Слуга Часть 5

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Когда-то, давным-давно, мы обсуждали подобное с Эриком, возможно ли, чтобы между любовниками существовали такие отношения, где один полностью отдает себя другому, и Эрик категорически отказывался от этой идеи, выступая за полное равноправие партнеров. Я тогда ничего не стал говорить ему, не возражал, но в глубине души я мечтал о таких отношениях, где со мной рядом был бы слуга и любовник в одном лице, я нуждался в том, чтобы меня понимали и принимали таким, каким я являюсь на самом деле. Эрику же нужны были только романтические отношения, где чувства проявляются ласками, поцелуями и нежностями, а меня всегда манили — бой, драка и сильные, зашкаливающие эмоции. Я хочу не только любить, мне нужно хватать, рвать на части, сжимать и тискать — я ненавижу слюнявые мелодрамы, что уж поделать, такова моя сущность.

Несколько дней мы провели в обществе моей сестры, и я увидел, как она смотрела на Марка, буквально не сводила глаз. Узнаю нашу породу, похоже даже сестру интересуют некрасивые, но мужественные мужчины. В последний день нашего пребывания в Москве, на прощание, мы все вместе пошли в ресторан, и неожиданно я встретил там своего старого знакомого. Журналист, скандалист, коварный соблазнитель Жан-Люк, заключил меня в объятия, не стесняясь ни публики, ни моих друзей.

— Ах ты, старый лис, — набросился он на меня, — вот так вот бросил, уехал, хоть бы раз дал о себе знать. Где ты все это время шлялся?

— Я тоже рад тебя видеть, Жан-Люк, — я усмехнулся.

Естественно, что мы приняли приглашение и сели за стол к моему знакомому. Вечер был насыщен рассказами о последних приключениях Жана-Люка, он рассказывал очень эмоционально, и ничего, что русский он знал плохо, и в России обычно говорил на чудовищной франко-немецко-англо-итало-русской смеси, за которую я, лично, готов был его придушить еще в самом начале вечера. Мои же друзья, казалось, были очарованы этим невысоким, худощавым брюнетом. Ирина то и дело охала и вскидывала руки к лицу, показывая крайнюю заинтересованность рассказами, а Марк, как мне виделось, приятно смущался, когда Жан-Люк бросал на него не двусмысленные взгляды.

— Послушай, — прошептал мне на ухо приятель, когда мы остались наедине в мужском туалете — не хочешь уединиться после всей этой дребедени. Твоя сестра конечно прелесть и ее муж тоже (с чего это он решил, что Марк муж моей сестры?) , но они меня вконец утомили, а тебя я бы прям сейчас съел даже без сливок, так как?

Он хлопнул меня по заднице, и я едва не упал, споткнувшись о порожек на выходе. (Любителям мужской спермы на лице! Представьте себя на месте этих милых крошек! — прим.ред.)

— Этот «муж моей сестры», как ты изволил выразиться, мой любовник, так что…

— Прости, — он приложил руку к губам, — никогда бы не подумал… с чего это тебя на уродов потянуло, радость моя?

Я вскипел, и когда мы вернулись к столу, сообщил, что мы закончили прощальный ужин и покидаем это гостеприимное заведение, а заодно и «прекрасную» компанию моего друга.

Сначала мы проводили Ирину домой, а потом вернулись в гостиницу.

Я стоял у окна и курил, Марк подошел сзади, я наблюдал за его отражением на темном стекле окна.

— Ты расстроился? — он опустил голову на мое плечо. — Этот твой француз чем-то тебя огорчил?

— Ты иногда так проницателен, мой друг. — Я затушил сигарету, обернулся и тут же очутился в железных объятиях Марка.

— Я убью его! . .

— Оставь, он придурок, и не стоит ни того, чтобы я вел себя как идиот, ни того, чтобы ты забивал свою голову подобной ерундой.

Мой мальчик был прекраснее всех, потому что он был моей мечтой, вышел из снов и дал мне все то, о чем я только грезил, но никогда и ни от кого не получал.
Жан-Люк — идиот, где уж ему разобраться в мужской красоте. Я посмотрел на себя в зеркало и усмехнулся, конечно, если ему нравятся такие как я, что еще ожидать от этого придурка.

Звонок заставил вздрогнуть. Оказалось, мой приятель решил зайти извиниться, и я позволил ему подняться в номер.

— Прости! — просто сказал он и протянул бутылку шаманского и плитку прекрасного темного шоколада. — Ты ведь любишь шоколад с шампанским, не так ли?

Я увидел, как Марк переменился в лице, он нахмурился, и глаза его сузились в две щелочки-амбразуры, а губы исчезли, превратив рот в узкую, почти не видимую полоску.

— У, как он грозен! — прошептал Жан-Люк, когда Марк вышел из комнаты. — Ревнует? Как тебе могут нравиться такие монстры, он ведь зверюга какой-то, я никогда бы не подумал, что он… Прости, он не слишком тебя лупит? Мой визит не добавит тебе лишних синяков?

— Жан-Люк, ты бываешь таким беспардонным, честное слово.

Марк принес бокалы и поставил на столик, сам же превратился в безмолвную глыбу, нависнув над нами. Я увидел, как напрягся Жан-Люк, втянул голову в плечи, вопросительно глянул на меня, затем перевел испуганный взгляд на Марка. Я понял его мысли, сейчас он очень сожалел, что пришел без приглашения.

— Бутылку открой! — приказал я, даже не взглянув на слугу, и улыбнулся Жану-Люку. — Ты всегда суешь свой нос не в свои дела, мой друг… Однажды, твой нос может и пострадать, запомни это.

Марк открыл шампанское и разлил по бокалам.

— Ты можешь пока быть свободен, если понадобишься, я тебя позову. — Я махнул рукой, отправляя слугу в другую комнату.

— Да, хозяин.

Жан-Люк уставился на меня.

— Д-да, х-хозяин! — произнес он, заикаясь, — так он что? . .

— Слуга, раб, подчиненный, называй, как хочешь.

— Но как? … — Жан-Люк отхлебнул из бокала и поперхнулся. — Ты вроде бы тоже не прочь поподчиняться, а?

— Ты про мои отношения с Виком?

Жан-Люк кивнул, как раз мы и познакомились тогда, когда меня зашкаливало от чувств к красивому, но непостоянному парню по имени Виктор. Тогда я действительно был игрушкой, рабом своей любви, во многом придуманной мной же и мной же инсценированной.

— Да, бывает, нападает на меня, но редко, только если чувства зашкаливают, да и тогда, с Виком, я искал себя, не более того, к тому же я влюбился по уши, как идиот, а вообще, мне вот это, — я махнул рукой в сторону соседней комнаты, — ближе всего, понимаешь.

Жан-Люк придвинулся поближе и положил свою руку мне на колено.

— Послушай, но ты такой мальчик, такой лапуся, как ты умещаешь в голове столь чудовищные наклонности, тебе это не идет.

Он отстранился от меня и снова отхлебнул шампанского: Не понимаю!

Я усмехнулся, нашел мальчика, ведь мой возраст к тридцати подходит, хотя я всегда себя считал нормальным мужиком, с красивым телом и достаточно натренированными мышцами (про животик, наметившийся недавно, я предпочитал не вспоминать) . Разве что лицо, да, тут природа меня немного подвела, создала, как выражались мои друзья: «очаровашку», — с большими (спасибо матери) глазами, цвета осеннего, хмурого неба, прямым аккуратным носом и тонкими чертами лица, тьфу, противно смотреть. В юности я жутко комплексовал по этому поводу, потом смирился, да и как я понял, намного позже, окружающим моя внешность всегда нравилась, ну а когда женщины, все как одна, стали называть меня «принцем их грез», я окончательно избавился от комплексов (или нет?) .

— Ну ты же знаешь поговорку: В тихом омуте черти водятся. Чего же ты еще от меня хочешь. — Я развел руками.

— Глупости, просто ты снова ищешь себя, просто этот мужик что-то сделал с твоей головой, и только, ты вообще натура увлекающаяся.
А твой друг как к этому отнесся, как там его зовут, Эрик, кажется?

Я улыбнулся и покачал головой, вот все ему знать надо. Остаток вечера прошел гладко, и когда дверь за Жаном-Люком закрылась, Марк сразу же заключил меня в свои объятия.

— Я извелся! — прошептал он мне в ухо, — я ревновал, хотя не имею на это право, он подходит тебе больше, он красивый и утонченный, а я такой нескладный, грубый, прости меня…

— Дурачок ты мой, — я поцеловал Марка в шею, подтянул его голову к себе и куснул за ухо. — Ты моя половинка, мое сердце и моя душа, а весь остальной мир пусть катится к черту.

Последняя ночь в отеле оказалась такой насыщенной, такой яркой, что я буквально горел в страстных объятиях моего слуги, он же дарил мне столько яростной страсти, что даже ошеломил меня. После бурного секса мы никак не могли уснуть, валялись на кровати и болтали о всяких пустяках, а потом я неожиданно задал вопрос.

— А ведь тебе понравился Жан-Люк? Я заметил.

Марк удивленно уставился на меня, и его глаза вдруг стали темными, как небо во время урагана.

— Чего набычился? — я присел и толкнул Марка в плечо. Он опустил голову и отвернулся.

— Ты хочешь меня продать, хозяин? Я надоел тебе? . . Я ведь такой отвратительный…

Его реакция оказалась для меня полной неожиданностью.

— В смысле? Ты о чем?

— Просто… Зачем задавать вопрос, если ты знаешь, что я ни на кого не смотрю, кроме тебя, мне никто не нужен, только ты.

— Но ты ведь заметил, что он красивый, утонченный, могу тебя уверить, он еще и ласковый, такой бить не будет, наказывать тоже не станет.

Я потянул его за кольцо на соске, зная, что делаю больно, поскольку проколотый сосок еще не зажил и даже припух. Марк зажмурился и сжал зубы.

— Дурак ты, Марк… — я потянул сильнее, и ему пришлось подчиниться, он повернул голову и взглянул на меня. — Я ведь приревновал тебя там, в ресторане, ты так смущался и даже розовел, когда Жан-Люк смотрел на тебя, я заметил…

— Я? . . Нет! Кроме тебя я никого не вижу, хозяин! — он навалился на меня, целуя мою шею, грудь, живот, спустился ниже и… Я был на седьмом небе от счастья, и эта ночь действительно останется в моей памяти, как самая незабываемая ночь на свете.

Утром мы поехали в аэропорт, нам предстояло пролететь вместе только на одном рейсе, а дальше наши пути расходились: Марк отправлялся в Нью-Йорк, а я ехал домой, к Эрику.

— Не отсылай меня, — посмел упрямиться Марк, когда мы прощались с ним после приземления, полет немного утомил меня, да и бессонная ночь давала о себе знать, а у меня в городе были еще дела, все мои чувства притупились.

— Мы говорили с тобой об этом, подчиняйся! — отрезал я. — Все, иди.

— Хозяин, — ох уж эти собачьи глаза, не могу сердиться, когда он так смотрит, — прошу не гони меня, я буду служить, и тебе, и Эрику, только возьми меня с собой, я не буду встревать в ваши отношения, не отправляй меня в Нью-Йорк…

— Что я тебе сказал! — нет собачьи глаза тебе не помогут, я указал пальцем, куда Марку следует идти и, развернувшись, пошел к выходу, ни разу даже не оглянулся на него.

Добрался до дома я затемно, и Эрик встретил меня с объятьями и ужином.

— Спать, больше ничего не хочу!

Ночью пошел дождь, и я услышал какой-то шум в коридоре, а затем, и, внизу, на лестнице. С трудом оторвавшись от подушки и, преодолевая сонливость, подошел к двери и выглянул, мимо пронесся Эрик.

— Что там? — спросил я.

— Иди, сам посмотри, идиот!

Такое обращение было для меня в новинку. Чтобы Эрик назвал меня «идиотом», должно было произойти действительно что-то из ряда вон.

Я спустился в холл и увидел, что дверь распахнута, а дорога ведущая к воротам имения ярко освещена. «Что за ерунда?»

— Иди, позови его! — Эрик вернулся в дом, он весь вымок и походил сейчас на ощипанного цыпленка.

— Кого? — не понял я, — что тут происходит?

— Кого, кого, своего любовника, кретин! — взвился Эрик. — Он с вечера там стоит у ворот, и сюда не идет, и в город не уезжает. Я сначала подумал какой-то попрошайка, натравил на него Дирка, но парень оказался не промах, надавал нашему охраннику, мало не покажется. Я сам пошел поговорить с ним, и тут до меня дошло, именно такие тебе и нравятся, здоровый как боров, хмурый и молчаливый, со взглядом убийцы. — Эрика передернуло.

У меня ноги стали ватными, а слова как-то сами собой пропали. Я не ожидал того, что Марк ослушается, и не верил в это до последнего.

Дождь лил как из ведра, я подъехал к воротам.

— И что ты тут делаешь? — спросил я, голос вернулся и теперь звучал глухо и сурово.

Марк рухнул в грязь лицом и разрыдался, так отчаянно и безудержно, что у меня дрогнуло сердце.

— У тебя сердце есть? — спросил Эрик, который сидел рядом со мной и теперь осуждающе смотрел на меня. — Впусти его, он же замерз совсем, потом вопросы будешь задавать.

— Нет! — сказал я. — Пусть катится в Нью-Йорк.

Эрик дернулся, я предугадал его намерение открыть ворота и схватил за рукав, молча покачал головой, мол, не нужно. Развернул машинку для гольфа, на которой передвигался по своим владениям, когда не хотел ходить пешком, и поехал прочь, сгорая от желания вернуться, обнять Марка, расцеловать, впустить в свою жизнь.

— Почему? — спросил меня Эрик, когда мы вошли в дом.

— Потому что он слуга, и мое слово для него закон, если он перестанет слушаться меня, я не смогу быть уверенным, что держу его под контролем, а это может плохо кончиться для нас двоих.

— Да, мне этого не понять! — вздохнул мой друг. — Ну, хотя бы переночевать его пусти, что же он там мокнет-то, пусть хоть до утра побудет.

— Идите все спать! — буркнул я, только мельком глянув на прислугу дома.

Я не спал, курил одну сигарету за другой, и думал, о том, почему этот недоумок потащился за мной, да и как искусно выследил, я ни разу не заметил слежки.

— Идиот! — ругнулся я вслух и затушил очередной окурок об пепельницу, да так, что перевернул ее, и она, звякнув, полетела на пол, прокатилась, разбрасывая пепел и окурки, к стене, ударилась, завертелась и окончательно упала.

— Можно к тебе? — Эрик приоткрыл дверь. Он снова топтался возле моей комнаты, но в этот раз виноват во всем я, так что же ему не спиться-то.

— Заходи, — я разрешил, хотя не особо хотел видеть его сейчас.

— Парень ушел. — Сказал он и присел на кровать. — Стоял еще часа два, а потом ушел.

— Хорошо, я выудил из пачки очередную сигарету.

Эрик покачал головой.

— Заканчивал бы ты курить, а, плохая привычка.

Я молча закурил, поэтому он поднял пепельницу и поставил на столик возле кровати.

— Спасибо, — я стряхнул пепел, чувствуя, что сейчас разрыдаюсь, но позволить себе этого не мог, только ни при Эрике.

— Почему он? — спросил меня друг и погладил по руке, я отстранился от проявления его заботы и жалости.

— А с чего ты решил, что это «он»? — я отвернулся к окну, заметив, что уже занялся рассвет.

— Он, он, уж поверь мне, я-то тебя хорошо знаю, почти как себя. Это тот кого ты искал все время, я сразу же это понял, как только увидел его. Но еще сомневался, а когда тебя сегодня увидел, то все сомнения сами собой развеялись. Со мной бы ты так никогда не поступил, и Виктора тоже бы так жестоко не воспитывал, ты стал другим, Эндрю, совершенно другим.

Я затянулся, присел и с прищуром глянул на Эрика. Я любил его, любил сильно всем сердцем, но душой и всем своим существом тянулся к Марку и ничего не мог поделать.

— Так вот, — продолжил Эрик, — я думаю, что если ты сейчас отпустишь его, понимаешь, твои мечты, твои грезы, они ведь исчезнут… Понимаешь, если ты нашел того, к кому стремился все это время, зачем так легко это теряешь, неужели твои амбиции…

— А ты? Я ведь люблю тебя? — я обнял друга.

— И я тебя люблю, но он то, что тебя по-настоящему греет, он твой свет, Андрей, сохрани его…

Я уже и без него знал это. Поднялся рывком, быстро собрался и прыгнул в машину. В глубине души я знал, что Марк улетит, выполнив мой приказ, но в квартиру никогда не вернется, скорее всего сорвется и загубит свою жизнь, теперь он точно будет искать, то, чего не получил ранее. И это ему с удовольствием предоставит Боб-демон.

В аэропорту было людно, и я прорывался сквозь чудовищные толпы людей, отыскивая информацию о нужном мне рейсе. Я знал, что Марк еще здесь, что он не улетел, чувствовал его присутствие. Мне ожгло спину, будто хлыстом полоснули, и я поднял голову. Он смотрел на меня со второго этажа, облокотился на перила и просто наблюдал за тем, как я ношусь по аэропорту, вот ведь гад. Я боялся, что Марк обиделся и никогда не захочет вернуться, станет ломаться, вытягивая из меня извинения, заставит чувствовать вину за то, что я поступил с ним, как с последней дворнягой, прогнав со двора. Я, и хотел, и боялся нашей встречи. Не мог объяснить чего больше, — объяснений с ним, того, что придется умолять вернуться, или того, что он проигнорирует все это и улетит от меня.

Марк смотрел свысока, отсутствующим взглядом, затем развернулся и ушел. Мое сердце ухнуло к полу: «Марк!» — мысленно крикнул я и бросился к эскалатору, расталкивая людей локтями, и все время смотрел наверх, в надежде проследить, куда отправился Марк. Я увидел, как он бросился обратно к перилам и взглянул туда, где я только что стоял, поискал глазами и заметил меня, он понесся мне на встречу, а я уже взлетел наверх. Я оказался в его объятиях (и плевать, на то, что кругом полно народу) . Он целовал меня в щеки, в глаза, в волосы, и мне было все равно, что мы загораживаем выход с эскалатора, мешая людям проходить. Нас толкали, на нас ругались, но в это мгновение весь мир исчез, и остались только мы вдвоем.

— Я испугался, что ты уйдешь! — прошептал я, — ты так посмотрел на меня, что мое сердце остановилось. Прости меня, Марк.

— Хозяин, я не надеялся тебя увидеть, поэтому не узнал сначала, а потом дошло, ты вернулся за мной, ты… — он задохнулся от переполнявших его чувств. — Я в твоей власти, я все для тебя сделаю, все, что хочешь… Я люблю тебя!

Мы вышил из аэропорта, и я увидел, что мир окрасился разноцветными лучами, взошедшего на небо солнца. Теплое, умытое ночным дождем, утро, обещало подарить удивительный, сказочный и незабываемый день, в новом, счастливом мире, который суждено создать нам двоим.

Послесловие

Я сижу на кровати и печатаю свои воспоминания. Марк спит. Я склоняюсь над монитором ноутбука и вычитываю фразу. Теплые руки нежно обнимают меня.

— Что ты делаешь? — поцелуй в ухо заставляет вздрогнуть.

— Да вот, решил записать кое-что. — Рукой достаю его, глажу по волосам, затем подтягиваю его к себе, целую в губы. — Я тебя разбудил?

— Нет, я давно наблюдаю за тобой, ты так увлечен. Разрешишь посидеть рядом?

Я киваю и пытаюсь закончить фразу. Марк пристраивается сзади, обнимает меня руками, прижимается грудью к спине, кладет подбородок на мое плечо. Я уже привык, что он так может сидеть со мной часами, когда я работаю. Раньше я прогонял его, теперь же люблю такие моменты.

— А что это? Не могу разобрать ни слова. — Марк целует меня в шею.

— Это русский, ты его не знаешь.

— Ты специально пишешь на русском, чтобы я ничего не понял, зачем?

— Просто это мой родной язык, понимаешь. Когда-нибудь я расскажу тебе о себе, если тебе будет интересно.

— Конечно, мне все интересно. Он нежно сжимает руки и прижимает меня к себе, зарывается лицом в мои волосы, и мне приятно щекотно.

Скажи, как будет по-русски: «Я тебя люблю».

Я называю, и он пытается повторить за мной, получается комично и я смеюсь. Щелкаю его по носу.

— Я хочу знать твой язык. — Говорит он.

— Зачем? — этого еще не хватало, чтобы он мог подслушать мои разговоры с Бобом и другими моими русскими друзьями.

— Я хочу быть похожим на тебя, хочу говорить с тобой на твоем родном языке, чтобы мы были единым организмом, чтобы…

— Мы итак единый организм, ты мне нужен такой, какой ты есть.

Откладываю ноутбук, сегодня не получится ничего больше написать. Поворачиваюсь к Марку.

— Хороший мой мальчик!

— Я лублу тебья! — произносит он, и я улыбаюсь.

— Иди сюда!

— Слушаюсь, хозяин!

» «Конец первой части» »

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы