Похитители вишни в Набережных Челнах

Так повелось: летом детей обычно увозят из города. На дачу. Или в деревню. Как в рекламе — «хорошо иметь домик в деревне». Особенно, если там живет бабушка. Такой домик в дачном кооперативе был у сестры моего папы. И бабушка проводила в этом домике и лето, и весну, и осень — выращивала огурцы, помидоры, солила, закрывала компоты из слив, варила варенье из малины. Тем летом мне исполнилось 13 лет. Родители решили поехать отдыхать на курорт, взяли путевку на двоих, а меня решили отправить к бабушке на дачу. Мы приехали под вечер. Домик был небольшой, всего одна комната и кухня. А народу собралось довольно много: бабушка, мои мама с папой, моя тетя (папина сестра), ее дочь — десятилетняя Оля, — и ваш покорный слуга. В комнате стояли две кровати и софа, их заняли мама, папа и тетя Таня. А я, бабушка и Оля легли спать на полу, на матрасе под одним одеялом. Сначала бабушка легла посередине, но потом Оля сказала, что одеяло с нее сползает и ей дует, и переползла на бабушкино место. Я еще не рассказал про Олю. Я ее не видел года три. Мы живем в другом городе и редко бываем в гостях друг у друга. Сначала я ее не узнал, мне показалось, что это чужая девушка, мне ровесница. Да, внешне, она выглядела старше своих лет, чего нельзя было сказать о поведении — вела она себя как ребенок. Этакая шустрая егоза, непоседа и озорница. — Мне дует, я лягу в середку, — заявила она и перелезла через бабушку. Но спокойно лежать она не могла — стала извиваться и пихаться, отвоевывая себе жизненное пространство, пока бабушка не прицыкнула на нее. — Хватит вертеться! Спи, давай! Оля еще немного повертелась, повзбивала подушку, и. наконец, повернулась ко мне спиной и засопела. В комнате было темно. Доносилось размеренное сонное посапывание взрослых и всхрапывание бабушки. Мне не спалось. Я уже год как занимался онанизмом и делал это каждую ночь перед сном. Член мой по привычке торчал в ожидании, а я не мог заняться любимым делом, опасаясь, что кто-то заметит. Мне казалось, что Оля не спит, а притворяется. Но близость Оли возбуждала меня еще сильнее. Ее фигурка почти созревшей девушки, разве что с маленькой грудью, рисовалась в моем воображении совсем раздетой

. Сегодня нас с папой перед сном выгнали во двор, пока женская часть облачалась ко сну в пижамы. Но я мечтал, что мне еще представится возможность подсмотреть за Олей и увидеть ее голышом. Оля спала в пижаме, но и через нее я чувствовал тепло юного тела и ощущал его запах. Я еще не знал, как у девчонок пахнет «сок любви», но мне казалось, что мое обоняние уже улавливает его. Я повернулся на бок лицом к Оле и почти уткнулся в ее макушку. Какой-то волосок щекотал мне нос, а я боялся чихнуть. Девочка зашевелилась во сне, сворачиваясь буквой «зю», поджала ноги и сильнее выпятила попку. И уперлась ею в мой член, прижав его к моему животу. Я лежал не шевелясь. Надо сказать, в то время я еще не дрочил руками. Я был настолько легко возбудим, что для оргазма мне было достаточно прижать член животом к простыне и чуть-чуть поерзать туда-сюда. А тут — Олина попа. Упругая, кругленькая. Я знал, что есть такой способ полового сношения — «раком». Я приобнял спящую Олю за талию и представил, что мой член входит в ее вагину… Я самую малость потерся членом сквозь свои трусы и ее пижаму о девичье тело, и почувствовал позыв к семяизвержению. Я не мог сдерживаться, семя хлынуло из письки прямо в трусы. Я тут же повернулся на спину, чтоб не замочить Оле пижаму, и продолжал извергать. А когда кончил, почти моментально уснул… Утром после завтрака тетя Таня и мои предки уехали. Бабушка послала нас с Олей собирать клубнику. Мы рвали спелые ягоды, складывая одну в рот, другую в тазик. Девочка нагибалась к грядке, платье ее приподнималось почти до самой попки, открывая стройные, но все еще по-девчоночьи нескладные ножки. Я украдкой погладывал на них, вспоминал ночной оргазм и испытывал некоторое возбуждение. Оля выпрямилась, посмотрела на меня, порываясь что-то спросить, но не решалась. Наконец, не выдержала: — А ты ночью описался? — С чего ты взяла? — У тебя трусы были мокрые. Когда успела заметить? Ведь утром, когда я вставал, они уже были сухими. — Тебе показалось, — щеки у меня запылали. — Да ладно, подумаешь. Я тоже писалась, когда маленькая была. Можно подумать, сейчас очень большая. — Это другое. — А что другое? — начала допытываться Оля. И как ей объяснить? Небось, еще и не знает, что у мужчин из письки вытекает не только моча. Слава богу, бабушка позвала обедать и прервала наш разговор. Бабушка решила устроить нам «банный день». Она нагрела воды и притащила в комнату корыто. Первой мылась Оля. Бабушка ей ассистировала, считая ее еще не способной мыться самостоятельно. Я обошел вокруг дома, пытаясь заглянуть в окно, но занавеска была задернута наглухо. Я вернулся на кухню ждать своей очереди. — Сережа, принеси кувшин, там, на столе! — раздался из комнаты бабушкин голос. Я взял кувшин и вошел в комнату. Оля сидела в корыте с намыленной головой. Кулаками она закрывала глаза от пены. — Щиплет! — захныкала девочка и поднялась во весь рост. У меня перехватило дыхание. О-па! Голая девчонка! Совсем голая, прямо передо мной! На груди маленькие выпуклости, словно наливающиеся под кожей яблочки, и смешно торчащие вперед соски. Под животом — нежный и гладкий бугорок лобка, разделенный разрезом половой щели. Пока без волос. Две сомкнутые губки, а на них — капельки воды. И на животе капельки, А на бедрах мыльная пена. — А ну сядь, бесстыдница! — прикрикнула бабушка. — Сережа тут! — Щиплет! — продолжала хныкать Оля. Она потерла глаза кулаками и притопнула ножками, разбрызгав воду из корыта. При этом половые губки чуть задрожали как желе. — Щас смою! Давай кувшин! — обратилась ко мне бабушка. — И уходи, неча глазеть! Я вышел, но увиденная картина все стояла перед глазами. Стоял и член, он вскочил еще там, в комнате. Я побежал в малинник, вытащил письку и первый раз в жизни вздрочнул кулаком. Сперма тут же вырвалась на свободу, орошая листья малины и стекая на землю. Как-то вечерком мы с Олей играли в саду. На соседском участке возле забора росла высокая вишня, а одна ветка свесилась через забор на нашу территорию. На бабушкином участке вишневых деревьев не было, а Оля очень любила спелую вишню. — Давай нарвем! — предложила она мне. — А как? Высоко очень, лестницу надо. — Не надо. Я тебе на плечи встану. Я легкая. Выдержишь? — Конечно! Как я мог отказаться? Это ж показать себя слабаком! Я присел. Оля сначала села мне на плечи, а когда я выпрямился, ухватилась за ветку и поднялась во весь рост, стоя на моих плечах, а я держал ее за лодыжки. Я посмотрел вверх и чуть не упал вместе с ней. Оля подняла подол платья и складывала туда вишни. Но фишка состояла в том, что на ней не было трусиков! В те времена девочек часто в жаркую погоду отправляли гулять без трусиков. Дети вечно садятся на бревна или на траву, трусы пачкаются. А так меньше стирки, да и прохладнее, вентиляция. Оля то ли, заигравшись, забыла, что на ней нет трусов, то ли считала, что я, как джентльмен, не буду смотреть наверх. Но я смотрел и не мог оторваться. Она стояла на моих плечах, ноги чуть-чуть расставлены. Я видел всю промежность, разделенную надвое от лобка до попы. Две губки, плавно переходили в ягодицы. Все это было чуть раздвинуто, открывая малые губки и между ними маленькое темное пятнышко — устье влагалища. А за ним между половинками попы пятнышко ануса. Когда Оля тянулась чтобы сорвать очередную ягоду, всё это напрягалось, шевелилось, чуть двигалось. Такой вид не мог не привести меня в состояние крайнего возбуждения. — Все, я слезаю! Я осторожно присел на корточки, и девочка спрыгнула с моих плеч. Она нарвала полный подол ягод и все еще держала край платья приподнятым. При этом взору моему открывался лобок и девичья щелка меж плотно сжатых половых губ. Заметив, куда я смотрю. Оля стыдливо опустила подол, вишня рассыпалась в траву… Сначала мы отвели глаза друг от друга и от смущения не знали, что сказать. Оля первая вышла из ступора. — За миской схожу. Как только она ушла, я вытащил напряженную письку и, сжав двумя пальцами головку, в несколько быстрых движений выпустил на волю нахлынувшую волну возбуждения. — А вот и я, — раздался Олин голос, едва я успел застегнуть ширинку. Мы стали собирать в миску рассыпанные ягоды. — Ой, что это? — Оля показала пальцем на траву. На листе подорожника красовалась лужица моей спермы. — Не знаю. Слизь какая-то. Слизняк оставил. — Так много! — удивилась Оля. Мы играли в малиннике. — Писать хочу! — заявила вдруг Оля. — Ну иди. — Там бабушка в туалете. Мы видели, как бабушка только что прошла по тропинке к «веселому домику». — Ну давай прям тут. — А ты не смотри. — Хорошо, — я отвернулся. Но, услышав характерное журчание, взял и повернулся. Оля сидела на корточках, расставив ножки, подол платья подняла почти до подбородка. Трусиков не было. Половые губки были чуть раскрыты, между ними, словно третья губка, выгладывала крайняя плоть клитора. Из-под нее вырывалась журчащая струйка, падала на землю, превращаясь в ручеек. Девочка смотрела на эту струйку и не сразу заметила, что повернулся. А когда заметила, воскликнула: — Ой! И загородила всю красоту платьем, но не прекратила писать. — Я же сказала, не подглядывай! — Да ладно… Девочка встала. Подол платья она, все же, слегка подмочила. Она была красная от смущения, я — от возбуждения. По тропинке шла бабушка из туалета обратно в дом. Мы отвернулись к кустам, делая вид, что собираем малину. — Ты у меня уже три раза видел, — сказала Оля, когда бабушка вошла в дом. — А я у тебя еще ни разу. — А что, хочешь? — Хочу! Все-таки, снять трусы перед девчонкой было стыдно. Хоть я много раз мечтал, что она как-нибудь случайно застукает меня за онанизмом, но случайно — это одно, а специально — совсем другое. Я стоял в нерешительности, держался за шорты и все медлил их расстегнуть. — Ну что, слабо? — подзадорила девчонка. — А ты? — Так нечестно, ты у меня уже много раз видел! — Ну еще. Пожалуйста… — Ну ладно. Оля быстро приподняла подол и тут же его опустила. Мелькнула девичья пися. И

Category: Наблюдатели