Под лестницей Часть 1 происходило в Таганроге

Шепот:

— Ну че там, че там? Че они?

— Да посмотри сам, они ни хрена не видят.

Из-за угла коридора осторожно вылезает вторая физиономия. Глаза у нее мгновенно становятся размером с блюдца — точно как у первой, торчащей рядом. Рот расплывается до ушей:

— Во, блин. Ни фига себе они… Ваще.

— Ага. Везет же…

Под лестницей, ведущей на чердак, старшеклассник увлеченно… скажем так, «пялит»… нет, скорее, «дрючит»… в общем, вовсю сношает старшеклассницу. Стоя. Мотаются полы расстегнутой рубашки, взлетает и падает то, что еще недавно было прической.
Девка сопит на всю лестничную шахту, сквозь сопение пробиваются глухие взвизги. Парень не отстает, время от времени добавляя в палитру звуков сдавленные взрыкивания. Процесс идет уже минут десять, вот-вот количество вложенной энергии должно перейти в качество, как учат буквально в нескольких кабинетах отсюда. Туда бы этих двоих, как наглядное пособие, да техника безопасности не позволит.

Одна из наблюдающих из-за угла рож скрывается, потом снова вылезает и выставляет в сторону парочки руку с мобильником. Рука дрожит. Смотреть-то ладно, максимум по морде схлопочешь… а вот снимать — это уже да. Запалят — мобильник точно разобьют. Об морду, скорее всего.

Второй косится на мобилу, по лицу явно пробегают следы тех же мыслей. Впрочем, герои будущего порнофильма сейчас и вправду не здесь. Не сразу заметили бы, даже если б стояли лицами к камере. А они и не лицами, а на тех не-лицах, как известно, глаз — в естественных условиях — нет. Глаз на таком месте может появиться у оператора фильма, если будет слишком уж возбужденно гыгыкать и тянуть руку.

На съемочной площадке тем временем близится кульминация. Сиплый шепот:

— Катька? В тебя… можно… сегодня?

— А? . . А. . Да… Да! Да-да-да-да! . . Даааа! Аа! Ааа!!

Собранный из слухов и обрывков, хилый жизненный опыт оператора тем не менее подсказывает: еще десять-пятнадцать секунд, после чего съемку прекратить — и ходу отсюда! Пока герои не очухались и не полезли гонорар из кассы выбивать.

Рожи, не снимая широченных лыб, утягиваются за угол. Партизанское шарканье удаляется по коридору, заглушаемое коротким стонуще-хрипящим форте на площадке.

***

— Ну ты, Костик… Ну ты вообще… Ну… блин…

— Да ладно, Катюх. Че, не понравилось, скажи?

— Ну… Не… Вообще, клево. Классно ты. Но больше я тут не буду, короче. Стремно. И руки все в дерьме, об перила эти держаться. Вот, держи салфетки.

— О, круто. Спасибо.

Названный Костиком парень вытер багровое, будто раскалившееся от трения мужское достоинство, и неторопливо убрал его в штаны. После чего принялся любоваться приводящей себя в порядок Катькой. Благо, было чем любоваться. Даже с уже застегнутой рубашкой и спущенной с пояса юбкой.

Рыжая она была, Катька Баранова из одиннадцатого «бе». И характерно зеленоглазая при этом. И белокожая, как принцесса. А все остальное мужской контингент школы, от пятиклассников до физкультурника, описывал при встрече

неопределенным (но точно подходящим к ситуации) дифтонгом «ыэ». Если встреча была на безопасном расстоянии — добавляя вневременное «во, бля». Хороша, короче, была Катюша.

Костик за ней не волочился, потому как нутром чуял: волочиться придется в хвосте длинной очереди. Поэтому он просто зажал однажды вечером Баранку в школьном коридоре, когда та попалась навстречу. Он в этот день зависал после уроков в радиоточке с корешем, она пришла забрать у сестры купленную в обед курицу (сестра преподавала историю в старших классах и намеревалась сегодня задержаться дольше обычного, а курица тем временем текла) . Свет уже почти везде погашен, в школе никого, у Катьки он когда-то вообще первым был… чего бы и не прижать?

Если бы она начала визжать и отбиваться — да не вопрос, я пошутил, иди себе. Чай, не маньяк какой. Но Катька лупила кулаками в спину чуть слабее, чем ожидалось, и от громких воплей воздерживалась. Даже когда две пуговки на рубашке расстегнул — не орала. И когда рукой под юбку сунулся — только чуть громкость прибавила. От шепота до громкого шепота.
В общем, на месте изображенной на картах оборонительной линии оказалось чистое поле. Костик плюнул в сторону возможного засадного полка в кустах, и потащил девчонку в единственное более-менее укромное место — под лестницу на чердак. Где и был зафиксирован в разгар любовной страды съемочной группой в лице двух семиклассников, ползущих с генеральной уборки кабинета биологии. Скотина эта биологичка, вообще: пририсованное мамонту и лосю они бы стерли за пять минут, а тут пришлось весь кабинет пидорасить. Только что окна мыть не заставила. Зато вот теперь повезло конкретно.

Пацаны, удалившись на безопасное расстояние от черного хода, немедленно уселись на подоконник и, стукаясь лбами, принялись прокручивать и смаковать видео. Свет, конечно, не ахти, звук вообще никакой («Это она так рычала?!» — «Дурак, это ты в микрофон дышал!») … зато содержание — хоть сейчас на сайт восемнадцать плюс. Удачно как. И лица видны, можно с этого козла еще стрясти чего-нибудь…

— Че, хорошо записалось? Урроды!

Убрать мобилу, естественно, не успели. Теперь она торчала в двух метрах от пола из руки главного героя, продолжая бодро пропагандировать сладость запретного плода, и в озверелых героевых глазах отчетливо читалось: просто об пол неинтересно, а вооон о ту стенку — самое то. А потом займемся урродами…

Впрочем, животное породы «семиклассник» гораздо ближе к дикой природе, чем некоторые полагают. Вместо чтобы попытаться просочиться сквозь стену или хотя бы дернуть со всех ног по коридору — владелец мобилы взревел укушенным зубром и попытался в прыжке освободить родной аппарат. Почти даже долетел, самую малость не хватило. Выживет — десантником будет.

С одной стороны, мобилу это спасло: каратель сменил первоочередной приоритет с уничтожения улик на ликвидацию преступника. С другой стороны, спасти последнего уже было нечему, некому и, главное, некогда.

Допинав подвывающий клубок из ног и рук, Костик перенес внимание на второго персонажа, накрепко примерзшего к подоконнику.

— Слышь, ты! Этому передашь, когда прочухается: мобилу верну, когда запись скину. Если захочу. Понял?

Клубок издал неразборчивое: «уука… ййдуубля… здецте… ууук… «. Несколько новых пинков ясности монологу не добавили, только слегка подняли громкость.

— Короче, пиздюки, вы поняли! Кому вякнете — за яйца подвешу! А потом оторву нах! А щас валите отсюда в пизду!!!

Примерзший издал некую последовательность фонем, смысл которых неясным образом складывался в «ненадопонялиоченьоченьхорошопонялиненадоужеуходимужеушлиненадобля». Отмерз от подоконника, деревянными руками подобрал с пола останки павшего товарища и уволок их по коридору, оглядываясь и успокоительно бормоча.

Остывающий (и почти слышимо потрескивающий при остывании) Костик уселся на место примерзшего — надо же, теплое! — перевел запись на начало и запустил по новой. Минут пять коридор оглашался хмыканьем, гыканьем и репликами вроде «твою мать, руки кривые! че за ухо в кадре?!» Впрочем, судя по общей тональности, герой остался в целом доволен эпизодом. Натуральные эмоции — за них многое прощается.

Досмотрев, он снялся с подоконника и ушагал в темноту коридора, засовывая мобилу в карман джинсов.

— Здрасьте, Нелли Наумовна!

— Здравствуй, Хоев.

Обогнав учительницу, Костя отсчитал двадцать широких шагов и на мгновение крутнул головой. Никогда не мог удержаться, сколько ни зарекался. Вот и в этот раз: сетчатка за полсекунды впитала изящный силуэт, глазища и рыжую гриву до пояса, а широкий Костиков шаг внезапно стал причинять обладателю изрядные неудобства. Пришлось, шепотом матерясь, перестроиться к стенке и сделать вид, что внезапно и ужасно зачесалась нога в туфле.

— Что, Хоев, ноги чешутся? Носки давно не менял?

Нелли прошествовала мимо, издевательски улыбаясь. Все она понимала, сучка.

— Не вздумай на уроке разуваться, на улице зима, окна не открываем! — донеслось из удаляющейся гривы. Сзади захихикали. Костя обернулся, готовый рвать и метать, но в улыбках группки десятиклассниц так нескрываемо сквозило ожидающее «Ну-ну?», что оставалось только зашипеть сквозь зубы.

Не любила его Нелька, хоть тресни. С самого первого урока, еще в десятом, когда он попытался с ней поспорить о роли Троцкого в революции. Это с выпускницей истфака-то! Загнала в угол, распотрошила на глазах у ржущего класса, торжественно выклевала печень и оставила подыхать от позора под общее улюлюканье. В тот раз, правда, досталось всему классу: разъяренной Наумовне одной жертвы всегда было мало. Но запомнили, естественно, только Хоева. Одиннадцатые, вон, весь десятый класс его «Троцким» погоняли.


Костя Хоев на полном серьезе собирался на истфак универа. С восьмого класса собирался. Читал, учил, дурел, заработал в школе репутацию чрезвычайно начитанного гопника, но направления не менял… пока в исторический второй день десятого класса не влупился с разбегу в эту рыжую дуросволочь. Оказалось, что читает он не то и не так, выводов делать не умеет и никогда не научится, лоб у него чугунный, и именно из-за таких вот големов история никак не может стать нормальной наукой. В общем, последние полгода Костя всерьез подыскивал себе другую экологическую нишу. Если у них на истфаке водятся еще такие Наумовны — печенки на всех не напасешься.

При этом красивая же, тварь! Двадцать пять лет, в самом расцвете девка, и от природы наделена по-царски. Физкультурник, говорят, в учительскую не заходит, когда Нелли там — во избежание сплетен. Пацаны сначала Костика подкалывали — мол, Наумовна же в тебя втюрилась напрочь, давай подкатывайся, дело верное. Но несколько последующих встреч на уроках и в коридорах отбили у него всякую охоту даже приближаться к Нелли, не то что подкатываться.
Язык у девушки оказался подвешен за нужный конец, «опускала» она его с удовольствием, безжалостно и — что самое мерзкое — прилюдно. Теперь, когда приходилось пройти мимо —

Category: Романтика