Русская любовь (записки отечественной проститутки) Часть 1

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Зовут меня Марина. Я — проститутка. Не какая-то там импортная, хотя и хожу в импорте и питаюсь сейчас преимущественно за счет гуманитарной помощи, которую втридорога покупаю у спекулянтов в коммерческих лавочках, а наша отечественная, российская. Потому фамилию свою называть не буду. У нас в стране, направляющейся семимильными шагами в демократию, эта первая древнейшая профессия все еще, увы, не имеет официального статуса. Мы, ее представительницы, находимся по существу на нелегальном положении, под дамокловым мечом правоохранительных органов. Мы для них интересны не как покусившиеся на нравственность, а потому, что на нас они имеют возможность поживиться, занимаясь вымогательством и закрывая себе глаза нашими купюрами и зелененькими, которыми мы от них откупаемся.

Лично я в отличие от других проституток, занимающихся исключительно этим ремеслом, в подполье не живу и от властей не таюсь. Занимаясь индивидуальной трудовой деятельностью, я с правоохранительными органами, слава Богу, никогда не имела дела и надеюсь, что впредь не буду иметь такого счастья, о котором слышала от знакомых «товарок» , угодивших им в лапы. Мало удовольствия иметь в лице этих блюстителей нравственности бесплатных клиентов помимо того, что они еще вымогают взятки за молчание.

Меня в тунеядстве никто обвинить не может. «Прижать» в фигуральном смысле, а именно поборами, на том основании, что я, дескать, нигде не работаю и якобы живу на какие-то таинственные доходы. Наоборот, я-то как раз работаю, имею диплом инженера. До последнего времени служила в одном из солидных НИИ и проституцией занималась по совместительству, чтобы ни в чем себе не отказывать. К тому же мы рождены не столько для вдохновенья, сколько для наслажденья. И стаж такого совместительства у меня уже почти 15 лет. Не могла же я питаться нормально и одеваться подобающим образом при моем положении и эффектной внешности на ту, по существу, нищенскую зарплату, которой меня осчастливливали в родном НИИ. Теперь же, в соответствии с новыми веяниями, я с этим НИИ без сожаления рассталась и по протекции одного из клиентов поступила в качестве референта в одно из СП. Оно привлекло меня тем, что имеет выход за границу и мне обещали в перспективе зарубежные командировки.

Хотя теперь у меня совершенно иной имидж и официальный заработок соответственно ему уже другой, от проституции отказываться я пока не собираюсь. Не потому, что втянулась, а потому, что нахожу в ней свою эмоциональную прелесть, доставляющую мне определенное удовлетворение и радость, как всякая работа, которая по душе. Говоря словами поэта, жить не хочу «наперекор страстям».

Таким образом, мой доход от частной инициативы — мое сугубо личное дело и докладывать о нем налоговой инспекции в декларации я не собираюсь. На мне она не поживится. Я на нее плевала с высокой колокольни, а была бы мужчиной — положила с прибором. Если же хотят все-таки получать с нас и за наш счет пополнять российский бюджет, опустошенный номенклатурным жульем, то пусть изволят узаконить нашу профессию. Этим, кстати, освободят нас от рэкетиров, сутенеров, которые паразитируют на проститутках. Мы охотнее станем платить налог родному государству, чем им.

Теми впечатлениями, которые за все годы у меня накопились, «томима памятью» , как выразился кто-то из поэтов, хочу теперь поделиться. Как говорится, облегчить душу, доверив хотя бы бумаге мысли, к которым пришла в результате определенного опыта и наблюдений. «Перебрать, — как пишет Б. Пастернак, — годы поименно». Тем более, что, как говорится, «года к суровой прозе клонят».

Принято считать, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, потому что в одно ухо влетает, а в другое у большинства вылетает. Совсем другое дело чтение. Оно хочешь не хочешь, а пробуждает мысль, и от нее хоть что-то в голове, но оседает.
Правда, книгу — «источник знаний» последнее время приходится видеть в руках молодых людей все реже и реже.

Они все больше довольствуются визуальной информацией с видиков или экрана телевизора. Она, к сожалению, стала главным источником духовной пищи для юнцов, спорхнувших в поисках свободы со школьной скамьи и недоучившихся. Такую зрительную информацию они тотчас забывают, а если и воспринимают, то преимущественно с внешней стороны и при случае просто бездумно копируют. Печатное же слово дает возможность обстоятельно объяснить что к чему, а это побуждает к раздумьям.

Я адресуюсь к грамотным и любознательным, которые читают и умеют извлекать для себя пользу из прочитанного.

Не могу же я вот так прямо прийти в редакцию, сказать, кто я, и положить на стол рукопись. В условиях нашего общества, погрязшего в лицемерии и ханжестве, это значит потерять работу, схлопотать кучу неприятностей и быть облитой презрением. Поэтому я решила избрать другой путь в люди. Я оставляю ее в такси, чтобы она попала в чужие руки. Хочется верить, что это будут руки умного человека и он постарается придать ее гласности, которая нынче в такой моде. Это свое обращение к возможному будущему читателю хочу закончить стихами Б. Пастернака:

Здесь будет все: пережитое,

И то, чем я еще живу,

Мои стремленья и устои,

И виденное наяву.

Так начиналась рукопись, которую я, взяв недавно такси, и в самом деле обнаружил случайно на заднем сиденье. О своей находке я тогда ничего не сказал таксисту. Решил, что найду владелицу сам и верну ей забытую папку с бумагами. Однако никаких координат в рукописи не оказалось, да и само предисловие к ней, которое прочитал, придя домой, говорило о том, что рукопись «потеряна» намеренно. Более того — принадлежит человеку несомненно интеллигентному, начитанному, хорошо знакомому с произведениями классиков и русской поэзией, который к тому же и сам обладает литературным дарованием. Отдает себе в этом полный отчет, цитируя лермонтовские строки:

Боюсь не смерти я. О, нет!

Боюсь исчезнуть совершенно.

Хочу, чтоб труд мой вдохновенный

Когда-нибудь увидел свет.

Хочу — и снова затрудненье!

Зачем? Что пользы будет мне?

Думаю, что при всей пикантности и знойном колорите, записки Марины представляют определенный общественный интерес, если учесть нынешнюю ситуацию и хорошую осведомленность автора, его острую наблюдательность, объективность и разумность взглядов, а также несомненное литературное дарование.

Есть в западной литературе любопытное произведение под названием «Рукопись, найденная в Сарагосе». Такая форма, придуманная польским писателем Яном Потоцким, была оригинальным литературным приемом. В данном же случае рукопись, принадлежащая некой Марине, найденная мною случайно в такси — реальность, как и все то, о чем в ней красочно повествуется. Впрочем, судить читателю.

О. Ильин

Эдик дает совет

В одной из газет мне попалась реклама, где было сказано:

«Бизнес — то искусство». Но можно мысль выразить и по-другому: «Искусство — это бизнес». Эта формула приложима и к сексу: «Секс — это бизнес». Хотя в нем участвуют преимущественно двое (групповой я в данном случае отбрасываю) , тем не менее вовлечены в него организационно многие. Если судить по объявлениям, которыми ныне пестрят газеты. На предлагаемых телефонах по интимным услугам сидят диспетчера, принимающие заказы на проституток, а доставляет «девочку» по адресу охранник, который вперед получает обусловленную сумму. Словом, настоящая индустрия и конторы со штатным расписанием.
Не то, что мы, кустари-одиночки, начинавшие лет пятнадцать-двадцать тому назад и надеявшиеся только на самих себя…

Говорят: искусство любви. Так даже книга, по-моему, называется, но описываются в ней не человеческие отношения, как, скажем, в романах Тургенева, Толстого, Гончарова или у Пушкина в «Евгении Онегине» , или у Есенина в «Анне Снегиной» , а разные приемы, позы и положения тел. Но это — не искусство любви, а искусство секса.

Погоня же за сексом исключает любовь. Это я поняла лишь тогда, когда окончила институт, получила диплом и начала работать в НИИ, хотя тяготела к наукам гуманитарным. Все, что составляло мою личную жизнь до того, было чистой физиологией, правда, без дефлорации, лишения девственности, и когда-нибудь должна была прийти настоящая любовь со всеми вытекающими из нее истинными последствия¬ми. И она, как говорится, нагрянула. Я по уши влюбилась в сотрудника нашего института.

Первая любовь, от которой я долгое время была по-своему и по счастливой случайности застрахована «старшим товарищем» , настигла меня нежданно-негаданно. Мне приглянулся молодой человек, коллега из соседнего отдела. Назову его Эдиком. Обратить на себя его внимание при моих внешних данных не составляло особого труда. Каких-либо ухищрений не потребовалось. Он, что называется, сразу сделал стойку. Словом, довольно скоро по нынешним временам, когда всем некогда, между нами возник бурный роман, который, как я рассчитывала, перейдет в брак.

Возлюбленный, обладавший большой физической силой, выносливостью и неукротимым темпераментом, задал темп, неведомый мне доселе. Так уж получилось, что до него я имела близость преимущественно с мужчинами в возрасте, а это накладывает отпечаток на характер интимных отношений. Вступив же в связь с Эдиком, поняла, что широко распространенное выражение «затрахать до смерти» на самом деле не имеет ничего общего с реальностью и употребляется просто так, для красного словца. «Затрахать до смерти» молодую женщину невозможно. Потому что, если это происходит при взаимном согласии, то чем больше, дольше и чаще — тем лучше. В этом я убедилась на собственном опыте, оказавшись в руках неуемного и неукротимого партнера, который был всего на три года старше меня.

Эдик преподал мне школу совсем иного секса, основанного на неуемной силе и безудержной фантазии. И того и другого ему было не занимать. Он меньше всего был похож на «облако в штанах». Используя метафору талантливейшего поэта рево¬люции, смысл которой не все понимают, а тем более школьники, могу сказать, что мой неожиданный партнер сумел извлечь из меня поистине сказочный благовест… Для меня это было не только ново, но и имело свою прелесть, позволяло тоже, что называется, выкладываться до конца, и тоже творчески, благодаря его стараниям.

Что Эдик проделывал со мной, выкручивая по-всякому и ломая мое тело, тоже тянувшееся к нему и жаждавшее его, передать словами невозможно. Это надо пережить, испытать и почувствовать. То, что в первый момент казалось неосуществимо и невыполнимо, оказывалось не только возможно, но и позволяло испытывать чудесные ощущения, гамма которых представлялась бесконечной.

Он мог, не вынимая из меня член, кончать по несколько раз. Я же за это время, которое мне казалось тянущимся бесконечно, вообще теряла счет собственным оргазмам.

Пульсация горячего члена приводила меня в неистовство. Единственное неудобство заключалось в том, что такой перманентный акт происходил в одной позиции. Обычно он лежал на мне между широко раскинутых ног. Я махала ногами, как крыльями, и они едва поспевали за сердцем, уносясь на них в наслаждении к небесам. Так мне, во всяком случае, казалось в те мгновения, ставшие для меня незабываемыми.

Когда передышка кончалась и он начинал снова, я вскидывала ноги или забрасывала ему на плечи, и тогда он проникал особенно глубоко.
Иногда он делал все это, располагаясь сзади, и мы лежали на боку Моя задача заключалась в том, чтобы как можно дольше удерживать член во влагалище, и я успешно с ней справлялась, легкими пожатиями поддерживая эрекцию.

Стоять столько времени на четырех точках, если бы Эдик брал меня в такой позе, я не смогла бы, да это, по-моему, и не совсем эстетично и выглядит как-то странно, особенно со стороны. Я, конечно, могла бы лечь на живот, а он расположиться на мне, но в этом случае член наверняка выскочил бы из меня, потому что я-ярко выраженный королёк. Влагалище у меня расположено ближе к лобку, чем к заднему проходу. Те женщины, которых называют сиповками, сами предпочитают, чтобы их трахали сзади. Такая поза дает им возможность получать больше наслаждения, а партнеру удобнее, потому что позволяет проникать на максимальную глубину.

Потом Эдик перешел на другую систему. Стал брать меня в разных позах, посвящая каждой по три-четыре толчка. Словно играл со мной в городки. Я ставила фигуры, а он их сшибал. В этом тоже была своя прелесть. Поверхность моей вагины получала таким образом обработку буквально до каждого миллиметра. При этом я открывала для себя все новые и новые точки. Сопоставляла их восприимчивость члена и реакцию на него. Такое практическое изучение топографии мне очень пригодилось впоследствии. Я узнала, в каких позах могу получать максимум наслаждения, испытывать особенную остроту. Эдику я, разумеется, не говорила о своих открытиях, чтобы он по-прежнему продолжал изучать и осваивать меня, проявляя максимум старательности и усилий. Сам он кончал только после такого джентльменского набора, довольный тем, что показал себя в лучшем виде и удовлетворил меня. То, что я бывала довольна, я не скрывала, поощряя его тем самым на дальнейшие трудовые подвиги. Мысленно выставила его на своей доске «Почета»…

Моему самолюбию льстило, что Эдик — сын высокопоставленного партийного работника. Я была тогда еще недостаточно искушена в социальном смысле и относилась к этой категории с известным пиететом, считая людей того круга какими-то особенными, заслуживающими почтительного отношения. Отсвет отцовского ореола как бы озарял в моих глазах и Эдика.

Я, разумеется, старалась во всем соответствовать ему, играть с ним в унисон, вынашивая мечту о замужестве, поскольку между нами возникла в сексе, как мне казалось, полная гармония. Мы удивительно чувствовали друг друга в постели. Достигать желанной синхронности для нас не составляло никакой сложности. Люди, знающие толк в сексе, понимают, как это ценно и надежно скрепляет отношения. Все, казалось бы, благоприятствовало нам, включая пресловутый быт, который часто у других «заедает». У иных до такой степени, что «любовная лодка разбивается о быт». На это, между прочим, сослался и Маяковский, пуская себе пулю в сердце. Я же думаю, что эта «причина» была лишь внешней, чтобы замаскировать главную, а именно — глубокое разочарование в том, что он воспевал в стихах. Ссылаясь на быт, Маяковский лишал правительство, к которому обращался в предсмертном письме, возможности чернить его и выместить злобу на людях, которые ему были дороги.

Обстоятельства, связанные отнюдь не с бытом, сложились так, что нам, вернее мне, пришлось расстаться с Эдиком. Я дала ему отставку решительно и бесповоротно, потому что однажды он сделал мне совсем не то предложение, которое я втайне ожидала, ориентируясь на его самоотверженные старания и мои стоны и всхлипы, сопутствовавшие им.

Первое время Эдик сосредотачивал все внимание на вагине, извлекая членом из влагалища все новые и новые для себя и меня ощущения. Лаская гениталии рукой, он не только запускал в меня традиционно два пальца-указательный и средний, но стал притрагиваться безымянным и до ануса, как это прежде делал учитель. Теперь эта ласка исходила от любимого мною мужчины и была мне особенно приятна.
Я воспринимала ее как его естественное желание доставить мне, тоже любимой, как можно больше наслаждения.

Я не скрывала, что мне это приятно, чтобы поощрить его на продолжение такого массажа, тайну которого мне открыл когда-то школьный учитель. Эдик же был убежден, что первооткрыватель он, и я его в этом не разубеждала, чтобы не разочаровать. Мужчинам вообще очень нравится выполнять в отношении женщины роль воспи¬тателя и наставника.

Внимание Эдика к анусу раз от раза усиливалось. Видя благосклонное отношение с моей стороны к этому способу, он стал уделять ему все больше и больше времени и, кроме того, уже не ограничивался поверхностной обработкой жома. Его палец проникал в меня все глубже и глубже. Все это как бы возвращало меня в юность и напоминало невинные занятия с учителем. А воспоминания о детстве всегда придают отраду.

В одну из таких сладких минут, когда я, расслабившись, лежала к Эдику спиной, поджав ноги, он сказал:

— Это все — детские игрушки. От члена ты получишь гораздо больше. Я хочу в анал.

В первый момент, откровенно говоря, я струхнула. Одно дело давно привычный мне палец, а другое — толстый и твердый член.

— Нет, нет, — воспротивилась я такому эксперименту. — Мне будет больно, я боюсь.

Эдик не настаивал. Он вынул палец и взял меня сзади как обычно. Через несколько дней он опять обратился ко мне с тем же предложением, предварительно поводив по анусу пальцем, смазанным кремом. Я опять не согласилась, хотя мне очень хо¬телось снова ощутить весь его палец в заднем проходе.

Почти целую неделю Эдик уговаривал меня, приводя разные «научные» доводы в пользу такого способа любви, который, как он сказал, сделает во всех моих представлениях о сексе настоящий революционный переворот. Только теперь, после того, как он заговорил о революции, о которой я вынесла из школы и института самое светлое и радостное представление, я согласилась. В конце концов, я ведь всегда хотела попробовать это после того, что мне показал учитель, но не признавалась в таком желании самой себе, а тем более кому-нибудь. И вот теперь такая возможность представлялась.

Мы поставили мне два раза теплую клизму после того, как я освободила желудок. По чистой воде, которая из меня вылилась, стало ясно, что прямая кишка хорошо промыта и готова к новому для нее использованию. Мой страх как-то сам собой улетучился и сменился нетерпением, а клитор, живо реагируя на вспыхнувшее у меня желание, набряк, как если бы предстояло обычное сношение.

В предвкушении предстоящего Эдик сделал мне чудесный минет. На сей раз он лизал меня от клитора до копчика. Мы лежали валетом, и я отвечала ему страстной взаимностью. В сексе я вообще никогда не остаюсь в долгу и возмещаю сполна. Наигравшись таким образом, Эдик поставил меня на четыре точки, обильно смазал член детским кремом и приставил головку к анусу. Как мне ни хотелось почувствовать его в себе, я все же непроизвольно напряглась, ожидая боли, которую однажды испытала, когда у меня был сильный запор и я изо всех сил тужилась и никак не могла прокакаться.

— Расслабься, дорогая, — напутствовал Эдик, — ничего страшного не произойдет. Так делают все и потом радуются своему открытию.

Он еще мог рассуждать, тогда как у меня дух захватило и сжалось сердце. Но я взяла себя в руки, решив, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца, как прочитала где-то у Эренбурга. Вся отдалась Эдику, как когда-то учителю, а потом директору НИИ.

Руки Эдика обхватили мои бедра и удерживали туловище, в то время как член постепенно входил в анал, властно расширяя отверстие. Как только проскользнула головка, все остальное осталось позади. Ощущение оказалось не таким уж болезненным, как я ожидала, и чем-то даже напоминало то, что до сих пор чувствовала, когда принимаю в себя член влагалищем.
Тем более, что задняя стенка отчетливо ощущала каждое его движение.

Эдик между тем не спешил. Давал мне привыкнуть к новому ощущению. Вталкивал член постепенно, осторожными короткими толчками, да он и сам, после того, как вошла головка, входил довольно легко, хорошо смазанный кремом. Он воткнул его, наверное, еще только наполовину, а мне уже самой страстно захотелось завладеть им целиком, и я, сильно подавшись назад, сразу одним махом наделась на весь член.

— Ну вот, а ты чего-то боялась, -поощрил меня жених, прижимаясь всем телом и усиливая давление. Он спокойно держал член во мне, давая освоиться в непривычной ситуации, как раньше приучал к пальцу. Его руки, лежавшие на моих бедрах, одобрительно поглаживали их. Так обычно делает наездник, когда хочет поблагодарить свою лошадь за удачный аллюр, и похлопывает ее по шее.

Затем Эдик принялся делать членом возвратно-поступательные движения и раскачивать им из стороны в сторону. У меня было такое чувство, будто он старательно перемешивает все мои внутренности, но это тоже было приятно и неожиданно.

Так, задействовав еще и анал, мы открыли для себя новую страницу в нашем сексе. Я буквально боготворила его за то, что он мне дал, и его слова о том, что бог троицу любит, воспринимала, как комплимент, которым он изящно давал понять, что я устраиваю его в моих трех «качествах». Теперь он свободно пользовался во мне всем, что ему хотелось, да и я сама тоже не оставалась в накладе, получая от новизны и разнообразия всю полноту наслаждения, переживая бурные оргазмы. И не удивительно, ведь все исходило от любимого мужчины.

Однако праздник мой продолжался недолго. Постепенно Эдик стал явно отдавать предпочтение аналу и откровенно пренебрегать влагалищем. Однажды я даже сказала ему:

— Ты забываешь, что я все-таки женщина.

Он не придал значения моим словам и продолжал по-прежнему гнуть свою линию и кончать только в анал, хотя я перестала предварительно ставить себе клизму, чтобы таким образом отвратить его. Во мне нарастало негодование по поводу происходящего, а влагалище безумно ревновало член к аналу. Я начала понимать, что моя ставка на замужество — блеф. Не потому, что между супругами не бывает таких отношений в сексе, а потому, что они являются в них лишь дополнением к главному. С Эдиком теперь было наоборот, и это был показательный симптом. Я в нем ошиблась. Я нужна была ему только для одного.

[/responsivevoice]

Category: Традиционно