Ступенька 5 Часть 2 Дома Катька

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Ступень 5. Часть 2. Дома. Катька.

Ступень 5.Часть 2

Дома. Катька.

Без приключений бабушка с Витькой в бабушкиной кофточке выкарабкались из больничного парка, состоявшего из высоких карагачей, осыпавших уже пожелтевшую листву, пересекли огромный, обнесенный прозрачным забором из колющейся проволоки пустырь, все место которого в летнее время было сплошь покрыто ярко красноватыми маками, и вышли на улицу Токтогула, проезжая часть которой была покрыта бутовым камнем, и через несколько кварталов уже подходили к дому.

Витька заторопился, дернул ручку ворота и очутился в родном дворе с маленьким садиком с 3-мя высочайшими вишневыми деревьями, 2-мя яблонями белоснежный налив и одним персиковым деревом. И какой родной показалась ему металлическая на одну конфорку печка – буржуйка, стоявшая среди хозяйственной части двора!

И здесь он увидел на дорожке, идущей вглубь садика, девченку по возрасту его ровесницу. В 1-ый момент Витька оторопел, в сердечко его кольнула даже некоторое чувство ревности и недоумения: это еще что такое! Какие еще черти и для чего принесли сюда эту непрошеную гостью? Девченка тоже смотрела на Витьку с удивлением обширно открытыми очами: «Это что за явление Христа народу? С босыми ногами – хорошо. Почему на нем бабушкина кофточка? И есть ли под кофточкой брюки?».

Витька особо не стал рассматривать непонятную для него гостью, а направил внимание на зеленоватую кастрюлю, стоявшую на печке. В ней была рисовая молочная каша.

Переступив высочайший порог, следом за бабушкой Витька казался в комнате. Все также слева от входа стояла большая двуспальная стальная кровать с высочайшими витыми спинками, у окна стояла другая, гораздо меньше. В центре комнаты стоял все тот же стол, выполняющий роль и обеденного, и кухонного, и служивший Витьке письменным, за которым он делал уроки. Все так же у двери в другую комнату, в какой зимой жили трое поляков, одиноко жался к стене древесный ящик, поставленный на «попа» с вделанными в него полками. На верхней полке лежали продукты – хлеб, сахар, еще какие – то кулечки. На нижних — грудилась кухонная посуда. На столе стояла керосиновая лампа.

Но были и конфигурации: земельный пол в комнате был устлан сейчас фанерными листами. Показавшаяся в комнате мать обняла Витьку, погладила по голове и отстранила от себя. Она болела туберкулезом, потому никогда не целовала отпрыска. Бабушка достала Витьке штанишки, рубаху и стремительно его переодела. Начались расспросы, рассказы. Бабушка стала собирать на стол ужин. Появилась в комнате и девченка. Она взгромоздилась на кровать, стоящую справа от дверей, и с энтузиазмом прислушивалась к разговору.

На столе появилась и кастрюля с кашей, и откуда – то блюдо с пельменями. Витька принялся поначалу за кашу.

«Катя. Иди, садись кушать» — обратилась бабушка к девченке. И добавила: «Это Витя. Он болел, в поликлинике был».

Когда уже заканчивали ужинать, в комнате появилась моложавая приятной внешности дама.

«Мама!» — кинулась к ней Катя.

Бабушка поставила на стол еще одну тарелку и пригласила вновь вошедшую к столу. Оказалось, что пришедшую даму – маму Кати — звали Натальей.

Когда Витька пробудился на последующий денек, Кати не было – она ушла в школу. Не было и тети Натальи. Бабушка заботилась по хозяйству – жизнь шла своим чередом. Витьке было объявлено, что в школу он ходить не будет аж до Нового года: докторы воспретили – болезнь его называлась «брюшной тиф», да к тому же какой – то особый. Какой – Витька так и не сообразил толком. Да его это и не заинтересовывало.

Сентябрь во Фрунзе все еще по — летнему теплый. Деньком вся жизнь идет на открытом воздухе, во дворе. И только с пришествием мглы все уходят в дом, окна запираются ставнями, двери запираются на приличные запоры.

Не прошло и пары, тройки дней, и Витька уже сдружился с Катей. Оказалось, что она обучается во 2-м классе в женской школе №5 недалеко, всего в 3-х кварталах от дома. Придя из школы, она говорила Витьке, чем они занимались на уроках, что происходило на переменах. Бабушка сажала их совместно обедать, а позже Катя садилась делать уроки. Естественно, Витька вертелся рядом, заглядывал в тетрадки, одним словом, воспринимал живейшее роль в изготовлении Катей ее школьных заданий. Позже они шли на улицу. За пределами двора Витька не общался с Катей. Там у каждого из их была своя компания: Катя игралась с девченками в их девчачьи игры, а Витька бежал к мальчишкам. У мальчишек были свои игры. Младшие, Витькиного возраста носились по улице в догонялки, устраивали соревнования по мастерству «вождения» обручей, снятых с пришедших в негодность древесных бочек либо ободья колес от старенькых велосипедов. А поближе к вечеру возлюбленным занятием была игра в прятки. У более старших ребят были свои утехи: лапта, чижик, «лянга», альчики.

Об этих 2-ух последних стоит сказать особо. При игре в «лянгу» употреблялся пробитый по центру пятак со вставленным пучком длинноватых волос, срезанных, обычно, с хвоста какого – нибудь знакомого Полкана. И этот пятак было надо, как можно подольше и выше подбрасывать боковой стороной ступни, не давая ему свалиться на землю. При всем этом лучше было к тому же проявить чудеса ловкости: пока пятак в воздухе, необходимо было подскочить, скрестить ноги и ухитриться, подбив его ногой, опять выслать как можно выше. А то к тому же крутануться на одной ноге вокруг себя и принять возвращающийся из полета пятак на ногу. Было надо еще уметь работать идиентично отлично и правой и левой ногой. Эта игра была чисто детской.

А вот «альчики» — это, пожалуй — то государственная киргизская игра. Сродни российской игре в «бабки», в которую, по слухам, будучи отстраненным от дел, обожал веселиться Александр Васильевич Суворов. В альчики играют все: и ребята, начиная лет этак с 10 и кончая взрослыми мужчинами лет сорока — пятидесяти. При этом сторонников этой игры можно повстречать как посреди «простого» люда, так и посреди очень респектабельных людей, занимающих достаточно высочайшие руководящие должности. Взрослые собираются на стадионе и употребляют волейбольные либо баскетбольные площадки. «Инвентарем» для этой игры служат косточки из коленных суставов бараньих ног.

Тополя и карагачи, выстроившиеся 2-мя ровненькими шеренгами, как бойцы на плацу, по обе стороны улицы, скинули листву и качали сейчас под ветром темными ветками. В арыках по обе стороны улицы кипела мутная не подходящая никому вода. Пыль на дороге от нудных нескончаемых дождиков перевоплотился в липкую грязюка. Витька с Катей сейчас изредка выходили на улицу. Сделав уроки, Катя занималась своими девчачьими делами: шила наряды для собственной куколки, «кормила» ее, «укладывала спать». Витька строгал добытую на улице дощечку, пытаясь перевоплотить ее в «пистолет» либо «кинжал». Болезнь матери обострилась, и она сейчас вообщем не выходила из собственной комнаты, входить в которую, Витьке строго было запрещено.

Время от времени после ужина, когда на улице наступала ночная глухая темень, когда двери закрывались на прочные засовы, а окна запирались изнутри древесными ставнями, бабушка с тетей Наташей, сидя около стола при свете керосиновой «семилинейной» лампы, затевали свои взрослые дискуссии, Витька с Катей устраивали «чемпионат» по свободной борьбе с загибанием «салазок», выкручиванием рук за спину, опрокидыванием на лопатки. Другой раз Витька, завладев обеими Катиными руками, опрокидывал ее на спину и плюхался ей на животик. Пытаясь освободиться, Катя разводила в стороны ноги, так что сведенными совместно Витькины ноги оказывались меж их. Она брыкалась, обхватывала задранными коленями Витькины бока, закидывала свои ноги на спину Витьке, пытаясь стукнуть пятками по спине, изгибаясь в пояснице, подкидывала его. Витька же заводил Катины, прочно удерживаемые за ладошки, руки за ее голову, прочно вжимался грудью и низом животика в ее грудь и животик. Оба при всем этом звучно хохотали.

Возня и барахтанье их длилось до того времени, пока кто-либо их не прекращал сопротивление, и не всегда это была Катя. Либо же взрослые пресекали их возню заявлением, что уже пора спать. Тогда Витька отчаливал к для себя на кровать у окна, на которой он спал совместно с бабушкой. Тетя Наташа снимала платьице, оставаясь в белоснежной комбинашке, чуть прикрывающей колени, с достаточно глубочайшим вырезом, из которого выглядывали ее пышноватые груди, садилась на кровать и принималась расчесывать распущенные на ночь волосы. Окончив расчесываться, тетя Наташа подымалась, совала гребень под подушку, откидывала одеяло, опять садилась на кровать и, закинув поначалу одну, позже другую ноги, вытягивалась на постели и накидывала на себя и Катю одеяло. Бабушка задувала лампу и ощупью укладывалась рядом с Витькой, тесня его к стене.

В один из таких дождливых дней, когда он клонился уже к вечеру, Катя посиживала за столом и, поминутно окуная древесную ручку с «восемьдесят шестым» пером, что – то старательно выводила в тетради, а Витька на листке, выделенным Катей, старательно выводил карандашом контуры истребителей со звездами на крыльях, которые демонстрировал ему старший брат, прибывший в отпуск из авиационного училища. Тетя Наташа была на работе, бабушка то возилась у плиты, готовя ужин, то пряталась в комнате, где лежала Витькина мать. Вдруг дверь распахнулась, и в комнату шагнула фигура в армейской шапке, в шинели. За плечами топорщился солдатский вещмешок, а в руке был объемистый достаточно потертый чемодан, который здесь же был опущен на пол.

Повернувшиеся на скрип двери Катя и Витька в 1-ый момент недоуменно уставились на вошедшего, но уже в последующий миг Витька сорвался со стула и с визгом: «Дядя Володя!!!!» кинулся к вошедшему и повиснул у него на шейке. Дядя Володя обнял Витьку, стал его целовать в щеки, в голову, Витька тоже не оставался в долгу и тыкался в лицо дяди Володи влажными губками. На Витькин визг выглянула из комнаты бабушка и тоже кинулась: «Володя, сынок!! Живой!!!». Дядя Володя опустил Витьку на пол и обнял, придавил к для себя заплакавшую бабушку.

«Ну что ты, что ты! Не плачь!» — приговаривал он, целую свою мама: «Дай я разденусь».

Катя, застыв на стуле у стола, бросила свою писанину и обширно раскрытыми очами, молчком смотрела, как Витька виснет на незнакомом ей дяде. В очах ее можно было увидеть зависть. Ей тоже хотелось кинуться к отцу, обнять его за шейку. Но она никогда не лицезрела собственного папы, мать никогда, ни слова не гласила ей о нем.

Ну а позже ….Позже, уже вечерком, когда над темным городом повис протяжный гудок «60-ти десятого» завода, извещавший, что уже восемь часов и начинается вечерняя смена, пришла с работы тетя Наташа. Бабушка скрылась в комнате, чтоб покормить не встающую с постели Витькину маму, а тетя Наташа стала готовить стол к ужину. Она вертелась около стола, доставая из ящика – «шкафа» тарелки, вилки, время от времени бросая заинтригованные взоры на сидевшего с другой стороны стола мужчину в зеленоватой гимнастерке со старшинскими погонами. Катя помогала ей расставлять все на столе. Дядя Володя поднялся со стула, прошел к порогу, поднял с пола собственный вещмешок, возвратился с ним к столу. Из раскрытого вещмешка на столе появились бутылка водки, кольцо колбасы, банки каких – то консервов, пачки печенья под заглавием «галеты». И даже два сушеных леща. Последней на свет была извлечена еще одна бутылка с темневшей снутри ее жидкостью и с этикеткой на зарубежном языке.

«О! Вот это трофеи!» — воскрикнула Наталья.

Ужин прошел забавно. Веселью в большой степени посодействовало содержимое обеих бутылок. Бутылку с черной жидкостью (дядя Володя произнес, что это портвейн из Германии) открывать не стали, потому что и тетя Наташа, и бабушка заявили, что будут пить водку, а портвейн оставят до другого раза.

Дядя Володя сыпал рассказами о загадочной Германии, о городе, в каком размещался его полк, и еще о чем – то, во что ни Витька, ни Катя, в особенности и не вникали. Для их еще увлекательнее были, естественно, «галеты».

В конце концов .стали улечся спать. Витька сейчас спал с дядей Володей. Бабушка ушла в комнату, где была Витькина мать. Тетя Наташа от выпитой водки раскраснелась, и, нисколечко не смущаясь дяди Володи, сняла с себя платьице, как она делала это всегда, села бочком на кровать, где у стены уже комфортно устроилась Катя. Но сейчас тетя Наташа посиживала как – то по — особому. Одна ее нога была спущена к полу, а другая, согнутая в колене, лежала поверх одеяла. Подол рубахи задрался существенно выше коленей, открыв до половины ее белоснежные ноги. Но она как – как будто и не лицезрела этого, забавно хихикала, отзываясь на шутки дяди Володи, время от времени наклонялась вперед, отчего в вырезе рубахи мерцали ее полноватые груди, и водила по волосам своим гребнем. Дядя Володя тоже снял с себя гимнастерку, усевшись на стул около кровати, стянул сапоги, позже и штаны, оставшись в белоснежных с завязочками у щиколоток кальсонах. Уложил штаны поверх гимнастерки и задул лампу. Комната погрузилась в мглу.

Когда Витька пробудился с утра, тети Наташи и Кати уже не было, а дядя Володя и бабушка посиживали у стола и о чем – то переговаривались. Позже дядя Володя тоже ушел. Появившись дома поближе к вечеру, он объявил, что устроился на работу. Через пару дней дядя Володя уехал в командировку. У тети Наташи началась ночная смена, потому, после того как Катя с Витькиной помощью сделает уроки, вволю бесились на их широкой кровати, пока бабушка не укладывала их спать, разведя по различным постелям. В отсутствие дяди Володи Витька спал один, так как бабушка переселилась в комнату к маме.

Через неделю дядя Володя возвратился из командировки с подарками: Витьке и Кате досталось по кульку, свернутому из газеты, конфет, бабушке – вязаный платок. Не осталась без подарка и тетя Наташа. Ей досталась цветастая шелковая кофта. А нездоровой сестре – Витькиной маме – дядя Володя привез теплые верблюжьей шерсти носки.

За ужином в этот вечер было шумнее обыденного. Дядя Володя сыпал шуточками и анекдотами, не совершенно понятными для Кати и Витьки, но вызывавшими заливчатый хохот у тети Наташи. Щеки ее раскраснелись румянцем, глазки сверкали весельем. Уже когда Катя и Витька улеглись в кровати на свои места у стены, а тетя Наташа, оставшись в комбинашке, села как обычно на край постели и принялась за свои волосы, дядя Володя вдруг затеял разговор о пшенной молочной каше, которая была на ужин.

«А что, Наталья Васильевна, не охото для вас молочка из — под бычка попить?», расстегивая пуговицы на гимнастерке, произнес он. Катя лежала уже под одеялом, подложив ладошку под щеку, и с энтузиазмом следила за маминой перепалкой с дядей Володей. Витька со собственного места тоже пристально прислушивался к разговору.

Тетя Наташа стрельнула в дядю Володю глазками, поерзала попой по постели, отчего подол рубахи еще более обнажил ее пышноватые ноги, и со хохотом ответила:

«Так оно бы и хотелось, да где ж его, бычка сейчас отыщешь?» — и продолжила на печальной нотке:

«Я уж и забыла, какое оно, молочко это на вкус».

Дядя Володя уложил аккуратненько на стоящий меж кроватями стул снятую гимнастерку, резвым движением сбросил сапоги и взялся за пояс брюк, опустившись на другой, стоящий у стола, стул.

«Ну, было бы желание, а бычка – то всегда отыскать можно».

«Да те, бычки, что есть либо еще в телятах числятся либо всё квелые какие — то» — не осталась в долгу тетя Наташа: «Какое там у их «молочко!»

Засмеялась собственной шуточке, подвинувшись на постели, высвободила одеяло и, откинув его край на Катю, откинулась на спину. Левая нога ее, согнутая в колене, вздыбилась ввысь, отчего подол рубахи скользнул вниз, оголяя до паха дебелое бедро. Стало видно, что таковой детали дамского туалета, как трусики либо штаны, на ней отсутствуют. Позже и другая ее нога последовала за первой, обе ноги растянулись вдоль кровати. Тетя Наташа накинула на себя одеяло, подложила обе руки под голову и смотрела на дядю Володю.

Меж тем дядя Володя стянул уже штаны, так же аккуратненько уложил их поверх гимнастерки и, наклонившись вперед, стал снимать с себя белоснежную нижнюю рубашку. Стоял он к тете Наташе практически спиной, лицом к Витьке. Витька вдруг направил внимание, что на дыре кальсон нет пуговиц, она разошлась, и из нее выглядывает дяди Володина писька. Когда же дядя Володя выпрямился, оказалось, что писька не просто «выглядывает», а торчит, уставившись собственной головкой в потолок. Не в пример Витькиной, писька дяди Володи показалась ему просто большой. Розовеющая в свете керосиновой лампы, головка дяди Володиной письки была, в отличие от Витькиной, стопроцентно открытой и намного обширнее самой письки, отчего она (писька) при известной доле фантазии напоминала юный гриб подберезовик на высочайшей узкой ножке. Дядя Володя оборотился сейчас в другую сторону, отчего торчащая из кальсон писька стала, наверняка, видна и тете Наташе, так как она засмеялась и достаточно звучно воскрикнула:

«О! Здесь, пожалуй, будет, чем поживиться! Наверняка, и на творожок остается, а не только лишь молочка попить!».

Тетя Наташа игриво подняла вкупе с одеялом согнутые в коленях ноги и поначалу обширно их развела, а позже опять замкнула, не распрямляя. И снова развела. Дядя Володя наклонился к лампе и дунул. Комната погрузилась в непроницаемую темень. Витька подвинулся поближе к стенке, освобождая по – больше места для дяди Володи, но его не было. Заместо этого Витька услышал, как тяжело заскрипела кровать, на которой спали тетя Наташа с Катей, принимая на себя дополнительный груз. Раздался удовлетворенный смешок тети Наташи и следом ритмичный скрип старой, видавшей почти все, кровати. Посреди скрипа Витька расслышал глас дяди Володи:

«Ну как?».

«Посмотрим, поглядим: цыпляток по озари считают» — прошелестел с придыханием в ответ глас тети Наташи.

Сколько удалось тете Наташе и дяде Володе высчитать цыпляток, Витька так и не вызнал, уснувши под ритмичный убаюкивающий скрип кровати.

Когда Витька пробудился с утра, дядя Володя лежал рядом с ним и внушительно похрапывал.

С этого вечера, когда совпадало, что тетя Наташа работала деньком, а дядя Володя не был в командировке, Витька засыпал один под скрип примыкающей кровати и пыхтение не то тети Наташи, не то дяди Володи.

(Продолжение следует)

Создатель рассказа: Мальчик

[/responsivevoice]

Category: Подростки