Основной инстинкт Часть 15

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]15. Пятый цвет радуги

По утверждениям сексопатологов, очень большая часть мужчин имеет склонность к гомосексуализму. Так, например, американский учёный Альфред Кинзи обобщил данные о сексуальности опрошенных двадцати тысяч мужчин. Результат исследований оказался ошеломляющим: сорок восемь процентов опрошенных имели в своем жизненном опыте хотя бы один гомосексуальный контакт, причем около сорока процентов из них испытали при этом оргазм. При этом двадцать пять процентов имели несколько гомосексуальных контактов. Это, разумеется, не означает, что каждый четвертый — голубой. Нет, в большинстве случаев эта склонность тщательно скрывается не только от посторонних, но и от самих себя. И, хотя, по исследованиям того же Кинзи, сексуальное влечение к лицам своего пола время от времени испытывают около восьми процентов мужчин, в большей или меньшей степени считают себя гомо- или бисексуалами не более трёх процентов. Более того, считается, что ненависть к гомосексуализму, демонстрируемая большинством мужчин, тем сильнее, чем сильнее эта, тщательно скрываемая склонность.

Впрочем, ориентация эта считалась нетрадиционной не всегда. В Древней Греции, например, педерастия не только не считалась пороком, но даже всячески приветствовалась. Все античные боги любили мальчиков. Зевс, превратившись в орла, похитил и сделал своим наложником сына троянского царя Ганимеда, любвеобильный Геракл увлекался и женщинами, и юношами, Геракл и Иолай считались любовниками, покровителем и даже изобретателем педерастии считался божественный певец Орфей; потеряв свою любимую жену Эвридику, он перестал смотреть на женщин, но продолжал увлекаться юными мальчиками и сделал этот обычай популярным.

Об истоках популярности педерастии среди древних греков спорят. По легенде, рассказанной Платоном, первоначально на земле, кроме мужчин и женщин, жили двуполые существа -андрогины, но затем боги разрезали всех людей пополам, так что каждый теперь обречен искать свою прежнюю половинку. При этом мужчины, представляющие собой половинку прежнего андрогина, охочи до женщин, а женщины андрогинного происхождения падки до мужчин. Женщины, представляющие собой половинку прежней женщины, к мужчинам не очень расположены, их привлекают другие женщины. «Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому. Это самые лучшие из мальчиков и из юношей, ибо они от природы самые мужественные… В зрелые годы только такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку; к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен». (Заведи себе русскую виртуальную любовницу-давалку! — добрый совет)

Да, времена, к счастью, изменились, и по мнению современного общества, гомосексуализм это ужасно, это грязно и противно! Тем не менее, «голубые» существуют, и число сторонников нетрадиционного секса не только не падает, но растёт. Вильям Шекспир и Лорд Байрон, Чайковский и Григ, Жан Марэ и Сергей Эйзенштейн, Элтон Джон и Фредди Меркьури… Что заставило этих людей отказаться от женской ласки в пользу сомнительного удовольствия быть трахнутым в задницу, или же возможности самим засунуть члены в чью-нибудь прямую кишку? Проповедники гомосексуализма утверждают, что удовольствия, доставляемого одним мужчиной другому, женщина доставить не может, и что, отведав раз мужскую ласку, никто не в силах заставить себя довольствоваться женской. Однако, если верить Кинзи, почти половина хоть раз, но отведали. Значит ли это, что каждый второй мужчина — гомик? Конечно, нет. Другими словами, прелести однополого секса несколько преувеличены.

Я долго сомневался, стоит ли признаваться публично, что я вхожу в эту половину.
В конце концов, я решил, что из песни слова не выкинешь, и что мой пример как раз доказывает, что гомосексуальный опыт (и даже не один) совсем не обязательно заставляет мужчину менять свою ориентацию. Нет, я не «голубой». Я даже не «би» (хотя, по Фрейду, бисексуальность свойственна всем без исключения, и мужчинам, и женщинам, то есть невозможно быть абсолютным гомо- или абсолютным гетеро-, вопрос в том, в каком именно месте на отрезке между двумя абсолютами находится человек) . И всё же, некоторые гомосексуальные ощущения мне знакомы. Впрочем, обо всём по порядку.

Строго говоря, мой первый гомосексуальный контакт состоялся раньше гетеросексуального, а именно в тот день, когда мой старший друг Виталик впервые стянул с меня штаны и взял в руку мой, тогда ещё девственный член. Конечно, между взаимным онанизмом и однополым сексом существует некоторая разница, и я воспринимал это скорее как очередную совместную игру, запретную, но ужасно приятную. И всё же, акт удовлетворения друг друга, уже не является самоудовлетворением, и эту, казалось бы невинную шалость от «настоящего» гомосексуализма отделяет лишь шаг. И этот шаг был сделан.

С каждой нашей встречей Виталик становился всё изощрённее в своих ласках. Уже со второго раза он предложил раздеться и лечь на диван. Дальше — больше. Он уже не просто дрочил мой член. Он прижимался ко мне, тёрся, обхватывал меня ногами. Иногда он садился у меня между ног, прижимал свой член к моему, обхватывал их одной рукой и дрочил сразу оба.

Не стоит судить меня строго. Напомню, что я был всего лишь восьмилетний ребёнок в руках развращённого подростка. Мне было стыдно, но и приятно одновременно. Я смутно понимал, что поступаю дурно, но искушение было слишком велико, и через недельку-другую я уже сам искал очередной встречи с моим растлителем.

Тем временем наши шалости становились всё более рискованными. После нашей шестой или седьмой встречи Виталик уже не просил меня дрочить ему, а делал всё сам. Он теперь всё чаще с самого начала располагался у меня между ног и внимательно наблюдал за процессом вблизи. Иногда фонтанчики моей спермы попадали ему на лицо. Ему это очень нравилось. А потом он стал ловить мои капли ртом. А потом случилось то, что и должно было случиться — он взял в рот. Делал он это поначалу неумело, просто помогая ртом руке, но вскоре освоил эту науку. А ещё чуть позже он стал во время фелляции поглаживать и массировать мой анус, а потом и вовсе стал засовывать мне в задний проход указательный палец и шевелить им там. (Да, был в жизни главного героя и голубой опыт и на это очень интересно посмотреть! — прим.ред.)

Кажется, я к тому времени перешёл в третий класс. Нетрудно оценить опасность, угрожавшую сексуальной ориентации десятилетнего мальчика у которого регулярно отсасывает четырнадцатилетний подросток с явной склонностью к гомосексуализму. Однако, я так и не уступил настойчивым просьбам Виталика сделать и ему так же. Что-то меня удерживало от этого последнего шага. Самое большее, на что я соглашался, это позволить ему засунуть свой член мне между ног. Это его очень заводило, и он быстро кончал.

Я понимал, что то, чем мы занимаемся — это очень стыдно. Я бы умер от стыда, если бы кто-нибудь узнал. Каждый раз, вытирая капли спермы, стекающей по моим ногам, я давал себе слово, что это в последний раз. И всё же… для моей разбуженной раньше времени сексуальности девочки были ещё не доступны, а Виталик был готов предложить свои услуги в любое время. Сила сексуального воздействия была слишком велика, и всё чаще, онанируя в укромном уголке, я в своих фантазиях я представлял себе не кинодив в неглиже, а моего старшего друга, самозабвенно заглатывающего мой перчик.

Постепенный сдвиг моей неокрепшей психики был медленным, но почти неизбежным. Нетрудно представить себе чем всё это для меня должно было кончиться — смена моей сексуальной ориентации была бы, в сущности, делом времени, если бы не случай.

А случилось вот что. Как и следовало ожидать, я был не единственным объектом подрастающего гея. К тому же, я не до конца оправдывал его растущие запросы. Юности свойственна нетерпеливость, и, как выяснилось позже, Виталик принялся приручать соседского Вовика, тихого девятилетнего мальчика с явными признаками умственной отсталости. К тому же Вовик был ребёнком упитанным, можно сказать толстым, и это, наряду с его умственной неполноценностью, делало его предметом шуток и издевательств со стороны сверстников. Со свойственной детям жестокостью они раздевали мальчика, шлёпали его по толстым ягодицам, обзывали «жиртрестом» и больно щипали его за грудь, с хохотом уверяя друг друга, что у Вовика «бабские сиськи». Не удивительно, что ребёнок потянулся к Виталику, который стал ему открыто покровительствовать.

К тому времени, как Виталику удалось добиться своего от бедного маленького толстяка, тот только одолел первый класс, и единственным его талантом было рисование. Это и погубило сладкую парочку. Скандал разгорелся, когда Вовик изобразил цветными карандашами сцену, из которой родители без труда поняли причину странной привязанности старшего по возрасту товарища к своему слабоумному сыночку. Отголоски скандала долго громыхали над микрорайоном, давая пищу для фантазий охочей до сплетен ватаге пацанов. Вопрос «где и как именно Виталик развлекался с Вовиком» надолго стал главной темой ребячьих обсуждений в нашем «штабе», беседке у забора ближайшего детского сада. Виталик боялся показать нос на улицу, а я обмирал от ужаса при мысли, что в ходе разбирательств выплывет что-нибудь из нашего с Виталиком «неформального общения». Кто знает, быть может всё постепенно забылось бы, но через пару недель после первого разразился второй скандал. Вездесущий Санька, живший в соседнем от меня подъезде, прибежал в «штаб» с сообщением, что по словам Фомы, семнадцатилетнего парня из того же подъезда, он видел, как Серый, известный хулиган из соседней пятиэтажки, «пидорасил» Виталика в жопу на «полянке», заброшенной стройке в двух кварталах от нашего двора. Это второе сообщение произвело ещё больший эффект, чем первое, и кончилось всё тем, что родители Виталика были вынуждены сначала отослать своего осрамившегося сыночка куда-то к дальним родственникам, а потом и самим переехать в другую квартиру.

Так, волею судьбы, я был спасён от смены сексуальной ориентации под влиянием развращённого ублюдка, добивавшегося этого всеми своими силами. Кто знает, как бы сложилась моя судьба? Смог ли бы я, десятилетний пацан, и дальше противостоять похотливому натиску четырнадцатилетнего педераста? Вряд ли…

Как бы то ни было, испытание моей стойкости было отложено на несколько лет. За эти годы я окреп и физически и морально, приобрёл определённый опыт в сексе, и был в гораздо большей степени готов к этим испытаниям, чем когда был ребёнком.

Впрочем, кое что из наших с Виталиком «опытов» оказалось не так просто забыть. Самозабвенно онанируя в ванной, я не раз вспоминал, как кончал прямо ему в рот. А ещё… как в этот момент его палец плясал рок-н-ролл в моём заднем проходе. В погоне за острыми ощущениями я не мог не попробовать. И вот, разбирая отцовский инструмент, я наткнулся на молоточек. Никелированная головка была насажена на круглую деревянную полированную ручку длиной сантиметров двадцать и толщиной с палец.

В тот же вечер, принимая ванну, я засунул ручку от этого молоточка себе в задницу. На всю её длину. Не знаю, может быть я действительно предрасположен к гомосексуализму, но мне понравилось! Кончик ручки упирался во что-то, что отзывалось необыкновенно приятными ощущениями в мошонке. Казалось, что я засунул эту деревяшку себе в яйца! Я начал дрочить, и чуть не потерял сознание в горячей ванне! Я вылез из ванны и, горячий и мыльный, встал на четвереньки на коврике перед ванной.
Оказалось, что в этой позе давление на эту неведомую доселе точку удовольствия в прямой кишке оказалось самым сильным. Я прогнул спину и задвигал задом, стараясь доставить себе максимум удовольствия. Член едва вмещался в руку, когда я обхватил его своей ладонью. Секунд через десять я кончал так бурно, как, наверное, никогда не кончал раньше. Я запомнил это по тому, как первые брызги закончили свой полёт на моём лице. Мне нестерпимо захотелось узнать, какова на вкус моя сперма. Я вытер подбородок и облизнул руку. Вкус был солоноватый, и совсем не противный, как я боялся.

Я не специалист в анатомии человека. Я не знаю, что именно в моём заднем проходе заставляло меня испытывать эти, совершенно новые для меня, ощущения. Конечно, став старше, я узнал кое-что про предстательную железу, её расположение вблизи прямой кишки и её непосредственную связь с семяизвержением. Но тогда, в десятилетнем возрасте, когда слово «простата» было для меня чем-то из лексикона пришельцев с Марса, я не задумывался над причинами, а просто засовывал себе в зад ручку заветного молоточка, и, встав на четвереньки, долго и с наслаждением дрочил. Кончал я обычно очень быстро, секунд через десять-пятнадцать, причём оргазм был обычно настолько мощным, что я с трудом давил в себе крик, клокочущий в моём горле. Вскоре я стал частенько прибегать к этому способу, когда мне хотелось добавить чуть больше остроты моему ежедневному ритуалу извлечения удовольствия из моего ещё девственного перчика. Я осознавал, что в этом есть что-то особенно порочное и стыдное, гораздо более стыдное, чем просто онанизм, но всякий раз, стоя на четвереньках и ощущая сладостные импульсы, посылаемые рукояткой молотка при каждом касании заветной точки где-то глубоко внутри, я забывал о своих нравственных мучениях и, зажимая себе рот рукой, поливал кафельные плитки пола фонтанами спермы.

Я уже представляю себе блюстителей нравственной чистоты, скривившихся при чтении этих строк. Особенно яростным будет возмущение тех, у кого эта, тщательно замаскированная, тяга к гомосексуализму наиболее сильна. Расслабьтесь, ребята! Анатомически все мы одинаковы, и так уж мы мужики устроены, что массаж простаты всегда приводит к эрекции. Не верите — спросите у врачей-проктологов. А ещё проще — засуньте себе в задницу что-нибудь потолще и подлиннее и убедитесь сами. Обещаю, что встанет даже у самого железобетонного гомофоба, если он не безнадёжный импотент, конечно.

Итак, мой первый гомосексуальный опыт закончился исчезновением с моего горизонта разоблачённого соблазнителя и новыми открытиями в области анатомии. Мой анус остался девственным. Однако, я обещал быть честным до конца. За первым последовал второй, потом третий и четвёртый опыты. Строго говоря, хотя второй опыт и закончился вторжением инородного тела в мой задний проход, его нельзя назвать гомосексуальным. Третий случай был просто насилием. А вот на четвёртый я пошёл сознательно, хотя мне очень стыдно об этом упоминать. Впрочем, всё по порядку.

О моем романе с рыжеволосой медсестрой Галиной я уже рассказывал. Эта была удивительная женщина. Именно благодаря ей я понял, что секс это нечто большее чем возня мужа и жены в темноте под одеялом. Анальный секс, групповуха, лесбос… для неё не существовало никаких ограничений. Стесняться она просто не умела. То есть, она просто не понимала значения этого слова. Именно она была той первой учительницей, которая обучила меня всему, что я умею, и что так ценится моими нынешними любовницами. Итак, она была супер! Но я не рассказывал, что же послужило причиной нашего разрыва. Галя любила экспериментировать, так что за год с небольшим, мы перепробовали, кажется, всё, что было изобретено человечеством от Кама Сутры до Чиччолины. Были испробованы, кажется, все позы и способы, включая любовь втроём с юной соседкой Анечкой и «золотого дождя», когда мы писали друг на друга в ванной.

Однажды Галка пришла с работы «на взводе» и с порога заявила, что кое-что придумала, но пока не знает, как мне об этом сказать. Судя по выражению её лица, это «кое-что» было и в самом деле чем-то необычным. После получаса уговоров, сопровождающихся моими заверениями в том, что ни одна её идея не сможет меня шокировать, и что мы должны открыто делиться друг с другом своими самыми сокровенными фантазиями и желаниями, она, наконец, призналась, что ей очень хотелось бы узнать, что чувствуют мужчины во время секса. То есть она хотела почувствовать себя мужчиной. Она предложила поменяться ролями на время. Признавшись, наконец, в своих тайных фантазиях, она перешагнула психологический барьер. Теперь она говорила быстро и убеждённо. Оказалось, что фантазия захватила её полностью. Моё резонное возражение о существовании некоторых анатомических различиях в строении мужского и женского тела было отвергнуто. На свет был извлечён тот самый фаллоимитатор, который Галка с таким успехом использовала в своих упражнениях с Анечкой. Сложная конструкция из трёх розовых фаллосов, двух больших и одного маленького, скреплялись прозрачными силиконовыми трусиками. При этом, один из двух больших отростков находился в её влагалище, а маленький она вставляла в задний проход. Второй из двух больших, тот самый, что подарил столько приятных минут Анечке, теперь предназначался для меня. Я с опаской поглядывал на толстый и длинный инструмент. По величине он намного превосходил привычную мне ручку от молоточка, и у меня были серьёзные сомнения в том, что он может поместиться в прямой кишке. С другой стороны, мой член регулярно бывал в попе моей подружки и помещался он там без труда.

Между тем, Галка продолжала убеждать меня попробовать. Она даже придумала примерный сценарий нашего эксперимента. По её замыслу, я должен был постараться полностью перевоплотиться в женщину. Для этого мне предстояло облачиться в Галино нижнее бельё, надеть юбку и сделать макияж. Она же в свою очередь собиралась надеть свой костюм — брюки и пиджак — и мои трусы. Я должен был звать её мужским именем, а она меня — женским. Постепенно затея перестала казаться мне такой уж дикой и, поколебавшись ещё немного, я согласился.

Галка развила бешеную энергию. Я отправился принять душ (перед этим я, на всякий случай, тщательно опорожнил кишечник) , а она унеслась в спальню подготовить для меня одежду и бельё. С этого начались первые сложности. Хотя Галина и была крупной девушкой, всё же размер её одежды был намного меньше моего. Сексуальные трусики из тончайших кружев чуть не порвались, когда я, с трудом натянув их на свою задницу, попытался разместить в них своё, начавшее уже просыпаться, хозяйство. От трусиков было решено отказаться. Пояс не сходился в талии, и вместо чулок со швом и украшенных кружевами (Галка называла их «блядскими») , мне пришлось натянуть чулки попроще, но с широкими резинками наверху. Для того, чтобы лифчик застегнулся на моей спине, Галке пришлось спешно пришить пару дополнительных крючков. Блузка была выбрана самого свободного покроя, но и она трещала подмышками. Юбка была дополнена шнурками, чтобы она могла сойтись на талии, а от туфель пришлось отказаться. Впрочем, моя подружка пообещала купить с зарплаты туфли на шпильке моего размера (по правде сказать, столь далеко идущие планы меня несколько смутили, но отступать было поздно) .

Пришла очередь макияжа. Несколько уверенных движений карандашом, голубые тени на веки, тушь для ресниц и ярко-красная помада. Я подошёл к зеркалу. Конечно, при ярком освещении, синева небритости, проступающая из-под слоя тонального крема, и волосы, пробивающиеся из-под чулок, сразу выдала бы меня. Однако, приглушенный свет в прихожей заставлял подумать, что на меня из зеркала смотрела вполне миловидная молодая женщина, правда очень высокая и крупная в кости.
Я поправил поролоновые подкладки в лифчике и посмотрел на себя сбоку. Да, фигура, конечно, не женская. Хотя мне приходилось видеть женщин и с худшей фигурой.

Впрочем, Галка, похоже была довольна. Я уже видел по её слегка затуманившемуся взгляду и шумному дыханию, что она «завелась» по настоящему. Погладив мой зад, туго обтянутый узкой юбкой, она упорхнула в спальню переодеться. Через пару минут на пороге показался молодой человек в костюме и галстуке. Невысокого роста, худенький. Рыжие волосы зачёсаны назад и собраны сзади в хвост. Никакого макияжа, никаких украшений. Брюки впереди заметно оттопыриваются. Молодой человек представился Григорием и уселся в кресло.

Я ещё не успел придумать себе псевдоним и назвался Маней. Григорий заявил, что будет звать меня Манькой, потому что я — маленькая шлюшка. И ещё, что шлюха должна слушаться «папочку», и для начала должна у него отсосать. По тому, как складывался разговор, я понял, что фантазии Гали были не только транссексуальными, но и садомазохистскими. По видимому, мужское начало ассоциировалось у неё с доминированием, и Галка решила сразу показать, кто здесь хозяин. Впрочем в «Master and Servant» мы с ней уже и до этого играли, меняясь время от времени ролями, и даже привлекая в наши игры Анечку. Я сказал себе: «почему бы и нет?» и опустился на колени перед «папочкой». Григорий позволил расстегнуть ему пиджак и брюки и извлечь из-под мужских трикотажных трусов в синюю полоску толстый розовый член.

Однако, сделать это оказалось сложнее, чем я думал. Реалистично выполненная из резины головка покачивалась перед моими глазами, а я не мог заставить себя открыть рот. Что-то меня держало, не давало перешагнуть этот барьер.

— Ты что же это, шлюха, упрямиться будешь? А ну открывай пасть, сучка!

Крепкие пальцы довольно чувствительно схватили меня за волосы и с силой потянули вперёд. Член упёрся мне в губы. Я открыл рот, подумав в последний момент о том, что моя помада оставит на члене красные следы. Это очень сексуально — следы помады на члене. Я сотни раз видел эту картинку. И вот — сейчас я сам оставлю следы своей помады на чужом члене, пусть даже и резиновом. Я обхватил член губами и принялся двигать головой вверх-вниз, имитируя минет.

Невероятно, но мне это понравилось! Не вдаваясь в глубины самоанализа, не пытаясь искать причинно-следственные связи, вообще оставляя за рамками психологический аспект своих ощущений и сосредоточившись только на физиологическом, я заявляю: «мне понравилось». И выразилось это в мощнейшей эрекции, вздыбившей юбку между коленей. Я старался делать всё так, как мне хотелось бы, чтобы делали мне, и с наслаждением ощущал, как головка моего члена трётся о ткань моей юбки.

Галка смотрела на меня широко раскрытыми глазами и слегка постанывала от удовольствия. Однако, как бы старательно я не обсасывал кусок резины, он оставался всего лишь куском резины. Два отростка недостаточно активно двигались в двух дырочках, и мягкая резиновая гребёнка, расположенная между двумя большими членами, недостаточно сильно массировала клитор «Григория». «Папочка» был недоволен.

— Достаточно! А теперь, шлюшка, иди в спальню, становись раком, задери юбку и жди меня. Если я приду, а ты сделаешь что-то не так — я тебя очень сильно накажу! Поняла, сучка?

— Да, господин, — я начал вспоминать лексикон наших старых садомазохистских игр, — я всё сделаю. Пожалуйста, не наказывайте меня!

Через минуту я уже стоял в коленно-локтевой позе на краю кровати. Юбку я задрал так высоко, что она накрыла мою голову. Я ждал «папочку», размышляя о том, какая пикантная картина предстанет сейчас перед Галкой: две широко расставленные ноги, обтянутые чёрным капроном, а между ними — мошонка. Сказать по правде, было страшно. Эта елда и во рту-то с трудом помещалась, а как её запихать в такую узкую дырочку? Я осторожно пощупал анус рукой и попытался ввести в него указательный палец. Палец вошёл с трудом. Как же мой, по всем меркам немаленький член помещается в попке у Галки?

— Что, поблядушка, уже дрочишь? — «Григорий» вошёл неслышно.

— Что вы, господин, я просто готовилась к встрече с вами, дырочку расширяла.

— Ты дрочила! Ты дрочила без моего разрешения. Запомни раз и навсегда — ничто и никогда нельзя делать без разрешения хозяина, — голос был хриплым от возбуждения, — придётся тебя наказать!

Раздался щелчок скакалки, той самой, что мы не раз использовали раньше. Сделанная из мягкого материала, она не оставляла рубцов. Однако, если бить изо всех сил, удары получались довольно-таки болезненными. Галка одинаково охотно играла как доминирующую, так и подчинённую роль в наших играх. Я же никогда не любил играть роль слуги. Это было больно и совсем меня не возбуждало. Я соглашался только, чтобы доставить удовольствие моей темпераментной подруге и её юной соседке. Теперь же я стоял раком, в чулках, в юбке, натянутой на голову, с замиранием сердца слушал щелчки импровизированной плётки и ждал, что меня сейчас сначала высекут, а потом выебут.

«Григорий» знал толк в этой игре. Он не торопился. Концы скакалки щелкали в воздухе, не задевая меня, а я каждый раз внутренне сжимался, ожидая удара. И каждый раз чувствовал, как нарастает возбуждение, как клокочет в мошонке сперма. Наконец, я почувствовал, как мои ягодицы полоснуло огнём и по силе удара понял, что на этот раз Галка решила не сдерживаться. Ягодицы горели, а моя мучительница продолжала играть, пощёлкивая своим орудием в воздухе. И вот, ещё удар, и ещё. И вдруг, я почувствовал, что сейчас кончу! Я стоял раком, широко расставив ноги, дёргался от боли, или замирал от её ожидания, и чувствовал, как толчками поднимается закипающая сперма вверх по стволу.

Я был уже совсем близко к оргазму, когда экзекуция прекратилась. Меня трясло крупной дрожью от возбуждения и от страха перед тем, что должно было сейчас произойти. «Григорий» со словами «папочка добрый, папочка тебя, шлюху, с вазелином будет трахать», приставил головку своего резинового агрегата к моему анусу и сильно нажал. Я охнул от неожиданности, и едва не упал. Мои страхи оказались напрасными. Фаллос, смазанный вазелином, вошёл легко, заполнив собой сразу всю мою прямую кишку. «Григорий» начал сильные и резкие движения, насаживая меня на свой шест во всю его длину. Ощущения были необычные. Резиновый стержень был толстым, намного толще рукоятки молоточка. Он растягивал анус. Было немного больно, но и приятно. Утолщение на конце фаллоса касалось каких-то нервных окончаний, уходящих в глубины мошонки, и мне казалось, что фаллос касается яичек изнутри! Меня трахали прямо в яйца! Эти ощущения уже были мне знакомы по моим экспериментам с молоточком, но теперь они были гораздо сильнее. А мысль о том, что я, как последняя шлюха, стою раком, расставив ноги в чулочках и задрав на голову юбку, а меня сзади трахает сильная и властная женщина, только добавляла остроты ощущений. Я снова почувствовал щекотание закипающей спермы. Вот она, подгоняемая настойчивыми толчками резинового фаллоса переполняет яички и начинает пробивать себе дорогу наверх. Всё выше и выше по стволу дрожащего от возбуждения члена. Вот она уже на самом кончике, готовая брызнуть. Возбуждение достигло высшей точки. Страшно хотелось помочь себе рукой, но я боялся упасть под мощными толчками «папочки». Кажется, я закричал. Сзади мне вторил стон наслаждения моей мучительницы. Сперма хлынула фонтаном, затем второй, третий залп. Сзади уже во весь голос кричала Галка, насаживаясь всё глубже на свои два резиновых стержня, заодно загоняя третий ещё дальше в мой зад. Я упал на кровать. Галка упала на меня, продолжая биться в истерике оргазма. Время остановилось! Я лежал ничком и слушал, как, постепенно затихая, пробегают волны судороги по телу моей подруги.

Наконец, она затихла. И сразу же раскалённым угольком зажгло в заднем проходе. Растянутый сфинктер протестовал против беспардонного вторжения, а инородное тело в прямой кишке напоминало по ощущениям позывы к опорожнению кишечника. Я бережно отодвинул обессилившую подругу, осторожно извлёк из себя фаллос и отправился в туалет. Идти было немного больно. Приходилось чуть раскорячивать ноги, и я со смехом подумал о том, что я только что потерял девственность сзади, и даже иду так же, как только что лишённая невинности восьмиклассница. Кровь на туалетной бумаге поумерила мою веселость, хотя теперь сходство со сломанной целкой стало ещё сильнее.

Первый опыт вызвал у Галки такой восторг, что мне с трудом удалось уговорить её подождать несколько дней, чтобы дать зажить трещинкам в моём анусе (она-то, как раз считала, что надо не терять времени и растягивать его всеми способами) . Каждый день справляясь о моём здоровье «там», она недвусмысленно давала понять, что обычный секс стал для неё малость пресноват, и она с нетерпением ждёт возможности продолжить наши упражнения.

Дня через четыре или пять настойчивых просьб я уступил. Всё повторилось — и маскарад, и имитация минета, и грубость «папочки», и сцена с наказанием, и необыкновенно мощный одновременный оргазм. Вот только удары скакалкой были сильнее, вторжение бесцеремоннее, да ругательства «папочки» грубее. Похоже, мою подружку всё больше привлекала эта роль. Впрочем, тогда я был не против. Наоборот, я с превеликим удовольствием подставлял задницу и ударам, и резиновому агрегату своей хозяйки.

Вскоре к нашим экспериментам присоединилась и Аня. Как и раньше при наших садомазохистских играх, я играл роль раба (или, теперь уже, рабыни) , и всячески ублажал своих хозяек (точнее, хозяев: Анечка тоже вырядилась в мужской костюм, и даже нарисовала себе усики) . После издевательств и побоев я был изнасилован ими обеими (по причине отсутствия второго фаллоимитатора им пришлось, меняясь, передавать его друг другу) . Ане тоже понравилось насиловать беззащитную жертву, но ещё больше ей пришелся по душе сеанс лесбийской любви, последовавший сразу после насилия. Присутствие Анечки меня, откровенно говоря, смущало. Делать девочку свидетелем такого неслыханного унижения мне не хотелось, и после трёх-четырёх совместных встреч мне удалось убедить Галю, что лучше нам заниматься этим вдвоём. Соглашение было достигнуто, и мы с наслаждением продолжили наши противоестественные эксперименты, открывая для себя всё новые ощущения…

Впрочем, идиллия длилась недолго. Галка становилась всё грубее, и это уже не походило на шутку. Месяца через два я начал тяготиться своей ролью вечного раба и попытался ей об этом намекнуть. Мы прогуливались в парке, и у меня были все основания полагать, что при посторонних Галка не закатит скандал. Так и получилось — она с невинной улыбкой заверила меня, что всё это просто шутка, игра, и не стоит принимать это близко к сердцу. Однако, в тот же день порка была особенно больной. Мне, ничтожной шлюхе, не полагалось жаловаться. Галка, похоже «зациклилась».

Кризис нарастал. Сексуальное удовольствие, получаемое от сношений с моей неистовой насильницей пока преобладал над моральными муками, болью в растянутом заднем проходе, ставшей уже привычной, и страданием от регулярных экзекуций. Однако, по мере нарастания её грубости и жестокости, наш разрыв становился неизбежным. И вот это случилось.

Я хорошо запомнил эту, ставшую последней, встречу, после которой я понял, что не могу больше терпеть пыток и издевательств моей чересчур темпераментной подруги. Этот вечер запечатлелся в моей памяти во всех деталях. Я даже запомнил все ругательства, которыми меня осыпала моя мучительница:

— Работай хорошо, сука, иначе сделаю из тебя шлюху, — «папочка» развалился в кресле, я, стоя голый на четвереньках делаю ему «минет», — Хочешь стать групповой проституткой для мужиков? Они будут трахать тебя во все дырки, пустят по кругу и зальют спермой. Ты будешь хорошей давалкой, спермоглоткой, поблядушка… Хочешь этого?

— Всё, что скажете, хозяин.

Но «папочка» уже возбужден:

— Нет, лучше я продам тебя женщинам, жестоким женщинам, которые любят унижать других женщин. Ты будешь вылизывать им задницы. Сразу трем, четырем, пяти женщинам, они будут сечь тебя плетками, ты будешь вылизывать их сапоги, они будут использовать тебя в качестве унитаза, шлюха! И будут трахать, трахать тебя в жопу. Она у тебя уже превратилась в рабочую щель, как у шлюхи. А после них тебе туда бревно можно будет засунуть.

«Папочка» берет скакалку:

— Говори, проблядь, будешь послушной?

— Да, хозяин, — отвечаю со стоном, корчась от хлёстких ударов.

— Раздвигай жопу, шлюха.

Я послушно ложусь грудью на линолеумный пол и раздвигаю руками ягодицы. Она права — анус у меня уже давно превратился в рабочую щель, он влажен, расширен и чист. Фаллос входит без труда. Движения «папочки» грубые и резкие, но я к этому уже привык. Она привычными движениями «навинчивается» на два своих отростка и, похоже, скоро будет кончать. Привычно жду наступления долгожданного оргазма. Эрекция как всегда очень сильная, член упирается в пупок. Возбуждение нарастает. Помогать себе руками запрещено — можно заработать ещё плетей, а мне на сегодня хватит. Она упивается наслаждением, по-мужски работая бедрами, насаживая меня всё глубже на резиновый член, осыпая шлепками и оскорблениями. На этот раз «Григорий» кончил первым, полежал некоторое время, потом грубо выдернул из меня фаллос и встал. Мне вставать запрещено. Я по-прежнему возбужден и жду ухода моей мучительницы в ванную, мечтая подрочить. На этот раз она не торопится. Она снимает с себя упряжь, встаёт надо мной:

— Теперь проси, чтобы я поссал тебе рот…

Я повинуюсь, иначе, она меня высечет. Я стою на четвереньках, «папочка» стоит сверху. Теплая, пахучая моча полилась по спине, плечам, шее, ее тепло ощутили ягодицы и бедра.

— И не думай мыться без приказа. Рабыня должна пахнуть мочой господина…

Она треплет меня за ошейник, который я теперь ношу и покачивая бедрами, выходит из комнаты. А я стою на четвереньках (вставать нельзя!) , залитый мочой, с членом, торчащим колом, вытираю тряпкой мочу с пола и чувствую, как во мне закипает ярость. Хлопнула дверь ванной — водные процедуры закончены — открылась и закрылась дверь кухни. Эта стерва пошла делать себе кофе! Я встаю, и решительным шагом направляюсь в ванную. Вхожу, захлопываю дверь перед самым носом разгневанной хозяйки. Включаю душ. Сквозь шум воды с улыбкой слушаю её вопли. Неужели она настолько вошла в роль, что думает, что я её боюсь? А это что? Рука натыкается на ошейник. Снимаю, бросаю в угол. Хватит рабства. Член по-прежнему стоит. Сволочь, даже кончить не дала! Ну ладно, сейчас я её проучу! Распахиваю дверь и затаскиваю её вовнутрь. Сразу гашу попытки к сопротивлению ударом в живот. От неожиданности она сгибается пополам. Наматываю волосы на руку и наклоняю её над ванной. На ней халатик, наброшенный на голое тело. Задираю его вверх и сходу, без подготовки вставляю член во всю его длину. Нет, лучше не туда. Вынимаю, передвигаю чуть выше. От постоянного контакта с резиновым фаллосом верхняя дырочка окружена красным колечком. Она разработана не хуже, чем у меня. Вгоняю резким ударом. Она что-то мычит, но уже не сопротивляется. Может быть это хитрость? На всякий случай хватку не ослабляю. Начинаю долбить. Кажется, она начинает подмахивать? Невероятно! Может быть это тоже хитрость? Впрочем, мне уже не важно. Измученный долгим возбуждением, я кончаю очень быстро и с удовольствием. Кончив, вытираю член полами её халата, поворачиваюсь и ухожу. Моя мужская одежда лежит в прихожей. Одеваюсь и выхожу.

— Костя! — она рыдает.

В её голосе такое неподдельное горе, что останавливаюсь и чуть было не возвращаюсь назад. Но вспоминаю запах мочи, с журчанием текущей мне на спину и стекающей тёплой струйкой по животу и бёдрам, и делаю решительный шаг вперёд.

Дня через два она позвонила. Сказала, что часто вспоминает меня, что ей очень понравилось, как я её изнасиловал, что, наверное, она именно этого и хотела, и вообще, что она готова всё начать заново, и если я хочу, она теперь всегда будет рабыней, а я хозяином, а потом она расплакалась. Я довольно холодно сообщил её, что страсть к экспериментам у меня приутихла, и что я не хочу быть ни рабом, ни хозяином, ни насиловать, ни быть изнасилованным. Больше мы не виделись.

Я тоже иногда с теплотой вспоминаю мою неистовую Галку с её неистребимой страстью к экспериментам и ненавистью к серому и пресному сексу. Всё-таки она мне очень многое дала и многому научила. И не её вина, что я, возможно, оказался для неё чересчур закомплексованным типом, не посмевшим броситься с головой в пучину сексуальных экспериментов. Короче, не сошлись характерами, или, точнее, темпераментами.

Так закончился мой второй по счёту эксперимент по определению своего местоположения на отрезке между гомо- и гетеро-. И, хотя это была всего лишь имитация однополого секса, своего рода «виртуальный» гомосексуализм, «целка» была «сломана», «дымоход прочищен» и я потерял свою невинность сзади.

Надо сказать, что этот опыт оставил в душе горький след. Молоток был надолго забыт, да и вообще, я старался не вспоминать о своём «позоре». Только анус ещё с месяц напоминал о нем лёгким пощипыванием после дефекации. Ещё несколько лет отделяло меня от моего третьего по счёту случая «приключения».

А началось всё с большой беды, произошедшей со мной из-за моей же собственной глупости. Мужики, не пейте за рулем! Ни рюмки! Ни глотка! Случившееся со мной сделало меня абсолютным трезвенником за рулём.

В тот день я уже не собирался никуда ехать. Я припарковал свой Опель у дома и сел ужинать. К ужину я купил себе пива и теперь с удовольствием запивал пельмени свежим жигулёвским. Я допивал вторую бутылку, когда позвонил мой приятель Лёха и сообщил, что он, наконец-то получил расчёт (он ходил в море электромехаником) и приглашает меня в ресторан. Я должен был только забрать с работы его двоюродную сестру Ирину с подружкой, а потом заехать за ним и «отмазать» его от жены.

Ирина работала в парикмахерской. Мы уже встречались два или три раза в компании, наши отношения пока не пошли дальше лёгкого флирта, но мы явно друг другу нравились, первые мосты были наведены и уже начали появляться первые признаки того, что между нами может вспыхнуть довольно бурный роман. Быть может, это уже случилось бы при нашей последней встрече, если бы не присутствие мужа Ирины, ворчливого желчного зануды, имени которого я даже не запомнил. Понятное дело, приглашая Ирину, Лёха выбрал своей целью её подружку, длинноногую блондинку Вику, глуповатую, но красивую, а главное безотказную. Таким образом, мои планы в отношении Ирины могли быть осуществлены в этот вечер.

Единственным препятствием было то, что парикмахерская, где работали девушки, была в одном конце города, Лёха жил в другом, а ресторан, который мы решили осчастливить своим присутствием в этот вечер, в третьем. А время было ограничено. Если бы я не выпил пива, я мог бы успеть обернуться за час. Да в конце концов, чего я там выпил-то! И я принял решение, глупость которого я смог оценить уже через полчаса. Для страховки были почищены зубы и куплена пачка жвачки.

Взревел мотор, и я понёсся по узким улочкам, объезжая многочисленные ямы. Вот, наконец, более или менее ровный участок. Можно прибавить газу. Откуда взялась эта старушка? Я готов поклясться, что секунду назад её здесь не было. Она вынырнула из-за притормозившего справа автобуса. Нога изо всех сил давит на тормоз. Колёса скользят по мокрому от недавнего дождя асфальту. Машину слегка разворачивает. Руль влево. Кажется, пронесло. Где же старушка? Почему она лежит? Ведь даже удара не было! Бегу к ней. Откуда же сразу столько людей? Ведь только что было пусто. И бабки этой не было. Она, наверное, из автобуса вышла. Ведь даже дети знают, что автобус обходят сзади, а не спереди. Как не из автобуса? Это не остановка? А что это? Я не верю своим глазам. Всё оказывается ещё хуже, чем я предполагал — полустёршиеся, плохо различимые под лужами и грязью, но всё же — полоски «зебры», пешеходного перехода. Автобус остановился, пропуская пешеходов. И первой шла эта бабка, сидящая сейчас на мокром асфальте и растирающая рукой левую ногу, перемежая причитания с проклятиями в мой адрес. Бабуля, да я тебя сейчас в больницу, я тебе всё лечение… я… Сирена. ГАИ или скорая? Скорая. Что с ней, доктор? Зачем рентген? Вы думаете… Давайте помогу. Да нечаянно я, бабка, не ругайся! Что? Документы? Да, сержант, сейчас. Как же вы быстро… Да не надо протокол, зачем? Экспертиза? Какая экспертиза? Да я трезвый. Слушай, сержант, давай по-хорошему договоримся. Почему поздно? Так, куда дышать? Да я же только пива чуть-чуть! Куда поехали? Да вы что?! Погодите! Я же…

И вот я в кабинете следователя. Стены выкрашены серо-зелёной масляной краской. У окна — письменный стол, за ним человек пишет что-то дешёвой шариковой ручкой. Сижу напротив. Настольная лампа не включена, и я начинаю фантазировать, как неуютно чувствуют себя подследственные под её ослепляющим светом на многочасовых допросах безжалостных служителей Фемиды. Впрочем, я вскоре ловлю себя на мысли, что сам я теперь — тоже подследственный. От осознания этой страшной истины откуда-то снизу поднимается горячая волна панического ужаса. Меня бросает в пот, начинает бешено колотиться сердце. Перед глазами всё плывёт. Следователь, сравнительно молодой, лет около тридцати, в неожиданно элегантном костюме, деловито строчит что-то, не поднимая глаз. Не могу сосредоточиться. Ещё полчаса назад я ехал на вечеринку, весь в мечтах о предстоящем приключении с пышногрудой Ирой. И вот… Машина в отстойнике, я на допросе… С трудом понимаю, о чём меня спрашивают. Перед глазами — безжалостные слова медэксперта написанные корявым «докторским» почерком — «алкогольное опьянение». Это от двух-то бутылок пива? Да на Западе это уже давно разрешено.

Имя? Фамилия? Год рождения? Что-то отвечаю, а сам лихорадочно пытаюсь найти выход из положения. Кто у меня есть в органах? Бывший одноклассник Сашка… Нет, он простой гаишник, а здесь — уголовный розыск. Это я-то уголовник? Что за бред! Пару раз отвечаю невпопад. Вспоминается добродушное усатое лицо гаишника, который мерил тормозной след. Он же потом вел мой Опель до штрафплощадки. Опелёк у меня неказистый, но мощный. Я сам движок перебирал. Там клапана пришлось притирать. Работа, требующая точности. Что? Да бутылку пива всего. Нет, правда! Откуда я знаю почему. Как в камеру? Вы что, серьёзно? Ноги подгибаются, уплывает куда-то в сторону стена. К горлу подступает тошнота. Не надо в камеру, пожалуйста! Кажется, я сейчас впервые в жизни упаду в обморок. Успеваю опуститься на стул. Тошнота отступает. Поднимаю глаза на следователя. У него приятное лицо, модная причёска, аккуратно подстриженные усики, только глаза какие-то бесцветные. Вспоминаю, что его зовут Олег Иванович. Он почему-то улыбается. Чему же ты так радуешься, гад? Что? Когда явиться? Завтра? До меня постепенно доходит, что меня отпускают. Поднимаюсь на ватные ноги, плетусь к выходу.

С этого дня жизнь моя потекла по принципу: «Плохо… хуже… совсем плохо… ещё хуже… «. Как в том анекдоте: «Я знал, что жизнь полосата, но, жалуясь недавно на невезение, я не знал, что это была белая полоса». Я регулярно посещал следователя и с каждым визитом всё больше укреплялся в мысли, что избежать тюрьмы мне не удастся. Сломанная нога срасталась плохо, сказывался преклонный возраст потерпевшей, так что по прогнозам врачей период временной нетрудоспособности грозил растянуться на пару месяцев. Пропорционально ему удлинялся и срок, который с садистской усмешкой обещал мне «мой» следователь. Он каждый раз прибавлял по году, и в конце концов пообещал мне минимум пять лет общего режима. Он на все лады расписывал ужасы, ожидающие меня на зоне. По его словам, эти пять лет я проведу, в основном, лицом к стене, так как из-за моей смазливой морды, блатные наверняка сделают из меня петуха. При этом он каждый раз добавлял, что всё могло бы быть иначе, если бы в деле не присутствовало заключение медэксперта о моём алкогольном опьянении. «Вот если бы этого листочка бумаги здесь не было, ты получил бы максимум два года условно. »

Воспитанный на телесериалах, типа «Следствие ведут знатоки», я верил в неподкупность стражей порядка и не сразу догадался, что следователь намекает на возможность сделки. А догадавшись наконец, сказал, что умею быть благодарным, и что пошёл бы на всё, что угодно, если бы эта бумажка вдруг потерялась.

— Что ж, это замечательно, — заговорил Олег Иванович вдруг странно ласковым голосом, — я рад, что ты понимаешь, что всё в моих руках, и, надеюсь, не откажешь мне в одной маленькой услуге… интимного характера.

Говоря это, он положил руку мне на бедро и стал его слегка поглаживать. Сказать, что я был шокирован — значит ничего не сказать! Я подозревал следователя во взяточничестве и был готов обсуждать вопрос о размере взятки, но предположить, что он — голубой и что он станет меня вот так шантажировать… Его рука тем временем уже гладила меня между ног. Пальцы принялись ощупывать мой член, который предательски дёрнулся и начал напрягаться под его ловкими нажатиями. Я сидел не дыша и боялся пошевелиться. Наверное, мой совратитель прочитал в моих глазах отвращение, потому что он вдруг вскочил и нервно зашагал по кабинету.

— Я вправе тебя отправить в СИЗО прямо сейчас. И я это сделаю, если будешь упрямиться. Напишу, что подозреваю тебя в намерении скрыться. А потом я лично прослежу, чтобы там, в СИЗО, «опустили». Смотри, парень, думай. Разок-другой здесь, на воле, в чистой квартире, так, что никто никогда не узнает, или пять лет подставлять жопу всем желающим на зоне, — его голос становился всё более жёстким, — Я тебе даю время до вечера. Ровно в восемь часов ты явишься по этому адресу, — он черкнул на листке бумаги адрес, — если нет — пеняй на себя! В понедельник можешь приходить с вещами. Да не бойся ты так! — голос снова стал вкрадчивым, — Подумаешь, великое дело. Один раз — не пидарас! — он хрипло рассмеялся.

Преодолев сложную смесь чувств, состоящую из страха перед будущим, ненависти и отвращения к этому выродку, смущению, и, почему-то, сексуального возбуждения, я поднял глаза на моего мучителя. Его сальные глазки скользили по моему телу с такой нескрываемой похотью, что я невольно поёжился под его взглядом.

— Можешь идти, но имей в виду: если ровно в восемь ты не придёшь — этот пропуск я подписываю в последний раз. Иди, думай!

Я встал, и на подгибающихся ногах поплёлся к выходу. У самой двери я приостановился и обернулся. В глубине души я надеялся на чудо. Вот сейчас он улыбнётся и скажет, что пошутил. Но в бесцветных глазах безжалостного соблазнителя я увидел лишь самодовольную усмешку. Он был уверен, что я приду! Я повернулся, и вышел из кабинета, оставшись один на один с тяжёлым выбором.

День прошёл в тяжелейших душевных муках. Я то соглашался вытерпеть насилие над собой сейчас, чтобы избежать гораздо худшего впоследствии, то верх брало моё уязвлённое самолюбие, и я утешал себя фантазиями о том, что именно я скажу этому развращённому сатиру в понедельник, с возмущением отвергая неприемлемое предложение. А потом снова побеждал инстинкт самосохранения, нашёптывающий мне, что если никто не узнает, так можно будет и забыть об этом сразу же, выйдя из его проклятой квартиры. Я мял в кармане бумажку с адресом. Во мне поселились двое. Один вопрошал с возмущением: «Неужели ты согласишься? Нет, это невозможно. Как же ты сможешь с этим жить потом?» «Но ведь никто не узнает, — нашёптывал голос другого, — или что, лучше потом подставлять задницу зекам на зоне?» «Что угодно, только не это!» — кричал первый. «Пять лет страданий или один вечер позора, о котором, к тому же, никто не узнает. Подумай об этом! Пять лет! А так — условно. Может быть даже удастся от родителей скрыть». «Но разрешить этому сукиному сыну засунуть свой член мне в задницу!» «Ну и что? Что с тобой сделается? От этого не умирают. А вот когда тебя всей зоной трахать будут… »

Я бродил по аллеям сквера, раздираемый муками сомнений. В боковой улочке бурлила очередь к вино-водочному. Мне вдруг ужасно захотелось выпить. Я пристроился в хвост очереди и стал высматривать «душманов», как остроумно прозвали тех алкоголиков, кто умудрялся брать спиртное без очереди. Вскоре один такой нашёлся. Его «услуга» стоила дорого, но я не стал торговаться. Через десять минут он уже выбрался из орущей толпы, прижимая к груди бутылку «Столичной». Я вернулся в сквер и, спрятавшись за кустами сирени, отпил прямо из горлышка несколько больших глотков. В животе стало тепло. Я подождал минуту-другую и снова приложился к горлышку. На этот раз, вместо того, чтобы спокойно улечься в желудке, водка кинулась назад, заливая носоглотку. Я стоял и делал судорожные глотки, пытаясь унять рвотный рефлекс. Из глаз потекли слёзы. Мало-помалу выпитое успокоилось в моём желудке, и я почувствовал долгожданную лёгкость в голове. Я закрутил пробку, сунул бутылку за пояс джинсов и зашагал в сторону дома.

Алкоголь сделал своё дело — проблема, мучившая меня, перестала казаться выбором между жизнью и смертью. Между тем, хотя те двое в моей голове не унимались. Терзаемый всё теми же сомнениями, я пришёл домой, заперся в своей комнате и налил себе из начатой бутылки. Я постоял, прислушиваясь, как огненная жидкость разливается теплом в груди, уселся в кресло и попытался систематизировать все стороны предложенной мне дьявольской альтернативы. Подставить задницу этому маньяку и решить таким образом все проблемы стало казаться всё более заманчивым выходом из положения. Опять же, никто об этом не узнает. Я буду молчать по гроб жизни, а он уж тем более не станет трепаться о своей сексуальной ориентации. Я налил себе ещё. Если намазать погуще вазелином, то даже больно не будет. Я посмотрел на часы. Они показывали половину шестого. Если я пойду, то часов в семь надо выходить. Улица Потёмкина, это где? Надо ещё найти. Если, конечно, я решу идти. Я налил ещё водки. Конечно, к тому моменту решение уже было принято, хотя я и боялся признаться себе в этом. Я просто искал себе оправдание. И находил. Так что, оставалось одно — напиться до бесчувствия, и постараться не опоздать.

Без десяти восемь я стоял перед нужным мне домом. Явиться раньше назначенного срока было глупо. Ещё подумает, что мне не терпится. Я прошёл дальше вдоль дома и присел на скамейку. Несмотря на выпитую бутылку водки, я чувствовал себя совершенно трезвым. Надо было ещё выпить. Без пяти восемь. Ещё пять минут, и придётся идти. Нет, я, пожалуй, опоздаю на полчасика. Ничего, потерпит!

Однако, в десять минут девятого я стоял пред обитой чёрным дермантином дверью, и жал на кнопку звонка. Дверь распахнулась, и я увидел перед собой улыбающееся лицо своего совратителя.

— А чего же так долго не заходил? Ты же давно пришёл, я видел. Ну, заходи, заходи.

Я почувствовал, как краска заливает моё лицо. Чуть помешкав, я набрал в лёгкие воздуха и шагнул в прихожую. Дверь позади закрылась, я услышал, как поворачивается ключ.

— Раздевайся, проходи.

«Раздевайся» звучит издевательски. Конечно, мне придётся раздеться. Знал куда шёл. Дрожащими руками расстёгиваю куртку, вешаю на старинную деревянную вешалку. Расшнуровываю кроссовки, стараясь не поворачиваться к хозяину спиной. Зачем я только надел кроссовки. Надо было туфли без шнурков. Их бы я снял, не нагибаясь. Я оборачиваюсь и вижу смеющиеся глаза на холёном, гладко выбритом лице. Конечно же, он заметил моё смущение когда мне пришлось нагнуться. Во мне начал закипать гнев, сменившийся вскоре страхом и острой жалостью к себе.

В комнате царит интимный полумрак. У дивана стоит журнальный столик, красиво сервированный бутылками и бутербродами. Мне просто необходимо выпить! Я сажусь на краешек дивана, и, не дожидаясь приглашения, наливаю себе коньяк. Выпиваю залпом, как водку. Руки продолжают дрожать. Стараюсь скрыть свой страх и смущение, придаю своему лицу выражение полного безразличия к происходящему и поднимаю взгляд на хозяина. И ёжусь от вожделения, горящего в его взгляде. Он развалился в кресле и откровенно рассматривает меня. Его глаза скользят по моей груди, животу, бёдрам, задерживаются между ног, он буквально раздевает меня своими похотливыми глазками.

— Я вижу тебе не по себе. Ничего, освоишься. Налей себе ещё коньяку.

Наливаю, стараясь не выбивать дробь горлышком о край рюмки, трясущейся рукой подношу ко рту и выпиваю залпом. Чувствую, что алкоголь начинает, наконец, действовать. Олег встаёт, наклоняется, кладёт руку мне на колено.

— Ты знаешь, что ты очень красивый юноша? У тебя есть девушка? — его лицо совсем близко. Я ощущаю запах одеколона.

— Постоянной нет, — в голове шумит, я с трудом подбираю слова.

— Ты считаешь, что любовь может возникнуть только между мужчиной и женщиной? — голос становится ласковым, он поглаживает моё бедро, поднимаясь всё выше.

— Вообще-то я всегда считал именно так.

— Ты ошибался.

Олег нащупывает мой член и начинает его поглаживать и слегка сдавливать. Лицо придвигается ещё ближе. Я чувствую его дыхание. Кажется, он собирается меня поцеловать. Я не в силах этого вынести и отворачиваюсь. Он шепчет, почти касаясь моего уха губами:

— Я очень рад, что ты пришёл. Не бойся, тебе понравится, я обещаю.

Я молчу. Я слишком пьян, чтобы найти подходящий ответ. Да и что тут отвечать. Я ведь сам к нему пришёл, и не важно, что меня заставило это сделать — я пришёл, чтобы быть трахнутым. Так чего он тянет? Скорей бы уже всё это кончилось.

— Пойдём, я покажу тебе где душ.

Он разгибается и идёт к двери. Покорно следую за ним. Я рад даже короткой передышке.

Ванная большая, не как в моей хрущёвке. На стенах кафель, зеркала, поблёскивает хромом импортная сантехника.

— Одежду можешь повесить вот сюда. Дверь не запирай.

Он выходит. Это почему это «не запирай»? Впрочем, ослушаться не осмеливаюсь, раздеваюсь, лезу под душ. Скорее помыться и одеться, успеть до его прихода. Хотя, какая разница — минутой раньше, минутой позже. Скорее бы всё это кончилось! Дверь открывается. Пришёл, гад! Я отворачиваюсь, продолжая намыливаться, и спиной чувствую его взгляд, прожигающий меня насквозь. Стою голый перед человеком, пожирающим меня глазами и чувствую, как меня захлёстывает стыд и, почему-то, возбуждение. У меня начинается эрекция. Мыло падает в ванну. Нагибаюсь, смотрю украдкой назад. У него взгляд человека, истекающего слюной. Мою мылом член, который он только что ласкал рукой, и чувствую, как он наливается кровью. Стараюсь отвлечься, думать о чём-то другом — бесполезно! У меня чудовищная эрекция. Член просто упирается в пупок, головка полностью оголилась. Я уже давно закончил мыться, но не могу себя заставить повернуться назад.

— Вот полотенце.

Приходится обернуться. Олег, не отрываясь, смотрит на мою восставшую плоть. В глазах восторг и вожделение. Выхожу из ванны, беру из его рук полотенце, вытираюсь. Он, похоже, готов упасть в обморок. Тянусь за одеждой.

— Это тебе не понадобится. Пойдём.

Так, понятно. Ну что ж, знал, куда шёл. Мы возвращаемся в комнату. Эрекция чуть спала. Впрочем, ненадолго. Он опять начинает пожирать меня глазами, и мой дружок, почему-то, отвечает на это новым приступом мощной эрекции. Мне уже становится на всё наплевать. Стою перед этим сатиром во весь рост, не пытаясь прикрываться, и смотрю, как он жадно меня рассматривает.

— Садись в кресло, выпей.

Странно, я думал, он мне сразу предложит принять коленно-локтевую позу, так горят его глаза. Сажусь, наливаю. Я уже очень пьян, но хочу напиться ещё сильнее, чтобы ничего не чувствовать, когда начнется ЭТО.

— Я тоже приму душ и сейчас вернусь.

Полученная передышка так желанна, что когда закрывается дверь, я смеюсь от счастья. Похоже, я сделал ошибку. Я не должен был сюда приходить. А что, если удрать? Я пьяно смеюсь, представив вытянувшееся от разочарования лицо моего мучителя, когда он, вернувшись из ванной, не найдёт меня. Да нет, невозможно, у меня вся одежда осталась в ванной. Что же мне, голым что ли бежать?

Сейчас он придёт, поставит меня раком и трахнет в жопу. А я оставил баночку с вазелином в кармане джинсов в ванной. Чем бы намазать? А, вот, бутерброд. Я становлюсь на четвереньки провожу указательным пальцем по бутерброду и смазываю задний проход сливочным маслом. Скорее, пока он не пришёл. Успел!

Снова сажусь в кресло. Эрекция прошла. Член опал и спокойно лежит на левой ноге. Головка по-прежнему оголена. Я видел журнал для женщин, кажется, «Playgirl». Там мужики были сфотографированы голые. Тоже без эрекции, но с оголёнными головками. Или они просто обрезанные?

Открылась дверь в ванной, слышны шаги босых ног по паркету. Сейчас начнётся!

Он входит, вопреки ожиданию, не голый. На нём купальный халат. Он ласково улыбается, подходя ко мне вплотную. Кладёт мне руку на голову, нежно гладит. Другой рукой развязывает пояс, раздвигает полы халата. Вижу в пяти сантиметрах от своего лица его, ещё наполовину опавший член. Мне никогда ещё не приходилось видеть член так близко. Головка наполовину оголена. Она уже начала наливаться кровью, но ещё чуть сморщена.

— Открой ротик, — он говорит хриплым шёпотом.

Что? Взять ЭТО в рот?! Да он с ума сошёл! Я уже внутренне подготовился к тому, что мне придётся постоять некоторое время раком, пока он будет обрабатывать меня сзади. Но я не мог и предположить, что он захочет поиметь меня через рот! Нет, я к этому не готов! Я… я… А что я, не знал куда шёл, что ли? Ведь придётся пройти и через это унижение!

— Ну, чего ты? Открывай!

Он весь дрожит от нетерпения. Член растёт, набухает в пяти сантиметрах от моего лица. Его нельзя назвать большим, скорее средний. Толстые синеватые вены змеятся вдоль тёмно-красного ствола. Кожа сдвинулась, полностью обнажив лиловую головку. Теперь она гладкая и блестящая от переполняющей её крови. Но как же заставить себя взять ЭТО в рот?! Член приближается. Пытаюсь отпрянуть, но рука, которая только что гладила мои волосы, крепко держит, не давая отвернуться. Головка касается моих губ. «Всё, отступать поздно! Ты уже пидор!» — мелькает в голове.

— Ну же, открывай! Чего ты?

Олег уже стонет, пытаясь протолкнуть член через мои плотно сжатые губы. Я понимаю, что мне всё равно придётся через это пройти, но ничего не могу с собой поделать. Какая-то сила заставляет меня сжимать зубы, и член только елозит по губам, не входя вовнутрь. Похоже, эта игра его только возбуждает. Он стонет от наслаждения и всё сильнее давит мне на затылок, пытаясь войти. Я мотаю головой, отворачиваюсь, стараясь оттянуть этот момент. Но отступать действительно уже поздно. Я делаю над собой усилие и буквально заставляю себя открыть рот. Почувствовав, что путь свободен, он тут же перестаёт подталкивать. Я сижу с открытым ртом, его головка лежит у меня на языке. Он не торопит события. Я должен всё сделать сам. Я открываю рот шире и беру член полностью в рот. Вопреки ожиданиям, я не чувствую неприятного запаха или вкуса. Член резиново-упругий и тёплый. Я нащупываю языком уздечку. Это, как известно, самое чувствительное место. Провожу по ней языком, потом ещё и ещё раз. Ну что же, если я дошёл до того, что добровольно взял в рот, постараюсь сделать так, чтобы он побыстрее кончил. От мысли о том, что мне придётся глотать чужую сперму, я холодею от ужаса. Впрочем, реакция моего поникшего было дружка оказывается неожиданной. При мысли о кипящей пузырящейся сперме, вливающейся в мой рот, да и вообще о страшном унижении, которому я подвергаюсь, он вдруг начинает шевелиться, приподнимается и вскоре начинает предательски покачиваться в такт моим движениям.

Мне ничего больше не остаётся, как пройти эту пытку до конца. Работа мне предстояла тяжёлая и непривычная. Я пытаюсь представить, что это не я, а мне сейчас будут делать минет. Я должен делать именно то, что мне самому понравилось бы больше всего. Я открываю рот ещё шире, ввёл член поглубже в рот, так, что он касается нёба, плотно обхватываю губами ствол пониже головки и начинаю движение головой назад, заставляя кожу прикрыть головку, потом вперёд, оголяя головку, и щекоча одновременно уздечку языком. А после касания головкой нёба — опять назад. Вперёд-назад, вперёд-назад. Да, такие движения мне, пожалуй, понравились бы. Стараюсь поплотнее прижимать губами кожу на стволе члена и поддерживать темп. Я, например, люблю, чтобы темп был высокий. Вперёд-назад, вперед-назад. Мне бы такое очень понравилось! Не забывать про уздечку! Плотно прижимаю языком головку к нёбу при каждом движении вглубь и так же плотно губами кожу при движении наружу. Вперёд-назад, вперед-назад. Что ещё? Ага, я же забыл про яйца! Я, например, люблю, чтобы их немного помяли. Сделаю и я так же, помассирую их немного правой рукой. Вперёд-назад, вперед-назад. Стараясь держать такой темп, непроизвольно делаю слишком глубокие движения. Член проникает глубоко в горло, немного больно. Шея устала от непривычной работы. Вперёд-назад, вперед-назад. Ещё быстрее! Не так уж это и противно. Вперёд-назад, вперед-назад. Яйца под пальцами напрягаются, плотнеют, подтягиваются кверху. Чувствую, как по его ногам пробегает судорога, потом другая. Кажется, ему нравится! Да я и сам возбуждён до предела. Мой дружок упирается мне в пупок, трётся, он раздулся от прилившей к нему крови, он готов выплеснуться при первом прикосновении.

— А я вижу, тебе понравилось!

Чувствую, что и его член раздулся и вибрирует во рту. Вперёд-назад, вперед-назад. Он непроизвольно делает движения навстречу. Вперёд-назад, вперед-назад. Слышу стон наслаждения. Я хорошо делаю свою работу! Нет, так он слишком быстро кончит. Надо его немного помучить! Вынимаю член изо рта, облизываю нижний край его оголённой головки вращательными движениями, а потом начинаю щекотать уздечку. По всему его телу пробегают конвульсии, заканчивающиеся дрожью на самом кончике. Интересно, какова на вкус его сперма? Он не выдерживает пытки, пытается протолкнуть член глубже в рот. Слегка отстраняюсь, продолжая щекотать его языком. Он вдруг тоже отстраняется, я непроизвольно тянусь вслед.

— А ты способный мальчик. А теперь, иди на диван, вот сюда в уголок и подними коленки как можно выше. Ещё выше, к самому лицу. Вот так.

Я понимаю зачем, но уже не протестую. ЭТО должно случиться рано или поздно. Я полностью смирился со своей участью и готов выполнять все приказания. Лежу на диване, согнувшись почти пополам и задрав ноги чуть не к ушам, как он велел, и чувствую очередной прилив возбуждения от сознания своей униженности и полной подчинённости чужой воле. Я не вижу, ЧТО он делает, но знаю, ЧТО должно сейчас произойти и терпеливо жду.

— Раздвинь попу!

Послушно раздвигаю обеими руками ягодицы. Чувствую, как он гладит и массирует мой анус. Пальцы густо смазаны каким-то кремом, он засовывает один из них в задний проход. Смазанный палец входит легко. Сфинктер в первый момент импульсивно сжимается от непрошеного вторжения, но усилием воли я заставляю его расслабиться. Знал же, куда шёл! Он тщательно смазывает мой задний проход снаружи и изнутри. Какая забота! Я напрасно беспокоился. Ну, что теперь? Ага, вот оно началось! Он тянет меня за яйца, регулируя высоту моего заднего прохода для своего удобства. Чувствую прикосновение к анусу его горячей головки. Заставляю себя расслабиться. Прикосновение превращается в давление, которое всё нарастает, но член никак не входит в моё девственное отверстие. Полностью расслабляю мышцы ануса, чувствую, как они начинают растягиваться. Это больно, но терпимо. Он давит, толкает, боль усиливается, сжимаю зубы, чтобы не закричать. И вот, наконец, головка, преодолев сопротивление неразработанных мышц моего заднего прохода, проскальзывает вовнутрь. Чувствую, как толчками входит в меня его член, заполняя собой прямую кишку. Глубже, ещё глубже, и вот его мошонка хлопает по моим ягодицам. Член вошёл полностью. Боль отступает. Он начинает делать фрикции, то вынимая из меня свой член наполовину, то толчком загоняя его обратно. Ощущение сильно отличается от того, что я испытывал когда-либо раньше. Это не ручка от молотка и не пластмассовый фаллоимитатор. Это настоящая живая горячая плоть! Он сильными толчками вгоняет его на всю длину, и я чувствую, как он касается головкой какой-то точки где-то в самых моих глубинах. И каждое это касание отдаётся вниз, в яйца необыкновенно приятным щекотанием. Полное впечатление, что меня трахают прямо в яйца! Сфинктер с трудом переносит состояние своей растянутости и судорожно пытается сжаться. Невозможность сделать это добавляет остроты моим и без того необыкновенным ощущениям. Поникший было из-за боли член вновь восстал, да так, что мне становится немного больно от распирающего его давления. Чувствую, как нарастает приятное щекотание в яйцах и понимаю, что, если ЭТО продлится достаточно долго, я смогу кончить, не касаясь своего дружка.

Впрочем, это не потребовалось. Он обхватывает мои ноги, прижимает к себе двумя руками. Берёт в руку мой перевозбуждённый член и начинает дрочить его. Чувствую стремительное приближение оргазма. По телу одна за другой пробегают судороги, заканчивающиеся самопроизвольным сокращением сфинктера. Пытаясь сжаться, он давит на его член, доставляя, по-видимому, ему особое удовольствие. Слышу его стон, переходящий в крик приближающегося оргазма. Или это я кричу? Чувствую горячие струи, заливающие изнутри прямую кишку, и в тот же миг разряжаюсь сам. Первые брызги залили грудь и живот, попали на лицо. Следующие за ними, хоть и не столь мощные, зато очень обильные. Наблюдаю, как мутные струи заливают живот, стекают на диванную обивку.

Я весь дрожу от пережитого потрясения и от тяжести, навалившейся на меня. Снова накатывает боль в заднем проходе. Смещаюсь назад, чтобы избавиться от инородного предмета, на глазах теряющего свою упругость, становящегося мягким и маленьким. Он вынимает и садится рядом на диван, тяжело дыша. Тело блестит от пота. На лице выражение, похожее на гримасу боли.

— Ну что, я же говорил, что тебе понравиться. Видишь, всё не так страшно.

Ну да, тебе легко говорить. Это мне пришлось терпеть твой член в заднице, а не тебе мой. Впрочем, возражать глупо. Он прекрасно видел как бурно я кончал. Я молчу. Он с трудом поднимается на ноги.

— Пойдём помоемся.

Я поднимаюсь с не меньшим трудом. Ноги не слушаются, шея затекла, в заднем проходе саднит. Иду, как Русалочка, с болью при каждом шаге. К тому же, очень хочется в туалет по-большому. Странно, я ведь тщательно освободил свой кишечник, и даже сделал себе клизму всего часа два назад. Кафельный пол в ванной приятно холодит ноги. Он забирается в ванну, включает душ и жестом приглашает меня присоединиться. Мне уже всё равно. Я становлюсь под тёплые струи и позволяю ему намылить моё тело с головы до ног. Особенно тщательно он моет мой поникший член, потом поворачивает меня спиной, чуть наклоняет вперёд и трёт мочалкой мой многострадальный анус. Я испытываю ощущение полной отстранённости от происходящего. Я как бы смотрю на всё со стороны. Вот один пидор моет другого. Я не имею к этому никакого отношения. Я слишком устал. К счастью, всё кончилось. Сейчас я пойду домой.

Он выключает воду. Я выхожу из ванны, вытираюсь мохнатым полотенцем и тянусь за своей одеждой.

— Не торопись, одеваться пока рано. Нас с тобой ожидает восхитительная ночь!

Что? Я не ослышался? Ночь?! Ему что, мало?!!! Я оглушён, убит, раздавлен.

— Пойдём в спальню.

Он берёт меня за локоть и ведёт из ванной по коридору, через комнату, где мы только что были, дальше. Открывается дверь, и мы оказываемся в спальне. Ночник у огромной кровати даёт приглушённый свет. По замыслу хозяина, этот свет, скорее всего, должен создавать интимную обстановку. Край одеяла откинут в сторону. С горькой усмешкой думаю, что всё подготовлено к приёму пылких любовников. Впрочем, мне уже всё до лампочки. Хуже уже не будет.

Он слегка подталкивает меня в спину. Послушно делаю шаг к кровати, откидываю одеяло, ложусь спиной на прохладные простыни. Он торопливо обходит широченное ложе, совсем сбрасывает одеяло на пол, ложится рядом. Он лежит на боку, обнимая меня ногами и рукой, а второй своей рукой гладит по голове, груди, животу, легко касается волос на лобке, поглаживает моего уставшего воина. Он прижимается ко мне всем телом, и я чувствую, как дёрнулся и стал распрямляться его член. Он тянется губами к моим губам, но я сжимаю их и не позволяю его языку проникнуть вовнутрь. Он понимает и не настаивает. Его поцелуи смещаются к шее. Мне щекотно, у него колючий подбородок. Он начинает покусывать моё ухо. Это кажется мне неприятным, но я терплю. Однако, предатель между ног не разделяет моих ощущений. Он начинает проявлять первые признаки оживления в ответ на щекотку, мурашками бегущую от шеи к низу живота. Он спускается ниже. Стараюсь отвлечься и не думать о поцелуях, покрывающих мою шею, плечо, грудь. Он заметно возбуждён. Он добрался до моих сосков и теперь обрабатывает их губами, зубами, языком. Не могу сдержать всё нарастающую эрекцию. Член всё больше наливается кровью, распрямляется, упирается в его бедро, скользит по нему. Он чувствует это и его возбуждение растёт. Ладонь обхватывает мой член и начинает гладить и мять проснувшуюся плоть. Он трётся об меня, с его губ слетает стон. Мой дружок достиг теперь полной эрекции. Этого не утаить, и я понимаю, что мне не удастся больше разыгрывать из себя безжизненную резиновую куклу. Он ложится на меня сверху и обнимает меня ногами, продолжая щекотать языком и покусывать мои соски. Чувствую, как головка касается его подбородка, щеки. Он смещается ещё чуть ниже, целует живот, стараясь пока не касаться моей возбуждённой головки. Ещё ниже, он проводит языком снизу вверх вдоль восставшего ствола, снова спускается вниз, начинает лизать мои яйца, берёт их в рот, посасывает, причмокивая. Повинуясь его нетерпеливым рукам поднимаю разведённые в стороны ноги и придерживаю их на весу руками. Чувствую, как он начинает вылизывать мой задний проход. Его сильный упругий язык то полирует круговыми движениями колечко ануса, то надавливает толчками, пытаясь проникнуть в тесное отверстие. Я обхватываю колени руками, прижимаю к груди, закрываю глаза. Мне щекотно и чертовски приятно. Всего несколько минут назад мышцы вокруг дырочки были безжалостно растянуты, они и сейчас ещё не сомкнулись плотно. Я расслабляю их, и его проворный язычок наполовину погружается в жаркую тесноту моей прямой кишки. Крепко сжимаю зубы, стараясь удержать стон, рвущийся из моей груди. Ну почему бабы так не делают?

Меня охватывает странное чувство. Я пришёл сюда как жертва. Под давлением обстоятельств я дал своё согласие на то, чтобы этот человек совершил надо мной надругательство. И вот теперь, лаская меня так униженно и самозабвенно, насильник ставит меня на одну доску с собой. Я уже не пассивная жертва. Мы поменялись ролями и я теперь снисходительно принимаю робкие ласки своего покорного раба.

Размышления о преимуществах моего нового статуса прерываются сменой мизансцены. С сожалением чувствую, как его язык покидает своё тесное убежище в моей прямой кишке. Понимаю, что сейчас мне придётся расплатиться за наслаждение, доставляемое этой изощрённой лаской. Ловлю себя на мысли о том, что, чувствую невольную благодарность и что, если он изъявит желание засунуть свой член в эту вылизанную им дырочку, я не стану возражать. Терпеливо жду, не меняя позы и с надеждой думая о том, что второе вторжение будет не столь болезненным, и что слюна вокруг заднего прохода послужит достаточной смазкой.

Однако, на сей раз всё происходит иначе. Вместо члена чувствую скользнувший в меня палец. Он входит легко, почти без сопротивления, и тут же нащупывает ту заветную точку внутри, прикосновение к которой так меня возбуждает. Он массирует эту точку умелыми сильными движениями, и я чувствую импульсы, пробегающие от неё прямо в мошонку. Я лежу, прижав колени к груди, и чувствую, как судороги одна за другой пробегают по моему телу.

Он прокладывает цепочку поцелуев от моего заднего прохода к мошонке, скользит по ней губами и берёт её в рот целиком. Я опускаю ноги ему на плечи. У него очень жаркий рот и я чувствую, как напрягаются яйца под ласками его умелого языка. Он вынимает их изо рта и скользит языком вверх по стволу моего напрягшегося дружка. Лёгким движением ласковых пальцев он сдвигает вниз кожу и открывает головку, нежно целует её, проводит по ней языком, потом ещё, ещё раз, потом приподнимается на локтях, поворачивает голову так, чтобы рот и горло оказались на одной линии, делает глубокий вдох и, широко открыв рот, заглатывает мой орган целиком. Это невероятно! Природа наградила меня довольно большим инструментом. По правде сказать, он просто не помещается во рту! Но, факт остаётся фактом: он заглотил его полностью, без остатка, он уткнулся носом в густую растительность у меня на лобке, а подбородком подпёр мои яйца. Я почувствовал, как стенки его горла сдавили со всех сторон головку. Я не знаю, как ему это удалось. Быть может годы тренировки? Он на секунду высовывает член из горла, выдыхает через нос, снова делает вдох и, задержав дыхание, просовывает мой член обратно в горло. Да, это был мастер! Не прошло и минуты, как я почувствовал толчки спермы, просящейся наружу. А ведь после последнего семяизвержения не прошло и десяти минут!

Однако, в его планы вовсе не входит позволить мне так быстро разрядиться. Он вынимает изо рта моё напряжённое орудие и начинает забавляться с его оголённой головкой. Он то лижет её, то целует, то щекочет её быстрыми лёгкими ударами языка, то дует на неё. В то же самое время, его палец продолжает массировать изнутри мою прямую кишку. Ловлю себя на мысли, что он уже кажется мне недостаточно толстым и длинным. Впрочем, это не мешает мне снова почувствовать растущее давление спермы, рвущейся наружу из напрягшихся яиц. А он опять меняет тактику. Теперь он вылизывает мошонку, снова берёт её в рот, целует и лижет мои бёдра, колени. Оргазм чуть отступает, но член по-прежнему очень напряжён.

Он осторожно вынимает палец из заднего прохода и слегка поглаживает расширившуюся дырочку снаружи. Максимально расслабляюсь, готовясь принять его вздыбленную плоть. Сейчас будет немного больно, но я не боюсь, я уже почти хочу этого. Но всё происходит иначе. Он снимает мои ноги со своих плеч и ловко садится на меня верхом. Передвинувшись вперед, он оказывается прямо над моим животом, заводит руку за спину, берёт мой член в руку, подводит к своему заднему проходу, вставляет, и легко, почти без усилий, садится на него. Я немного удивлён той легкости, с которой мой член вошёл в его задний проход. Чувствуется, что он как следует растянут великим множеством моих предшественников. Он ёрзает, стараясь насадиться поглубже на мой пенис, я замечаю выражение экстаза на его лице, запрокинутом назад. Он сдавил мой член в глубине себя и чуть приподнялся. Ослабил давление, снова сел поглубже, и снова сдавил, приподнимаясь. Он сдавливал не одновременно весь член по всей его длине, а начинал снизу, сжимая сначала основание колечком мышц у самого входа, и катил волну всё выше, плотно обжимая его рельеф до самой головки. А потом, не ослабляя давления, чуть-чуть приподнимался, позволяя члену выдвинуться на пару сантиметров, преодолевая горячую тесноту вокруг. И тут же расслаблял все мышцы и насаживался на торчащий кол, поёрзывая и постанывая от удовольствия. И снова волна давления катится снизу вверх, обхватывает напряжённый ствол сильнее, чем это можно сделать рукой, заставляет его выйти немного наружу, натягивая кожу на головку, и снова вглубь, на всю длину, так что яйца шлёпаются о мой живот. И ещё, и ещё. Он громко стонет, сотрясаемый экстазом. Вижу перед собой его член, раскачивающийся в такт его движениям, Он кривой и узловатый, словно корень дерева, торчащий из-под впалого живота. Толстые вены змеятся от мошонки к лиловой блестящей головке. Ещё, ещё. Он кладёт мою руку на свой член. Я послушно обхватываю упругую плоть, начинаю дрочить, стараясь попасть в такт. Он откидывается назад, опираясь обеими руками о мои бёдра. Чувствую, как под действием ритмичного сдавливания я вот-вот кончу. Он тоже на грани. Я чувствую рукой, как пульсирует его член, тоже готовый излиться потоком спермы, как пробегают по его телу судороги, начинаясь где-то в глубине, там где я касаюсь заветной точки, и заканчиваясь на самом кончике головки у меня в руке. Он поднимает голову, его взгляд затуманен приближающимся оргазмом.

— Открой ротик, — хриплый голос неотличим от стона.

Я подчиняюсь, и послушно ловлю ртом его летящие струи. В то же мгновение мой дружок тоже выстреливает мощнейшим залпом. Некоторое время нас обоих сотрясает судорога экстаза, я продолжаю теребить его орудие, из которого выливаются мне на грудь мутно-белые струи, и сам заливаю его внутренности потоками влаги. Всё кончено. Он осторожно освобождает моего разрядившегося воина, сползает на прохладную простыню, затихает рядом со мной.

— Тебе понравилось?

Непростой вопрос. Да, он не зря старался. Ему удалось заставить меня извиваться от удовольствия. Но оргазм прошёл, и теперь я лежу рядом с маньяком-гомосексуалистом, во рту солоноватый вкус от его спермы, её капельки стекают с моего живота на смятые простыни, саднит в заднице, и меня душит стыд. Спроси меня, чего я бы больше всего сейчас хотел, я бы ответил не задумываясь — домой, и забыть о случившемся, как о страшном сне. Я молчу.

— Значит, не понравилось… По-хорошему не понравилось… Понятно.

В голосе слышится обида. Может быть, моё отвращение столь явно, что он может прочитать его по моему лицу? Старательно разглядываю потолок, стараясь придать своему лицу бесстрастное выражение.

— Ну, дело твоё.

Скрипнула кровать, он встаёт, открывает дверь. Слышу звук босых ног, удаляющийся в сторону ванной. Интересно, что ещё придумал этот извращенец на сегодня? Я закрываю глаза. Я слишком устал, чтобы думать. Я хочу спать.

— На, одевайся.

Кажется, я уснул. Что он сейчас сказал? Одеваться? Значит, уже всё кончилось? Не веря своему счастью, вскакиваю с кровати, хватаю брошённую им на кровать одежду, торопливо одеваюсь. Я свободен! Я откупился, отработал свой грех. Вдруг замечаю его взгляд. В нём настоящая боль. Стираю со своего лица непрошеную счастливую улыбку.

— Завтра в четыре ко мне в кабинет.

На нём снова махровый халат, руки в карманах. Невольно ёжусь под жёстким взглядом бесцветных глаз, торопливо застёгиваю джинсы, боком проскальзываю в дверь. Сунуть ноги в кроссовки — минутное дело, шнурки завяжу потом. Сбегаю вниз по лестнице, ещё пролёт, дверь. Выбегаю в спасительную прохладу ночи. Всё! Завтра он порвёт эту проклятую бумажку. Теперь домой, и спать, спать, спать!

Я слишком часто думаю о людях лучше, чем они есть на самом деле. И всегда жизнь учит меня, причём от этих уроков бывает очень больно. Не буду рассказывать, что я пережил, когда узнал, что предлагая мне сделку, он вовсе не имел в виду одну-единственную встречу. Скажу только, что я не смог сдержать слёз, когда он с явной издёвкой заявил мне, что о дате следующей встречи мне будет объявлено дополнительно. Я понимал, что попал в капкан, и плакал от бессилия на глазах моего безжалостного мучителя.

Вскоре была объявлена и дата. Второй раз всегда легче, чем первый. Меня уже не мучили сомнения. Я знал, что мне придётся пройти через это и испытывал только одно — желание, чтобы это поскорее кончилось. Однако, Всё оказалось совсем не так, как в первый раз.

Он встретил меня всё в том же полосатом купальном халате, и, подождав, пока я снял куртку и туфли (на этот раз без шнурков) , слегка подтолкнул в направлении комнаты. Я вошёл и остановился, как вкопанный. В комнате было ещё двое — мужчина лет сорока-сорока пяти, плотный, седой, одетый в клетчатую ковбойскую рубаху и джинсы, сидел, развалясь в кресле. В те годы люди такого возраста казались мне стариками. Так я и прозвал мысленно незнакомца. Рядом с ним стоял худенький брюнет, возрастом, наверное, ещё младше меня. Разрез чёрных блестящих глаз выдавал в нём уроженца Кавказа. На нём были спортивные брюки с тремя адидасовскими лампасами и футболка с ярким рисунком. Оба разглядывали меня с неподдельным интересом.

— Проходи, проходи, не бойся, — голос у Старика был чуть хрипловатый.

— Да, дорогой, давай, заходи, мы не кусаемся, — молодой широко улыбается, демонстрируя свои безупречные белые зубы.

Что происходит? Я оборачиваюсь, ища ответа у хозяина квартиры, но натыкаюсь на полные равнодушия глаза.

— А что, хорош. Правда, Ашотик?

— Да, Виктор Николаевич, мне тоже нравится, — молодой говорит с небольшим акцентом, — Проходи, дорогой, выпей с нами.

Две пары глаз бесцеремонно ощупывают меня с головы до ног. Я опускаю глаза, чувствую, как краска заливает лицо. Я прохожу, сажусь в кресло напротив Старика. Чья-то рука наполняет мою рюмку коньяком. Выпиваю, пытаюсь разобраться в том, что происходит. Кто эти двое? Почему они здесь? Чего ради я должен им нравиться или не нравиться? Они что, тоже? Все втроём?!

— Я вижу, наш гость смущён? Олежек, иди, объясни ему, что смущаться НЕ НАДО!

Хозяин квартиры послушно вскакивает и тащит меня за собой. В прихожей он прижимает меня к стене, от него пахнет одеколоном и коньяком.

— Значит так, это — мои друзья. Я обещал им, что ты будешь хорошим мальчиком. Ты ведь будешь хорошим мальчиком, правда? — в голосе слышится угроза.

Я чувствую, что не могу вымолвить ни слова из-за подступивших к горлу рыданий. Я лишь отчаянно мотаю головой.

— Я хочу порадовать своих друзей, — в голосе чувствуется нажим, — Это — очень влиятельные люди. Виктор Николаевич может очень помочь в твоей беде. А может и помешать. Подумай об этом. Ты, конечно, можешь уйти, но я бы тебе не советовал, в твоём положении. В конце концов, какая разница — вдвоём, вчетвером, ты ведь всё равно не веришь в мужскую любовь?

А потом опять про зону, про пять лет и мои «петушиные» перспективы. Он знает, что говорить, чтобы сломать меня. Через пять минут перспектива группового однополого секса уже не кажется мне столь уж чудовищной по сравнению с моим будущим на зоне. А он всё распинается:

— Они даже не знают, как тебя зовут. Ты можешь быть абсолютно уверен, что никто никогда не узнает. Никто и никогда!

— А могу я быть уверен, что моя проблема будет решена? Ну, что та бумажка, понимаете? Ну, что меня не посадят?

— Всё зависит от того, что ты решишь сейчас, — я невольно опускаю глаза под его безжалостным взглядом, — В общем, так, решай: либо ты идешь в ванную и принимаешь душ, либо завтра ко мне в кабинет с вещами.

Конечно, я дал себя уговорить. А что мне оставалось делать? Садиться в тюрьму? Я отправляюсь в ванную, стараясь не думать о том, что сейчас произойдет. Мне приходит в голову спасительная мысль о том, что, как бы плохо мне сегодня не было, это не будет длиться бесконечно. Рано или поздно это кончится, и я пойду домой спать. Я вытираюсь пушистым полотенцем, повязываю его вокруг бёдер и появляюсь в таком виде перед ожидающей меня компанией.

— Вай-вай, какой хороший мальчик, проходи, не бойся, — Ашот делает жест радушного хозяина, — мы тебя ждём уже. А полотенце снимай, оно тебе не идёт.

Прохожу на середину комнаты, снимаю полотенце. Три пары глаз смотрят оценивающе, как на рынке. Чувствую, как шевельнулся и начал наливаться член под их похотливыми взглядами. Ашот подходит ближе, глаза затуманены, говорит чуть охрипшим голосом:

— Пососи.

Делаю над собой усилие, заставляю себя опуститься на колени. Стягиваю до колен его штаны вместе с трусами. Его член уже напряжён, хотя и не достиг ещё полной эрекции. Оттягиваю кожу пальцами до предела назад, оголяя сине-красную головку, и беру в рот. Ашот вскрикивает и подаётся ко мне бедрами. Понимаю, что чем раньше эти уроды кончат, тем раньше я окажусь дома, поэтому не ленюсь, старательно обрабатываю «клиента» языком, водя головой вверх-вниз и упираясь языком в солоноватую головку помогаю себе рукой. Чувствую, как наливается силой у меня во рту его инструмент, слышу как учащается его дыхание. Он судорожно хватает меня за волосы и тихонько стонет, ритмично покачивая бёдрами навстречу моему рту.

— Вай-вай-вай, как хорошо сосёт. Твоя школа, а, Олег Иваныч?

— Да нет, это он сам такой способный.

— Хороший мальчик, очень хорошо сосёт, просто талант.

— А попка у него как? — это подал голос Старик.

— Немного узковата, Виктор Николаевич.

— Ну ничего, это поправимо. Ты там подготовь для меня.

— Сейчас всё сделаю, Виктор Николаевич, всё будет в лучшем виде. Ашотик, ты встань на коленки, пожалуйста.

Ашот встаёт на колени, давая мне возможность опуститься на четыре точки. Чувствую, давление упругой головки на мой анус. Мне больно, я расслабляю мышцы и, превозмогая боль, пропускаю в себя его член, отмечаю про себя, что, несмотря на боль, на этот раз он вошёл легче.

И начинается неистовая долбёжка с двух сторон. Я скоро приспособился к ощущениям, доставляемым мне членом, орудующим сзади, и даже почувствовал возбуждение. Пульсировавшая вначале боль все более перетекает в невыносимо сладострастный зуд, распространяющийся вокруг сфинктера. Набрякшая кровью головка моего члена обрела поразительную чувствительность и елозит теперь по моему голому животу, заставляя меня при каждом прикосновении содрогаться всем телом вплоть до позвоночника. Сложнее с членом в моём рту. Ашот всё больше входит в раж. Он не дожидается, когда я доведу его до оргазма своим языком и губами. Он теперь начал просто трахать меня в рот, энергично двигая бёдрами. Его член то пролезает, вызывая позывы тошноты, мне в глотку, и мои губы почти упираются в морщинистую кожу мошонки, то крутится почти у моих зубов, и Ашот, подвывающе постанывая, давит себе рукой на яйца, а я трусь небом о его головку, щекочу языком его складки и разбухшие вены.

Я изо всех сил упираюсь в ковёр, стараясь удержать равновесие под сильными толчками с двух сторон. Частота толчков разная. Они вгоняют в меня свои члены то одновременно, то по очереди, заставляя меня раскачиваться вперёд-назад. Чувствую, как пульсирует член в моём рту. Ашот скоро кончит. Да я и сам уже на грани. Скосив глаза вправо, вижу в полуметре от нас Старика, сидящего в кресле. Он расстегнул брюки и своими толстыми волосатыми пальцами, унизанными перстнями, играет с членом. Возбуждение всё нарастает. Под мощными толчками сзади член мой раздулся, готовый брызнуть спермой. Ещё немного и наступит оргазм. Мне не хватает совсем чуть-чуть. Переношу центр тяжести на левую руку и обхватываю правой своего многострадального дружка. Сейчас я тебе помогу.

— Эй, петушок, кто это тебе здесь трухать позволил, а? Тут без моего разрешения муха не пролетит, — чувствую несильный пинок лакированного ботинка Старика, но всё равно не сразу понимаю, что он обращается ко мне.

— Ты что, не слышишь? — второй пинок заметно чувствительней, — или тебе яйца поотрывать? Ты ещё чего доброго захочешь кому-нибудь из нас засунуть, — Старик хрипло рассмеялся.

Нет, ну это уже свинство. Я ведь балансирую на самой грани. Ещё немного, ещё две-три секунды и я бы кончил. Однако, угроза отрыва мужского достоинства действует. Я снова опускаюсь на четыре точки. Мой возбуждённый до предела член упирается в живот где-то в районе пупка. При каждом толчке сзади он трётся о пупок. Ощущение приятное, но этого недостаточно для того, чтобы я наконец разрядился. Делаю движения тазом, стараясь посильнее прижимать моего дружка к животу. Стон наслаждения сзади говорит о том, что мой рок-н-ролл понравился. Толчки становятся всё более энергичными, из-за моих подмахиваний он достаёт ещё глубже, чем раньше. Теперь каждый раз он не просто касается заветной точки, а упирается в какой-то нервный центр, посылающей импульсы мне прямо в яички. Мне кажется, он достаёт изнутри прямо до самой их середины, подталкивая сперму, которая уже начала своё путешествие вверх по стволу к раздувшейся головке. По стону, похожему на рычание, понимаю, что мне предстоит кончить одновременно с моим партнёром сзади.

Однако, всё получилось иначе. Ашот вдруг тоже ускорил свой бег. По его телу одна за другой побежали судороги. Он вдруг вскрикнул, схватил меня за волосы и с размаху всадил свой член мне в рот на всю его длину, не давая мне отстраниться. Я чувствую, как головка упёрлась куда-то в гланды, и даже дальше. И тут же ударила горячая струя. Я не ощущаю вкуса, сперма потекла прямо в пищевод, минуя вкусовые рецепторы. С огромным трудом сдерживаю рвоту. Мне нечем дышать, из глаз льются слёзы. Наконец он меня отпускает, я с наслаждением вдыхаю воздух. Вижу перед собой его член. Он ещё не успел опасть. Головка мокрая от спермы. Она всё ещё продолжает вытекать из дырочки в центре.

— Оближи, дорогой, это вкусно.

На самом деле вкус не самый приятный, хотя и не отвратительный. Вылизываю начинающий опадать член, одновременно настраиваясь снова на свои ощущения. Снова начинаю подмахивать, прислушиваясь к трению головки о пупок. Толчки сзади становятся просто неистовыми. Чувствую приближение кульминации.

— Ты иди теперь рот помой.

Это Старик. Я уже понял, что ему здесь подчиняются беспрекословно. Олег послушно вынимает свой член, давая мне возможность встать. Но ведь я уже почти кончал! Это несправедливо! Головка вот-вот лопнет от пульсирующей в ней спермы. Я бросаюсь прочь из комнаты, онанируя на бегу, и вбегаю в ванную, уже орошая спермой кафельный пол.

Я понимаю, зачем Старик послал меня в ванную. Возвратившись назад, я сразу же опускаюсь на пол и беру в рот его толстый отросток. Старик откидывается назад. Он не делает нетерпеливых толчков навстречу моим движениям. Он неподвижен. Он предоставляет мне потрудиться. Я обхватываю губами его синеватую головку и начинаю движения головой вверх-вниз, мастурбируя губами едва вмещающийся во рту пенис Старика. Он довольно сопит и постанывает. Я ускоряю свои движения. Его яйца прыгают перед моими глазами как баскетбольные мячи в авоське. Начинаю уставать. Всё-таки тяжёлая это работа — делать минет. Однако, Старик ещё далёк от кульминации. Нет, всё, устал. Обхватываю рукой его стержень, начинаю дрочить, одновременно облизывая головку. Скашиваю глаза, смотрю, что делают остальные. Ашот сидит голый в кресле и с наслаждением дрочит, наблюдая затуманенными от похоти глазами за моими манипуляциями. Олег сидит чуть дальше на диване, одетый в халат. В его глазах — тоска и отчаяние. Что такое? Разве ты не сам этого хотел? Это была уж точно не моя идея позвать сюда двух этих ублюдков. А впрочем, мне наплевать на то, что ты чувствуешь. Мне наплевать и на то, что чувствую я. Я хочу только одного — чтобы всё поскорее кончилось, и ты порвал бы эту проклятую бумагу.

— Ашотик, ты там подготовь всё сзади. Ну, как обычно.

— Сейчас будет исполнено, Виктор Николаевич, — и уже мне, — Вай, дорогой, ты зачем от нас свою попку спрятал? Нехорошо!

Послушно отрываюсь от пола и становлюсь на колени, отставив задницу и прогнув спину. Ашот резко, одним толчком вводит во всю длину. С удивлением замечаю, что с каждым разом я испытываю всё меньше боли. Наверное, задний проход постепенно расширяется. Член немедленно реагирует на вторжение мощной эрекцией. Я снова погружаю в свой рот толстый член Старика и возобновляю движения вверх-вниз, помогая себе рукой.

Вскоре забился в судороге и бурно кончил Ашот, залив мою прямую кишку своей молодой горячей спермой. А Старик тем временем всё сидит, откинувшись в кресле и постанывая. У меня уже онемели губы и язык, ломит шею, но я не смею остановить свои движения. Наконец он начинает зашевелиться, дёргается раз, второй, хрипит:

— Ашотик, поворачивай.

Ашот отталкивает меня от Старика, жестом заставляет меня встать, повернутся и наклониться, упершись руками в журнальный столик. Старик встаёт с кресла, подходит. Ашот одной рукой расширяет мою дырочку, другой направляет его член. Мне это напоминает ухищрения кинологов, организующих случку. Не могу сдержать улыбку. Впрочем, скоро мне становится не до смеха. Член Старика заметно толще, чем у Олега и Ашота. Даже мой растянутый и смазанный спермой анус слишком узок для него. Он давит, толкает всё сильнее. Я еле сдерживаюсь, чтобы не закричать. Наконец, направляемый рукой Ашота, он проталкивается вовнутрь и начинает фрикции. Боль немного отступает, хотя сфинктер растянут до предела, и каждое его движение отдаётся резью. Странно, но болевые импульсы меня ещё больше возбуждают. Я до смерти хочу кончить, но не смею прикоснуться к своему многострадальному дружку.

Старик долго кряхтит, стонет, и, наконец, разряжается в меня жидкой струйкой семени. Ну, кажется всё. Старик застёгивает брюки. Одевается и Ашот. На всякий случай я продолжаю стоять в той же позе.

— Хороший петушок, способный. Ты позови его в субботу. А пока пусть идёт.

Старик снова опускается в кресло. Олег же наоборот — вскакивает, берёт меня под руку и ведёт в спальню. Опускаюсь в изнеможении на кровать и начинаю дрочить. Мне приходится сделать не более десяти движений, чтобы забрызгать своей спермой и себя и постель. Олег выходит. Накрываюсь одеялом и почти сразу же засыпаю. Слышу сквозь сон голоса, потом хлопнула дверь и всё стихает.

Через некоторое время я снова слышу шум. Олег входит в спальню, включает свет. Он полностью одет и смотрит на меня с выражением брезгливости и вожделения одновременно.

— Ляг поперёк кровати. Не так, на спину, головой ко мне.

Я повинуюсь. Он подходит ближе.

— Ляг так, чтобы голова свешивалась вниз.

Выполняю и это. Теперь и Олег и комната кажутся мне перевёрнутыми. Он подходит ещё ближе, расстёгивает брюки, опускается на колени. Я уже понимаю, чего он хочет и послушно открываю рот. Он вставляет во всю длину, так, что я упираюсь носом в его яички. Он начинает двигать своим задом, просто трахая меня глубоко в рот. Странно, но я не ощущаю дискомфорта. Моя голова сильно запрокинута назад и его член не блокирует дыхания, даже когда упирается в горло. Лишь в один момент мне становится больно, но я терплю, зная, почувствовав, что он вот-вот кончит. Кончает он бурно и обильно. Я еле успеваю сглатывать струи. Кончив, он встаёт.

— Слушай внимательно. В субботу я приглашаю друзей. Я хочу сделать им подарок. Этим подарком будешь ты, — он останавливает жестом мой отчаянный протест, — так хочет Виктор Николаевич. Это в последний раз, я обещаю. Вечеринка будет продолжаться всю ночь. Утром я отдам тебе то, что обещал. Конечно, придётся потрудиться. Но от этого ещё никто не умирал. Кстати, ты будешь в маске, тебя никто не увидит. Ты тоже никого не увидишь. Запомни — в субботу в шесть. Это твой пропуск на волю. В воскресенье утром ты свободен. А сейчас одевайся и дуй домой. Я очень устал.

Это ты устал? А что мне-то тогда говорить? Вскакиваю, бегу в ванную одеваться, лихорадочно раздумывая над последними словами этого монстра. Говорит, что в последний раз. Обманет? А если не обманет? А впрочем, мне нечего терять. Я уже слишком далеко зашёл, отступать поздно. Застёгиваю куртку, сую ноги в туфли без шнурков и выбегаю в прохладную ночь.

Субботу я ждал со смешанным чувством страха и надежды на освобождение от бесконечного кошмара. Я убеждал себя в том, что предстоит продержаться всего одну ночь, после чего я забуду о случившемся навсегда. А чего мне это будет стоить — ну что ж, от этого ведь действительно не умирают.

И вот наступила суббота. Я выпил бутылку водки, чтобы унять страх перед тем, что меня ожидает. Алкоголь почти не подействовал. На ватных ногах я поднимаюсь в знакомую квартиру. Олег ещё один. Он велит мне принять душ, провожает в спальню и подаёт мне мешок, сшитый из тонкого блестящего трикотажа чёрного цвета, наподобие того, из которого делают лосины. Это маска. Прорезей для глаз нет. Зато есть большая прорезь для рта, открывающая свободный доступ к одному из моих рабочих отверстий на сегодняшнюю ночь. Кроме того, он велит мне одеть широкий кожаный ошейник, берет меня под руку и ведёт куда-то. Судя по всему, это спальня. Щёлкает выключатель. Он ведёт меня на середину комнаты и ставит меня на колени на какое-то возвышение. Нащупываю спинку, подлокотнику. Ага, это кресло. Он заставляет меня упереться подбородком о его спинку и обхватить её руками. Чувствую холод металла, охватившего запястья. Раздаётся щелчок. Наручники! Пытаюсь отдёрнуть руки — поздно. Я прикован.

— Некоторым нравится вот так, ну, что ты ничего не можешь сделать. Так что, потерпи.

Сволочь ментовская! Он кладёт руку на мой затылок, заставляя сильнее прижаться подбородком к спинке. Щёлкает карабин. Так вот зачем ошейник!

— Открой рот. Так, хорошо. Закрой.

Судя по всему, проверка его удовлетворила. Слышу, как он обходит меня сзади.

— Ноги раздвинь пошире.

Что, попробовать решил? Нет, дело не в этом. Чувствую, как сначала одну, потом и вторую щиколотки обхватывают не то верёвка, не то ремешок. Теперь я связан по рукам и ногам. Стою раком, голый, с мешком на голове, не могу пошевелиться. Готовый к употреблению. А он стоит сзади и смотрит. Чувствую, как зашевелился мой член. Чтобы сдержать эрекцию, начинаю вспоминать таблицу логарифмов. Не помогает. Этот предатель встал и уперся в живот.

— Я вот тут ремешок повесил. Некоторые любят сначала ремешком похлестать. Так что возможно придётся потерпеть.

Скотина! Подонок! Пидор вонючий! Впрочем, протестовать поздновато. Скрипнув зубами смиряюсь. Мне очень страшно. Меня бьёт озноб. Кажется, этой ночью я узнаю, что такое ад. Он раздвигает ягодицы, смазывает анус вазелином, бесцеремонно всовывает палец вовнутрь, намазывает и там тоже. Член отзывается ещё более сильной эрекцией. Вынимает палец. Слышу звук расстёгиваемой молнии. Ну вот, началось. Он трахает меня молча, не торопясь. Кончив, деловито вытирает конец, застёгивает брюки и выходит. А я продолжаю стоять раком, чувствую, как струйка вытекла из заднего прохода и потекла по ноге. Очень хочется почесаться. Холодно. Скорее бы кончилась эта ночь! Член продолжает стоять. Как хочется кончить! Хоть бы одну руку оставил, я подрочил бы. Ублюдок!

Трудно определять время, стоя раком с закрытыми глазами. Думаю, прошло около получаса, когда в прихожеб раздался звонок. Прибыли первые гости. Потом ещё и ещё. Квартира наполнилась весёлыми голосами. Вечеринка началась. Всех вновь прибывших радушный хозяин заводит в спальню, чтобы показать главный аттракцион сегодняшнего вечера. Слышу одобрительные голоса, причмокивания. Молодой голос спрашивает, можно ли попробовать прямо сейчас, до ужина, и получает разрешения. Определяю по звуку, что гость остановился спереди и открываю рот. Это служит сигналом остальным. Кто-то пристраивается сзади, остальные занимают очередь.

Не знаю, сколько времени продолжалась эта вакханалия. Пока очередная пара насиловала меня одновременно с обеих сторон, остальные наблюдали, обступив нас плотным кольцом и распаляясь для следующего раза. Люди менялись, выходили выпить и закусить, снова вставали в очередь, и снова выплёскивали в меня очередную порцию.

Доносившиеся до меня звуки говорили о том, что я не единственный гомосексуальный объект в этой комнате. Стоны, крики восторга, скрип кровати говорили о том, что часть публики распалась на пары и, разогретые зрелищем, предаются утехам друг с другом. Особенно часто слышался голос того молодого парня, что начал сегодняшнюю оргию. Он обосновался на кровати и просил всех сделать и с ним так же. Многие соглашались. Он бурно кончал, крича от восторга и через несколько минут просил повторить.

Я тоже несколько раз кончал. Первый раз сам, без чьей-либо помощи, одновременно с моим партнёром сзади, трясясь в судороге и заливая кресло спермой. Я оргазмировал долго, очень бурно и обильно, вызвав чуть ли не аплодисменты зрителей. Удивительно, но член не опал совсем, а стал лишь чуть мягче. Стоило очередному гостю занять своё место, как эрекция восстановилась полностью. Вскоре член уже просто разрывался от прихлынувшей к нему крови. Потом кто-то сжалился надо мной и, войдя в меня сзади, принялся мастурбировать мой член в такт своим движениям под одобрительные возгласы толпы. Я снова кончил, и снова член лишь чуть обмяк, и вскоре восстановился. Потом, в течение всей ночи кто-нибудь время от времени помогал мне время от времени освободиться от постоянно прибывающей спермы. Я кончил, наверное, раз десять. Забегая вперёд, скажу, что после той ночи у меня началась временная импотенция. Недели на две я забыл что такое эрекция и был этим очень напуган.

Всё это время не пустовал и мой рот. Один за другим эти маньяки выплёскивали в меня свои заряды. Я выпил уже наверное стакан спермы, она уже стекала по подбородку, а их поток всё не иссякал. Сначала было очень тяжело. Но потом я напомнил себе, что эта ночь не может длиться бесконечно и, главное, надо отключиться. Я просто держал рот открытым, прижимая очередной член языком к нёбу, а они сами делали фрикции. Каждый старался засунуть член как можно дальше, а я пытался этого не допустить, выталкивая их члены языком.

Я впал в транс: сердце мое билось в груди с такой силой, что, кажется, я раскачивался взад-вперед под действием его ударов, а не от остервенелых толчков в рот и в прямую кишку. Если бы я не был привязан к креслу, я бы упал плашмя. Я задыхался и летел куда-то странным образом, как-то наискосок, правым плечом вперед, и это продолжалось необъяснимо долго. Я уже ничего не чувствовал: ни боли в заднем проходе (она вернётся на следующий день, резкая, саднящая, заставляющая меня чуть ли стонать при каждом посещении туалета, и уйдёт только через месяц или полтора) , ни тошноты и боли в горле (я несколько дней не мог глотать) , ни хлёстких ударов ремнём одного из гостей-садистов (красные полосы несколько дней красовались на моей заднице) , ни горьковато-солёного вкуса во рту (несколько дней сильнейшей изжоги) . Звуки доносились до меня как сквозь вату. Время остановилось. Вообще всё исчезло. Остались только грубые толчки спереди и сзади и моя непрекращающаяся эрекция, укрощаемая время от времени чьими-нибудь милосердными руками.

Но всему приходит конец. Появились первые перерывы, когда каждый следующий занимал позицию не сразу, а через некоторое время после того, как кончал предыдущий. Эти перерывы удлинялись. Наконец, остались только самые выносливые. Это были гурманы. Они трахали меня не одновременно, а по очереди. Им очень нравилось время от времени менять позицию, перемещаясь спереди назад и обратно.

Несколько раз хлопнула дверь — гости расходились. Судя по раздающемуся храпу, несколько человек уже уснули. Я держался из последних сил, повторяя про себя: «Скоро утро, скоро всё это кончится»…

И наступило утро. Солнце ещё не поднялось, но начались наши северные предрассветные сумерки. Я шёл по пустынным улицам измученный, с трудом переступая ногами и непрерывно отплёвывался. Мне казалось, что в меня воткнули раскалённый прут, который теперь обжигал меня при каждом шаге. Я стонал, превозмогая боль. Я качался от усталости и мечтал только об одном — лечь спать. И всё же я был счастлив. Я сжимал в кармане клочки заключения медэксперта, которое я разорвал сразу же, на глазах Олега. Я свободен! Больше никто и никогда не заставит меня пойти на это. А сегодняшнюю ночь я забуду, как страшный сон.

А через неделю мне удалось договориться с потерпевшей. Я всё время её пребывания в гипсе регулярно её навещал, приносил продукты, фрукты с рынка, цветы. В конце концов она сменила гнев на милость и подписала бумагу, в которой она заявляла, что упала сама, испугавшись моей машины, и ударилась о бордюр. Ещё через неделю дело было закрыто по причине отсутствия состава преступления.

Я иногда думаю: а может быть, мои жертвы были напрасны? Может быть, мне следовало с самого начала договариваться со старушкой, а не подставлять задницу маньяку-следователю и его дружкам?

Как бы то ни было, мой третий гомосексуальный опыт привил мне стойкое отвращение к подобным экспериментам. Я даже думал, что навсегда. Однако, жизнь внесла свои коррективы. Совсем недавно, всего пару лет назад, я, к своему удивлению, добровольно вступил в половую связь с мужчиной. Да, я сделал это не по принуждению, как в прошлый раз, а совершенно добровольно, хотя мне и стыдно в этом признаться. Вот как это было.

По роду своей работы я часто бываю в командировках. Я сейчас неплохо зарабатываю, да и фирма, в которой я работаю, достаточно преуспевающая. Короче говоря, я обычно езжу в вагонах СВ. Однажды моим соседом по купе оказался мужчина, с которым у меня сразу установились очень хорошие, почти приятельские отношения. Этому немало способствовала распитая нами в купе бутылка Johny Walker. Потом мы пили коньяк в вагоне-ресторане, потом продолжили в купе, так что вскоре мне казалось, что с Володей, как звали моего нового знакомого, я знаком уже много лет. Он был очень обаятелен, остроумен, умел слушать собеседника, если и возражал, то мягко, не настаивая на своем исключительном праве на истину. У него были черные глаза, хэмингуэевская борода с проседью и добрая улыбка. Он был москвич, имел какую-то нефтяную фирму и был очень богат. Мы проболтали с ним всю ночь напролёт. Разговор сопровождался распитием очередной бутылки, на этот раз водки, так что, выходя в предрассветных сумерках на московский перрон, мы оба изрядно покачивались.

Я возвращался домой, и в Москве делал только пересадку. Билеты я ещё не купил, и Володя предложил погостить денёк у него. Я согласился.

Его встречал водитель на 600-м мерсе, и я понял, что его рассказы о том, что нефтяной бизнес сейчас на подъёме, не лишены основания. Мы ехали от площади трёх вокзалов через центр на юг. Я пил Martell, любезно извлечённый хозяином из бара суперавтомобиля, и любовался на роскошные витрины. Откровенно говоря, я никогда особенно не любил Москву. Столица всегда вызывала у меня раздражение своей суетой и шумом. Но даже я не мог не восхищаться тем, как преобразилась она в последние годы. Особенно её центр, с его дорогими магазинами, шикарными ресторанами и нарядными огнями, от которых ночью было светлее, чем днём. Август девяносто восьмого ещё не наступил, и страна веселилась в уверенности, что худшее уже позади…

Впрочем, дом в Подмосковье, куда привёз меня Володя, произвёл на меня ещё большее впечатление. Два этажа, мансарда, видневшаяся среди сосновых крон, гараж, встроенный прямо в высокий цокольный этаж (ворота поднимались нажатием кнопки на брелке) , ухоженный палисадничек перед входом, и всё это — на нескольких гектарах соснового леса, больше похожего на парк.

Однако, самым большим потрясением для меня стала Володина жена Алина, вышедшая встречать мужа на крыльцо. Я видел много красивых женщин, но эта… Линда Евангелиста и Синди Кроуфорд умерли бы от зависти, Памела Андерсон ушла бы в монастырь, если бы они увидели Алину. Голубоглазая брюнетка, большой чувственный рот, потрясающая фигура, роскошные длинные волосы. Она повисла на шее у мужа и подарила ему такой поцелуй, что у меня защемило сердце от зависти. Володя представил меня жене, и мы прошли в дом.

После лёгкого завтрака Алина проводила меня в комнату для гостей. Я принял душ и с наслаждением упал на пуховые перины. Через минуту я уже спал. Снилось мне что-то жутко эротическое, так что проснулся я через несколько часов с сильнейшей эрекцией. Я начал дрочить, представляя себе хозяйку в соблазнительных позах. Я был уже близок к оргазму, когда в дверь постучали. Я успел укрыть одеялом свой восставший орган, когда в комнату вошла она, героиня моих эротических фантазий. С милой улыбкой она поинтересовалась, хорошо ли я спал, и сообщила, что Володя приказал натопить баню и через полчаса можно будет попариться. Я очень люблю ходить в баню, а если и Алина примет участие… Я представил себе, как она будет выглядеть в купальнике и… чуть не кончил. Алина вышла из комнаты, и я опрометью бросился в душевую, онанируя на ходу.

Сауна была великолепна! Володя явно не скупился когда строил её. Огромный предбанник со столом, бильярд, и сама парилка были отделаны каким-то африканским деревом, бассейн сверкал кафелем и хромом. Я чувствовал себя шейхом, утопающим в восточной роскоши. Но главный сюрприз был впереди — оказывается, эта пара привыкла париться только нагишом! То есть, за столом мы сидели, завернувшись в простыни, но, заходя в парилку, простыни снимались. Я изо всех сил старался смотреть в сторону, но у меня это плохо получалось. Эта женщина была слишком красива! Каждый раз, оказываясь с ней в парилке, я украдкой разглядывал точёный профиль. Она повязала голову махровым полотенцем, открыв моему взору длинную шею, высокая грудь дерзко смотрела вверх розовыми сосочками, плоский живот заканчивался внизу манящим газончиком коротко подстриженных волос… Я чувствовал томление в низу живота, которое закончилось бы стойкой эрекцией, если бы я не выскакивал оттуда заливаясь краской, чтобы броситься в холодный бассейн и попить пивка, завернувшись в простынь. Впрочем, настоящее испытание было впереди. Оказалось, что Алина хорошая массажистка. В примыкающей комнате оказалась большая двуспальная кровать. Первым Алина пригласила туда Володю. Дверь они не закрыли, так что мне хорошо было видно, как она растирала его крепкое тело маслом, мяла его и спереди и сзади. Я молча пил пиво и пытался выдумать повод как избежать экзекуции. Так ничего и не придумав, я послушно снял простынь и лёг на кровать, когда Алина закончила с Володей. Лёжа на животе, я пытался думать о чём-нибудь отвлечённом, но когда Алина принялась массировать мои ягодицы, я понял, что не смогу сдержать эрекцию, так что к тому моменту, как Алина приказала мне перевернуться, мой член торчал, как шест, и слегка подёргивался от напряжения.

— Ого, клиент готов, — она весело рассмеялась, а потом негромко, почти шёпотом, — Что, так хочется? Ну, потерпи, потерпи немного.

Она обхватывает мой член ладонью и слегка сжимает. У меня перехватывает дыхание. Она делает несколько движений рукой. Я не могу сдержать стон.

— Кажется, я немного увлеклась? — рука продолжает своё движение, — Ну, пока хватит. Потерпи немного.

И она продолжает обычный массаж, старательно избегая прикосновений к моей изнывающей от страсти плоти.

После не менее десяти заходов мы, наконец, располагаемся вокруг стола. Из холодильника были извлечены закуски и три больших запотевших бутылки Столичной. Володя разлил всем троим водки. Мне понравилось, что Алина не стала притворно размахивать руками и кричать: «Хватит! Хватит!». Она по-мужски, одним глотком опорожнила свой стаканчик и закусила солёным огурчиком.

Уже вторая бутылка подходила к концу, когда разговор стал приобретать всё более откровенный, и даже игривый характер. Алкоголь снял последние тормоза. Я уже не стесняясь рассматривал роскошное тело Алины, лишь слегка прикрытое простынёй. Володя явно поощрял мой интерес, без стеснения рассказывая о сексуальных пристрастиях жены. Упоминание об анальном сексе, который, по словам Володи был в большой чести у этой парочки, снова привело к эрекции. Член натянул тонкую ткань простыни, но я, как бы соревнуясь с хозяевами в бесстыдстве, уже не пытался этого скрыть. Неожиданно Володя протянул руку и ухватил меня за член.

— Что, хочешь Алинку? Хочешь, хочешь, я же вижу!

Вот блядская семейка! То жена за член хватается, то муж. А Алинку я хочу, это уж точно! Володя помял ещё моего братца, с интересом наблюдая за моей реакцией.

— Да ты не смущайся, чего покраснел? Я тебе сейчас кое-что покажу.

С этими словами Володя встал и вышел в соседнюю комнату. Мы остались вдвоём. Признаюсь, я чувствовал себя неловко сидя с торчащим фаллосом наедине с женщиной неописуемой красоты, к тому же полуголой. Алина ободряюще улыбнулась.

— Я тебе действительно нравлюсь?

Я молча кивнул, судорожно сглотнув слюну.

— И ты хотел бы заняться со мной сексом?

— Очень.

— Ты знаешь, у нас с Володей в этом вопросе очень свободные отношения. Я хочу сказать, что мы придерживаемся той точки зрения, что все эти комплексы, они, ну в общем…

Она не успела закончить. Открылась дверь и вошёл Володя. Он сел рядом и протянул мне фотоальбом.

— Алина, ты подсаживайся поближе.

Алина села с другой стороны. Она села очень близко, касаясь меня своим тёплым бедром. Простыня почти не прикрывала её голое тело, и, скосив глаза, я увидел крупный тёмный сосок, венчавший её высокую девичью грудь.

Я открыл альбом и открыл от удивления рот. Это было домашнее порно. Сотни маленьких поляроидных снимков. Несколько страниц были заполнены портретами обнажённой Алины. От снимка к снимку с неё слетали последние остатки стыдливости, и через пару страниц она позировала в самых откровенных позах, мастурбировала перед объективом, вставляла фаллоимитаторы в обе свои дырочки, растягивала половые губы, демонстрируя анатомические подробности своей вульвы. Я почувствовал, как пульсирует от напряжения мой член, покрытый тонкой тканью простыни. Дальше шли снимки половых актов. Я убедился, что анальный секс, наряду с оральным, очень популярен в этой семье. А ещё через несколько страниц я увидел снимки групповых оргий, где, кроме Володи и Алины принимали участие то одна-две девушки, то пары, а чаще двое-трое мужчин. Я узнал, что Алина является явной бисексуалкой. Во всяком случае, сцены лесбийской любви то и дело перемежали «натуральный» секс. Впрочем, Володя её в этом явно поощрял. Вот они вдвоём с азартом вылизывают дырочку какой-то блондинки, вот Алина, оседлав член мужа, взасос целует какую-то совсем молоденькую девчушку, сидящую на лице Володи, а вот она сама сидит на лице подруги с членом Володи во рту. Впрочем, может быть и не Володи. На многих снимках Алина была запечатлена с азартом занимающейся сексом с другими мужчинами, иногда даже с двумя-тремя одновременно. Наиболее популярной была поза «сэндвич», когда Алина оказывалась лежащей между двух мужчин, обрабатывающих её в обе дырочки одновременно. При этом на некоторых снимках темпераментная женщина умудрялась взять в рот у третьего, расположившегося в изголовье. Состав троицы счастливчиков менялся от фотографии к фотографии, лишь блаженство, написанной на её прекрасном лице оставалось неизменным. И Володя, который, судя по всему и делал эти снимки, ничего не имел против. Да, может так случиться, что и мне здесь что-то перепадёт. Ну, не случайно же они показывают мне эту порнуху. Да и Алина вон как прижалась, трётся грудью.

— Мне кажется, тебе простыня мешает. Ты её сними.

Перевожу взгляд на Володю и обнаруживаю, что он сидит голый, сжимая в руке свой возбуждённый член, и медленно онанирует.

— Алина, помоги.

Лёгким движением плеча Алина сбрасывает на пол свою простыню, затем без лишних церемоний стаскивает с меня мою. И вот мы сидим втроём, тесно прижавшись друг к другу, возбуждённые до крайности, и рассматриваем порочные картинки. Алина прикрывает лобок ладонью. У меня уже была возможность его разглядеть, и я знаю, что почти все волосы у этой сказочно красивой женщины удалены, а оставшиеся образуют рисунок бабочки. Я перевожу взгляд на её сокровенное место, прикрытое ладошкой, и обнаруживаю, что вовсе не скромность заставило её положить туда руку, скорее наоборот. Средний палец погружён в её влажную щель, и рука совершает ритмичные движения. Алина мастурбирует! Я сижу в окружении двоих развратников, откровенно мастурбирующих при мне, в открытую, не стесняясь! Вот Алина чуть раздвинула ноги, застонала и ускорила ритм, не отрывая горящего взгляда от изображения собственного лица, залитого спермой. Мне ужасно, до одури, до головокружения хотелось присоединиться к удивительной парочке и освободиться, наконец от возбуждения, пульсирующего на кончике головки. Я обхватил ладонью своего дружка и начал онанировать, медленно, растягивая удовольствие, стараясь не кончить раньше хозяев. Я снова углубился в изучение фотографий, любовно подобранных в альбоме. Каждая новая страница, перелистываемая мною, давала всё больше пищи для фантазий, и я подумал, что эти картинки ещё долго будут стоять у меня перед глазами, возбуждая меня, когда я, по обыкновению, буду дрочить перед сном в постели. Однако то, что я увидел, перевернув машинально последнюю страницу, ввело меня в состояние ступора: на четырёх последних снимках я увидел Володю, занимающего сексом с мужчинами. Вот он делает минет, с явным удовольствием облизывая тёмный узловатый член. Вот Володя вошёл в Алину сзади, и одновременно отсасывает у мужика, стоящего рядом. На фотографии видна только нижняя половина его партнёра, но лицо Володи видно очень хорошо. Оно светится от блаженства. Вот Володя вводит член в задний проход какого-то худенького подростка. А вот его самого обступили с обеих сторон двое амбалов и трахают одновременно в обе дырки. По телу пробежала судорога. Я почувствовал, что долго продержаться я не смогу.

Впрочем, хозяевами был предусмотрен другой сценарий.

— Пойдём в комнату, — Володя кивает на дверь, за которой Алина делала нам массаж.

Я повинуюсь, и на ватных ногах направляюсь к двери. За мной, тяжело дыша от возбуждения следует гостеприимный хозяин со своей женой. Володя тут же ложится на спину, свесив ноги на пол. Девушка садится на ковёр у его ног и берёт в рот. По её уверенным ловким движениям понятно, что она знает толк в оральных ласках. Я сажусь рядом и наблюдаю. Член Володи, короткий, но толстый, с большой красно-синей головкой, блестевшей от слюны, пульсирует от напряжения, в любой момент готовый выплеснуть заряд в прелестный ротик красавицы, которая тоже заводится всё сильнее, она раскраснелась, стала постанывать и, наконец, суёт руку между ног и начинает теребить свою киску. Я не выдерживаю и тоже начинаю онанировать, стараясь не слишком спешить. Первым кончает Володя. Он мычал, прогибается, трясётся всем телом и выплескивает свой заряд прямо в широко раскрытый рот Алины, потом ещё один, немного не долетев до рта он приземляется на подбородке девушки. А она всё продолжает дрочить, выдаивая каплю за каплей, потом тщательно вылизывает их, вытирает рукой лицо и облизывает пальцы, косясь при этом на моего страдальца, которого я тереблю в двадцати сантиметрах от её лица.

Володя откидывается на спину и закрывает глаза, а его темпераментная жена принимается за меня. Она отстраняет мою руку (с чем я с готовностью соглашаюсь) , обхватывает ствол своей ладошкой и продолжает начатое мной дело, покрывая одновременно напряжённую головку поцелуями. Вскоре она погружает член целиком в свой очаровательный ротик, потом вынимает, проводит по головке языком, снова заглатывает его, прижимая языком к нёбу и закрыв от удовольствия глаза, потом ещё и ещё, продолжая при этом поддрачивать рукой. Я поневоле любуюсь тем, с каким самозабвением и восторгом она делает своё дело. Не проходит и пары минут, как знакомое сладкое щекотание внутри яичек сигнализирует о том, что скоро я извергну вторую за время пребывания в этом доме порцию спермы. Как оказалось, не последнюю.

Впрочем, Алина, кажется, не в восторге от моего эгоизма. Она останавливает процесс за мгновение до кульминации, оставляя меня лежащим на боку и сотрясаемым судорогами приближающегося блаженства. Сквозь собственный неожиданно громкий стон я не сразу могу расслышать её шёпот: «Милый, полижи меня ТАМ». Не открывая глаз, я приподнимаюсь, но Алина мягко, но настойчиво толкает меня в грудь, заставляя откинуться на спину, и ловко, одним движением скользнув вверх, усаживается мне на лицо. Я ничего не имею против. Её возбуждённая вульва просто истекает соком. Я принимаюсь слизывать терпкие капли, с удовольствием ощущая, как каждое движение моего языка внутри её жаркого лона отзывается дрожью в её прекрасном гибком теле. Я беру в руки её упругие груди, начинаю теребить отвердевшие сосочки и тут же слышу шёпот: «Сильнее!». Я хватаюсь за них крепче и принимаюсь сжимать и перекатывать упругие комочки между большими и указательными пальцами. Ответом мне слышится сладострастный стон, вырывающийся из её разгорячённого рта. Она больше не может сидеть неподвижно, она неистово двигает задом, покрывая моё лицо своим прибывающим соком.

В пылу страсти я совсем забыл о муже моей темпераментной партнёрши. Впрочем, очень скоро он напоминает о себе, и напоминание оказывается более чем неожиданным. Я чувствую, как Володина рука обхватывает мой член и начинает медленные ритмичные движения. Мой дружок, почти доведённый до оргазма, но брошенный его женой, вновь восстаёт в надежде наконец излиться, и я чувствую благодарность к Володе, великодушно избавляющему меня от сладкой муки. Впрочем, великодушие Володи распространяется дальше, чем я мог предположить — я чувствую прикосновение его губ, языка, и вот весь мой член исчезает в его горячем рту. В первое мгновение я не знаю, как себя вести, но вскоре быстро нарастающее возбуждение сметает все сомнения. Вскоре затуманенный похотью мозг фиксирует, что Алина кончила и отползла в сторону, залив меня обильной порцией своего сока. Теперь лежит рядом и с интересом наблюдет как гостеприимный хозяин делал минет своему гостю. Я с долей удивления отмечаю, что пикантность ситуации меня больше не смущает. Больше того, сам факт, что мне отсасывает мужчина, да ещё в присутствии собственной жены, возбуждает меня сверх всякой меры, так что уже через пару минут я разряжаюсь прямо в его умелый рот.

Мы лежим втроём на кровати и отдыхаем, охлаждая разгорячённые головы «отвёрткой» со льдом, принесённой Алиной. Я размышляю о том, в какую необычную компанию я попал, как необыкновенно раскованны, раскрепощены эти люди, не знающие преград и ограничений в поисках наслаждений, а ещё как странно, что в течение всего получаса мой герой побывал сначала во рту жены, а потом разрядился в рот мужа. Меня немного смущает, что лежащий рядом Володя касается животом моей ноги, положив свою руку мне на грудь. Впрочем, брызги моей спермы, застывшие на его бороде, быстро напоминают мне о том, что после случившегося эти прикосновения могут считаться абсолютно невинными. Я перевожу взгляд дальше и с удовольствием разглядываю это обнажённое чудо природы, лежащее на боку в полуметре от нас. Гибкая и грациозная, как пантера, подперев голову рукой, Алина задумчиво разглядывает нас с Володей. Вот она допила отвёртку, отставила стакан, чуть раздвинула ноги и опустила руку на свой чисто выбритый лобок. Мне было хорошо видно, как своим наманикюренным пальчиком она раздвигает губы, нащупывает клитор и начинает медленно с наслаждением мастурбировать, не отрывая от нас взгляда своих глаз, которые теперь кажутся мне зеленоватыми. Я чувствую, как от этого зрелища начинает наливаться новой силой мой неутомимый боец. Вот он дёрнулся, распрямился, вот он растёт, описав дугу по волосатой груди моего нового знакомого. Через пять минут мы все втроём сидим и с энтузиазмом онанируем, возбуждая друг друга необычным зрелищем. Первой не выдерживает Алина. Она громко стонет, откидывается на спину, широко раздвигает ноги и с остервенением трёт клитор всей ладонью, повторяя: «Иди ко мне, ну, кто-нибудь, идите ко мне!». Володя, не прекращая дрочить правой рукой, кладёт мне на колено левую, наклоняется к самому уху, шепчет: «Ну, давай. Ты же хотел её». Я не заставляю себя упрашивать. Рывком послав себя на распластавшуюся перед нами красавицу, я падаю на это восхитительное тело сверху и сразу, без подготовки, одним толчком вставляю член полностью, по самые яйца в её горячую мокрую пещерку. Алина кричит, бьётся подо мной, потом обхватывает мои ягодицы руками, раздвигает, впиваясь в них наманикюренными ногтями, погружает пальчик в мой задний проход. Я бьюсь, как в припадке, вонзая свой напряжённый член толчками в её разгорячённые недра. Боковым зрением я фиксирую, что Володя располагается рядом, с интересом наблюдая за процессом и продолжая неторопливо онанировать. Быстро нарастающее возбуждение не позволяет мне заметить момент, когда он сменил позицию и оказался позади меня. Не сразу понимаю и то, что уже не её, а его палец хозяйничает в моей заднице. Я слишком возбуждён и слишком пьян, чтобы оценить ситуацию адекватно, и когда чувствую, как к моему заднему проходу прижалась тёплая упругая головка его возбуждённого члена, я теряюсь. У меня всего пара секунд на принятие решения, и я их не использую. Его член, смазанный чем-то заранее, уже скользнул вовнутрь, и я чувствую, как его яйца шмякаются о мои ягодицы. Что я должен был сделать? Вскочить? Закричать? Убежать? Я представляю себе, как я буду бегать по двору голый, с криками «Насилуют!» и… решаю ничего не предпринимать. Судя по всему, здесь бисексуальность не считается пороком. Ну что-ж, потерпим! В конце концов, это не первый член, побывавший в моей заднице. Да и, судя по тому, как он возбуждён, это не продлится слишком долго.

Впрочем, я не могу сказать, что ощущения, которые я переживаю, оказываются однозначно неприятными. Я зажат между мужем и женой, как в сэндвиче. Я трахаю её, и мне это жутко нравится. А он трахает меня, и… я с удивлением обнаружил, что мне это тоже нравится. Я делаю движение вперёд, и кажется, достаю её до самых гланд, я делал движение назад, и насаживаюсь на его горячий стержень, который достаёт до той самой заветной точки внутри, что включает турбонаддув на фабрике по производству спермы, расположенной в яичках. С удивлением обнаруживаю, что движение назад, навстречу Володиному члену мне приносит даже большее наслаждение, чем вперёд, во влажную глубину его жены… Я дёргаюсь туда-сюда, бьюсь, как в конвульсиях, и чувствую приближение кульминации. Однако, всё происходит не так. Первой кончает Алина. Она вдруг выгибается дугой, по её гибкому телу одна за другой побежали судороги, она кричит в голос, трясёт головой и через минуту затихает. Подталкиваемый сзади, я продолжаю какое-то время вколачивать в неё мой член, всё ещё отягощённый зарядом спермы, но вскоре она понимает, что я ещё не готов осчастливить её своей горячей струёй, и извиваясь по-змеиному, выползает из-под меня и отправляется в душ.

Я остаюсь наедине со своим бородатым партнёром, неистово вбивающим в меня сзади свой разгорячённый костыль. В попытках придумать, как же объяснить этому маньяку, что мне гораздо привычнее трахать его жену, чем терпеть его член в своей заднице, я упускаю несколько секунд, после которых все объяснения выглядели бы уже просто смешными. Я решаю подождать, пока он кончит, тем более, что правой рукой Володя обхватывает мой член и принимается дрочить его в такт своим движениям. Кульминация уже близка.

Открывается дверь, и в комнату входит Алина. Я пытаюсь представить себе, как выглядит со стороны эта сценка, когда её муж трахает в задницу малознакомого гостя, и с удивлением обнаруживаю, что испытываемое мной смущение гораздо слабее быстро нарастающего возбуждения. Больше того, бесстыдство этой ситуации только распаляет меня. Алина располагается в кресле и наблюдать. Ей явно нравится это зрелище. А когда я, забившись в оргазме, начинаю выплёскивать с криком струи своего наслаждения, она даже привстаёт и наклоняется, чтобы лучше видеть происходящее.

Теперь Володе уже не нужно уделять внимание моему члену и он весь сосредотачивается на своих ощущениях. Он выпрямляется, вытирает мокрую руку о мою спину, кладёт её мне на ягодицы, лишь слегка придерживая меня, и начинает неторопливо, покряхтывая от удовольствия трахать меня, то вынимая член почти полностью, то засаживая его во всю длину, так что его яички шлёпают по моим. Но как теперь всё изменилось! Боль из растянутого заднего прохода, уже не заглушаемая более возбуждением, всё нарастает. Я еле сдерживался, чтобы не застонать. К физическим теперь добавляются и моральные страдания — Алина, всего в метре от нас с интересом наблюдающая за процессом, начинает мастурбировать, улыбаясь прямо в моё, перекошенное от боли лицо. Я чувствую себя игрушкой в руках чокнутой парочки, униженной и опозоренной навеки. Я мечтаю только об одном — чтобы этот маньяк сзади поскорее кончил. Наконец, он дёргается, трясётся, я чувствую, что его член в моей прямой кишке ещё больше напрягается, ещё сильнее растягивает задний проход, и выплескивает в меня горячую струю. Я дожидаюсь, когда этот похотливый козёл вынет из меня свой опавший мокрый конец, и бегу в душ, клянясь себе, что никакая красавица больше никогда не усыпит моей бдительности настолько, чтобы какой-нибудь тайный гей снова воспользовался этим.

Дальнейшее развитие событий оказалось хорошей иллюстрацией к известному совету не зарекаться. Володя отправляется в душевую комнату вслед за мной.

— Ну что, понравилось? — Он прямо сияет.

Я мямлю что-то насчёт излишней экстравагантности их развлечений. Володя хлопает меня по плечу.

— Ты, главное, не теряйся. Если хочешь, можешь Алинке ещё разок засунуть — ей понравилось. Кстати, она тоже любит в попочку. — Последние слова он произносит вполголоса, заговорщицки подмигивая и выразительно глядя на мои намыленные ягодицы. Заметив моё смущение, он хохочет, — Ладно, не смущайся. Покраснел, как девица. Домывайся, пошли курнём. — Он отворачивается и принимается намыливать свои гениталии.

Я уже упоминал, что в студенческие годы баловался наркотиками. Курил я и анашу. Это, конечно, приятно — расслабляет и всё такое. Но секс, по-моему, приятнее. А анаша — это не винт, с сексом сочетается с трудом. Впрочем, в этот вечер я готов на всё, лишь бы этот маньяк перестал пялиться на мою задницу. Я надеваю длинный шёлковый халат, предложенный мне прекрасной Алиной, и покорно плетусь вслед за хозяевами отдаваться во власть нового порока.

Отдавая по дороге короткие указания прислуге, Володя ведёт нас через целую анфиладу комнат, залов, коридоров и лестничных пролётов, прежде чем мы оказываемся в маленькой комнатке в мансардном этаже. Шагая вслед за хозяевами по их огромному дому, я с удивлением замечаю, что я, кажется, несколько переусердствовал за столом. В голове шумит, меня сильно качает. Не то что марихуана или анаша, обыкновенный табак мог бы привести теперь к непредсказуемым результатам. Я решаю отказаться от безрассудного эксперимента, но не хочу обижать хозяев и теперь мучительно подбираю слова, покачиваясь посреди комнаты и озираясь вокруг. Главным украшением комнаты служат разнообразные курительные трубки, кальяны, и другие приспособления для курения. Одна стена занята стеллажами с компакт-дисками, в центре стены за стеклянными дверцами красуется плоский квадратный Beng&Olafsen, пирамиды колонок в углах намекают на бескомпромиссность хозяина в вопросах качества звука. Пол устелен мягким ворсистым ковром. Мягкая мебель на низких ножках приглашает поскорее присесть и дать отдых моему уставшему телу. Я опускаюсь в кресло, красавица хозяйка устраивается на диване напротив. Низкий диван, короткий халат, прекрасные длинные ноги… Я чувствую, как ко мне возвращаются силы. Володя ставит на низкий стеклянный стол три бокала с коньяком. Алина тут же хватает свой и начала смаковать, а Володя отходит в сторонку и принимается колдовать над дисками. Вскоре комнату заполняют волнующие звуки саксофона Дэвида Сэнборна. Володя садится рядом и закуривает. К моему удивлению, это оказывается папироса. Она набита явно вручную и здорово контрастирует с великолепными старинными медными кальянами и резными деревянными трубками в стеклянных стеллажах вокруг. Сделав несколько очень глубоких затяжек, Володя задерживает дыхание и передаёт папиросу мне. Так и не придумав отговорки, я беру папиросу, тоже затягиваюсь несколько раз, подражая Володе, и передаю наркотик Алине.

Папироса сделала уже три круга, когда я чувствую, как проясняется в голове. Она становится лёгкой, как пушинка. Я пробую встать, но тело моё оказывается налито свинцом. А голова всё пытается взлететь к потолку, как воздушный шарик, наполненный гелием. Я придерживаю её руками, но они становятся непослушные, как будто чужие, и я не удерживаю свою голову, она отрывается и плавно поднимается к потолку. Я вижу теперь всю комнату сверху. Но как-то искажённо, как в разбитом зеркале. Непрерывное полотно реальности распадается на дискретные фрагменты. Они в свою очередь продолжают дробиться, принимаются кружиться в моём угасающем сознании в безумном сюрреалистическом хороводе. Я как будто перебираю и разглядываю блестящие осколки, в каждом из которых отражается комната, в которой сидим мы трое. Впрочем, я уже не сижу. Я лежу на ковре у ног прекрасной царицы Алины и глажу тонкие лодыжки. А вот другая картинка — я зарылся лицом между её великолепных бёдер и с наслаждением вылизываю её пещерку. А вот я стою позади моей прекрасной принцессы и тыкаюсь своей мягкой головкой между её упругих ягодиц, пытаясь проникнуть в жаркую тесноту её ануса. Новая картинка появляется перед моим взором — теперь я сижу на диване, а Алина языком и губами пытается возродить моего поникшего дружка. Смена кадра — Алина делает минет Володе, я ожесточённо мастурбирую, лёжа на ковре… Картинки становятся всё менее чёткими, как будто лампа диапроектора в моей голове постепенно садится. Последняя картинка на самой границе сознания, такая нечёткая, что я уже сомневаюсь в её реальности — я снова стою раком, позволяя Володе обрабатывать меня сзади, а Алина мастурбирует рядом, наблюдая за нами. Кажется, сверкнула вспышка фотоаппарата…

Всё. Лампа погасла. Диапроектор сломался. Темнота. Я таращусь в темноту, но ничего не вижу. Где я? Кто это рядом со мной? Очень жарко, я хочу пить. Тяжело. Что-то давит. Протягиваю руку, натыкаюсь на что-то, покрытое густыми волосами. Нога. Лежит на моей ноге. А это что? Рука. Обнимает меня. Осторожно высвобождаюсь, сажусь на кровати, оглядываюсь. В голове гудит. Это уже не та комната, где мы курили вчера. Но и не та, где я спал накануне. Встаю на ноги и с трудом удерживаю равновесие. Интересно, где моя одежда? Кажется, осталась в бане. Как хочется пить. Сейчас бы пивка холодного… Делаю шаг и натыкаюсь в темноте коленом на острый угол. Это заставляет меня немного прийти в себя. Опускаю руку, нащупываю предмет, о который ударился. Тумбочка. На ней — бутылка. Пустая! Стакан. Что-то налито. Подношу к носу. С трудом удерживаюсь от рвоты. Виски. Полный стакан неразбавленного виски. Делаю резкий выдох, выпиваю залпом. Желудок отвергает отраву, выталкивает её наружу. Несколько секунд длится борьба, наконец рвота отступает. Стою, прислушиваясь к тому, как разливается по телу огненная жидкость. Сразу становится легче. Осматриваюсь. На чёрном фоне стен зашторенное окно кажется тёмно-серым. Обхожу тумбочку, начинаю медленное путешествие вдоль стены. Задний проход саднит так, что тяжело идти. Наконец, натыкаюсь на дверь. Открываю. Здесь так же темно. Ощупываю стены в поисках выключателя. Вот он. После кромешной темноты даже приглушённый свет бра на противоположной стене кажется ослепительным прожектором. Привыкаю к свету, осматриваюсь. Это коридор. В него выходит четыре двери. Насколько я могу судить, одна из них ведёт на лестницу и в центральный холл. Три другие ведут в спальни. Возможно, за одной из них спит красавица Алина. А что если… Нет, перспектива разгуливать нагишом по чужому дому в поисках спящих красавиц меня не прельщает. Оставив дверь открытой, возвращаюсь назад. На широченной кровати раскинулся Володя. У противоположной стены поблёскивает стеклом что-то вроде серванта. Подхожу, начинаю открывать подряд все дверки. На четвёртой нахожу то, что искал — холодильник-бар. Открываю бутылку колы, жадно пью. Всё, теперь спать. Осторожно пристраиваюсь на самом краешке, стараясь не прикоснуться к спящему, и сразу проваливаюсь в сон.

Мне снится Алина. Я развожу в стороны её великолепные бёдра и вставляю ей глубоко, по самые гланды. Она стонет, извивается. Или это я? Толчками вгоняю своего неутомимого во сне дружка, чувствую, как приближается долгожданная кульминация. Но Алина куда-то исчезает, растворяется. Я начинаю понимать, что это сон. Просыпаюсь медленно, постепенно всплывая на поверхность, с сожалением расставаясь с таким приятным сном. Мне так хорошо, я скоро кончу. Уже бурлит в яичках сперма, щекочет их изнутри, просится наружу. Стоп, ведь это же был сон. Где я? Приходится сделать усилие, чтобы вынырнуть из мира сладких грёз и понять, что же происходит. Я лежу на левом боку, отвернувшись к краю кровати. Позади меня, прижавшись ко мне лежит Володя. Левой рукой он обнимает меня за шею. Пальцы теребят и пощипывают сосок. Правая рука крепко держит мой эрегированный член. Он дрочит его медленно, со вкусом, зная толк в таких делах. Движения его ритмичны, пальцы обнимают головку крепко. Он обнимает меня сильнее и я чувствую, что он тоже возбуждён. Его волосатая мошонка прижимается к моим ягодицам, головку я чувствую где-то в районе поясницы. Он слегка покачивается в такт своим движениям, трётся об меня. Я знаю, чем это закончится. Сейчас меня снова изнасилуют. Сначала он меня напоил и соблазнил своей красавицей женой. Потом одурманил наркотиком и снова использовал жену. А теперь мы с ним только вдвоем, и я уже протрезвел, но что-то мешает мне вырваться, вскочить, убежать. Кстати, а куда бежать-то? Я представил себя бегающим нагишом по дому в поисках моей одежды и чемодана. А может ничего страшного? Всё равно он это уже сделал. Даже дважды. Ну, будет трижды, какая разница-то? А то ведь так приятно лежать вот так и балдеть под его умелыми пальцами. Может быть, я ему тоже подрочу, всё и обойдётся. Протягиваю руку назад, нащупываю член, начинаю. Володя стонет, уткнувшись бородой мне в шею. Ну, кончи поскорее, пожалуйста! Володя отрывается от моего члена и обхватывает рукой свой. Что, решил сам? Чувствую, как его пальцы раздвигают мои ягодицы. Да, мой план не удался. Ну, что дальше? Теперь, когда я сам уже включился в игру, отступать, похоже, поздно. Чувствую мощное давление на задний проход. Расслабляю мышцы, отклячиваю задницу, стараясь облегчить процесс. Мой многострадальный анус сопротивляется очередному вторжению, Володе никак не удаётся ввести.

— Встань. — Володя шепчет мне на ухо.

Понимаю, что «встань» означает «встань раком». Может правда так пойдёт легче? Направляемый нетерпеливыми руками Володи, становлюсь на колени на самый край огромной кровати, опустив голову на подушку. Он становится на пол на ноги, раздвигает мои ягодицы. Я делаю усилие мышцами живота, как будто собираюсь опорожнить кишечник. Член входит удивительно легко, я чувствую, как стукнулись наши мошонки. Володя начинает движения, и я с удивлением обнаруживаю, что это вовсе не так неприятно, как показалось мне вчера. Впрочем, я тут же напоминаю себе, что мне вчера стало неприятно только после того, как я кончил. Сейчас же я был чрезвычайно возбуждён, и каждое движение, совершаемое Володей, приближало меня к долгожданному оргазму. Володя наклоняется, обнимает меня руками, массирует соски, спускается по животу вниз, нащупывает пенис. Какие у него ласковые руки! А член, он так глубоко достаёт! Ещё! Ещё! Я забился в оргазме, разбрызгивая семя на шёлковые простыни, и чувствуя одновременно, как горячие струи заливают мою прямую кишку…

А потом началось похмелье. Но похмелье не физическое, его-то лечить несложно, а моральное. Володя и Алина шутили и смеялись за завтраком, отпаивая меня джином с тоником. Им было невдомёк, что вовсе не выпитое-выкуренное накануне так меня подавляет, а моё моральное падение. Я ненавидел себя, я проклинал ту минуту, когда я встретился с моим соблазнителем, я ненавидел эту порочную красавицу, помогающую своему мужу-гомосексуалисту обрабатывать похотливых гостей. Я мечтал о том, чтобы поскорее сбежать из этого дома. Володя предложил послать в авиакассы водителя, с тем, чтобы попить вместе пивка, но я отказался, сославшись на то, что билет я могу купить прямо в аэропорту. Володя посмотрел на меня очень внимательно и, по-видимому, всё понял. Расстались мы сухо. Володя дал мне свою визитную карточку и попросил обязательно позвонить, когда я в следующий раз буду в Москве. Я пообещал. И он и я знали, что я никогда не позвоню, и вообще, постараюсь забыть об этих двух днях, проведённых в гостеприимном доме.

Так закончилось моё последнее, четвёртое по счёту гомосексуальное приключение. Моральное похмелье прошло. Всё уже давно осталось в прошлом. Иногда я даже с удовольствием вспоминаю выходки экстравагантной парочки. Часто эти воспоминания даже возбуждают меня, и я прокручиваю в голове эти картинки, когда занимаюсь онанизмом. Но никогда, НИ-КОГ-ДА, мне не приходила в голову мысль набрать номер их телефона. Хотя, с другой стороны, я ведь и не выбросил его визитку… Странно устроен человек. Я, стопроцентный гетеросексуал, не решаюсь выбросить визитку какого-то чокнутого гомика. Может быть прав Фрейд, и все мы немного «би-«? Когда мне приходит в голову эта мысль, я просто выхожу на улицу, нахожу глазами какую-нибудь хорошенькую девушку в юбчонке покороче и сразу понимаю, что я самый что ни на есть «натурал», чего и всем желаю!

[/responsivevoice]

Category: Традиционно