По следам Аполлинера 23 Хозяйка имения Ульман

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]По следам Аполлинера. 23. Хозяйка имения Ульман.
Категории:
Традиционно
Измена
Романтика
Подростки
Наблюдатели
Пожилые

Дорогой госпожа Ульман занимает меня рассказами о том, что нового у неё в имении и у её дачников, а в ответ на мой вопрос, как поживают девочки, горестно призналась, что они совсем отбились от рук, капризничают, ничего не хотят слушать, допоздна просиживают в дальней веранде, а в дождливую погоду – у Ксении.

— Почему у неё?

— Потому наверное, что она самая дальняя, да и мама, Евгения Львовна, в отсутствии, некому прогнать…

— И отчего это они так?

— Думаю, что это своеобразная детская месть за то, что мы, взрослые, лишили их такой прелестной игрушки, как ты…

— Действительно, зачем лишили?

— Дело сделано, а как его исправлять, я не знаю… Вот Женя и предложила тайком от твоих родителей привезти и показать им тебя: вот, мол, смотрите – жив и невредим, а если будите паиньками, то приложим усилия, чтобы получить согласие на твоё возвращение…

— Значит, вы лично не против, чтобы я вернулся к вам?..

— Я против? Не я решала вопрос о твоей ссылке.

— Как бы я был рад возобновить наши с вами романтические отношения!..

— Постарайся сегодня вести себя так, чтобы и девочки остались довольны, и твои родители ни о чём не заподозрили… Как свернём с шоссе, я тебя высажу и поеду одна. Ксене или Оле, кто осмелится из них спросить о тебе, скажу, что, как мне известно, ты где-то тут обитаешь, пусть ищут тебя в местах, им известных. Но задолго до полночи они должны явиться пред наши очи словно ангелочки и пойти спать…

— А я потом прокрадусь к вам и доложу, что и как…

— Я бы предпочла обойтись без твоего визита, но сейчас я не знаю, где тебе можно будет переночевать, ведь твоя комната занята. Женя, когда излагала мне свой план, говорила, что приютит тебя у себя, разрешив своей Ксени пойти к моей Оле… Но где теперь эта Женя?.. Хорошо ещё, если приедет за тобой завтра… А вот мне куда тебя девать на ночь, ума не приложу…

— До полуночи ещё много времени… Может, какое-нибудь решение найдёте?

— Постараюсь… Но как тебе об этом сообщить?

— Вот, видите, появилась ещё одна причина для нашей встречей под луною…

— Я бы предпочла, чтобы в это время никакой луны не было.

— Будем надеется. В любом случае я проберусь к вашему окну так, чтобы остаться незамеченным.

Вместо ответа она только покачивает головой и произносит:

— Боже ты мой, и каким только испытаниям ты не подвергаешь нас, грешных?

Едва мы съезжаем с шоссе на просёлочную дорогу, госпожа Ульман предлагает мне спешиться и дальше идти своим ходом. Я прошу благословить меня поцелуем, получаю это благословление и далее иду своим ходом. Около дома лесника вижу воз с сеном, на нём стоит лесник и вилами подаёт последнюю охапку сена своей снохе, находящейся на чердаке сарая, и, ударив кнутом по лошади, устремляется в лес… А я окликаю лесничиху:

— Варя!

— Вот те на!.. Вы що, разминулись с хозяйкой? Она только що проехала. И вопче, чегой-то вас давненько не видать было…

— Так вот получилось, иду, а не знаю, как меня встретят, накормят ли и дадут ли ночлег, — нарочито печальным голосом жалуюсь я.

— Молочка парного не хошь? – предлагает она и спускается по приставной лестнице на землю. – Погодь только малость, подою…

Мы идём с ней в коровник, и пока она там нацеживает молоко, я в беседе с нею интересуюсь, можно ли мне будет переночевать у них на сеновале, если меня постигнет неудача с поиском ночлега в имении.

— Вот же чертовки! – сочувствует она мне. – Столько баб и девиц и не могут приютить такого мальчонку! Чем же ты им не угодил?

— Да, много их, где сил взять!

— Не поделили, знать, кобылки бычка! Ну да нам он завсегда гость желанный. Я, пожалуй, даже сегодни не в доме спать буду, а на сеновале… Може, тутоньки же взглянем, како там буде?.. Чаво медлить-то…

— А младенец твой?

— Спит, покормлен токмо…

— А если свекор вернётся?

— Пущай! Ты ж сверху будешь, отсель не видать…

— Спасибо, Варь! Я с утра в дороге, страшно устал и с удовольствием воспользовался бы твоим приглашением, но затем только чтобы вздремнуть малость. Да у меня ещё много дел, встреч тайком и вообще всякой беготни, причём надо скрываться от мамули и тётушки, так что, если я вдруг и приду сюда, то разве под утро…

— Приходи всё одно!..

Уже простившись с нею, на подходе к въездной арке, мне подумалось, что можно было попросить лесничиху сбегать в имение, чтобы продублировать девицам сообщение о моём прибытии и пригласить их прямо к ней, устроить именно там свидание с ними… Но возвращаться с такой просьбой я поленился, а спускаюсь по проложенной деревенскими тропинке к речке и, миновав пустую купальню, направляюсь вверх по течению к тому месту, где много раз уже приходилось бывать. Устроившись под знакомой ветлой, снимаю с себя сюртук, кладу его себе под голову и закрываю глаза. А когда открываю, вижу, что солнце уже клонится к закату, и слышу девичьи голоса наверху:

— Кажется, по этой тропинке я один раз спускалась с ним к речке…

Ну да, это Оля.

— Ну так спустись и посмотри!

— Чего я одна? Пойдемте вместе!…

— Только вместе! – кричу я им, вставая на ноги.

С радостным визгом тройка скатывается вниз и кидается обнимать и целовать меня. С четверть часа мы, перебивая друг друга, обменивались новостями, из коих главной был чуть ли не полный бойкот, объявленный ими взрослым, дополненный полным непослушанием: им говорят одно, а они делают всё наперекор.

— Даже купаться не ходим!

— Кстати, а может нам сбегать искупаться? – приходит мне в голову мысль. — Я тут пробирался мимо купальни, там никого не было.

— Но у нас нет с собой купальников?

— А зачем вам они? Полезем в воду так, голышом!

— Голышом? Ты что?.. Как-то неприлично… Да ещё в твоём присутствии… А ты подсматривать за нами не станешь?

— Да вы что, барышни! Не только подсматривать, а разглядывать, щупать, тискать!.. У нас что, это в первый раз, разве?

— Ну, это было уже давно, и мы поотвыкли здорово…

— Так я всё равно собирался заняться этим с вами тут и сейчас… А вы, неужто не думали об этом?.. Сознавайтесь!..

— Не знаю, как Оля с Верой, — признаётся Ксеня, — а я ночами только и думала о тебе, представляла себе, как мы с тобою возвращаемся домой после свадьбы и удаляемся в свою спальню, целуемся и…

Она виснет у меня на шее, целует и задаёт явно провокационный вопрос:

— И что бы тогда со мной делал? С чего бы начал?

— С чего бы? Залез, наверно, одной рукой под кофточку и обнажил твои грудки, чтобы приложить к ним свои губы… Вот так!.. А другой рукой стал проверять, что может помешать моим дальнейшим действиям под подолом твоей юбки… В обычных условиях это панталончики, но сегодня я их на твоей попке, к величайшему своему удовольствию, не обнаруживаю!..

— И на моей не обнаружишь! – радостно сообщает Вера, заголяя свои бёдра.

— А ты чего молчишь? – обращаюсь я к Оле, принимаясь исследовать промежность у Ксени. – Забыла дома от них избавиться?

— Нет, — отвечает за неё Ксеня. – Она, как и мы все эти дни ходила без… А сейчас почему-то решила облачиться в них, даже меня уговаривала. «На всякий случай», — говорит… Давай, Вера, стащим их с неё!

— Давай!

Обе кидаются на неё, начинается свалка, сопровождаемая визгом и криками. Я останавливаю их:

— Поберегите, барышни свой пыл!… Он нам ещё, может, понадобиться после того, как мы окунёмся в речку… Вы забыли о моём предложении?.. Пойдёмте, пока ещё не стемнело… Или вы всё ещё чего-то боитесь?.. Ради чего тогда я приехал к вам?

— Никто из нас не боится! – заявляет Ксеня. – Пойдём!

— Только не будем подниматься на верх!.. А то, не дай Бог, нас там на дорожке кто-нибудь узрит! Пойдём низом… Придётся пробираться сквозь кусты… Но ничего, зато безопасно…

На берегу купальни, пока я разувался и снимал с себя сюртук, брюки, кальсоны, рубашку, Ксеня и Вера быстро скидывают с себя свою лёгкую одежонку и кидаются в воду, лишь Оля малость замешкалась, освобождаясь …от своих панталон. Когда я направляюсь к ним, они демонстративно отворачиваются, но вскоре перестают смущаться, плещутся, брызгаются, даже визжат, на что мне приходится обратить их внимание. Я плыву к другому берегу и оттуда начинаю нырять в их сторону, и если мне удаётся схватить кого-нибудь из них за чего-нибудь, то не тороплюсь, даже всплыв на поверхность, прервать прикосновения. Чаще всего в мои лапы попадается Ксеня, она будто нарочно встаёт у меня на пути, с явным удовольствием предаётся моим ласкам и даже однажды, в момент когда я мне удаётся проникнуть пальцами в её щелку, сжимает своей ладошкой мою затычку. Вера такой прыти не проявляет, но и, оказавшись в моих руках, серьёзного сопротивления не оказывает. А вот Оля в контакт со мною так ни разу и не вступает. Я обращаю на этот факт внимание её подружек и предлагаю им поймать и наказать её. Те с радостью принимаются за ней бегать, ловят её, виснут на руках и спрашивают:

— Что с ней делать?

— А вот что, — отвечаю, — пусть каждая из вас погладит ей грудки… Вот так!.. Она, помню, как-то сетовала, что у неё не на что смотреть… Конечно, её лельки сравнивать с вашими пока рано, и всё же они по своему тоже прелестны, так и хочется их схватить, помять и полизать!..

— Так кто тебе не велит?…

— Ладно, отложим наказание… Вылезайте на берег, и взбирайтесь в свой приют. Я сейчас присоединюсь к вам.

В «приюте», как я назвал укромную террасу над купальней, где я уже имел однажды удовольствие пообщаться с Олей и Верой, и куда я, одевшись, поднимаюсь вслед за ними, Ксеня ошарашивает меня таким заявлением:

— Как ты хочешь наказать Олю?… Мы тут с ней посоветовались, и она согласилась вытерпеть всё, что ты захочешь… Каким будет твой приговор?

— Где её панталоны?

— Она опять их надела!

— А куда мне их девать? – возмущается Оля. – Не в руках же носить?

— Действительно, — соглашаюсь я, – коли они есть, то на попке им самое место. Не на голове же?.. Но мы их сейчас приспустим с бёдер, чтобы отшлёпать провинившуюся… Помогите ей забраться коленками на эту скамейку!.. Вот так… Поднимите повыше подол!.. Теперь тащите штаны вниз!… Не правда ли, прелестная попка?.. Так и тянет поцеловать её!.. Если ты, Олечка, не будешь возражать, я обязательно сделаю это… Но потом… А пока, Вера и Ксеня, отхлестайте её своими ладошками… Да не гладьте!… Какое же это наказание? Шлепков, шлепков её надавайте!.. Молодцом!.. Видите, как покраснела кожа?.. Ещё терпится, Олечка?.. Ну ещё чуть-чуть… Всё, пожалуй, хватит… А теперь награда за покорность и терпение…

Я опускаюсь на колени и покрываю подрагивающие ягодицы поцелуями. Поглаживаю их, проникаю пальцами в промежье, нащупываю щелочку, раздвигаю её и проникаю внутрь. Пальцы мои ощущают влажность внутренней поверхности срамных губ, ищут и находят пуговку клитора…

— Вот видите, — обращаю я вниманию Веры и Ксени, — я двигаю у ней в пипке пальцем, а её попка непроизвольно, независимо от её воли и желания, начинает также двигаться…

— Чего вы там делаете? – слышим мы голос Оли из-под надвинутого на голову подола юбки.

— Пока ничего особенного, — отвечаю я. – Что ты чувствуешь? Надеюсь, тебе сейчас уже не больно?

— Уже не больно…

— И даже, наверно, малость приятно?.. Сознайся, дорогуша!..

— Малость приятно… Что это?

— Пока не скажу… А тем временем, милые мои, пользуясь таким случаем, а вернее такой позой, в которую мы поставили Олечку, я вам покажу живую картинку того, как иногда мужчина может соединяться с женщиной… Хотите посмотреть?

— Хотим, конечно! – разом отвечают обе девушки.

— А я? – спрашивает Оля.

— Что ты имеешь в виду? — переспрашивают её Ксеня, не спуская глаз с вытаскиваемого мною из штанов члена. — Если то, что мы видим, то лучше тебе пока подождать… Ведь ты же у нас очень стеснительная… Всё равно отвернёшься… Мы тебе потом расскажем…

— Вот именно… Вы уже видели эту мою штуковину… Потрогайте её… Не правда ли, забавная… Вот ею мужчина и проникает в ту самую щель, в которой только что находились мои пальцы… Видите, как я это делаю?.. И также начинаю ею двигаться там – вверх и вниз, вперёд и назад… Тебе приятно, Олечка?.. Молчит… Наверно из скромности… Но, судя по тому как она подмахивает мне, уверен, что приятно…

— И это всё? – интересуется Вера.

— Всё да не всё, — продолжаю пояснять я. – То, что я сейчас делаю, — всего-навсего лишь имитация полового акта, предварительное действие, необходимое для увлажнения влагалища, то есть того чехла в вашей пипки, в которое полностью влагается пипка моя. Но этому мешает девственная плева… Порвать её и значит лишить девушку девственности… Разве я вам об этом не говорил?.. Это дело нелёгкое и сопровождается порою весьма сильной болью… Вот взгляните, я сейчас чуточку сильнее надавлю и чуточку глубже проникну…

— Ой, больно! – вскрикивает Оля и резко отстраняется.

Ксеня и Вера хватаются за неё, наверно чтобы вернуть в прежнее положение, но я останавливаю их:

— Не надо!.. Будем считать её наказание оконченным…

— Ничего себе, наказание! – возмущается Ксеня. – А можно и меня так наказать?

И мгновенно задирает свой подол и взбирается коленками на скамейку.

— А я что хуже? – следует её примеру и Вера.

— Нет, нет, погодите! – умоляю я. – Не надо бежать впереди паровоза… У нас с вами ещё один экзерсис…

— Какой?

— Садитесь все на скамейку лицом ко мне… на самый край её. Переднюю часть подола заберите как можно выше, чтобы были видны не только ваши коленки, но и бёдра и то, что между ними… Сами бёдра тоже расставьте как можно шире… Вот так…А теперь, если вам будет нравиться то, что я буду делать с каждой из вас, можете выражать это вслух, хотя бы междометиями «О! ох! ах!» и тому подобными. Если же вдруг почувствуете боль, не бойтесь оттолкнуть меня… Но без большого шума… Поняли?

И вот я одну за другой подвергаю их операциям, которые, насколько я помню, в умных книгах господина Ульмана называли «куннилингвис» и «феллация». Суть первой заключалась в том, что я становился на коленях между коленями каждой из них, поглаживал внутреннюю поверхность ляжек, раздвигал пальцами щель и погружал туда язык. Потом вставал, подносил свой пистолетик к ротику и просил полизать его. И, наконец, ставил в позу, уже освоенную Олей, и пытался слегка пошурудить дулом в кобуре до первого признака появления боли. С Олей, между прочим, повторение настолько затянулось – я не торопился поднажать, а она терпела, сколько могла, когда я слегка поднажимал, — что наше подобие соития чуть не завершилось полноценным излиянием. Почувствовав его наступление, я выскальзываю наружу и, стоя с дрожащими от неудовлетворённой страсти ногами, показываю девицам на свои выделения, прошу ладошками вытереть меня и говорю:

— Когда мужчина освобождается от этой липкой жидкости в женщину, он достигает пика удовольствия… Для большинства женщин, говорят, получение её – тоже процесс приятный. Но если эта жидкость попадёт в глубину женского чрева, то в результате через девять месяцев на свет появляется ребёночек… Так появились на свет и вы и я. Так появятся на свет и наши дети…

— Это обязательно? – спрашивает рассудительная Оля.

— Нет, это зависит от многих обстоятельств, о которых мы поговорим с вами в следующий раз. А сейчас уже поздно, и нам пора подумать о возвращении домой.

— Мы не пойдём! Мы с тобой будем до утра!

— Я обещал кое-кому, что пока я здесь, вы перестаёте бойкотировать своих родителей… Вы же хотите ещё одной встречи со мной?…

— А где ты будешь спать? – интересуется Вера. – Ведь в твоей комнате пока что поселены наша и ваша горничные…

— Приходи ко мне! – предлагает Ксеня. – Ведь я же одна, мама не приехала… Буду сегодня твоей жёнушкой!..

— А мы, Оля, — заявляет на это Вера, — давай заявимся к ней и скажем: «Что за свадьба без свидетелей?»

— Ага, а потом свидетели тоже захотят…

— Мы и сейчас хотим!.. Правда, Оль?

— …Стать жёнушками? – уточняет та.

— А что? Мы все любим его!.. А ты кого из нас больше всех любишь?

— Успокойтесь, миленькие мои невесты!.. – говорю я, приводя себя в порядок. — Я всех вас люблю и хочу всех вас сделать своими жёнушками. Но сегодня у нас это не получится.

— Почему? – не соглашается Ксеня. – Мы бежим сейчас домой, всех успокаиваем, а когда все заснут, собираемся у меня и ждём тебя…

— Я уже думал о таком варианте, даже предлагал Марии Александровне отправить тебя спать к Оле, но согласия на это не получил.

— Почему? – интересуется Оля.

— Да потому, наверное, что такой вариант ею тоже просчитан. Правда, мне она сказала, что боится: придут утром убираться горничные и меня обнаружат.

— Где же ты будешь спать?

— Не знаю пока…

— И всё-таки, давай под утро, когда уж все точно будут спать, попробуем собраться у меня, — продолжает стоять на своём Ксеня.

Я предлагаю им подумать о другом:

— Ну что мы будем мучиться вчетвером в двух узких кроватях, опасаясь к тому же быть обнаруженными? А что если вы, заранее узнав, когда в очередной раз отправятся в Москву мои или твои, Вера, родители, известите об этом меня, и мы вчетвером вольготно проведём целую ночь в их спальне, да ещё в просторной постели?..

Согласившись, что такая перспектива представляется действительно более благоприятной, они берут с меня слово, что по первому же их сигналу я предстаю пред их очи, и, собираются уходить. Правда, напоследок последовал ещё один вопрос:

— А ты завтра когда уезжаешь? Может, ещё увидимся?

— Может, — отвечаю я. – Но учтите, что завтра за вами станут следить не только взрослые, но и малышня: Надя, Петя, Мария…

— Да они ничего не скажут!

— Нарочно – да, но проговориться могут. Ведь именно с этого начался дамский заговор против меня: что им стало известно…

В конце концов мы расстаёмся, и я, выждав ещё добрый часик, также поднимаюсь наверх и осторожно, в промежутки, когда луна скрывается за облаками, огибаю клумбу и сворачиваю за угол главного дома. Оба окна хозяйской комнаты оказываются закрытыми. Приходится тихонечко постучать в одно из них. Занавеска открывается, и я вижу, как к стеклу прижимается лицо госпожи Ульман. Рукой она показывает на другое окно, я подхожу к нему, жду, когда ставни откроются, и, опираясь на локти, взбираюсь на подоконник.

— Вы уже спали? – на всякий случай спрашиваю я, вглядываясь во всплывающие в темноте очертания её фигуры в ночной белой сорочке.

— Да уж думала, что мой пострел где-нибудь пристроился.

— Да нет, ждал, когда уж все наверняка спать будут. Вот хочу доложить…

— Так и будешь висеть на подоконнике? Забирайся, да побыстрей!..

В один миг я переваливаю своё тело через подоконник и оказываюсь в долгожданной спальне.

— Закрой окно и задёрни занавески! – следует приказ.

Я поворачиваюсь, чтоб выполнить его, а Мария Александровна тем временем ныряет под одеяло и уже оттуда следует новое распоряжение:

— Присаживайся на краешек постели и рассказывай.

Рассказывал я, конечно не всё, но о предложении Ксени уступить мне своё помещение, не счёл нужным умолчать.

— Это хорошо, что ты отказался… Я уж, грешным делом, подумала, что ты сам мог предложить ей такой вариант в надежде, что кто-нибудь из них осмелится навестить тебя там…

— Пока я у вас, гарантировано, что этого не случиться…

— Да уж вижу… Но что прикажешь мне с тобой делать?

— Приказывать не могу, а нижайше попросить уступить мне местечко рядом с собою, осмелюсь…

— Эко ты чего захотел!..

— Вы же знаете, что я давно об этом мечтаю…

— Хорошо в юности мечтается, а тут полон рот забот… Пойду-ка взгляну, как там Оля с Ксений…

Госпожа Ульман поднимается и выходит, а я тороплюсь раздеться и занимаю освободившееся место. Проходит минут десять. Я слышу, как дверь открывается и закрывается, как задвигается засов, а потом чувствую, как надо мною приподнимается одеяло.

— Ну так я и знала, — с нарочитым упрёком говорит она. – Не успела оставить одного, как он, проказник, проникает в постель замужней женщины!

— Здесь так тепло! – будто в полусне бормочу я.

И чувствую спиной, как она тихонечко укладывается рядом. Надо было бы сразу повернуться к ней, попробовать обнять и поцеловать, но я упускаю этот момент, по-прежнему продолжаю притворяться спящим и чего-то жду. Жду, естественно, не чего-то, а какого-то сигнала от неё. «Ну скажи же что-нибудь!» — молю я молча её. Потом ко мне приходит мысль, что уж коли я её первый потенциальный любовник, то ждать от неё такого сигнала бесполезно, что надо брать инициативу в свои руки. Надо-то надо, да вот не берётся… Так проходит пять минут, десять, может, пятнадцать, может больше.

Наконец, я перекатываюсь на другой бок и, слегка дотронувшись до её плеча, произношу:

— Мария Александровна!

— Чего тебе? – спрашивает она, продолжая лежать спиной ко мне.

— Вы спите?

— Я?.. Нет. А ты чего маешься?

— Да вот, не могу забыть общее великолепное впечатление, а конкретный вкус запамятовал… Можно ещё раз попробовать?..

— Вкус чего? – поворачивает она голову в мою сторону.

— Вкус ваших губ! – поясняю я и тяну её за плечо, благодаря чему мне удаётся повернуть её на спину. – Можно мне их ещё раз поцеловать?

Не дожидаясь ответа, я склоняюсь над ней и прислоняю свои губы к её. Она их не отстраняет, но невольно щекотит ими мои уста, произнося:

— Ты опять за своё!..

Я впиваюсь в них, просовываю одну руку ей под голову, другую возлагаю на бюст и через ткань сорочки начинаю поглаживать мякоти её грудей. Никакой отрицательной реакции. Но лишь только я пытаюсь стащить с плеча лямку сорочки, чтобы облегчить дальнейшее проникновение этой руки – уже под ткань сорочки, — мне в том решительно воспрепятствовано. И тогда, сообразив, что не следует тратить время на укрепление сданных мне без боя первых двух форпостов и дальнейшее (уже в борьбе) расширение захваченного плацдарма, решаюсь атаковать главные ворота крепости. Стремительно задрав почти до живота подол её сорочки, я, не прерывая очередного поцелуя, также стремительно перекидываю на неё своё тело. И опять никакого сопротивления! Судорожно опустив под себя руку, я небезуспешно пробую ещё дальше отодвинуть смятый край подола, и, быстро пробежав по лобковым зарослям, нащупываю место, куда можно просунуть кончик пальца. Место это уже в таком состоянии, что мне не понадобилось куда-нибудь ещё тыкаться, — конец моего 21-го пальца сразу же проникает туда.

— Ах! – вырывается у неё.

И это короткое восклицание сопровождается раздвиганием врозь бёдер. Так что мне не остаётся ничего другого, как погрузиться в неё уже целиком и полностью. Почему-то застыв после этого на минуту-другую, начинаю осваивать захваченное пространство. Оно ни просторно, ни тесно, ни слишком переувлажнено, но стенки его так воздействуют на мою эрегированную плоть, что она готова вот-вот взорваться. Приходится то и дело замедлять темп и даже останавливаться. Но и тогда мой боец продолжает вздрагивать, словно в нетерпении перед прыжком во что-то неизведанно прекрасное.

— Как здорово! – искренне хвалю я госпожу Ульман в одну из таких промежуточных остановок. – Вы просто прелесть!

И нисколько не преувеличивал. Ибо находился в таком необычайно возбуждённом состоянии, что готов был излиться тут же. А потому решаю, уж коль так близок конец, встретить его на полном скаку. «Интересно, насколько меня хватит?» — успеваю спросить я себя, начинаю считать и, не досчитав до 10, падаю бездыханным. Правда, я ещё пытаюсь двигать этим бездыханным воинством, но прелесть соприкосновения с чем-то остро возбуждающим уже утеряна, и мне не остаётся ничего другого, как вернутся туда, откуда началась эта победоносная атака, к сожалению, столь быстро завершившаяся.

Поместившись под боком у поверженной мной дамы, благодарно целую её, на этот раз беспрепятственно обнажаю одну из грудей,… мну и целую её также.

— Успокойся! – обращается она ко мне. – Тебе надо поспать, ведь ты же сегодня здорово намаялся!

— Вы правы, — с готовностью соглашаюсь я, прекращая поцелуи и, опустив голову на подушку, закрываю глаза. Сон наступает довольно скоро. В последний момент я только успеваю просунуть руку к её промежью и положить внутрь палец. Она молча делает попытку убрать его оттуда, но я, прежде чем пасть в полузабытьё, успеваю сказать:

— Раз уж мне посчастливилось стать обладателем столь прелестного замка, Мария Александровна, то позвольте моему наместнику остаться там, пока я…

Это «пока» длилось наверно довольно долго. Во всяком случае, размежив веки, я замечаю, что в комнате уже отнюдь не темно. Моя жертва возлежит на спине с широко открытыми глазами, а мой палец по-прежнему водружён в её промежье. Я тянусь к ней и целую её, в нетерпении ожидая, когда же даст знать о себе моя вроде бы отдохнувшая плоть. Поцелуй затягивается, а заспавшийся воин не спешит пробудиться к новым подвигам…

— Уже светает, — говорю я, не зная, что сказать и что предпринять.

— Да, и тебе наверно, пока не поздно, лучше уходить. Куда вот только? Пока ты спал, я думала об этом… Может тебе стоит сбегать к лесничему? Он заканчивает сенокос и небось уже проснулся, собирается в лес… Попросись у него на сеновал…

— Я уже думал об этом, — отвечаю я, возобновляя поцелуи и стягивая с её плеч лямки от сорочки.

И вот мои глаза пожирают её обширные груди с ярко красными ореолами вокруг сосков. Я хватаю их обеими руками, мну их, погружаю в них лицо, целую поочерёдно… Но желание моё возобновить любовное сражение, гаснет в виду опасения, что на сей раз моих силёнок для этого окажется недостаточно. Потому возобновляю разговор о путях отступления:

— Боюсь, что старик-лесничий найдёт какой-нибудь предлог, чтобы отказать мне в этом. Он очень ревнив и не захочет оставлять свою молодую сноху чёрт знает с кем…

Прекрасно зная, что эта самая сноха сейчас ждёт меня на сеновале, я вдруг забоялся, не случится ли там со мной тоже, что происходит здесь и сейчас.

— Так что же прикажешь мне делать? Не оставлять же тебя тут?

Так как в её голосе мне послышались нотки надежды, что мой ответ будет именно в таком духе, я, исходя из тех же опасений, заявляю:

— Что касается меня, то я с удовольствием провёл бы тут – в такой шикарной постели да с такой прелестной дамой! — ещё несколько часов!..

Следует очередной поцелуй, после которого я продолжаю рассуждать:

— И тем не менее, понимаю, что пора и честь знать…

— Но где же тебе лучше всего укрыться до прибытия Маши? Ума не приложу…

— Не беспокойтесь обо мне, Мария Александровна… После тех сладостных мгновений, что вы подарили мне, со мной, думаю, ничего не случится, если я встречу рассвет где-нибудь в лесу или на берегу речки…

— Но ты же замёрзнешь!

— Ну что вы! Тёплынь-то какая! С дерев и кустов мне будут петь птички, а душа согревать воспоминаниями о первой половине ночи.

Ещё раз поцеловав её, я встаю из постели и начинаю одеваться.

— И всё же, я боюсь за тебя!.. Ты уже однажды простудился… Причём по моей вине…

— Как были прекрасны те дни, когда вы навещали меня в изоляторе!.. Кстати, а там нельзя прикорнуть до утра? Вы б мне туда завтрак принесли, и мы бы нашли чем заняться там после…

— А об этом уже я думала. Но ещё до завтрака туда могут заявиться кто-нибудь из окрестных баб за врачебной помощью или консультацией… Куда тогда тебя девать? Да и горничные туда наведываются словно к себе домой… А они уже скоро подниматься будут…

— Кстати о горничных… Я имею в виду тех, которые заняли мою комнату. С одной из них, нашей, у меня прекрасные отношения. Может, мне попросить её, чтобы она…

— Ни в коем случае! – прерывает меня госпожа Ульман, приподнимаясь из-под одеяла, но заметив мой взгляд, устремлённый на её обнажённый бюст, принимается натягивать на свои плечи лямки от сорочки. – Уж лучше…

— Есть ещё один вариант…

— Ты хочешь сказать о Ксениной комнате?

Я ничего подобного сказать не хотел, хотя думал об этом… Она же вдруг выскакивает из постели, накидывает на себя шёлковый халат и просовывая ноги в пантуфли, говорит:

— Погоди, пойду взгляну, свободна ли она?

— Нет, — сообщает она вернувшись. – Представь себе, Ксеня спит у себя, так что и этот вариант отпадает.

— Есть ещё один, — продолжаю я излагать свою мысль, нагнувшись, чтобы завязать шнурки на ботинках. – Говоря о сеновале в лесничестве, мы совсем забыли о сенных чердаках над конюшней и коровником. Там наверно тоже есть свежее сено?

— И верно! Как это я упустила из виду? И сена там достаточно. И лестница приставлена прямо к чердачному окну… Сама по ней сколько раз туда забиралась… Но там вот-вот должны появиться скотницы… Знаешь что… Чуть подальше есть ещё одна аллея. Если ты пройдёшь по ней саженей сто, увидишь ток, он сейчас пуст, а рядом ещё один сеновал с чердаком… Сейчас там никто не бывает, и ты сможешь там спокойно выспаться.

— Я так и сделаю… Надеюсь, вы осчастливите меня визитом – с завтраком или без оного… Буду безмерно счастлив увидеться там с вами.

— Там видно будет, — отвечает она подходя к окну и открывая его.

— Может через коридор? Там и до конюшни ближе…

— Как пришёл, так и уходи! – говорит она, протягивая мне руку для поцелуя. – Спокойной ночи!

— Постараюсь спать не слишком долго, — обещаю я, переваливая своё тело через подоконник.

— Это ещё зачем? – интересуется она.

— Чтобы лицезреть прекрасную фею, взбирающуюся ко мне на чердак по приставной лестнице!

Спустившись на землю, я крадусь вдоль стены, пригибаясь под окнами, загибаю за угол и останавливаюсь в раздумье: бежать ли сразу к указанному мне дальнему сеновалу, или заглянуть на скотный двор? И ближе туда, и есть надежда увидеться утром с Фросей… А может заглянуть в комнату Ксени?.. Ведь она спит сейчас у себя… Нет, пожалуй не стоит искушать судьбу…

[/responsivevoice]

Category: Пожилые