушки под юбкой, и трусиков на ней нет, а руками приказывают лапать ее попочку! Свист ремня я толком не расслышал, Юлины ноги опять плотно прикрывали мне уши, но обжегшая меня боль была настолько сильной, что я дернулся всем телом: «А-а-а-а!». Еще один удар, не менее сильный, и я снова дергаюсь всем телом, затем еще один — и новая судорога. Я понимаю, что если я не буду считать, то тетка даст мне гораздо больше ударов, чем обещанные девять, и потому, стиснув от боли зубы, я кричу в момент следующего шлепка: «Двадцать один!», и только потом позволяю себе дернуться. «Двадцать два, Уй-я-а-а-а-а-у!», чувствую, как по щекам покатились слезы, вжик!»Двадцать три, А-а-а-а-а!». «Двадцать четыре, У-у-у-у-у! Юля!!!! !», после этого, особенно сильного удара меня начинает колотить дрожь, и я не могу замереть. От следующего шлепка она только усиливается: «У-у-у-у-у-Я! Двадцать пять! А-а-а! Ой, уй-уй-уй!». При двадцать шестом ударе я смог только заорать, на двадцать седьмом, продолжая орать, я рванулся всем телом, и тут удары посыпались один за одним. После тридцать четвертого тетка вдруг выпустила мою голову, буквально вытолкнула меня из своей промежности, отшвырнула ремень и сунула руку под юбку. Слезы и боль мешали рассмотреть, чем она занимается, но я услышал ее разгоряченное дыхание: «Ах! Ах! Уа! Вау-у! Да, да, ДААА!»

***

Тем Новогодним вечером моя тетка Юля накрепко связала в моем юношеском мозгу оргазм женщины с болью, которую испытываю я. Впоследствии это сопровождало меня и в других отношениях, но об этом я расскажу в свой черед.

***

Ну а Новый год мы встретили за столом, сидя на диване, нарядно одетые. Я уже мог сидеть, хотя это и было несколько некомфортно, но все-таки тетка била меня не столь сильно, как я боялся. Напряженность в общении куда-то исчезла, мы весело щебетали, она больше не дистанцировалась от меня. И самое главное, что если обычно после наших игр Юля всячески подчеркивала, что «ничего неприличного между нами нет», то теперь позволяла мне периодически, словно исподволь, коснуться ее груди, или положить руку на колено, что необычайно импонировало мне.

***

Наши отношения прекратились, когда, успешно сдав сессию, Юля уехала к родителям. На втором курсе она жила уже в общежитии 9

Зарисовка девятая. Разгадка. Серьезный разговор

Прошло примерно пять лет с момента, когда я последний раз поцеловал Юлю в губы. Она давно уже не жила с нами, сперва уйдя в общежитие, а потом найдя себе какого-то парня и перебравшись к нему. Уйдя из дома, она словно забыла о нашем существовании, ни разу не была в гостях, не звонила и т. п. Впоследствии я тоже поступил в Университет, и нам доводилось несколько раз случайно сталкиваться в коридорах, но она каждый раз ограничивалась лишь легким кивком на мое: «Здравствуй!», словно бы и не знает меня.

Тем днём я бесцельно бродил по факультету, и настроение было ниже плинтуса. Во-первых, я только что завалил коллоквиум, что грозило мне большущими неприятностями. Во-вторых, утром я насмерть рассорился со своей девушкой, а запал я на нее очень серьезно. И вот, в коридоре я натолкнулся на идущую мне навстречу Юлю. Правда, сейчас я этому совершенно не обрадовался. Я даже не кивнул ей и прошел мимо. Видимо, именно это ее и зацепило, а может быть, и нет, но только спустя несколько мгновений она меня догнала: «Привет! А что это ты не отвечаешь?». Я пробурчал что-то в ответ, а тетка взяла меня за руку: «Ну же! Что ты такой разговорчивый? Чем занят сейчас? Так свободен? Пошли ко мне, тут рядом совсем! Посидим, пообщаемся!»

Не то чтобы я очень хотел идти за ней, но сейчас мне было все равно, куда идти. Потому, наверное, я и отправился к тетке. Юля казалось очень радостной и возбужденной — щебетала, словно порхала вокруг, часто невзначай дотрагиваясь до меня. Я по-прежнему отвечал невпопад. Погода была под стать моему настроению — портилась на глазах. Из сгустившихся туч ливанул дождь, и прежде, чем мы успели спрятаться под навес на автобусной остановке, оба промокли до нитки. Налетевший холодный ветер заставил нас озябнуть, недальняя дорога до Юлиного дома сразу же превратилась в весьма неприятное времяпрепровождение. Поначалу мы надеялись отсидеться на остановке, пока дождь не кончится, но он лил и лил, а на ветру мы продрогли, и стало ясно, что мы совсем закоченеем тут прежде, чем он закончиться. «Бежим ко мне!», — сказала озябшим голосом Юля: «Там сразу в душ, переоденемся в сухое, напою тебя чем-нибудь горячим!» Решившись, мы побежали, ёжась под ледяными струями и избегая наступать в очень уж глубокие лужи.

Вбежав в квартиру, тетка буквально выпрыгнула из туфель, сорвала с себя куртку и, расстегивая на ходу рубаху, юркнула в ванную. Через несколько мгновений оттуда донеслось: «Не стой столбом, раздевайся и живо ко мне! Или заболеть хочешь?» Я послушно стащил с себя куртку, вылез из ботинок, снял рубаху и зашел в ванную. Юля, отделенная от меня почти прозрачной занавеской, нежилась под струями душа. «Андрюш, я продрогла и мне надо согреться, поэтому быстро я не выйду. Раздевайся и залезай ко мне, тебе тоже надо согреваться!». Машинально я стащил с себя брюки, потянул было вниз трусы — и тут же остановился, вспомнив о правилах приличия. «Ну что ты там, заснул, что ли», — она высунула личико из-за занавеси: «Что ты держишься за трусы! Живо снимай их и полезай греться, делай, что тебе старшие говорят, если заболеть не хочешь!»

Юля исчезла за занавеской, а я, решившись, стянул трусы и юркнул за ней. Юля стояла спиной ко мне, прямо под струей воды из душа. Сделав шажок вперед, она словно бы освободила место. Я шагнул вперед и стал под тёплую струю. Зуб не попадал на зуб, и потому никаких особенных мыслей, кроме одной блаженной — «тепло!», у меня в голове и не было. Проскользнув бочком мимо меня (при этом коснувшись меня ягодицами) , тетка отошла к краю ванной, встав за моей спиной, а я старался подставить теплой воде каждую клеточку своего тела, потихоньку возвращаясь к жизни. «Потер бы мне спинку лучше, чем демонстративно отворачиваться», — теткин голос вернул меня к реальности. Обернувшись, я взял у нее из рук намыленную мочалку. Юля, все в пене, вновь повернулась ко мне попой. Легкое ощущение дежа вю было у меня, когда я начал круговыми движениями развозить мочалкой пену на ее спине. Вновь, как и годы назад, я потянулся вниз. Вновь я принялся намыливать ей попку, и вновь она не возражает. Я откладываю мочалку, и принимаюсь было мылить ее ягодицы ладонями, но не тут-то было: «Эй, эй, я тебя не об этом просила вовсе! Потер спинку — спасибо, а теперь отойди, дай ополоснуться».

Ополоснувшись (при этом она неизменно держалась ко мне боком) , тетка юркнула за занавеску: «Вымойся, а я пока на кухню, соображу нам что-нибудь горячего». Пока я намыливался и ополаскивался, перед глазами вертелись картинки из прошлого. Ссора с моей Ириной временно отошла на второй план и словно бы забылась, сейчас перед моим взором все время представала Юля, и она казалась еще соблазнительней, чем можно себе представить.

Закончив водные процедуры, я вылез из ванной и обнаружил, что моей одежды нет. Наверное, Юля повесила ее сушить, но, кроме мягких тапочек, ничего на замену она мне не оставила. Оглядев помещение, и не обнаружив ничего мало-мальски подходящего, я принял единственно возможное в данной ситуации решение — завернулся в полотенце, и проследовал на кухню, откуда уже тянуло каким-то вкусным и пряным запахом.

Тетка обернулась на звук моих шагов: «Отлично, давай сюда! Я глинтвейн уже почти что сварила, сейчас будем с тобой греться изнутри!» Сейчас на ней был шелковый халат чуть выше колена, а на ногах — вязаные носочки. Юля сделала шаг в сторону, полезла за чем-то в шкаф, и я залюбовался, глядя, как волшебно струится невесомая шелковая ткань по ее ногам. Видимо не найдя искомого, тетка нагнулась вперед — на прямых ногах, открыв нижнюю полку, и полезла туда. Халат мгновенно задрался, открыв ее ножки и показав черные кружевные трусики-танга. Выпрямившись, она снова подошла к плите с какой-то пряностью в руках, и принялась сыпать ее в стоящую на огне кастрюльку. Я глядел на тетку во все глаза. Сейчас передо мной она была совершенно другой, абсолютно взрослой и почти незнакомой мне женщиной, недоступной и завораживающей.

Через несколько минут, сидя напротив друг друга, мы попивали глинтвейн из больших чашек. Юля сидела в низком мягком кресле, я же приземлился на высокий стул. Между нами на журнальном столике стоял графинчик с глинтвейном — тетка оказалась аккуратисткой, перелила в графин, отказалась ставить кастрюльку на стол, да лежала какая-то закусь. После нескольких полновесных глотков, я начал по-настоящему согреваться, а допив чашку, почувствовал легкость и непринужденность. Теперь я мог не просто присутствовать в комнате, а поддерживать разговор. Правда, моё внимание постоянно концентрировалось на Юлиных ногах. Она то и дело меняла позу, то чуть раздвигая их, то кладя ногу на ногу. Учитывая длину ее халатика и то, что колени ее находились заметно выше попы, вид при этом открывался завораживающий. Я все время пытался вывести разговор на околосексуальную тему, и наконец, мне это удалось.

«А что», — отпив приличный глоток, весело сказала тетка: «До сих пор вспоминаются наши игры, да?» Я кивнул, и она продолжила: «Надеюсь, что сейчас-то твой опыт общения с женским полом этим не ограничивается? Эта твоя Ирина — она давала тебе? Ну, вот и славно. Ну что же», — при этом Юля сладко потянулась: «Раз уж заговорил, договаривай».

«Юль… . Знаешь, я много думал о том, что было между нами. И больше всего мне интересно одно — как такое вообще могло случиться? Ты, взрослая практически 18-летняя девчонка, в Универе, куча знакомых… И я — тринадцатилетний сопляк. Как же могло так получиться, почему ты выбрала меня?»

«Смотри-ка, а ты, и правда, стал кое-что понимать. Ну, а сам-то как думаешь? Неужели потому, что была в тебя влюблена?», — усмехнулась тетка. «Нет, такого я точно не думаю. Припоминаю, вроде у тебя были какие-то парни. Одного я даже видел — кажется, его Сашей звали. Но, общаясь с ними, играла ты всё же именно со мной. Почему?», — я продолжал рассуждать вслух: «Наверное, тебе что-то мешало заниматься этим с ними. Но что? Неужели они тебя не хотели? Не верится: »

«Ох, Андрюшка, не все в жизни так просто. Я ведь тогда намекала тебе, да только ты ничего не понял, мал был еще. Естественно, если бы я раздвинула ноги, тот Саша, да и любой семнадцатилетний парень счел бы за счастье меня трахнуть. Но все дело в том, что тогда я не могла себе этого позволить. Моя замечательная мамочка, когда я уезжала в Москву, поставила мне условие, что я должна каждый месяц присылать ей справку от гинеколога. Справку о своей девственности! Ты понимаешь, что это такое? А иначе, если она не получит очередной такой справки — она меня лишит всего: » Тетка заметила недоверчивую ухмылку на моем лице: «Зря ты это, ты просто не знаешь нравов нашей семьи. Отец — по наказу матери, естественно, регулярно порол нас с младшей сестренкой за провинности так, что мы не могли сидеть до самого вечера. А за серьезные дела нас наказывали очень изобретательно, поверь. Так что у меня были все основания ей поверить. Что? Да, естественно, мне хотелось. Еще как хотелось! Но я не могла, понимаешь. И потихоньку начинала лезть на стену от желания. Что-что? Что значит — почему потихоньку? А, как раньше обходилась? Все-то тебе расскажи… Ладно, раз уж у нас вечер воспоминаний, так и быть. Помнишь мою сестренку Лизу (она была на неделю старше меня) . Ну вот, у нас было пять лет разницы, как с тобой. Я воспитывала ее, помогая маме. Я делала с ней уроки, я учила ее многому. А потому, когда у нее началось половое созревание, она пришла с вопросами ко мне. А я… Мне тогда было 17, да, это было примерно за год до того, как я перебралась к вам. Тогда мне как раз начало хотеться по-настоящему. Но мама бдила за мной так, что шансов встречаться с парнем у меня не было. Представляешь, каждую субботу сама проверяла, девушка ли я еще. Онанизм же… Ну, ты и сам понимаешь. И вот тогда мне и пришла в голову мысль — использовать Лизку. Я решила преподать ей несколько уроков «взрослой жизни». Используя ее подростковое либидо, которое она совершенно не умела контролировать, да ты вспомни себя в том прекрасном и нежном возрасте, ее доверие ко мне и нашу дружбу, я сумела убедить ее сохранять все это в тайне от мамы. Словом, Лиза сделала мне первый в моей жизни куни. Сделала неумело, но очень старательно, по-ученически, да я и обставила это как урок по половой дисциплине. Именно тогда, извиваясь в первом в своей жизни настоящем оргазме, я поняла: «Все, Юлечка, ты попала. Теперь ты не сможешь без этого». Наши «сеансы» с сестренкой стали регулярными, потихоньку она в совершенстве овладела техникой куни. Да, она заводила меня до предела, и могла держать на нём по четверть часа. Ни один парень не умеет так лизать, поверь. Спустя несколько месяцев, я была вынуждена сделать первый куни ей, и с тех пор наши ласки стали обоюдными. Но все равно, мне в мои семнадцать это было гораздо нужнее, чем ей в двенадцать, и потому я почувствовала, что попадаю от нее в зависимость. Она начала пользоваться этим, шантажируя меня в бытовых мелочах. Ну, посуду теперь мыла в доме только я, убиралась — тоже, и все таком духе. Понимая, что я на крючке, я лихорадочно пыталась найти средство избавиться от этой зависимости. Но все было тщетно — я не могла прожить и двух дней без Лизиного язычка, без этой восхитительной ласки. Маленькая чертовка перегнула палку, помыкая мной, и это бросилось в глаза матери. Слава Богу, что она тогда не догадывалась о действительных причинах, она просто посчитала, что Лизка вконец обнаглела и распоясалась, что гормоны не могут служить оправданием и что надо ее воспитывать строже и жестче. Я же смогла повернуть дело так, что воспитание младшей сестры было поручено именно мне. Да, ты правильно подумал, я выпорола ее. Выпорола с райским наслаждением. Мне доставляло огромное удовольствие смотреть, как гордость на ее лице сменяется гримасой боли, гордое молчание — угрозами, а затем — мольбами о пощаде. Я затеяла порку как воспитательный элемент, но вошла во вкус, наслаждалась каждой ее судорогой. Когда ревущая Лиза поцеловала мои ноги, я почуяла, что все, теперь девчонка моя и будет делать то, что я хочу. Так оно и получилось, теперь она раз навсегда заняла подчиненное положение… »

Слушая тетку, я тихо офигевал. Нет, я конечно понимаю, всякое бывает, но чтобы вот так… Чтобы в двадцатом веке — пороть взрослую дочь, чтобы лазать к ней в трусы, а не просто регулировать ее личную жизнь. Не укладывалось в голове. Немудрено, что это вызвало такой отклик. Видимо, верно говорят психологи, что в культурах, где секс табуирован, процветают девиации. Но чтобы вот так. Я ведь более-менее знал эту семью, такая дружная, такие крепкие родительские и братско-сестринские чувства. И чтобы вот так.

«Понятно, значит, уехав в Москву, ты лишилась привычного канала разрядки, да? Тогда еще странно, как это ты так долго продержалась без ласки, ведь не сразу же ты начала проявлять интерес ко мне. Дела, конечно… А ты не думала, что сделала из сестры лесби, да еще и мазохистку?»

«Лесби?», — Юля улыбнулась: «О нет! Вот если ты скажешь — би, то да. Есть у нее парень, есть, я точно знаю. Только вот она с ним пока не спит — по тем же причинам, что в свое время я. А что до мазохизма. Ты знаешь, что нельзя сечь детей в период, когда началось половое созревание? Так что ее испортила не я, а родители. Как и меня, впрочем».

«Слушай, ну а почему все-таки я? Неужели тот же Саша не мог бы сделать тебе куни?»

«Ну, тут несколько причин. Видишь ли, тебя, как и Лизку, я смогла бы полностью контролировать, подчинить себе, управлять. А со взрослым парнем этот номер не прошел бы. И могло бы не выйти — он мог бы все же трахнуть меня, даже против воли. Да и проще мне было с тобой, проблемы «где» — тоже не было. А ты что, сожалеешь, что ли?», — Юлю явно забавлял наш разговор, тогда как меня он скорее шокировал.

«Да что ты! Я так тебе благодарен за все эти уроки, не будь тебя — и неизвестно, что сотворило бы со мной мое неуправляемое либидо. Именно ты научила меня брать его под контроль. Единственное, о чем я могу жалеть — ты привила мне страсть к порке. Это то, чего мне не может дать больше никто. Порой, когда Иришка ласкает меня, мне хочется совсем другого, чтобы она отходила меня ремешком по заднице, да покрепче. Но намеков она не понимает, а напрямик говорить я не решаюсь».

«У-у-у-у, бедный мой мальчик», — засмеялась тетка: «Порки ему хочется! А что же Лизу жалел, если сам без этого не можешь», и вдруг сказала совершенно другим тоном: «Целуй мои ноги!».

Дрожа от предвкушения, я кинулся на колени и приник губами к ее пальчикам, спрятанным за вязаными носочками. «Ты можешь снять их». И вот, я с упоением посасываю пальчики ее ног. Поднимаюсь выше, целую колени, бедра изнутри. Отодвигаю в сторону тонкую полоску трусиков — и приникаю языком к Юлиной щелке. Ба, я помню ее вкус! Как же она хороша, она куда вкуснее Ирины… Неожиданно я ощущаю резкую боль — тетка тянет меня за волосы вверх. Я поддаюсь, она поднимает мою голову и вдруг резко дает мне пощечину. А затем еще одну, с оттяжкой: «Совсем ошалел? Я что тебе сказала сделать!»

Я подхватил игру: «Юля, накажи меня за мою слабость. Выпори меня!»

***

Но это уже совсем другая история. О ней, а также о своей «настоящей» девушке — Ирине, я расскажу в свой черед.

[/responsivevoice]

Category: Подростки