Пятое время года Часть 5

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Расим был рядом — сидел напротив, склонив голову над телефоном… он был близок пространственно, но эта близость в пространстве сама по себе не делала Расима ближе в плане ответной — взаимной — любви, то есть в том смысле, в каком жаждал этого влюблённый Димка: близость в пространстве сама по себе ещё ничего не значила; дома Димка, о Расиме думая-мечтая, мысленно делал с Расимом всё, что хотел: в своих жаром полыхающих фантазиях Димка страстно, запойно целовал Расима, раздевал его, тискал, мял…

В мечтах, сопровождаемых неутомимо снующим кулаком, Димка неутолимо любил Расима, и это было легко — любить, фантазируя и мечтая; а теперь Расим сидел рядом — был близок Димке в пространстве, но эта пространственная близость была обманчива, отчасти даже коварна, потому как в смысле любви ответной она не только не облегчала, а скорее усложняла путь к реальному сближению: одно дело — когда ты преодолеваешь этот путь в своих фантазиях, где ты сам себе режиссёр, и совсем другое дело — когда этот же самый путь надо проходить в реале, где все твои устремления-желания реально зависят от желания-нежелания другого…

Возможно, Димка, отчасти склонный к рефлексии, всё чересчур усложнял, но тогда усложнял всё это не он, точнее, усложнял не столько он, сколько усложняла его сильная, страстная, неподдельно искренняя любовь — любовь, не смеющая проявить себя с той лёгкостью, с какой она проявляется у парней, влюблённых в девчонок… если б Расим был девчонкой!

Понятно, что если б Расим был девчонкой, всё был б совсем по-другому — всё было б намного проще… неизмеримо проще! Но в том-то и было всё дело, что Димка любил Расима не вместо девчонки, а любил Расима именно как парня, и никак иначе — любил как парень парня… в этом было всё дело! То есть, дело было в самой любви, не смеющей назвать себя открыто и потому требующей каких-то ухищрений со стороны любящего, чтоб любовь его была воспринята адекватно, — Димка, незаметно скользнув под одеялом рукой в трусы, невидимо сжал, стиснул, сдавил ладонью сладко напрягшийся член, одновременно с этим внешне спокойно, ничуть не сладострастно глядя на сидящего напротив Расима; понятия не имевшего о Димкиных чувствах — о той неподдельной, тщательно скрываемой страсти, что негасимым огнём пылала в юной Димкиной душе…

— Всё… послал эсэмэски, — подняв голову, Расим вскинул на Димку блестящие, как угли, глаза. — Будем спать?

— Будем, — словно эхо, отозвался Димка, невидимо сжимая под одеялом напряженно твёрдый член… это был замкнутый круг: с одной стороны, влюблённый Димка боялся проявлять какую-либо инициативу, чтоб не испортить только-только начавшие складываться отношения, а с другой стороны, Димка хорошо понимал, что само по себе, то есть без его, Димкиной, инициативы, ничего не сделается — ничего не будет.

Расим пружинисто встал с кровати — положил на тумбочку телефон, быстро повернулся к Димке спиной, деловито откинул в сторону одеяло и тут же, вновь поворачиваясь к Димке лицом, энергично потянул с себя песочного цвета тонкий свитер, — Димка, глядя на то, как Расим раздевается, невольно затаил дыхание… а Расим, бросив снятый свитер на стул, так же деловито расстегнул брючной ремень, потянул с себя вниз, ни на миг не задумываясь, джинсы — снял их, спокойно выпрямился, оставшись в облегающих тело голубых хлопчатых плавках-трусах, — Димка, глядя на Расима, изо всех сил старался, чтоб взгляд его был спокойным, отстранённым, в э т о м смысле нисколько не заинтересованным — ничего т а к о г о не выражающим…

Ростом Расим был чуть ниже Димки и, в отличие от Димки, был уже в плечах и в бедрах — он был тоньше Димки, однако в фигуре его не было ни хлипкости, ни субтильности… в фигуре Расима не было угловатости — наоборот, изящная плавность линий делала Расима не просто стройным, а гибким, дразняще податливым.
.. бесконечно желанным! Плавки у Расима выпукло оттопыривались — округлённо выступали вперёд, укрывая, судя по всему, вполне приличное пацанячее «хозяйство»… не счесть, сколько раз влюблённый Димка в своих упоительных мечтах-фантазиях жарко ласкал руками и губами то, что было сейчас скрыто под плавками!

— В душ не пойдёшь? — глядя Расиму в глаза, неожиданно для себя проговорил Димка, прилагая невидимые усилия, чтобы взгляд его не устремился вниз — туда, где у стоящего в полный рост Расима плавки маняще бугрились округлой выпуклостью…

— Нет, — отозвался Расим, ничуть не удивившись Димкиному вопросу… ну, а чего было удивляться — чего особенного было в этом вопросе? Д и м а спросил про душ… ничего необычного в этом вопросе не было, и — глядя Димке в глаза, Расим тут же с улыбкой легко пояснил-добавил, не вкладывая в свои слова никакого скрытого смысла: — Ты ж не ходил… я — как ты!

Объясняя своё нежелание идти в душ тем, что Димка в душ тоже не ходил, Расим произнёс последние слова как бы в шутку — типа перевёл стрелку с себя на Димку, и вместе с тем в этих шутливо сказанных словах отчетливо прозвучало вполне очевидное признание за Димкой неоспоримого старшинства: проговорив «я — как ты!», Расим тем самым невольно обозначил свою готовность видеть в Димке не просто старшего, а такого старшего, на которого хочется равняться, которому хочется во всём соответствовать… в этой готовности Расима видеть в Димке именно такого старшего не было ничего необычного или странного: в том возрасте, в каком пребывал Расим, многие пацаны вольно или невольно ищут себе того, кто мог бы стать для них кумиром, образцом для подражания… ну, и чем был плох в этом качестве — пусть не кумира, а просто примера для подражания — старшеклассник Д и м а?

Тем более что он, старшеклассник Д и м а, был рядом… Понятно, что т а к о е отношение к Димке у Расима никогда бы не появилось, если бы он, Расим, не почувствовал Димкино расположение к себе, проявляющееся в самых разных мелочах… а ещё этот малопонятный, неприятный случай на десятом этаже, когда к нему, к Расиму, пристали-докопались чужие парни, — ведь если б не Д и м а, оказавшийся рядом… парень, в трудную минуту небезучастно оказавшийся рядом, — разве этого мало? Не зная истинную причину т а к о г о Димкиного отношения к себе — не имея ни малейшего понятия о тех чувствах, что бушевали в Димкиной душе, Расим решил, что Д и м а сам по себе отличный, классный парень а потому и к нему, к Расиму, отнёсся по-доброму, — именно так решил Расим!

Потому-то, объясняя своё нежелание идти в душ тем, что Димка в душ не пошел тоже, Расим невольно выразил своё отношение к Димке в целом — выразил короткой, но ёмкой фразой «я — как ты!», тем самым с готовностью признавая за Димкой не только старшинство на время из совместного проживания в одном номере, но и высказывая таким завуалированным образом затаённое желание стать для Димки настоящим другом… если, конечно, получится — если Д и м а захочет, чтоб он, Расим, стал для него настоящим другом.

«Я — как ты!» — произнёс Расим, и Димка, глядя Расиму в глаза, не мог не почувствовать в этих шутливо произнесённых словах скрытую симпатию, — сердце у Димки, невидимо дрогнув, невидимо рванулось в сторону Расима… и — то ли во взгляде Димки на миг прорвалось-промелькнуло что-то такое, для Расима непонятное, что Расима смутило, то ли Расим смутился сам по себе, почувствовав в собственных словах скрытое желание ещё больше понравиться старшекласснику Д и м е, а только, вдруг стушевавшись, он торопливо, поспешно развернулся, готовый побыстрее юркнуть в постель — под одеяло.

— А свет выключать? — хмыкнул Димка, тут же скользнув взглядом по небольшим и вместе с тем сочно, округло оттопыренным полусферам Расимовых ягодиц, обтянутых голубыми плавками-трусиками.

— Блин! В самом деле… — Расим, не успевший оказаться в постели, быстро метнулся к двери — к выключателю, и Димка, глядя, как под тонкой тканью трусов сочно-упругие ягодицы Расима, словно играя друг с другом, чуть заметно содрогаются, с силой сжал под одеялом сладостно ноющий напряженный член, почувствовав, как вокруг его туго стиснутого ануса сладко закололи-заплясали тысячи невидимых иголок… свет погас — и на мгновение комната погрузилась в абсолютную, совершенно непроницаемую тьму. — Ничего не видно, — засмеялся Расим в темноте. — Вообще ничего не вижу…

— Иди на мой голос, — деловито проговорил Димка, и тут же — вслед за словами, сказанными вслух — он мысленно взмолился, сладострастно сжимая, тиская под одеялом жаром налитый несгибаемый член: «иди ко мне!»; на какой-то миг Димка подумал, что так — именно так! — сейчас и должно случиться, должно произойти: Расим в темноте подойдёт к его кровати, протянет, ничего не видя, руки, он, Димка, в шутку потянет его на себя, и они… что — разве не может так случиться, не может так произойти?

— Я уже вижу, — отозвался Расим, медленно двигаясь в темноте.

— Ты не Расим, а просто… навороченный прибор ночного видения! — рассмеялся Димка, в чуть прояснившейся темноте наблюдая за смутным, едва различимым силуэтом парня, медленно плывущего от двери к кроватям.

— Ну! — рассмеялся Расим. — Глаза привыкают за пару секунд, и можно… вполне уже можно ориентироваться! — Расим, подойдя к своей кровати, повалился на постель.

Какое-то время они молчали… да и о чём было говорить? Расим ничего не спрашивал, а Димка… старшеклассник Димка, лежа на боку под одеялом — всматриваясь в едва видимого пацана-девятиклассника, лежащего в постели напротив, был в том состоянии, когда хотелось не говорить, а действовать… и Димка, будь он сейчас дома, уже бы привычно д е й с т в о в а л: уже были б приспущены или даже сняты совсем трусы, уже ходила бы ходуном рука, доставляя своим характерным движением вверх-вниз неистребимо желанное, всегда желаемое наслаждение, — будь Димка один, он бы уже кайфовал — уже бы с чувством, с упоением мастурбировал, думая о любимом Расиме…

Но сейчас он был не один — всего лишь в каких-то двух метрах от него в своей постели лежал Расим… и на нём, на Расиме, были одни хлопчатые плавки-трусики, которые можно было б сейчас стянуть, сдёрнуть с бёдер в одно мгновение… или нет, наоборот: он бы стягивал плавки с Расима медленно-медленно, предвкушая, наслаждаясь каждым мигом ощущения сбывающейся мечты, — Димка, лёжа в темноте, бесшумно сжимая, сладострастно стискивая под одеялом напряженный член, снова был на распутье… с одной стороны, неотступно думая о Расиме в течение двух месяцев, Димка столько раз проигрывал, зримо проживал в своём воображении сцены их страстной в з а и м н о й любви, что сейчас — именно сейчас, когда они, оба раздетые, лежали в такой близости друг от друга!

— возбуждённому Димке казалось, что Расим a priori готов вспыхнуть, загореться, заполыхать ответным чувством, — лежащий в постели Расим был так ощущаемо близок, что поневоле казался Димке не просто доступным, а безоглядно готовым тут же откликнуться, отозваться на проявление его, Димкиных, чувств… словом, с одной стороны — влюблённому Димке хотелось, ни секунды не медля, встать, подойти к постели Расима, страстно, горячо обнять его, скользнуть, нырнуть-юркнуть к нему под одеяло… всё было так понятно, так естественно, так желаемо, и это было — с одной стороны; а с другой стороны…

Влюблённый Димка, с упоением мастурбируя перед сном дома — каждый раз неизменно представляя свою любовь с Расимом, мысленно проникая в Расима, из раза в раз сладострастно трахая его, с воображаемым наслаждением каждый раз подставляя ему сам, вместе с тем так долго лелеял в душе это п р о с т о о б щ е н и е, что теперь, когда так удачно, так сказочно всё сложилось, когда они самым естественным образом оказались вместе.
.. да, теперь нужно было не торопиться, не лезть напролом, а быть максимально разумным — разумным в том смысле, чтоб поспешностью не разрушить, не зачеркнуть складывающиеся отношения… то, что отношения у них складывались, Димка чувствовал, и нужно было хотя бы немного, хотя бы чуть-чуть отношения эти развить, закрепить, для начало сделать их п р о с т о дружескими, доверительными, по возможности максимально предрасположенными к проявлению п о д л и н н ы х чувств, а уж потом…

Ждать этого «потом», когда лежащему в темноте возбуждённому Димке казалось всё таким осуществимым уже сейчас, не было никаких сил, но и лезть напролом тоже не годилось, не нужно было — это Димка, в темноте возбуждённо тиская, сжимая, чуть поддрачивая под одеялом напряженный член, хорошо понимал; и потому, поколебавшись некоторое время на своём р а с п у т ь е, он решил не дёргаться, не торпедировать события: «спи!» — мысленно приказал себе Димка, волевым усилием заставляя себя извлечь руку из трусов; можно было бы встать — в темноте пройти в туалет и там, закрывшись, по-быстрому кончить, избавиться от сладко давящего, гудящего в теле напряжения, слить своё неуёмное возбуждение в унитаз, как это он делал иногда дома, когда не было сил тереть до вечера, а дома кто-нибудь был…

Можно было б и сейчас подрочить в туалете, но, во-первых, рядом был Расим, а во-вторых, делать это наспех Димке не хотелось, и потому, секунду поколебавшись, мысль о туалете Димка также отбросил, отмёл: «отбой, солдат!» — не без иронии подумал Димка, мысленно обращаясь к своему члену, липкой залупившейся головкой вздыбившему под одеялом трусы; «спи!» — уже не себе, а члену приказал Димка, подсовывая руки под подушку — надеясь побыстрее уснуть сам.

[/responsivevoice]

Category: Подростки