Захват Виктории День первый Приз смягчился

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Захват Виктории. Денек 1-ый. Приз смягчился

Когда я пробудилась, у меня всё плыло перед очами, и меня тошнило. Я додумалась, что было утро, но понятия не имела, который денек. При том, что был броский, практически острый солнечный свет, зияющий через несколько малеханьких иллюминаторов над моей головой, комната крутилась и дрожала, стоило мне подвигать собственной головой. Изнутри вырвался стон. Я глубоко вздохнула, и стенки медлительно не стали крутиться. Хотя мой рот был переполнен слюной, мои губки пересохли. Я попробовала несколько раз смочить губки, но не смогла. Когда же попробовала подняться, нашла, что мои руки привязаны к изголовью кровати. Не понимая, что происходит, я покрутила головой, чтоб осмотреться, но было такое чувство, что моя голова очень тяжела для моих плеч. Когда мне удалось сфокусировать взор, я увидела широкие кожаные ремни вокруг каждого запястья, которые были привязаны к изголовью кровати. Я запаниковала, стала дергаться, и сообразила, что и мои щиколотки привязаны, при этом привязаны к ножкам кровати, меж которыми полтора метра. Мои ноги затекли от такового многочасового положения ног, пока я лежала без сознания.

Почему-либо мой задний проход страшно болел, а когда я посмотрела вниз на ноги, сообразила, что кроме моих прекрасных сандалий, на мне ничего не было. Мурашки пробежали по моей спине, я стала отчаянно вырываться из моих кандалов. Но так как меня достаточно туго связали, маневрировать не выходило. Мне пришлось очень дышать через нос, и здесь я сообразила, что у меня во рту кляп. Мои соски затвердели, а я взмокла от усилий и ужаса. Успокойся, Виктория. Это некий ужас, — проносилось у меня в голове. — На данный момент я проснусь и посмеюсь над этим. Этого не могло случиться. Как будто как в каком-то дешевеньком романе. В конце концов, я не стала дергаться и попробовала всё обмозговать, проверяя временами свои оковы. Никчемно. В конечном итоге я сообразила, что вырваться не смогу. Я почуяла странноватый запах гари, и мне стало жутко огня, потому что была привязана к этой кровати. Я начала осматривать каюту. Был маленький костюмер с зеркалом на стенке, кушетка напротив стенки, парочка древесных стульев вокруг маленького столика в углу. Тогда и я увидела мужчину, сидячего на стуле. Он был как будто большущая скульптура со светлокоричневой кожей и выпирающими мускулами.

Только взглянув на него, я аж застыла, потом меня пробрала дрожь, и я отвела взор в сторону. Его лицо было широким и суровым. Глаза под густыми бровями были темными, и в их играл огонек. Пол-лица было обычным, но другую половину декорировала непростая татуировка, придающая ему чуть не демонический вид. Да он и смотрелся, как темный Люцифер. Как он мне позднее поведал, татуировка скрывала шрамы, нанесенные ему папой в юности, когда он только начинал свою торговлю юными дамами. В один момент на меня накатила реальность, я поняла, что попала в ловушку.

Он в течение 5 минут молчком посиживал в кресле, просто следя за Викторией. Он лицезрел, как унижало её то, что она лежала оголенной перед незнакомым черным мужиком. Она пробовала принять позу, при которой её влагалище будет прикрыто, но ей это не удавалось. Ей было постыдно за свою наготу, но она не знала, что это было частью его плана. Он лицезрел, как метались её глаза по каюте в поисках спасателя. Но никого не было.

Команда сфотографировала пятнадцать наилучших на их взор дам, что они повстречали в Канкуне, и отослали их «Принципалу». Лицезрев фото, ему стало ясно, что Виктория наилучшая из всех. Он заказал её. Как выбор был озвучен, команда начала деньки и ночи напролет смотреть за ней все её каникулы. Стоило ей зайти в магазин одежки, через полчаса они уже знали её размеры платьица. После посещения огромного количества таких магазинов, они знали каждую деталь, каждый размер. Соответственно, так они равномерно получали дамское бельё её размеров, ну и еще кое-что. При наличии соответственных способностей её отлично можно было научить, и они это знали. Ещё как!

Человек в кресле, в конце концов, улыбнулся ей и произнес:
Доброе утро, Виктория. Слушай меня и слушай пристально. Всё будет зависеть от тебя, как ты проведешь последующие несколько недель.

Боссман следил за её реакцией, как она пробудилась. Она не отличалась от реакции других дам, которых он захватывал ранее. Хотя он знал, что к каждой даме нужен собственный подход. После столько лет работы он уже стал вроде профессионала по психологии перевоплощения упорных «новичков» в согласных на всё рабынь. На последней встрече с командой, как раз перед тем, как они взяли белокурую даму ребенка, они разработали план, как это будет изготовлено с ней.

Он знал, что поставляет наилучших дам своим клиентам, и очень этим гордился, как и собственной репутацией на этом рынке. Он заработал кучу средств на этом, но это было для него быстрее спортом, ежели делом. Он провел много времени, изучая человеческое поведение. И использовал свои познания при анализе дам, которых он похищал. Он был неплохим аналитиком, но сначала он был рабовладельцем. Это была его натура.

Боссман знал, что у каждого есть свои убеждения. И чем убежденнее человек насчет того, кем он является, тем труднее его переубедить. Но стоит только сделать переоценку его ценностей, тем большего эффекта можно достигнуть. Если поменять его точку зрения на себя и двинуть к тому, что он вожделеет, можно посильнее повлиять на его убеждения и ценности.

Он также знал, что должен держать под контролем всё окружение девицы. Только при полном руководстве с её стороны, он добьется того, что запланировал. Создание неплохой рабыни состоит из 2-ух частей. Ломка её желания сопротивляться (занимала от 2-ух дней до недели), которая состояла из управляемой ими сексапильной пытки, которая бы протекала безпрерывно, пока она совсем не сломается. Он в главном присоединялся к исходной фазе этой стадии, оставляя за собой право первым опробовать свою жертву. А потом отдалялся, чтоб дать собственной команде полный доступ, но всегда под его контролем и по его указке. 2-ая часть начиналась, когда субъект ломался, именно тогда начинались психические манипуляции, в чем он был дока. Молоденькую даму с принципами, которыми она заслонялась всю свою жизнь — что все друг перед другом равны, а с неплохими людьми случается только не плохое — со всей этой счастливой чушью, он превращал в послушливую шлюху, которая с радостью выполнит хоть какой приказ её Мастера. Он никогда не участвовал в сексапильных пытках, потому что это могло помешать его целям.

Боссман был отлично знаком с тем, что необходимо, чтоб перепрограммировать чье-либо поведение при помощи наркотиков либо даже без их. Наша родина экспериментировала с наркотиками по промывке мозгов с 51-х по 71-е. Некие правительственные лаборатории существенно продвинули науку в этом направлении за последние пятнадцать 20 лет. Ему удалось заполучить психоактивных наркотиков от российских беженцев с Кубы, которые он опробовал на собственных жертвах. Он счел эти наркотики «дружбы» очень полезными, потому что они подавляли дамские естественные склонности и чувственную защиту, и открывали их сознание во взоре на вещи под другим углом, который конструктивно отличался от того, что им было обычно. Большая часть людей не очень рады тому, что их могут на психическом уровне перепрограммировать, и сопротивляются с этим на каждом шаге. Он использовал эти наркотики в течение пятнадцати лет, и они были, воистину, чудом; его субъекты понятия не имели, что получали их с утренней едой. А наркотики начинали действовать после 2-ух — 3-х дней.

Полный эффект от наркотиков вносил сумятицу в сознание сучек. Они не понимали, что происходит в их головах. Они чувствовали сразу ужас и наслаждение, смотря на мужчину. Они желали ублажить мужчину и в то же время закончить обучение. Они страшились разочаровать мужчину и в тоже время сопротивлялись ему. Прелестно следить за тем, как дамы пробуют осознать, что, черт возьми, с ними происходит. Но тем временем наркотики работали, и еще как. Как он стал их использовать, он в 10-ки раз улучшил эффект от собственных психологических и физических манипуляций — они создали …

его работу легче и намного более удачной. А его доход возрос в четыре раза с внедрением этих наркотиков.

Пока он использовал эти наркотики «дружбы», и отказывал им во сне, дама подвергалась особенно насыщенным и долгим периодам физического и сексапильного «убеждения». Этот секс не имел никакого дела к эротизму, и все приходилось делать с принуждением и унижением. Эти стадии становились более продолжительными и все более и поболее брутальными, так как команда следовала тому меню, которое он и составлял. В конечном счете, дамы понимали, что нет никакого спасения; что они заперты на лодке, и что им приходится позволять видоизменять их поведение.

На исходной стадии для облегчения понимания этой ситуации он держал их связанными, кроме приема еды. Им не разрешалось произносить ни слова. Только для ответа на вопрос. По другому их строго наказывали. Им не позволялось рано кончать — только по его указанию. Принципиально, чтоб женщина кончала, когда он пожелает, а не когда она.

Только потому он продолжительно и мучительно их мучил, чтоб они совсем утратили надежду на спасение. Рабыня должна на уровне инстинктов осознавать, что её ожидает. Её нужно на физическом уровне одолеть, чтоб её желание биться было стопроцентно изничтожено для ее новейшей роли в качестве рабыни; только стерев в пыль чувственную и психическую составляющую, она усвоит, что стоит у порога ее новейшей жизни. Как они ломались, начиналось обучение. В процессе него он убирал их особенность, всё, что могло их подпитывать. Им не позволялось ничего из их прошлой жизни. Им приходилось участвовать в большенном количестве неумеренных и насыщенных половых актов и сценариев; приходилось более запанибратски себя вести. Чем больше он добивался от их роли в этих актах, тем легче они воспринимали то, что они делали, и тем резвее они проходили идейную обработку. С началом перепрограммирования их убеждений он увеличивал дозу наркотика. И отныне он проникал им в головы. Всегда есть что-то, чего они стыдятся, скрывают от других. Как и то, что они скрывают от себя, — все врут о кое-чем для себя. Вот с этих мелочей и начинается атака на их убеждения и представления об окружающем их мире. Если всё идет отлично, к концу десятого-четырнадцатого денька в дополнение к тренировке большая часть его дам принимают большая часть его взглядов (если не все) на сексуальность и дела. Он всякий раз обосновывал (к собственному ублажению), что сексуальность и желание секса в уме дамы, а не в её теле. Если ему удается пробраться им в головы, они делают всё, что угодно, что им отдаст приказ мужик, чтобы его удовлетворить. Остальная часть времени тратится на обучение дам новым техникам сексапильного ублажения и закрепления их новых взглядов на жизнь. Не считая всего, Боссман веровал исключительно в насильную форму «полного подчинения». Для перепрограммирования требовались как малозначительные, так и спец роли по подчинению. Раз за разом он помещал женщин в разные унижающие на физическом уровне, психологически, чувственно ситуации, требующие полного подчинения мужчине, собственному новенькому Мастеру. Хоть любая роль и была кропотливо обмыслена, чтоб гарантировать, что женщина пройдет через все уровни боли и унижения, мужчины же оставались людьми. Обучаемые дамы, как на подбор, все красотки, и время от времени, когда они не очень, то ретиво подчиняются, мужчины могут немного переусердствовать. Потому ему, иногда, приходится импровизировать, чтоб вписать в программку обучения всё то, что мужчины были в состоянии сделать с немощными девицами.

На счет Виктории он не колебался, что она сломается. Невзирая на всё то, что они собирались с ней делать. И как это произойдет, её будут подвергать всё более новым актам подчинения, пусть даже маленьким. Ну и не настолько принципиально как охотно она будет их исполнять — всякий раз для неё всё будет заканчивать всё ужаснее и ужаснее. Она всегда будет подвергаться всё огромным унижениям. Хотя с другой стороны ей придется еще усвоить и то, что неподчинение будет существенно более худшим проступком для неё. В то же время её будут психологически настраивать о привлекательности полного подчинения своим грабителям. В качестве экзамена ей устроят тест, сумеет ли она подчиниться требованиям мужчины, даже если это будет грозить её жизни.

***

Он продолжал её обучение:

— Мы всё знаем о для тебя. Да и для тебя необходимо кое-что усвоить. В твоей жизни произошли огромные конфигурации. Ты сейчас не мамина дочка. И не папина малая девченка. Для тебя не надо и в институт сейчас. Нет у тебя парня. И в эту дверь не ворвется супергерой, чтоб спасти тебя. Никто не знает, что ты тут. Через неделю ты уже никого не будешь тревожить и никто не отправится на твои поиски.

Он гласил с карибским акцентом. Я старалась не глядеть на него. Я была связана, и понимала, что довольно притвориться, что его здесь нет, чтоб как-то его игнорировать.

— Девченка, мы все проходим через один нескончаемый сексапильный танец, но который, по воззрению дам, мужчины упрощяют, и поэтому глядят на всю романтику или как на стратегию, или как на обязательство.

Но, — констатировал он, — я покажу для тебя, что есть обольстительная сила, которую находят дамы, когда они принимают не поддающееся объяснению с полной самоотдачей. Тебя жизнь еще не обучила, что человечий мозг самый чувствительный и возбуждающий сексапильный орган тела человека. Я помогу для тебя это узнать, и принять твое неминуемое будущее. Ребенком ты читала романы, которые были написаны о фантазиях соблазнения, но они были просто фантазиями. Действительность тут, твоя новенькая действительность — это то, что я буду иметь твое тело, независимо ни от чего, но я охочусь за твоим сознанием; и для тебя лучше осознавать это. Ты сейчас моя, но моей ты будешь только тогда, когда я закончу с тобой.

Он продолжал:

— вся правда в том, что ты сейчас секс-рабыня для 1-го моего клиента. Ты только пятая точка последующие несколько недель. Тебя будут учить для него. Я за послушание, чем за мысли о свободе. Так меньше возни. Так что, или ты сопротивляешься и проиграешь с множеством боли, или дашь мне то, что я желаю. Твой выбор. Я не сомневаюсь, что у тебя, как и всех подростков твоего возраста, были фантазии, о которых ты никому не говорила. Мы научим тебя обожать эту узкую грань меж твоими фантазиями и реальностью. Мы поможем для тебя размыть эти границы. Многие пользующиеся популярностью девченки твоего возраста — распутные шлюшки — я виню в этом канал MTV. Хотя другим только и работать разве что в библиотеке. Ты, но, на 1-ый взор, отличаешься от других. Прекрасная. Застенчивая. Сексапильная. И еще пока несколько доверчивая насчет того, как глядят на тебя мужчины. Я возьму на себя смелость, ну и мне в наслаждение это будет, и покажу, что ты предназначена для секса, в для тебя есть задатки шлюхи.

Пока он гласил, я пробовала подвигать руками. Но как он поведал о собственных планах на меня, меня бросило в дрожь, и я с огромным усилием пробовала высвободить ноги и рукм. В некий момент я закончила и осталась лежать, тяжело дыша через нос, стараясь не поддаться панике.

Стоило ему опять начать гласить, как в каюту вошел 2-ой мужик и встал в ожидании. Я стремительно бросила взор на него, и он мне показался черным постаревшим Элвисом. Мужик продолжил.

— Знаешь, чтоб совратить мужчину, дама надевает туфли на высоких шпильках, может быть, сорочку, ну либо маску. Под его взором меняет манеру поведения. Граница отодвигается. Танец меняет ритм. В один момент наступает мгла.

Я отстранилась от собственных мыслей и начала прислушиваться.

— Но, работая с дамами, я сообразил, что всё у их по-разному. Весь их танец завязан на их прошедшее. Прохладный и отстраненный отец. 1-ый юноша, который зашел очень далековато и очень стремительно. Всё дело в твоих потребностях, желаниях, и как их воплотить. В ужасе, который в умеренных пропорциях может быть очень приятным. Но ты, Виктория, еще пока наивна в этих вопросах, но не волнуйся. Скоро ты будешь принимать …
меня, как какое-то запрещенное наслаждение, когда, по сути, мои деяния только будут кормить твоих внутренних бесов, которые никогда не пропадут. Они всегда будут в для тебя, а ты будешь моей.

Пусть я и не могла себя защитить, я всё еще продолжала отводить взор от него. Но его последний комментарий принудил меня на него всё же поглядеть. «Боже мой, — поразмыслила я про себя, — как он вызнал, что я только один раз занималась сексом? Как он вызнал, как неприятно это было для меня и сколько расстройства мне принесло?» Я всегда задумывалась, что могу быть сексапильной, просто дай возможность, но после того раза я избегала этих мыслей, потому что, задумывалась, что не встретила того самого, который бы меня зажег.

— Ты будешь страстно вожделеть отдаваться другим. Ты пока это еще не понимаешь и, смотрю, не веришь мне, но скоро всё поменяется. Ты еще пока молода и неопытна, чтоб осознавать себя и свои желания и потребности. По сути, это балансирование меж боготворением и истощением, манией и одержимостью, осознанием и терзанием, всем тем, от чего зажигается наше вожделение. Мне известны все вероятные желания, которые для тебя захочется воплотить, и ты с моей помощью сможешь их это сделать потому что даже не представляла для себя. Ты отдашь мне всю себя. Я буду иметь твоё тело, твой разум и твою душу. Я сломал сотки дам. Они мне дали то, что я желал. Я всегда получаю, что желаю. И мне это нравится, ты даже не представляешь как. Потому что я знаю, что дамы, подобные для тебя, посылаются на землю только с одной целью — удовлетворять парней. Не дозволительно тратить свою красоту и тело на всяких парней. Только только для тех, кто ценит твою красоту и юность. И только им будет дозволительно решать как и где тебя брать и с кем разделять. Поверь, ты научишься подчиняться и приносить наслаждение.

Я лежала на кровати и чуть понимала, о чем гласит этот мужик. Он точно меня не сломает, и уж тем паче я не буду добровольно сотрудничать с ним. Он тем временем продолжал:

— Я для тебя покажу, что пока ты себя убеждаешь в том, что тебя берут, по сути всё дело в том, что это ты себя отдаешь. Всё, так либо по другому, сведется к близости, к для тебя либо ко мне, к тому, что ты будешь не одинока в собственном испуге, в страданиях и боли. Да, у тебя есть ужасы и потребности, но ты захочешь раствориться в собственном желании одарить меня своими страданиями… И чем более они будут сумрачными, тем лучше, ибо там, в мгле, ты не будешь нести ответственность за свои пристрастия, там будешь только ты — опять малая девченка — жертва собственной красы. А рядом буду я, чтоб спасти тебя от тебя самой и дать для тебя новый смысл жизни.

Он осмотрел её и произнес,

— В конце концов, переломить тебя проще обычного. Мне от тебя только необходимо две вещи. 1-ое, что ты скрываешь от нас. Такие, как ты, всегда что-то скрывают от других. А другое, это то, что ты скрываешь от себя. Люди всегда в чем либо себя накалывают, что-то зарывают глубже в сознании. Но стоит мне ранее докопаться, ты сходу усвоишь как оно принципиально тебе, как, фактически, и для меня. Ты, естественно, будешь пробовать сбить с толку, но, в конечном итоге, все равно сломаешься. Стоит мне найти, что ты пытаешься скрыть от себя, ты мне дашь тот рычаг, что дозволит перевернуть твой мир. И я сдерну это покрывало, за которым ты укрываешься, и для тебя некуда будет бежать и спрятаться, и именно тогда все твои убеждения о самой для себя перевоплотился в останки. Я заставлю тебя круто перевернуть свое представление о жизни. И твое похищение будет казаться мелочью по сопоставлению с твоими новыми убеждениями и ценностями. И ты с этим ничего не сможешь поделать. И будь уверена, для тебя от меня не сбежать. А если попытаешься, то знай — придется для тебя плыть и длительно. А если каким-то образом, для тебя всё же получится, то как ты думаешь, твоей семье так же повезет? Твои предки как раз по телеку выступают, молвят о твоем исчезновении, как они тебя обожают. А ты их любишь взамен? Любишь свою милую тетушку? Очень ли ты их любишь, чтоб не впутывать их во всё это? В твоем кошельке было всё, что нам необходимо о для тебя знать. Твой адресок в Миссиссипи. И мы сейчас знаем, где живет твоя тетушка и дедушка. Знаем, где живут твои друзья. Поверь, милиция не сумеет защитить их всех. Ты сейчас моя, твое тело — моё. Но если ранее доидет, обещаю, твоя матушка либо тетушка займут твое место в течение 24 часов.

Он склонился над ней.

— Ты этого хочешь? Ты мне веришь? Ты хочешь узреть свою мама на твоем месте, распластанной и привязанной к этой кровати? Только ты можешь их защитить. Я человек слова. Взгляни мне в глаза. Ты мне веришь?

Она взглянулв в его коричневые глаза, и естественно, она ему веровала.

— Естественно, — продолжал он, откинувшись на спинку кресла. — Ты всегда можешь попробовать покончить с собой, но ведь это не вариант для таковой католички, как ты?

Она проигнорировала его усмешку и не желала глядеть ему в глаза. Боссман же кивнул, и пока он гласил, другой человек подошел к Вике.

— У твоего нового владельца есть некие требования к его рабам.

Левой рукою Элвис схватил Викторию за волосы и пригнул её голову к правому плечу. эротические рассказы Правой схватил некий устройство, который Вики не увидела. Он учуяла тошнотворный запах, когда его стержень накалился до красна. Без предупреждения Элвис приложен конец за левым ухом Виктории. Неожиданная боль пронзила Викторию и она почуяла запах опаленных волос. Через 5 секунд Элвис убрал раскаленный стержень. Зеленоватые глаза Виктории от шока и боли чуть ли не вылезли из орбит.

Боссман немного улыбнулся и растолковал:

— Твой новый Мастер любит, чтоб его собственность была помечена, чтоб не было недопониманий и ошибок. Твоя пометка практически неприметна. Она тебя не будет тревожить.

Я мычала, как одичавшая скотина. Я даже не успела зарыдать, когда всё уже было изготовлено. Мои глаза заполнились слезами боли и унижения, и стали стекать по моим щекам. Кое-где снутри зажигались искры гнева.

— Не может быть, — проносилось у меня в голове. — Не может быть!

Не произнося ни слова, Элвис сел верхом на моем животике. Под его весом я не могла дышать. Он снял резиновую перчатку с левой руки и взял её в правую руку. Левой же стал хлестать мне по грудям. Меня никто так не наказывал, отчего я в шоке застыла. Чуток оправившись, я стала дергаться, пытаясь сбросить его. Хоть это и было напрасно, и я это понимала с самого начала, но попробовать стоило. Прижав меня к кровати, мужик продолжал меня шлепать и дергать за соски, пока они оба не стали эрегированными.

— В самый раз, — улыбнувшись, произнес Элвис. Он достал что-то схожее на огромную булавку и проколол основание соска моей левой груди. Я дернулась от боли и завыла в кляп.

Он схватил вторую булавку и в той же манере проколол правый сосок. Дышать было тяжело, я задыхалась от слюны, накопившейся сзади кляпа, пробовала нередко моргать, но слезы ручьем текли из моих глаз. Боль в каждом соске была невыносима и никуда не уходила. Она, казалось, всё росла и росла. Я взмокла с головы до пят. И мне как и раньше не хватало воздуха.

Капелька крови проникла из проколов ее груди, и молча, Элвис снял иглу из ее левого соска, и толкнул узкую 3-х сантиметровую золотую штангу через прокол. На одном конце штанги было кольцо, а на другом конце резьба. Из-за огромных рук он с трудом ввинтил маленькой декоративный колпак на конец штанги. То же он сделал с правой грудью. У Вики сейчас было по маленький штанге с кольцом на ней через каждый сосок. В конце концов, он капнул припоя из водянистого золота на каждый колпачок, заблокировав штанги в груди Виктории.

Боссман, глянув на неё, произнес:

— На данный момент пока болит, но скоро боль пройдет. Я уже проделывал это ранее, так что к концу недели ты уже будешь не больна.

Он подошел к ней, и вынув из кармашка маленькой тюбик, смазал области пирсинга.

Я знала, что мои глаза излучали искры гнева от того, что он поделал со мной. Я предпочла …
бы умереть, но дать ему ни толики ублажения. Я отвернула голову, стараясь не глядеть на него. Если бы мне удалось выдержать довольно длительно, я знала, что мне представится шанс, чтоб сбежать.

Боссман улыбнулся про себя. Он так нередко проделывал это и ранее, что мог читать по её очам, как по открытой книжке. У неё никогда не будет шанса сбежать, пока она на лодке. А к тому времени, когда они окончат, она уже и не захотит.

Начать с клеймения и прокола сосков — это не плохое начало, — задумывался он. — Она еще пока очень наивна, а её прекрасные зеленоватые глаза, как окно в её душу — давали судить об эффективности каждого шага, и что сделать в предстоящем. Время пошло. Он уже сломал огромное количество дам, также будет и с этой. Опыт давал подсказку, что психический нюанс всегда важнее в ломке воли дамы, чем физические мучения, которые только закаляли её.

Хотя он знал, что он желал от нее, он все еще не решил в деталях, что все-таки требовалось, чтоб перевоплотить ее в то, что он желал. Она, казалось, не обладала особо сильной волей, но на Канкуне его команда нашла некие достойные внимания факты. Чрезмерная опека её семьей сделала её достаточно бесхитростной в умственном смысле. Не считая того, у нее были твердые убеждения, а именно о семье; эти чувства верности и общности были достаточно необычными и старомодными, но он задумывался пользоваться ими. Другим увлекательным и вкусным куском было то, что хотя она и была склонна считать себя умеренной и робкой, а может быть даже и девственной, были случаи, когда она вела себя совершенно по-другому. Так, несколько раз в Канкуне наблюдатели к собственному удивлению замечали, что после нескольких бокалов, она готова было отдаться нескольким парням, одному на пляже и другому в баре как-то ночкой. При этом одевалась достаточно провокационно. Из числа тех случаев, естественно, ничего не вышло, но было достаточно любопытно, и казалось несколько аномальным. Для него было естественным, что был некоторый разрыв меж тем, как она время от времени действовала и как себя принимала, что давало полагать, что она могла быть более сексапильной, ежели задумывалась сама.

Его команда сняла фото и видео с ней на Канкуне и переслала их по электрической почте ему. Его 1-ая идея была, когда он увидел ее, как молодо она смотрится для него. Но, снова же, они все все выглядели молодо. После просмотра кинофильмов и прослушивания ее дискуссий, которые потаенно записали на пленку, он решил он решил действовать последующим образом: команда изолирует ее на лодке, и начнет сексапильно безжалостно и грубо обращаться с ней; в то же время, он подсадит ее на программку наркотиков «дружбы».

В границах разумного, мужчины будут иметь полную свободу действий с ее телом. Воткнут кляп в рот, и не будут позволять очень рано выходить из «игры» — она должна испытать всю тяжесть террора и слабости. Ей не будет позволено спать, будут давать моих связанных ножек, опуская весь собственный вес на меня. Он был очень томным, и мне стало проблемно дышать. Ужас клаустрофобии затопил мое сознание, я ощутила тошноту и как подступила рвота, что еще более напугало из-за кляпа во рту. «О, Боже, нет…», — крутилось в моей голове.

Я мотала головой в сторону, как вдруг ощутила, что он переместился на моем животике и бедрах, приспосабливаясь к более комфортному положению на мне. Я попробовала двинуться, чтоб затруднить его поиски, когда в один момент он двинул бедрами. Но мое влагалище было сухо и мои губки, слепились вместе; он резко тормознул, сумев воткнуть только головку члена в мою киску с первой пробы. Я была неопытным в плане секса ребенком, а поэтому это вторжение для меня было, как будто грузовик въехал в меня. Я верещала. Было такое чувство, что он разрывает меня на части, но я ничего не могла с этим поделать. Я дернулась, чувствуя как губки влагалища несусветно расползаются. Я в отчаянии пробовала свести ноги, но привязанные щиколотки не давали мне это сделать. Мускулы с внутренней стороны мои бедер натянулись, но мои колени только мало двинулись, нисколечко не понижая мою доступность. Это был ужас!

Её клики были громче, чем ему хотелось бы, так что он схватил её волосы и потянул, отклонив голову, чтоб иметь возможность добраться до лямок кляпа и затянуть их потуже. Его последующий толчок в наслаждение для него погрузил член на 11 см вглубь в лоно Виктории. Её киска малость увлажнилась, и он сообразил, что сумеет опустить член до основания на последующем толчке. Он посмотрел на её лицо — шок, читаемый на нем, очевидно показал, как полностью рациональная идея полетела в голове этой красотки, благодаря меркантильной манипуляции ее сознания вместе с его агрессивным мужским угнетением её воли.

Я смотрела в потолок за его правым плечом размытыми слезами очами. Бог лицезрел, как я боролась, но даже если бы мне хватало воздуха, я бы все равно не смогла бы его скинуть с себя. После первых 2-ух толчков я поняла, что он возьмет меня, как захотит. Даже не входя в меня на сто процентов, его член был громаден, и просто переполнял меня. Мне было постыдно за свою слабость, и к собственному кошмару никак не могла его приостановить. Он стопроцентно контролировал мое насилие. С его третьим толчком он вошел в меня на сто процентов. Мои глаза чуть ли не вылезли из орбит, казалось, как будто головка его члена достает до гортани. Я взвыла от боли. Умопомрачительно, но моя попа болела также как и киска, как будто была растянута больше пределов. Боже, помоги мне, почему это происходит со мной? Почему я, о Боже? Почему я? Его член погружался в меня стопроцентно до основания, и мне казалось, как будто во мне действует бревно. С каждым его движением я подсознательно пробовала придавить колени к груди, чтоб оградить себя, но могла только беспомощно барахтаться в собственных оковах.

Он стал совершать длинноватые, неспешные глубоки толчки в её тело. С каждым толчком его яичка шлепались об её попу. Но тепло её влагалища его потряхивало больше. Оно туго обхватывало его член, и он знал, что с каждым толчком он заполняет её вполне. Она глухо стонала. Это было всегда наилучшей частью — иметь возможность держать под контролем прекрасную, одичавшую даму, и знать, что можешь сделать с ней что угодно и как угодно. Она была его, и он собирался приручить ее тем методом, который он знал идеальнее всего.

Весь мой мир сосредоточился на тех чувствах, что меня затопили. Я содрогалась на каждой попытке вздоха, и опять теряла дыхание, когда он врезался в меня. Орать было не может быть, но я пробовала с каждым толчком в мое нутро. Чувства отличались от всего, что я испытывала до этого. Его член стопроцентно меня заполнял, а влагалище расширялось до несусветных размеров. Он, как будто машина из плоти, накачивал и не останавливался. Капли пота с него падали на меня. Я вся покрылась его мускусным и густым позже, в особенности животик и грудь. Он то и дело останавливался, не вынимая собственного члена из моего влагалища. Он тяжело дышал, но это было его единственным движением. И одной из его пыток. Его огромный орган находился во мне. И хотя он был неподвижен, он пульсировал, и тепло волнами исходило от него. Он был как будто одичавшим животным, лежащим в засаде, готовым с силой прыгнуть на меня, и это снедало меня опять и опять. Во время таких моментов, когда никто из нас не двигался, я была на физическом уровне соединена с ним только средством жесткого стержня его налившейся плоти, но этого было довольно, чтоб по прежнему держать под контролем мое тело и мысли. Потом он опять начинал свои толчки, изменяя углы вхождения, а его будра хлопались о мое тело. С каждым таким толчком он как будто вдавливал меня к изголовью кровати, и только оковы на щиколотках не позволяли поменять положение моего тела для его последующего массивного выпада. Когда он скользил по моему животику под более тупым углом, его стержень тер мой клитор. Давление и фрикции, подобные ударам молотка, на мой клитор были нестерпимыми. После того, как он заходил в меня, даже если бы мои ноги были свободными, я точно знала, что никак не смогу ему помешать делать со мной всё, что он пожелает. Это был не секс. Это было как будто стихийное бедствие. Как можно биться с ураганом либо торнадо? Единственная цель — это выжить. Я было уничтожена, изнасилована животным, и всё, что могла — это молиться и вытерпеть. Скоро стало полегче, когда мои соки мало смазали его ствол, но он продолжал буравить меня больше 10 минут. В конце концов, он тихо застонал. Я ощутила, что он скоро кончит. Эта идея заполнила меня страхом. Я ощутила дурноту, оставалось или закрыть глаза, или пялиться в одну точку потолка. Моя вагина горела от массивных ударов. Я ощутила, как мое тело кидает меня, растягиваясь и позволяя ему на сто процентов войти в меня.

Физические способности Виктории его впечатлили, приняв стопроцентно его член практически с первых толчков. Немногие белоснежные дамы были способно на такое без подготовительного разогрева, ну и то только только на пяток см. Когда он брал их таким же образом, он порвал им влагалище. Её же вагина после такового вторжения осталась без травм, что гласило ему, что оно с легкостью воспримет, что угодно. Он знал, что поместив её в другую позицию, он здесь же принудит её просить пощады, но это он оставил в качестве наказания на позже. Чтоб продлить свое наслаждение, он делал остановки, когда ощущал приближение оргазма. Он всегда старался сохранить контроль, когда был на работе, и он всегда знал, когда входил далековато. Он ощущал кипение в собственных чреслах на данный момент, и знал, что вот-вот кончит, и не сумеет держать под контролем его больше. Он желал, чтоб она ощущала его собственностью. Он был должен войти в неё так глубоко, как она никогда бы не смогла ощутить это с другим. Если бы он имел ее в других позициях, ему пришлось бы быть более усмотрительным. Но в таком её положение на спине, он мог позволить для себя дать волю собственной всепоглощающей животной похоти и просочиться в нее так глубоко, как вожделело его сердечко, не очень ей навредив. Не думая ни о чем, не считая воли к господству, подчинению и необходимости обосновать вечное право на неё, он ногой оттолкнулся от конца кровати и попробовал получить все это последним сантиметром вглубь ее жаркой, плотной и увлажненной дырочки, и, в конце концов, утратил весь контроль.

С страхом, я ощутила, как он подогнулся и уперся ногами в спинку кровати, чтоб еще поглубже толкнуться в мое тело в последний раз, тем надолго закрепив свои притязания на мое тело, глубоко посадив свое семя в моем нутре. Сейчас он уткнулся прямо в шею матки, и начал кончать. Большие и огромные волны тепла расцвели в моих чреслах, как он ввел в меня свое семя. Эти чувства переполнили мое тело, и слезы ослепили меня. Я могла практически ощущать, как он эякулирует. Он кончил бурным фонтаном, резко выбрасывая струи спермы. Казалось, что они долетают практически до конца моего чрева. Чувства были так сильными, что я чуть ли не свалилась в обморок. Я ощущала каждый рывок из-за лавообразного тепла, которое генерировала любая новенькая эякуляция снутри моего …
влагалища. Он кончал бурными потоками, оставляя обжигающе жаркую жидкость глубоко снутри моего животика. Каждый рывок его спермы вызвал пульсацию боли/наслаждения ошпаривания, которая, казалось, длилась вечно. В конце концов, он лег на меня, пытаясь отдышаться.

Он подарил этой девченке ребенку обалденный оргазм. И отдышавшись через несколько минут, был готов к акту номер два. Он схватил волосы Вики, наклонил голову на право и шепнул на ухо,
Надеюсь, твои контрацептивы работают отлично, по другому ты принесешь негритенка папочке через 9 месяцев.

Он опять манипулировал ею, используя психологическое воздействие, которое в конечном итоге поможет ему сломать её, или поможет держать под контролем.

Я с страхом вспомнила, что их действие подходит к концу, и я собиралась их поменять по приезду домой. Я не была с мужиком более одного года и использовала их быстрее для управления своими месячными, ежели для защиты от беременности. О Боже, я стала беззаботной, как он мог выяснить об этом. Должно быть, совпадение. Но в тоже время тихий голосок нашептывал мне, что он был прав. Дамы всегда знают такие вещи. О Боже, вдруг он прав. Я могу понести. Понести от него. Если бы я могла сбежать, то вот с этим уже ничего не поделаешь. О Боже, что все-таки сделает отец? Я не была ожесточенным либо брутальным человеком, но даже с его членом в себе, я ощутила, как ярость начала расти во мне. Я не заслуживала того, что со мной сделали. Один человек только-только меня отметил и сделал пирсинг, другой грубо изнасиловал. Оба были чудовищами. И будь у меня шанс, я б уничтожила обоих. Они бы заплатили за то, что сделали со мной.

Боссман в конце концов отстранился от Виктории и встал. Ее тонкий животик был скользким от пота, и он протер и похлопал, как свою собственность, и схватил свою одежку. Он поглядел вдоль ее связанного тела и покачал головой. Развернувшись, он пошел в камбуз. Она слышала, как он что-то произнес, но не смогла осознать что. Должно быть, что-то забавное, поэтому как прямо за его утверждением последовал хохот. Она услышала шаги огромного количества ног вниз по ступенькам в каюту.

Другие четыре парней команды захвата сейчас окружали Вики, и просто смотрели на нее сверху. Ее стройное тело было покрыто позже, а по внутренней стороне ее бедер стекали толстые ручейки спермы Боссмана. Маленькая лужица спермы смешалась с каплей пота на животике. Большая же часть его семени еще находилась глубоко снутри ее животика, и медлительно вытекала из ее влагалища в расщелину ее попы.

Пока моя ярость от мысли, что я сделаю со своим насильником, присваивала мне сил, неожиданное возникновение других парней, разбудило во мне первобытный ужас, пронизывающий аж до костей. Я попробовала подергаться в кровати, но мои пробы были слабенькими и вызвали только хохот над моей беззащитностью у этих парней. Они произнесли, что шеф первым пробует новых жертв, ломая их для других. Но с ней бы они не прочь нарушить сложившуюся традицию.

Все четыре стремительно разделись. У Элвиса член уж стоял и он проявлял нетерпение. Ему, видимо, подфартило, и достался номер два. Его член был угольно черным и 21 см длиной, хотя не таковой толстый, как у шефа. Он подполз меж бедер Вики, уперся ей в животик, подвигал бедрами, чтоб акклиматизироваться. Так как её киска уже была влажной, он без усилий вполне в неё вошел. Она издала протяжный стон, когда его головка уткнулась в высшую часть её вагины.

Элвис не очень обожал, когда дамы издают много шума, поэтому им он надевал кляпы. Он приподнялся над Вики и залепил ей несколько пощечин. Скоро уже она тихо и ошеломленно лежала на кровати. Упершись ногами, он начал накачивать Викторию. С каждым толчком её тело взлетало ввысь, к спинке кровати. Он контролировал каждый кусок её тела.

Ужаснее всего было то, что взор других парней никогда не покидал мое лицо либо тело. Они смеялись с каждого конвульсивного движения моего измученного тела; Надсмехались над моими кликами и стонами, и глухими ударами, чтоб вынудить меня вести себя тише, пока они меня насиловали. Они даже сделали ставку на то, что больше всего меня может унизить. Меня называли «сука», «блядь» и «шлюха», но в большинстве случаев обращались, в качестве «рабыни». Не считая самого моего изнасилования, наблюдение моего группового изнасилование было для их самым броским событием денька. Для их это было что-то типа зрелищного спорта. Бремя моего нового страшного мира распростерлось на моем теле. У меня не было способности биться с ними, вся моя гордость и достоинство испарились.

Мой изнасилование длилось весь денек. Каждый по очереди вкушал моего тела. Время от времени они хлестали тростью по внутренним поверхностям бедер, либо по животику. Иногда хлопали ладошкой. Пока были силы, я старалась на уровне мыслей биться с их насилием, запереться в собственном сознании, чтоб суметь пройти через всё это и не дать им ублажения от моей боли и моего унижения.

Но эти четыре знали больше, чем неопытный ребенок мог знать. Или от скукотищи, или от возбуждения, либо того и другого, они приходили к ней всё опять и опять. У кого-либо был длиннее, у кого-либо тоньше. Но всё вожделели посетить Викторию огромное количество раз. Только один человек больше к ней не входил — Боссман. Он просто посиживал на палубе и загорал, слушая всё, что его команда высказывала по поводу их приза.

К закату все мужчины порядком истощились. Я в шоке тихо рыдала на кровати с обширно разведенными ногами, всё еще обутыми в мои прекрасные туфли на больших шпильках. Моя злоба испарилась уже на втором человеке, а на данный момент я только склонила голову к плечу и тихо рыдала от стыда и унижения.

Мое лицо немного опухло. Красноватые рубцы простирались на моем животике, поверх бедер и с внутренней стороны. Моя челюсть страшно болела из-за кляпа во рту. На простыне подо мной натекла большая лужа из спермы и пота. Я была истощена. Мало отдыха и я смогу биться с ними на последующий денек.

Я слышала разговор парней на палубе. Как они хвастались тем, что со мной вытворяли. Один, которого я именовала «Нос дога» делал неприличные комменты насчет моей груди и нового пирсинга, другой гласил о том, что принудит меня сказать, когда у меня не будет кляпа. Но, был один, кто радовался от моей боли и моих кликов даже больше, чем от секса. Я слушала их больше часа, и это позволило мне набраться мало сил.

Боссман в конце концов спустился вниз, но только для того, чтоб посмотреть. Хоть он и был первым, кто её изнасиловал, он не был так жесток, как другие. Без слов и взял крем и смазал её груди.

Он поглядел на неё и попросил закончить причитать. Спросил не истязает ли её жажда. она поглядела на него, всхлипнула и кивнула. Боссман её произнес:

— Послушай меня, я сниму твой кляп, и дам попить через соломинку. не пытайся ничего сказать, не считая односложных ответов «да» либо «нет» на прямые вопросы, сообразила?

Я кивнула в символ осознания, а Боссман склонился и отвязал мои щиколотки от ножек кровати, вызвав несусветную боль в моих бедрах. Потом он попросил меня перевернуться на животик, что я медлительно от боли и сделала. Мои ноги меня не слушались, и одна из шпилек сандалий запуталась в простыне. Он отстегнул мои запястья от изголовья кровати. Он разъединил мои наручники, завел руки за спину и опять сковал. Дальше он наклонился и развел половинки моей попы. В один момент, наполненность и боль, что я чувствовала весь денек, пропала. Взяв меня за плечи, он посодействовал мне перекатиться к краю кровати. Сперма на простыне уже подсохла, и вызвала противные чувства, когда я по ней перекатывалась.

Он пристально поглядел на нее. Она посиживала прямо на краю кровати и смотрела на него. Её грудь выдвинулась вперед из-за связанных за спиной запястий. Ее длинноватые светлые волосы спутались, слиплись, и находились в полном кавардаке, потому что один из ее «захватчиков» сбрызнул сперму ей на лицо и волосы, а то, что малость осталось от мейкапа Вики размазалось на ее очах из-за слез. Колени Виктории были немного расставленными, и она увидела, что он глядит на внутреннюю сторону её бедер. Капли крови из ее влагалища смешились со спермой …

и позже. Высочайшие на каблуках сандалии как и раньше подчеркивали ее безупречные икры, когда она посиживала прямо. Её набухшие соски игрались в лучах заходящего солнца. Она смотрелась для него как кровавая, но еще непокоренная богиня.

Боссман развязал лямки у неё на шейке и вытащил кляп изо рта.

— Голодна? — спросил он.

Она кивнула. Он поднялся и подошел к другой стенке каюты, где взял несколько крекеров. Её глаза проследили за его движением туда и назад. Он предложил глоток воды и крекеры, что на вкус ей показались райским угощением.

— Хочешь в туалет?

Она опять кивнула.

Он посодействовал мне встать и направил к ранее незамеченной двери в каюте. Я чуть стояла на ногах, ноги были как будто из свинца. Я шла, немного наклонившись, но ничего не могла с этим поделать. Боль пульсировала в моих затекших бедрах, и меня сотрясали судороги в паху. Кожа на моих половых губках содралась от лишнего количества проникновений за целый денек. Каждый шаг отдавался во мне болью. При помощи Боссмана я, шатаясь, со всё еще связанными сзади руками пересекла каюту. Моя походка совершенно не напоминала ту, которой я вышагивала по улицам Канкуна. Он открыл дверь, и я увидела туалет с душевой. Он произнес, что там два ведра зависимо от моих потребностей.

— Давай, делай, что необходимо, — произнес он.

Тупо, но даже после того, как меня насиловали весь денек, я все еще смущалась мочиться перед другим человеком. Я не знала, прикроет он дверь либо нет, но он толкнул меня вперед и произнес:

— Либо на данный момент и в ведро, либо забудь об этом на всю ночь.

Я медлительно подошла к тесноватой ванной, и с пылающим от стыда лицом, села на корточки над ведром, и начала мочиться. Мне полегчало. Я осмотрелась вокруг, пока посиживала на корточках, и увидела небольшой иллюминатор, через который я не лицезрела ничего, не считая воды. Он был так мал, что даже и не стоило мыслить о побеге через него.

— Какать хочешь? — спросил он меня. Я негативно мотнула головой. К тому же было нечем вытереться, а я не могла позволить это сделать при других рукою. Он вытер меня грубым полотенцем, схватил за руки и потащил назад к кровати. Я в страхе отпрянула — еще свежайши были мемуары о том, что вытворяли со мной на ней — но это не посодействовало. Я, как в оцепенении, шла за ним. Мы сели на кровать, и вдруг я выпалила:

— У меня есть средства. Отпусти. Обещаю, никому ничего не скаж…

Последний звук сорвался, когда он пальцами ткнул мне в солнечное сплетение. Я медлительно осела, а он засунул шарик-кляп мне в рот и завязал лямки на голове

Без слов он опять стукнул в животик, схватил щиколотки и снял сандалии. Потом, схватив за волосы и оттащив Викторию в душевую, воткнул ей заднепроходную пробку назад. Она попробовала сопротивляться, он стукнул опять и сковал её щиколотки. Выйдя в каюту. он взял ошейник и кусочек веревки. Потом опять возвратился в душевую и прикрепил ошейник к её шейке. Ошейник был изготовлен из толстой кожи и довольно широкий, так что практически обездвижил голову. Потом он привязал веревку к железной петле на задней стороне ошейника. Пропустил её меж наручников на запястьях, а потом меж кандалов лодыжек и конец притянул к запястьям. Пока она лежала на животике, он сильнее затянул свободный конец веревки.

Это оттянуло её голову вспять, а щиколотки к ее голове, заставив ее тело болезненно выгнуться. Он удостоверился, что она еще могла дышать, и привязал веревку к запястьям.

Боссман покачал головой и яростно произнес:

— Ты тупая сука! Ты до сего времени не сообразила, что твоя жизнь навечно поменялась. Ты больше не девченка из папиного с матерью института — ты уже на часть того мира. Я мог бы уничтожить тебя прямо на данный момент, и никто об этом никогда не выяснит. Вбей для себя в голову, что ты сейчас РАБЫНЯ; ты кусочек жопы, и принадлежишь человеку, с которым никогда не встречалась. — Он тормознул и глубоко вздохнул, мало остыв, он продолжил, — Когда я для тебя скажу, либо один из моих юношей гласит что-то, либо вообщем Хоть какой человек гласит что-то делать, то будь уверена — лучше это сделать. Ты, в конце концов, начинаешь осознавать, что ты не что другое, как чья-то собственность?

Потом он пропал на секунду и опять появился, но уже с ведром её мочи. Он взглянул на неё и вылил еще теплое содержимое ведра прямо на Викторию, потом запер душевую и ушел, Вики осталась там на всю ночь.

Создатель рассказа: Artur Veet

[/responsivevoice]

Category: Групповой секс