Отказали тормоза Часть 1
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Нелли открыла сразу после звонка. «У дверей ждала, что ли?» — подивился Тик.
— Заходи скорее, холодно. Ой, цветыы… спасибо… где ты в феврале ирисы достал, волшебник?
— Места надо знать, солнышко. Есть такое место, называется «оранжерея». Вот там волшебники живут.
— Так там же не продают? Неужто спер?! С кем я связалась, боже мой!
— Ну дык, Нельк… откуда у февральского школьника деньги на ирисы? На ириски, и то не хватает… Да купил я, купил! Ааа! Отпусти ухо! Оно мне дорого как память! Мне знакомая продала, она там работает, своим можно по чуть-чуть! Нелька, оторвешь, пустии! Мне родители денег дали, на книжку! Скажу — кончилась, с интернета скачаю! И верну я им все, ну пусти, собакаа!!
— Ыррр! — рыжая бестия в последний раз дернула искусанное ухо, с неохотой отпустила, урча, и на всякий случай щелкнула зубами перед носом непритворно дрожащего Костика. — Смотррри у меня! Пррроверю! И ведь пррроверит, не постесняется. Прямо сейчас вот родителям позвонит, и скромно так скажет, мол, книжку Косте я из своих одолжу, а деньги он вам вернет. Кроме тех, на которые мне коробку конфет купил. Подлиза он у вас, мол.
Да не в том смысле подлиза, что вы!
— Алло? Здравствуйте, Валентинсанна, это Нелли Баранова, учительница Кости…
Тяжко быть любовником собственной училки.
***
Хотя, помилуйте, какие любовники? Вон сидят за столом рядышком: то ли научный диспут, то ли репетиция в клоунском училище.
— Что это за бред, Тик? Где ты эту чушь вычитал?
— Ничего не бред! Это Тонгерен и Боргхаммер писали. Что крест действительно могли найти во времена Константина, но Елена тут может быть и ни при чем, и вообще все сложно. И главное, никаких гвоздей, гы. Ну действительно же, нет упоминаний до конца четырнадцатого… всмысле, четвертого века?
— Это ты Евсевию поверил, который крест не упоминает. А Сократа и епископа Кирилла куда приткнешь?
— Ну… не могу же я всех прочитать…
— Аа, вот тогда и не моги утверждать, если всех не читал! — Нелли звонко щелкает Костика по лбу, тот бурчит и отворачивается. — Не обижайся, Тик, но тут так: или знаешь серьезно и говоришь, или молчишь в тряпочку. Иначе однажды подловят, потом не отмоешься. Ладно, давай мне официальную версию событий. Как на экзамене.
— Официальную ей, блин. Ладно, просила — получай. Значит, так: вы таки будете смеяться, но иммиггация в Палестину началась аж в 326 году, повегьте мне стагому человеку, как вчега сам помню. Пегвой гепатгианткой была известная контгабандистка и чегная копательница Елена Святая, шоб ей жить до ста двадцати и гогеть в аду до втогого пгишествия. Эта деловая дамочка с Молдаванки, не успев пгойти погганконтголь, тут же по наводке от своих местных когешей наехала на хгам Венегы… Таки что вы гжете над чем я говогю, я вас между пгочим интегесуюсь?
— Ты, Жванецкий недоделанный! . . Разве можно так издеваться над старой женщиной? — Нелька вытирает глаза, всхлипывая.
— Это ты про себя?
— Про Елену, дурак! — только что задавленные всплески прорываются обратно. — Ты хоть знаешь, сколько ей лет было в двадцать шестом?
— Ннну… не. Щас… с какого она там, двести восьмидесятого?
— С двести пятидесятого, знаток! Семьдесят шесть было бабушке, прикинь?
— Уййооо. А разве тогда столько жили?
— У них ученичков типа тебя не было, чего бы им было не жить. Я вот с тобой точно до пенсии не дотяну, помру от смеха в расцвете лет.
— Не помрешь, я тебе искусственное дыхание сделаю. Могу даже профилактически.
— Эй, ты без намеков тут, у нас урок вообще-то! Еще целых полтора часа.
Все, завязали ржать, давай учиться. — Нелли поправляет растрепавшуюся челку и принимает серьезный вид. Пять секунд смотрит на такого же серьезного, надувшего щеки Костика — и оба валятся на стол в новом приступе хохота.
… Если вы думаете, что вот сейчас мы отсмеемся, закончим наконец с Еленой, Константином и прочей ранневизантийщиной, и одним прыжком перемахнем от стола на диван — то вы изрядно ошибаетесь. Такое тоже бывает, конечно, но тогда уж прямо посреди урока — ибо никаково терпежу не осталося, значить. Потом, напрыгавшиеся и умиротворенные, после третьего-четвертого раунда, душа и кофечая, лежим и договариваем, дорассказываем, дообсуждаем — хоть бы уже и под утро. Я репетиторша добросовестная. Тик, правда, потом на уроках засыпает, но это уже не мои проблемы. Он не жалуется, во всяком случае.
А вообще-то оно все строго. Раз в три-четыре занятия, то есть в десять примерно дней, чаще я стараюсь его у себя не оставлять. И без того слухи потихонечку ползут. Официальная наша легенда — что Костик, ввиду неумолимо надвигающихся экзаменов, ходит к репетитору заниматься дополнительно историей (и это чистая правда, хоть под дверью подслушивайте) , а после занятий иногда заруливает ночевать к таинственной и очень стеснительной «подружке». Родители в подружку еще верят, но девчонки в школе уже почуяли неладное. «Признавайтесь, девки, у кого Хоев ночует?» — «Черт его знает. Не дома же?» — «Неужто у Баранки?» — «Ага, на подоконнике снаружи. » — «На самом деле он — Бэтмен!».
Общий хохот. Меня они пока всерьез не заподозрили, благо на людях Тик по-прежнему изображает передо мной заискивающий испуг с нотками наглости. Артист он слабенький, но одноклассникам хватает. Я ему стараюсь подыгрывать, хотя находить слова для издевок становится все труднее. Впрочем, недолго мне мучиться: пару дней тому Танька, соседка моя, вывалилась утром из своей двери ровно в тот момент, когда я по-тихому выпускала любовничка. Караулила, змея носатая. То есть ее круг уже в курсе, хоевская рожа на районе всем известна. Встретят меня скоро взгляды в классе, ой встретят… Я даже знаю, кто как смотреть будет:
Пацаны, как один: «Бля, почему не я? . . »
Агапенко: «Наплачешься ты с этим кобелем. То ли дело мой. »
Байкова: «Нелли Наумовна, если он вас хоть пальцем… »
Киреева: «Ну, глаза, ну, волосы… Поматросит и бросит, как меня. »
Хайреддинова: «С учительницей?! И она смеет после этого сюда приходить?!»
Лапиньш: «Молодца! Все на борьбу с недоебитом!»
Не осудят, в общем, скорее посочувствуют. Эти детки уже кое-что про жизнь успели понять.
В учительской будут носы кривить, конечно… но что они мне сделают, старые карги? Из школы меня не выгонят: Валерьевна чуть не на коленях просила тогда, чтобы я к ним пошла, а не в третью. Там, между прочим, до сих пор одна историчка на все классы, по кличке Бедная Саша. Или иногда Бледная Саша. Я ей и правда не завидую: мы с коллегой Тамарой делим на двоих то же количество, и все равно приходится засиживаться до вечера иногда; а Сашка вообще, кроме школы и кровати, ничего в жизни не видит. На две ставки пахать — удовольствие для извращенцев, если хотите знать мое мнение.
… Бойкот мне объявят, говорите? Не смешите мои тапочки. Кого они тогда клевать будут — Юльчина с Марго, что ли? Чтобы, как Евсеевна в тот раз, уехать на «скорой» с гипертоническим кризом? Это я девочка тихая и беззубая…
Короче, в школе ничего страшного не случится. Пообсуждают месяц, да и забудут.
А вот как я буду с сестренкой объясняться, кто бы мне объяснил?
***
Середина марта — суровое время для юных влюбленных. Проникнуть вечером в школу удается далеко не всегда, успех зависит от того, кто на вахте и в каком настроении.
Катюху-то пропускают, стоит ей сверкнуть улыбкой… а вот Костика не раз заворачивали: мол, нет сегодня никакого факультатива, вали домой, пока в журнал дежурства тебя не записали. Скрипнешь зубами, матюкнешься про себя — и валишь. Опять в подъезде обжиматься, да когда же это кончится…
— Кость, я замерзла. Давай, может, по домам сегодня, а?
Костик в мрачном унынии поглядел на подружку. Действительно замерзла — вон, губы дрожат и щеки бледные. Не, так не пойдет. Что-то же надо же делать, блин.
— Погоди, Катюх. Есть у меня идея, не уверен, правда, что прокатит…
Костик колебался. С одной стороны, Тохин поймет, кореш же, в конце концов. С другой стороны, как-то между ними это было не принято, вообще они о девках старались не говорить. Еще раз взглянул на Катьку, наткнулся на ее измученный взгляд — и полез за мобилой.
— Алло. Тохин, здорово. Как дела? Нормально? Да, у меня тоже ништяк. Слышь, Тохин, тут такое дело… если нет, так ты сразу скажи, без всяких. В общем, нам с подругой вообще пойти некуда, короче. Ты сегодня никуда не собирался случайно? Ну да, шляемся по улицам, в школу не пускают, задубели нафиг. Да часа два, максимум. Можно меньше. Куда? К родителям? Что, серьезно собирался? Тохин, если тебе в напряг — то не надо, реально. А… Ну… Ну спасибо, слушай. Правда, спасибо. С меня пузырь, Тохин. Ни фига не «забей», ты че, вообще. Сказал — пузырь, значит, пузырь. Ладно. Над дверью? Ага. Ну мы недолго, Тохин, правда. Ага, звони, мы сразу свалим. Ну вообще выручил, слушай, не забуду. Давай, увидимся.
Теперь Катькиными глазами можно было бы плавить снег в масштабах города — или, как лазером, сосульки сбивать. Как мало надо для счастья человеку, замерзающему на вечерней мартовской улице…
— В общем, чего. — Костик слегка смущенно прочистил горло. — Ты ж была как-то у Тохина, да? Ну, вот. Вообще это как бы не очень, но он понял, кажется. Сказал, сходит на вечер к родителям, типа давно у них не был. Часа два или три получится. Не дворец, конечно, зато тепло, чай можно поставить, и вообще. Пойдем?
— Пойдем, конечно! Костик, извини, что я тебя так заставила…
— Ладно тебе, Катюх. Мне самому надоело как не знаю что. Идем, он на Лазо живет, минут двадцать отсюда. Как раз успеет уйти.
[/responsivevoice]
Category: Подростки