Очерки школьной жизни-1

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Очерк первый. Светлана Павловна.

Хорошо проделанная домашняя работа…

Я сидел в своей комнате и пытался делать домашнюю работу. Сконцентрироваться на итогах Апрельского, 1985 года, пленума ЦК КПСС не получалось. Вместо этого мысли крутились вокруг нашей новой химички, очень молодой и красивой «телочки» с великолепными формами. Светлана Павловна, так звали вышеупомянутую учительницу химии, только что окончила какое-то педучилище и еще не до конца освоилась у нас в школе. Временами, ведя урок, она описывалась или ошибалась и, в результате, жутко смущалась и краснела. Я представлял себе, что ее заставили вести у нас урок полностью обнаженной. Очень отчетливо, будто наяву, видел я, как Светлана Павловна, подходит ко мне, чтобы что-то объяснить, плотно сжав бедра, опускается на корточки, и, пока она говорит, ее красивая, ничем не прикрытая грудь откровенно выставлена на мое обозрение. Закончив, она поднимается и направляется вдоль рядов парт к доске и ее аппетитная попка слегка покачивается из стороны в сторону… Чтобы отвлечься, я встал из-за стола и подошел к окну. Никаких особо знаменательных событий во дворе не происходило. Около небольшой подстанции тусовались двое наших местных отморозков, Тупарь и Шмырь. Я подумал, что эти двое не тратили бы время на пустые мечтания. Они-то не побоялись бы подкараулить эту телку в темном подъезде и, попугав ножичком, сделать с ней все, что им захочется. Я представил как они, приставив ей лезвие к горлу, затаскивают ее в подвал. Как она, затравленно осознавая безвыходность ситуации, снимает блузку, юбку, трусики. Становится в доступные позы, демонстрирует свои прелести, безропотно удовлетворяет их похоть… И тогда, у меня появилась идея. Очень не плохая. И страшно рискованная. К этим ублюдкам и подходить-то было небезопасно, не то что связываться. Надо было все обдумать… Я отложил речи глубокоуважаемого генсека и вышел прогуляться. К тому времени, как я дошел до нашего болота, гордо именуемого Калищенским озером, план дальнейших действий в общих чертах был готов. Была какая-то внутренняя уверенность, что он сработает. Я порепетировал в ролях наш завтрашний разговор и направился к моему дяде, Анатолию Петровичу. У него мне надо было позаимствовать одну совершенно необходимую мне вещичку.

…

На следующий день, после уроков я нашел Тупаря и его приятеля Шмыря там же, где и ожидал, тусовавшихся за школой. Момент был подходящий: они только что закончили курить и теперь лениво переговаривались. Похоже планов на сегодня, впрочем, как и на ближайшее десятилетие у них не было.

— Здорово мужики, — сказал я, подходя к ним и небрежно доставая и распечатывая позаимствованную у дяди новую пачку Marlboro. — Как всегда фигней страдаем?

Они ошарашено уставились на меня. Как я и ожидал, для них, потребление данного, внесенного в мировую цивилизацию определенной заокеанской страной, товара безоговорочно указывало на принадлежность к высшим слоям общества.

— А, это: , — отреагировал я на их удивленный взгляд. — Marlboro как Marlboro. На мой взгляд, немного слабовато. Ну да что взять с буржуев:

Видно было, что им требовалось дальнейшее объяснение.

— Я сейчас в команде Гоши Володарского подрабатываю, — продолжал я, угощая их сигаретами. — Вчера одного зав базой опустили. Воровал, гад, у народа. Бабок, шмотья у него было: дохрена. Теперь он не богаче тебя, Тупарь. — я сделал паузу, предоставляя им возможность переварить информацию. — И самое главное, прокручиваем мы это так, что по закону к нам не подкопаешься.

Было видно, что они поражены и подавлены. Как я и подозревал, для них, попасть в «команду» какого-нибудь бандита, означало все: и карьеру, и «самореализацию», и «красивую жизнь».
В общем, было верхом мечтаний. Оставив их переваривать полученную информацию, я отошел. Не успел я пройти и сотни метров, как они бросились следом. Едва переведя дыхание, эти двое заявили, что тоже хотят «работать» у Гоши. Внутренне усмехнувшись, работать с этими отморозками было легко, я прочел им лекцию о том, что, таких как они тысячи, и все хотят к Гоше, и что сначала надо доказать, что они что-то из себя представляют. Когда через некоторое время стало понятно, что эти двое ради устройства «в мафию» готовы сделать все что угодно, я им объяснил, что мне от них потребуется.

…

Светлана Павловна шла домой в приподнятом настроении. Первая зарплата, полученная на первой настоящей работе. Деньги конечно не большие, но для нее, только что закончившей педагогическое училище, они казались не малой суммой. Сегодня, получив деньги, она быстренько пробежалась по ларькам и магазинам и, после уроков, прямо в учительской, устроила скромное обмывание своей первой получки. Вечеринка получилась замечательная. Светочка, «Нет, теперь я Светлана Павловна», — напоминала она себе, любила быть в центре внимания, а легкий, не выходящий за рамки приличия флирт со стороны военрука, человека с ее точки зрения, безусловно, яркого и интересного добавил приятной пикантности празднику. И вот теперь, уже в сумерках, она подходила к своему подъезду.

Все это произошло очень быстро. Зайдя в полутемный подъезд, она увидела, как двое стоявших на площадке первого этажа подростков двинулись вниз, ей навстречу, блокируя лестницу. Жесткий, неожиданный удар в живот. Она согнулась, с трудом хватая воздух. Удар по почкам. Чья-то сильная рука грубо схватила ее за волосы и заставила разогнуться. Блеснул нож. Его покрутили у нее перед глазами и приставили к горлу. Один из подростков вырвал у нее из рук сумочку и выскочил из подъезда.

— Попробуй только, шалава, ментам настучать, — глухо произнес второй. — Мы тебе зенки-то повыдавливаем, все одно на очной никого узнать не сможешь. Он отпустил ее и тоже выскочил из подъезда.

…

Шмырь не отличался умом, но старался словчить при каждом удобном случае. Часто себе во вред. Вот и сейчас он попытался утаить часть похищенных денег. Совершенно напрасно. Во-первых, он очень быстро раскололся, стоило мне продемонстрировать ему квиток зарплаты, который был тут же в сумочке. Во-вторых, поскольку Светлана Павловна уже потратила что-то на вечеринку, денег в сумочке, даже с учетом того, что вернул Шмырь, все равно было меньше, чем должно было быть, судя по квитку. Как следствие, ни я, ни Тупарь не верили, что он вернул все, что пытался умыкнуть. В третьих, я заявил, что испытания они не прошли, и у Гоши Володарского им за такие дела яйца бы поотрывали. Когда я уходил, взбешенный Тупарь пытался размазать Шмыря по стенке. Плебеи.

…

На следующий день я «случайно» столкнулся со Светланой Павловной на пути в школу. Разговорить ее оказалось не сложно. Ситуация оказалась лучше чем я ожидал: она даже не представляла себе, где сможет добыть денег на обед. Пора было действовать.

— Кстати, у меня отец не плохо зарабатывает, — сказал я. — Мне, на карманные расходы дают довольно много. У меня скопилась небольшая сумма. Я вам займу, а вы со следующей зарплаты отдадите.

— Да, я даже не знаю, — она нерешительно мялась. — Ты мой ученик, мне неудобно…

— Ничего, ничего, берите, — я сунул ей пару купюр. — Я с собой много не ношу, но в обеденный перерыв я сбегаю домой и принесу вам еще. Я просто обязан помочь человеку в беде.

Во время перерыва я, разменяв в магазине похищенные деньги, вручил ей большую часть ее зарплаты. Она меня горячо благодарила и обещала все вернуть через месяц.
Даже расписку выдала.

…

Жутко приятно, когда красивая, скромная слегка закомплексованная женщина чувствует себя чем-то вам обязанной. Особенно приятно, если удается это использовать. Через пару дней после вышеупомянутого заема я догнал ее по дороге домой. Мы поздоровались. Она в очередной раз меня поблагодарила.

-Светлана Павловна, — сказал я. — Мне очень неудобно, что вы считаете, себя чем-то мне обязанной. Забудьте.

— Илья, да ты же так меня выручил. Я тебе бесконечно благодарна. Как же я могу это забыть? …

— Светлана Павловна, — сказал я после небольшой паузы. — Я совсем не умею танцевать. Ни разу в жизни не танцевал медленный танец. Я просто не могу преодолеть внутренний барьер и подойти к девушке на дискотеке. Вы не могли бы мне помочь? Всего один урок. Мне бы только движение почувствовать. Окажите мне эту маленькую услугу, и будем квиты.

Она заметно смутилась, но ответила утвердительно. Через некоторое время мы шагали по направлению к ее квартире.

…

Жутко смущаясь, включила она музыку и повела меня в танце. Было что-то безумно эротическое в том, как скромно потупила глаза эта красивая, взрослая женщина, в том, как не похожа она была на ту преподавательницу, которая так энергично и эмоционально пыталась держать в повиновении наш класс. В начале она еще пыталась поддерживать дистанцию между нами, но я, постепенно перехватывая, подтянул ее поближе, и при каждом нашем движении, стал касаться своим телом ее грудей, сквозь тонкую ткань блузки и лифчика, ощущая, как мне казалось, ее торчащие соски. Она явно чувствовала себя не удобно. «Стесняешься, сука» — сказал я, конечно же, не вслух, — «А ведь скоро, эти прелести без всяких там лифчиков демонстрировать будешь»… Решив, что не стоит спешить, я отпустил ее. Когда вытаскиваешь большую рыбину, не следует слишком рано резко дергать за леску — сорвется.

…

«Как все хорошо» — думал я, радостно сбегая по лестнице. — «Как незаслуженно везет!» Я все еще ощущал ее спину, прикосновения к ее груди. Но самое главное было не это. У нее не было хлеба и в перерыве между танцами и последующим за ними чаепитием, я вызвался сбегать в магазин. И прихватил из прихожей ее ключи. И успел сделать с них копии. У меня появился доступ в ее квартиру, лаборантскую, учительскую.

…

А потом я стал активно использовать это бесценное приобретение. Во время некого общешкольного мероприятия, гарантирующего пустоту учительской, я, проникнув внутрь, стащил оттуда все деньги, которые смог найти в сумочках наших учителей. Помимо денег, я обнаружил в учительской гордость нашего военрука — медаль, полученную им за бои в Корее. Радуясь удаче, я прикарманил и ее. В течение нескольких дней учителя возмущались случившимся: «Это какой-то кошмар. До чего дошли. Никогда же ничего не пропадало. Совсем совести нет, уж хоть медаль-то бы оставили. » А после этого, я сделал так, что на глазах у всей учительской, медаль выпала у достававшей свою шаль Светланы Павловны. Ее чуть не выгнали с работы. Да и в учительской, с ней больше не здоровались.

…

Как я и следовало ожидать, очередной этап изъятия денег и ценностей у любимой преподавательницы прошел довольно гладко. В день зарплаты она принесла домой деньги и пошла в школу на какое-то дежурство. После этого я спокойно вошел в квартиру и взял неумело припрятанные зарплату, золотые кулончик на цепочке, пару колечек и сережки с жемчуженками. Все это было просто, значительно сложнее, оказалось, разыгрывать смесь сочувствия и досады, когда она, чуть не плача, сообщила мне, что у нее опять нет денег.
Я сначала ей «не поверил». Затем я дал ей почувствовать, что я очень рассчитывал на то, что она вернет мне долг вовремя. И что у меня были планы, связанные с этими деньгами. В конце концов, я вошел в ее положение и даже предложил занять денег у Гоши Володарского, чтобы она смогла дожить до зарплаты и расплатится со мной. Эта дурочка согласилась. Она даже назвала меня «ее благодетелем» когда я выдавал ей деньги. Что ж, ее долг значительно вырос, был он теперь под проценты, да и должна она была теперь деньги не мне, а мифическому бандиту, что развязывало мне руки. Воистину благодетель.

…

Следующую, уже третью подряд, зарплату я увел из запертой лаборантской буквально через пять минут после ее получения. Светлана Павловна оказывалась в очень недвусмысленном положении.

…

— Илюша, миленький, я очень-очень сильно извиняюсь, — когда Светлана Павловна подошла ко мне, чтобы сообщить мне плохую новость, она была сама робость и смирение. — Я точно помню, что заперла сумочку с зарплатой в лаборантской…

-…

— Я отошла в столовую, буквально на пять минут, я сегодня не завтракала… Мне нужно было хотя бы булочку купить. У меня даже голова разболелась…

— И…?

— Деньги пропали, — выдохнула она. — Нигде не могу найти.

— Ну почему все бабы такие дуры? — рявкнул я. — Опять нет? Наверняка куда-то засунула и забыла! Искать пробовала?

— Да везде искала. Нету. Это все, что у меня осталось, — протянула она мне несколько монет. — Я очень-очень сильно извиняюсь.

— Она извиняется, — продолжал я орать на нее. — А Гоше Володарскому, я что понесу? Гоша — бандит! Он и убить и покалечить может! Вот, помнится, этой весной, один тоже все долг не отдавал…

— И что…?

— А ничего!

Теперь она уже не только чувствовала себя виноватой, но и боялась. И в таком состоянии она жутко возбуждала меня. Очаровательные, красиво подведенные, с выражением как у загнанной лани, глазки. Очень хорошенькое личико с пухленькими, как у нас говорили, «миньетными» губками. Тонкая кофточка, обтягивающая и подчеркивающая полноту и изящность формы ее груди. Стройная талия. Немного полные бедра, которые облегала узкая черная юбка. Все это в полном моем распоряжении. Или почти в полном. Мой член был готов вырваться из штанов.

— Если я сегодня же не верну деньги Гоше, — сказал я заранее заготовленную фразу. — То он возьмет меня за жопу. — Я шагнул к ней и, как-то особенно уверенно, с довольно сильным шлепком, всей пятерней схватил ее за задницу. — Вот прямо так и возьмет!

Я столько ждал этого момента… Светлана Павловна получила нагоняй, и теперь, подавленно стоя передо мной, получала хорошую дозу давно причитавшегося ей лапанья.

— Не надо, пожалуйста, не надо, — наконец выдавила она из себя, отводя мою руку. Я внутренни вскипел от негодования. Похоже, эта сучка не понимала, что в ее ситуации надо из кожи лезть, стараясь мне угодить. И радоваться, что ее потискали. И помимо попки, подставлять мне и другие свои достоинства, надеясь, что я куплюсь на ее прелести, и не стану бросать ее на произвол судьбы. Похоже, она думала иначе… И за такое надо было наказывать. А «произвол судьбы» я внутренни пообещал устроить ей сегодня же вечером.

— Светлана Павловна, — сказал я, — Пожалуй, я просто отдам вашу расписку Гоше. А дальше пусть его ребята сами с вами имеют дело. Я отведу вас к его представителю.

Она ничего не ответила, и я вышел. Чтобы не быть голословным, надо было срочно принимать меры. Я направился на поиски Шамиля.

…

В свои двадцать с небольшим, Шамиль был порядочно потреплен жизнью.
Отсидел. На зоне по каким-то причинам был жестоко опущен и, после этого, вернутся в родные края уже не мог. В данный момент, он, хотя и был официально прописан на сто первом километре, часто наезжал как в наш городок, так и в Питер. Впрочем, обычно его поездки длились не долго. В силу его кавказкой, обезображенной шрамами рожи, у него очень быстро спрашивали документы, задерживали и выдворяли обратно. По-моему он и пил по черному и кололся. Обращение к нему могло закончиться очень плохо, но у него никогда не было денег, и я надеялся, что получив хороший задаток, он меня выслушает. И в надежде получить еще больше, сделает все, что от него потребуется. Деньги же у меня теперь были.

…

Шамиля я нашел легко. Договорится с ним, оказалось тоже довольно просто и, в тот же вечер, я, под угрозой выдачи людям Гоши Володарского ее адреса, свел Светлану Павловну с Шамилем в одном из подвалов.

… стоит усилий, затраченных на ее выполнение…

Я был зол. Столько усилий и все напрасно. Готовясь к процессу ее воспитания, я даже срезал в ближайшем лесочке и принес домой несколько длинных гибких прутьев-розг. Однако сам объект для воспитания этим розгами не появлялся. Это шло вразрез с моими ожиданиями. По-моему, Шамиль хорошо с ней поработал. Я сам видел как она довольно сильно помятая и еле живая от страха, с трудом, выбралась из подвала и, слегка покачиваясь, побрела домой. Шамиль дал ей понять, что если и сегодня к вечеру она не вернет денег, ей будет гораздо хуже. «Сегодня» уже наступило. Но ко мне она не обращалась. Либо она искала другие источники денег, либо пошла в милицию. Либо что-то еще. Все это меня не радовало. Не понятно было, что делать дальше. Было воскресенье и мои родители, взяв с собой младшего брата, уехали в Питер. Дома было тоскливо и одиноко.

…

Во второй половине дня, буквально за пару часов до ожидаемого возвращения родителей, в дверь позвонили. Я открыл. В дверях стояла она, — Светлана Павловна собственной персоной. Судя по заплаканному личику, слегка приведенному в порядок, видимо наспех наложенным макияжем, она, в эту ночь, почти не спала.

— Светлана Павловна? — я постарался по возможности удивиться.

— Этот, от Гоши, он ужасный, грубый, — выдала она без вступления. — Он бил меня. В грудь, в живот. Он угрожал. Говорил, что матку опустит… Там кто-то в туалет сходил… — она шмыгнула. — По большому… так он меня в это… лицом. — Она с трудом сдерживала рыдания. — А в конце, он сказал, что если и сегодня денег не будет, то он мне начнет груди отрезать. Вот, посмотри! — Разведя полы накинутого на нее плаща, она расстегнула две верхние пуговки на блузке и немножко опустила лифчик. По краю груди действительно проходила неглубокая царапина.

Я внутренне усмехнулся. Идея про груди принадлежала мне.

— Ну, это я точно не знаю, — лениво сказал я. — Я слышал, что сначала они обычно избивают до полусмерти и пропускают через «трамвай»… это когда человек двадцать насилуют в очередь, а потом, чтобы покрыть долг, продают в горные районы Чечено-Ингушетии. В рабство. Жить в яме, делать черную работу с утра до вечера. Служить подстилкой всем мужчинам аула. Народ там дикий. Для них женщина, да еще и не чеченка хуже собаки… А собака, у них, считается, между прочим, нечистым животным, — добавил я после короткой паузы. Думаю, что, в данный момент, непочтительное отношение чеченцев к их собакам интересовало ее меньше всего.

— Это все из-за тебя! — психанула она.

Похоже, Светлана Павловна все еще не открыла для себя правильного поведения. Я закрыл дверь. Минут двадцать было тихо. Затем раздался робкий звонок. Я подождал пару минут. Еще звонок.
Я открыл дверь.

— Да? …

— Илюшенька, ну, пожалуйста, помоги. Мне больше не к кому обратиться.

Тон был просящий.

— А кто только что на меня орал? — я старался звучать как можно более жестко. — Я-то, конечно же, могу вас выручить, но нахрена мне это нужно?

— Прости меня, пожалуйста, — наконец выдавила она из себя. — Я больше так не буду.

— И откуда мне знать, что это больше не повторится?

Она подавленно молчала. По-моему пора было действовать. Я позволил ей войти, повесил ее плащ на вешалку и провел ее в гостиную.

— Хамить еще будем?

-… Илюшенька…

— Быстро, да или нет.

— Нет.

— Будем нежной и послушной?

— Да.

— Если понадобиться кое-что делать — а оно понадобится, будем делать все, что потребуется?

Она нервно сглотнула.

— Да, конечно, я все сделаю… Пожалуйста, помоги.

— Н-мм… — я, как бы раздумывая, посмотрел на нее. — Посмотрим… Но сначала… Нет, хамства так просто оставлять нельзя. Сейчас будем за грубость отвечать. И, если хоть как-то будет проявлено, хоть какое-то недовольство, я сразу же умываю руки. И пусть эти бандиты отрезают груди или отправляют в Чечню, в рабство. Пальцем не пошевелю.

Похоже, внутренне она была сломлена. Впрочем, запланированной на сегодня порки это никак не отменяло. Я сказал ей взять один из наших «гостиных» стульев и поставить его в центре комнаты. После этого ей пришлось встать за этим стулом, перегнуться через его спинку и взяться руками за края сиденья. Я, не спеша, обошел ее, наслаждаясь зрелищем. В этой позе, бывшая не ней, стильная, узкая юбка туго обтягивала ее формы, а подол этой, в нормальном состоянии едва доходившей до колен юбки задрался вверх, представив на мое обозрение значительную часть ее умопомрачительных затянутых в черные чулочки ножек. Судя по тому, как были сжаты ее ляжки, она ожидала поползновений на свое женское достоинство. Внутренне усмехнувшись и назвав ее про себя похотливой сучкой, я взялся за розги. Выбрав прут подлиннее и потолще, я размахнулся и, сильно, с оттяжкой, стеганул ее. Результат был великолепен. Она взвизгнула, резко выпрямилась, и, переминаясь с ноги на ногу, стала быстро тереть то место, на которое пришелся удар. По-моему ей было очень больно.

— Не дергаться! В сойку! Живо! — заорал я.

Все еще не отводя руки от попки, она сквозь слезы посмотрела на меня. Ох, этот уже знакомый мне взгляд загнанной лани.

— В стойку, — как можно жестче повторил я.

Медленно, нехотя она перегнулась через спинку стула и приняла прежнее положение. Я снова размахнулся. Свист розги. Вскрик. Светлана Павловна дернула задом и резко подкинула одну из ее обутых в модельные туфельки ножек. Впрочем, в этот раз она не вскочила. Отметив про себя явный прогресс в моем нелегком деле, я продолжил. Серия сильных, с оттяжкой ударов. Она выла, дергала задом и очень эротично «пританцовывала». Еще одна серия. Еще и еще. Я менял размочаленные розги на свежие и продолжал стегать. Когда я уставал и останавливался, я напоминал себе, что из-за ее строптивости, мне только что пришлось заплатить Шамилю кучу денег. И что эту сучку надо обломать раз и навсегда. Чтобы знала кто ее хозяин. И безоговорочно слушалась. Такие мысли придавали мне сил, и я возобновлял порку.

Наконец я выдохся и остановился. Она, подвывая и всхлипывая, бессильно висела на спинке стула.

— Можно подниматься, — разрешил я.

Она медленно выпрямилась. Все еще всхлипывая, Светлана Павловна стояла передо мной и, не поднимая глаз, осторожно трогала себя за видимо очень сильно болевшее место. Она выглядела настолько жалко и забито, что я решил еще немножко «дожать» ее.

— Больно? — как можно более участливо спросил я. Она только всхлипнула. Видимо ей было действительно больно. — В следующий раз будем хорошо себя вести, правильно? — Она опять всхлипнула что-то неразборчивое. — Впрочем, я не изверг какой-нибудь, — великодушно продолжил я. — Сейчас мы освежимся, и станет полегче. Снимаем юбку.

Судя по тому, как она непонимающе подняла глаза, до нее, в ее нынешнем состоянии смысл моих слов доходил медленно.

— Да ладно, я так… — она настолько тихо пробормотала это что я с трудом смог разобрать ее слова. Похоже, в Светлане Павловне еще оставалось женское достоинство… Что ж…

— В стойку, — сменив тон, жестко сказал я.

— За что? …

— В стойку, сука! — рявкнул я. Ее тупизна начинала раздражать.

С трудом сдерживая слезы, она, согнувшись над стулом, снова подставила мне свой туго обтянутый зад. Серия быстрых сильных ударов. Короткий перерыв. Еще одна серия. Смена розги. Еще одна серия.

Говорят что женщины, в отличие от мужчин, очень эмоциональные существа и их поведение определяется не логикой, а душевными порывами. Я не специалист по женской психологии, но если это правда, то их центры «душевных порывов» находятся где-то там, где формы их бедер переходят в «другие формы». Вот и сейчас, после повторного воздействия на эти самые «центры душевных порывов», она, выпрямившись и все еще всхлипывая, без дальнейших напоминаний, потупив глаза, потянулась к застежке юбки, нерешительно повозилась, и, после короткой внутренней борьбы, расстегнула ее. Давление у меня в штанах перешло все мыслимые и немыслимые пределы, когда она, слегка повиливая бедрами, стянула с себя юбку и уронила ее на пол, демонстрируя свои стройные, гладкие ляжки и низ простеньких беленьких трусиков.

— Молодец, — сказал я. Ее бедра действительно были великолепны. — Ведь можем же, если захотим. А как у нас вид сзади? — она потопталась на месте поворачиваясь… Вид сзади тоже был очень даже неплох. — Сейчас думать буду, — продолжил я. — Как спасти вашу задницу, — И опять, как и в прошлый раз, я потрогал ее. Там, где попка. И не только. И в этот раз, она не дергалась. Мелко дрожа, но даже не пытаясь сопротивляться, она стояла и ждала, когда ее перестанут лапать…

— Идем на кухню, — наконец сказал я. — Кофе помогает мне думать… Светлана Павловна, ты юбочку-то оставь, — пришлось мне добавить, когда она нагнулась чтобы подобрать недавно сброшенный на пол предмет ее гардероба.

Мы прошли на кухню. Там я плюхнулся на табуретку и, наслаждаясь тем, как она выглядит, она явно стеснялась своих голых ляжек, руководил процессом приготовления бутербродов и кофе. Потом, не спеша, гоняя ее по кухне с мелкими поручениями, я попил кофейку. Мне особенно нравилось заставлять ее доставать салфетки с верхней полки кухонного шкафчика. Делая это, она очень эротично поднималась на носочки, ее икры округлялись, а блузка сползала вверх, оголяя облегающие зад простенькие белые трусики. Впрочем, потом, когда я, не особенно стараясь быть аккуратным, закончил трапезу, она, собирая крошки и скомканные использованные салфетки с пола, тоже смотрелась великолепно.

Когда она прибралась и вымыла посуду, я заявил, что у меня есть идея о том, как решить ее финансовые проблемы, и, что если Гоша Володарский купится на эту идею, у нее не будет больше никаких неприятностей. Пообещав сообщить ей сегодня же вечером результаты моих переговоров с Гошей, и не вдаваясь в дальнейшие подробности, я выпроводил ее из квартиры.

…

В чисто воспитательных целях Светлану Павловну надо было подольше подержать в подвешенном состоянии, поэтому только где-то после десяти я зашел к ней домой. Сообщив, что Гоша мой план одобрил и, выдав ей небольшую сумму денег, я взял с нее очередную расписку. Ее долг, который теперь включал и все предыдущее, и сегодняшний заем, и «накрутку» за услуги Шамиля, стал поистине астрономическим. И на него начислялись проценты. Очень большие. Потом я отправился домой. Надо было выспаться и обдумать дальнейшие планы.

…

После воскресной обработки я несколько дней не напоминал Светлане Павловне о себе. Только ближе к выходным, когда по моим расчетам, выданная ей сумма денег должна была почти иссякнуть, я решил слегка надавить на нее. «В эту субботу вы пойдете к Гоше Володарскому», — сказал я. — «На хазу. Пацаны хотят взглянуть на вас голой. Заценить формы. Поснимать немножко. Чтобы клиентам было что показать. » И чтобы исключить возражения добавил. — «Как с Гошей в прошлое воскресенье договаривались»… Сказать, что фраза моя ее шокировала — значить ничего не сказать. От моих слов она буквально стала хватать ртом воздух. Как вытащенная из воды рыбина. В этот момент прозвенел звонок. Я не стал дожидаться ее ответа и пошел на урок. Надо было дать ей возможность переварить сказанное.

После урока она сама подошла ко мне и, слегка запинаясь от смущения, попыталась выяснить, что же все-таки от нее потребуется. «Посмотрят, чем вы расплачиваться будете», — объяснил я. — «Вам к концу месяца, сколько надо отдать? А? Деньги-то, где брать собираетесь?» Она не нашлась, что ответить, а я, проявляя сочувствие, продолжил:

— Да ладно, все обойдется. Только вазелином или мазью какой-нибудь как следует промажтесь. Тяжело, когда они всей толпой… В очередь… Порвут вам там все нахрен.

Светлана Павловна подавленно молчала.

— Я никуда не пойду, — наконец выдавила она из себя.

— Это ваше дело, — ответил я. — Разбирайтесь с ними как хотите…

…

Наступила суббота.

— Ты же обещал мне помочь, — на большой перемене Светлана Павловна привела меня в лаборантскую, чтобы поговорить. Лица на ней не было.

— А я вам и помог, — ответил я. — Если бы не я, вы бы уже давно были «обработаны», находились бы в каком-нибудь глухом горном ауле, и между ног у вас, было бы одно сплошное кровавое месиво.

Она промолчала.

— Долги-то вам все равно придется как-то выплачивать, — напомнил я.

— Да как же я их выплачу, — воскликнула она. — Если проценты, набегающие за месяц, больше, чем вся моя зарплата!

Я внутренне усмехнулся. Всего одна порка, а как она поумнела.

— Значить надо что-то придумать. Может вы сможете что-то продать, или у вас есть какие-то сбережения?

Я знал, что ничего-то у нее нету.

— Тогда у вас есть выбор: либо вы «артачитесь» и после того, как вас обломают, служите подстилкой дикарям в горных аулах, либо ведете себя послушно и иногда раздвигаете ноги для богатых иностранцев, постепенно расплачиваясь с долгом. Да в последнем случае вам через некоторое время денег некуда будет девать.

Видно было, что мои слова заставили ее задуматься.

— Я все равно не пойду к этим… бандитам.

Другого я и не ожидал. Шамиль очень хорошо напугал ее.

— Ммм… Не знаю… Может быть, я и смог бы за вас поручиться, — как бы в раздумье сказал я. — Служить вам буфером. Прикрывать вас от этих бандитов.

Она с надеждой посмотрела на меня.

— Тогда мне не придется к ним идти?

— Впрочем, наверное, нет, — сказал я после паузы. — С этими бандитами связываться опасно. Сегодня они с тобой друзья, а завтра могут горло перерезать. И главное, зачем мне это надо?

— Илюшенька, ну пожалуйста, помоги мне, — тон был умоляющим.

— Надо подумать, — внутренне ликуя сказал я. — Ладно, я пошел, за обедом подумаю.

— Пожалуйста, подумай, — сказала она мне вслед. — Давай поговорим здесь же после уроков.

…

Когда я зашел в лаборантскую после уроков, эта сучка, похоже, была готова на все, ради моей «защиты».

— Знаешь, что я подумала? — как-то смущенно сказала она — Помнишь, я тебя танцевать учила? Медленные? Я тебя могу еще чему-нибудь поучить. Более серьезному…

Это было очень интересно. Похоже, обломать ее оказалось значительно проще, чем я ожидал.

— Светлана Павловна, — с трудом сдерживая улыбку и растягивая слова, сказал я. — Уж не предлагаете ли вы мне вас трахнуть?

Судя по тому, как она покраснела, нечто подобное она и имела ввиду.

— Светлана Павловна, а вы, оказывается, по природе своей, шлюшка, — я, буквально вытирал об нее ноги. — Если я захочу вас трахнуть, я вас трахну. Тогда когда захочу. И туда куда захочу. А сейчас мы решаем денежные вопросы.

Она стояла передо мной, вся покрасневшая, глаза в полу.

— Ладно, давайте на вас посмотрим, — проявил я к ней снисхождение. И другим, более жестким голосом добавил. — Раздеться. Полностью. Снять все кроме туфель.

Дважды повторять мне не пришлось. Она суетливо стала расстегивать блузку. Скинула ее на пол. Расстегнула и стянула через голову юбку. Затем последовали чулочки, лифчик и трусики. Очень скоро она стояла передо мной полностью обнаженная.

— Руки опустить, — сказал я. Раздевшись, Светлана Павловна приняла позу античной статуи, одной рукой прикрывая соски грудей, а второй — низ живота. — Тоже мне «Венера Милосская».

От моих слов она покраснела еще больше, но руки вдоль туловища опустила.

— Вымя неплохое, — продолжил я. — Теперь повернись…

И эта сучка, подавляя стыд, принимала передо мной самые откровенные позы. Демонстрировала свои интимные места. Раздвигала все, что требовалось раздвинуть.

— Ладно, — вынес я, наконец, вердикт. — Ляжки, у тебя, шлюшка, как, впрочем, и вымя, вроде бы ничего. Да и ведешь ты себя, пока, вроде бы неплохо. Я прикрою тебя от Гоши. Сейчас я сбегаю за фотоаппаратом, и вместо оригинала, покажу Гоше снимки. Тебе, к нему, в этом случае идти не придется.

Надо ли упоминать, что когда, через полчаса, я вернулся, она повторила все понравившиеся мне позы перед фотокамерой.

…

Собственно ее можно было отиметь в тот же день, прямо в лаборантской. Но я не стал этого делать. Не правильно было создавать у этой шлюшки впечатление, что стоит ей раздвинуть ноги, как я все брошу и побегу ее трахать. Я не спешил. Эта телочка неплохо поработала, и теперь можно было дать ей немножко расслабиться. Погуляв пару часов и поужинав, я позвонил ей.

— Ну, что ж, Светлана Павловна, — порадовал я ее. — Я поручился за вас. Это было очень не просто, но я убедил их подождать. Мы сами, без всяких эксцессов рассчитаемся с ними.

— Ой, правда? Огромное спасибо, — пролепетала она. — Я тебе бесконечно благодарна.

— Да ладно, что там, — я был сама снисходительность. — Всегда рад помочь ближнему. Или ближней, — я повесил трубку.

В этот же вечер мне пришлось выдержать неприятный разговор с родителями. Мама говорила что-то про приобщение нас, ее сыновей, к культуре и про необходимость, с ее точки зрения, вырастить нас «Настоящими Питерскими Интеллигентами». Как оказалось, мои родители достали билеты на балет. В Мариинский. По-моему на «Жизель». Или «Жюстину». Насколько я помню, одно из этих двух — порнографическое произведение, а на второе надо было ехать в это воскресенье. Трястись полтора часа в электричке, а потом, как идиот, еще и пялиться на прыгающих по сцене некрасивых худощавых женщин мне не хотелось. Вот если бы во время выступления у них под юбками ничего не было надето, тогда я, может быть, и поехал бы. А так нет. Помимо всего прочего в это воскресенье надо было заняться Светланой Павловной. Так что ехать я наотрез отказался. Родителей это не обрадовало. Выяснилось, что я «вот так дикарем и останусь». А братик мой — он молодец. Он, по их мнению, вырастит очень культурным человеком. И они будут им очень гордиться. Я воздержался от комментариев.

…

На следующий день, как только за моими родителями и «будущим Питерским Интеллигентом», закрылась дверь, я позвонил Светлане Павловне.

— Ну, Павловна, — сказал я, не тратя времени на приветствия. — Сегодня посмотрим, чем мы сможем расплачиваться… Значится так. Накраситься. Поднадушиться. Приодеться. Так, чтобы посмотреть было на что. Ну, про подбриться, подмыться я и не говорю. Через сорок минут быть у меня. Вопросы есть?

В трубке воцарилось молчание.

— Да, кстати, — добавил я. — Принести ремешок. Можно тоненький. Я не садист какой-нибудь. — Я положил трубку.

…

Конечно же, через сорок минут она не пришла. Опоздание было небольшим, но все-таки это было опоздание. И это было прекрасным поводом для проведения воспитательной работы.

— Явилась, — сказал я, когда Светлана Павловна переводя дыхание, предстала передо мной. — Десять часов, сорок шесть минут. А когда следовало прийти? — Я настраивался на то, чтобы взбеситься.

— Илюшенька, — голос Светланы Павловны звучал робко и как-то примирительно, — Ну не могла я за полчаса собраться. Нам женщинам нужно время, чтобы привести себя в порядок. Я пришла, сразу же, как только была готова…

— Ремень принесла? — проигнорировал я ее оправдание. — Давай.

Как-то нерешительно и робко протянула она мне принесенный ремешок.

— В стойку! … Юбку задрать!

— За что:

— Ах ты, сука, еще и пререкаешься! — прорвало меня.

С этими словами я схватил ее за волосы, поволок в гостиную и буквально швырнул на стол.

— Юбку на голову! Живо!

Эта сучка схватилась за подол и стала суетливо задирать его, демонстрируя великолепные бедра старомодно, до середины бедра, гладко затянутые в чулки. Она натягивала подол на голову, и ее юбка сползла вверх, под самые груди, обнажив и гибкую изящную талию, и большую часть красивой ровной спины. Надеты на ней были тоненькие трусики и поддерживающий чулки поясок с резинками. С трусиками следовало немедленно покончить.

— А это еще что такое? — Я протянул руку и рванул. Раздался треск тонкой материи. Честно говоря, трусики слегка просвечивали и смотрелись на ней очень даже эротично, но в воспитательных целях, в данный момент, говорить этого не следовало. — И что, этим, ты, сучка, собираешься привлекать мужчин?

Я рванул посильней. Трусики затрещали и остались у меня в руке. Теперь ее попку уже ничего не прикрывало. Я взялся за ремешок.

— У тебя, сучка, все проблемы оттого, что ты какая-то «не обязательная», — в промежутках между ударами ремня объяснял я ей. — Пообещала вернуть деньги, и не вернула. Договорились встретиться, а ты опоздала…

Она подвывала. Пританцовывала. Извивалась. Я порол.

— Это было, так, вступление, — я остановился и перевел дух. Разложенное передо мной ее полуголое тело возбуждало необычайно. — Если не будешь слушаться, будет значительно хуже…

После этого у нас начались «смотрины». Сначала она, краснея и смущаясь, медленно раздевалась, танцевала и позировала передо мной. Потом, когда я выразил недовольство неаккуратностью ее лобка, бегала в ванную подбриваться. Вернувшись, снова демонстрировала свои прелести. Во всех позах.

— Ладно, — сказал я наконец. К этому моменту Светлана Павловна, уже совсем голая, стояла передо мной на коленях, старательно оттянув носочки, — для первого раза не так ужасно, как я ожидал. Придется, конечно, еще много работать. Но это уже в последующие встречи… А сейчас… Ладно, показывай, как целовать умеешь…

Она стала подниматься.

— Стоп, стоп, стоп, — воскликнул я, когда она потянулась ко мне. — Ты чего это вытворяешь?

-… Ты же сам мне сказал…

— Вы! — перебил я ее, — Обращаться на вы.

Пауза. Она проглотила обиду.

-… Вы же сами мне сказали… поцеловать.

— Да, Павловна, — сказал я. — С мозгами у тебя действительно напряженка! Ну ничего. Несколько свиданий с нашим общим другом, — я поиграл ремешком. — И ты очень быстро поумнеешь, — по ее лицу пробежал испуг. — Там целуй, — я указал на промежность. — Подползла. Нежно и аккуратно высвободила хозяйство. И вперед.

Светлана Павловна, которая к концу стриптиза стала немного приходить в себя, снова залилась краской. По ее лицу пробежала тень внутренней борьбы. Впрочем, эта борьба была не долгой. Она согнулась и протянула руки к ширинке.

— На коленях, — с нажимом сказал я, — Сосут на коленях.

И она опустилась на колени. Впрочем, очень скоро выяснилось, что в рот эта шлюшка никогда раньше не брала. Добравшись до моего готового взорваться от напряжения члена, она робко, одним пальчиком, немножко отогнула его, и слегка прикоснувшись губками, осторожно чмокнула в кончик.

— В стойку! — заорал я.

— За что? …

— В стойку!!!

Она, чуть не плача, поднялась с колен и снова согнулась над столом, приняв позу, в которой ее только что выпороли. Только в этот раз она была совсем голой. Я, не спеша, наслаждаясь зрелищем, застегнул штаны. Затем я взял ремешок и, как следует размахнувшись, добавил еще одну красную полосу на ее уже и так довольно сильно исполосанную задницу.

— Это за то, что выделываешься, — сказал я. — Теперь давай, соси нормально, а то будет гораздо хуже.

Похоже, эта фраза оказалась последней каплей, которая наконец-то и добила ее. Светлана Павловна заревела.

— Да я бы рада нормально, — произнесла она, наконец, навзрыд, — Я как угодно сосать буду, — перешла она на всхлипывания, — Но я не знаю как правильно. Я не умею. Я никогда раньше не была так с мужчиной.

Это становилось все более и более интересно. Как-то не верилось, что эту сучку еще как следует, не раскупорили…

— Если не знаешь, так надо спросить, — жестко сказал я. — Это не оправдание. Это во-первых. Во-вторых, если еще раз будут слезы, выпорю как сидорову козу… Это во вторых… И в третьих, у тебя десять минут на то, чтобы успокоиться и привести себя в порядок. Ты посмотри на себя! Тушь размазана. Глаза красные. Уродина!

Через несколько минут, она, умывшись и подкрасившись, снова стояла передо мной на коленях. Конечно же, по-прежнему, абсолютно голая. Скромно потупив глаза. Всем своим видом выражая готовность изучать тонкости любви по-французски. Я приступил к обучению, и она, иногда посматривая на только что опробованный на ней ремешок, старательно делала все, что требовалось. Лизала. Облизывала весь член от головки до самого основания. Опускалась пониже и вылизывала яйца. Сосала. Глубоко, до самого горла насаживалась на меня. Я брал ее за волосы и задавал темп, и ей приходилось довольно быстро мотать головой, двигаясь вверх и вниз по члену. Позже я осознал, что в результате этого она становится как бы слегка охмелевшей и у нее довольно долго кружится голова. И поэтому с особенным удовольствием заставляя ее отсасывать именно в таком темпе перед самым началом урока… Но все это было потом. А в данный момент я просто, без задних мыслей трахал ее в ротик. И ее губки упруго скользили по моему естеству… Я вспомнил тот день, когда она впервые вела у нас химию. После урока мы долго обсуждали формы нашей новой учительницы, и, при обсуждении, все почему-то вспоминали ее слегка пухленькие, как многие выражались, «божественные» губки. И вот теперь в эти самые «божественные губки» я ее и сношал…

Я кончил. Спустил ей в рот. Глубоко. И когда она, почувствовав во рту первую порцию спермы, дернулась и попыталась сняться с меня, я, все еще крепко удерживая ее за волосы, пресек эту попытку. И продолжал кончать туда же, в глубь, почти в горло. Только облегчившись, я, опять же за волосы, снял ее с члена и, удерживая ее голову в задранном положении, заставил проглотить спущенное.

И она глотала… Морщилась, но глотала. Опять же позже я выяснил, что Светлана Павловна искренни считала, что оральный секс особо унизителен для женщины. Она даже поссорилась из-за этого со своим молодым человеком. Был у нее в училище кто-то. Как я понял, тютя порядочная. Года два они ходили на свидания. Целовались. Тискались. Если бы он ее сначала трахнуть попытался, может быть у них что-нибудь и вышло. А он решил начать с миньета. На этом их отношения и закончились:

И эту историю я узнал позже. А сейчас, спустив и сняв ее с начинавшего уже опадать члена, я еще и поводил им ей по лицу. Выжимая последние капли. И размазывая их. Эта шлюшка морщилась. Но не рыпалась. Личико подставляла прилежно. А после этого, все еще удерживая ее за волосы, я указательным пальцем другой руки снимал с ее лица только что размазанную по нему сперму и направлял эту сперму ей в рот. Она послушно лизала мои пальцы и сглатывала…

— Да, сосать, ты тоже, как следует, не умеешь, — как бы разговаривая сам с собой, произнес я. Честно говоря, поскольку это был первый миньет в моей жизни, сравнивать мне было не с чем, но о воспитательной работе я решил не забывать. — Химию преподавать, ты вроде бы можешь… А как мужчин обслуживать… Что же мне с тобой делать, а?

Вышеупомянутая учительница химии промолчала. Она, голая, с личиком измазанным спермой, сидела на полу, подобрав под себя ноги, и робко глядела на меня.

Тут надо сказать, что мои родители, недовольные тем, что я манкирую семейным мероприятием, постарались максимально загрузить меня. Мне вручили внушительный список того, что надо было сделать в это воскресенье. Список включал такие возмутительные пункты, как мытье полов и стирку. Первоначально я, конечно же, не собирался тратить свой выходной на уборку, но теперь, глядя на голую учительницу, робко примостившуюся у моих ног, решил, что кое-что по дому надо все-таки сделать.

— Значится так, — сказал я, — Надеть туфельки. На кухне есть передничек. Тоже надеть. Нечего мне тут голыми сиськами трясти. Протереть пыль. Везде. Затем час на мытье полов. Качественно. Потом скажу, что еще делать…

Пока она обувалась и бегала на кухню, я открыл Томаса Манна. «Необыкновенные приключения авантюриста Феликса Круля». Прочел отрывок про то, как мамаша и ее взрослеющая дочка измеряли объем бедер друг друга. Подумал, что у Ладки из параллельного класса мамаша еще очень даже ничего. И не плохо бы как-нибудь трахнуть их обоих. И мамашу и дочку. Одновременно. А потом заставить их вылизывать друг друга. Я пролистал несколько страниц и прочел отрывок про женщин, которые «… в низко вырезанных платьях со смехом перегибались через спинки стульев, волнуя кавалеров выставленными напоказ прелестями… » Отрывок возбуждал. Я отложил книгу и посмотрел на полуобнаженную Светлану Павловну. Учительница химии, сверкая «выставленной напоказ» голой попкой старательно протирала пыль. Это было непереносимо, и когда она полезла протирать плинтуса под столиком, на котором стоял телевизор, я зажал ее. Столик был маленький и низкий и она, зажатая под ним, не могла даже высвободить руки.

— Показать, как лошадь кусается? — сказал я и изо всех сил ущипнул ее всей пятерней за задницу.

Она вскрикнула.

— Ты же сучка, — продолжал я, — Жалкая похотливая сучка. Сейчас мы будем играть в игру. Ты будешь сучкой во время течки. Ты будешь скулить и выпрашивать, чтобы тебе вставили под хвост. А я, если хорошо будешь скулить, может быть и вставлю. Скули!

Она не среагировала достаточно быстро, и я сделал ей очень больно. Она вскрикнула.

— Скули!!!

— Ууу-уу, — выдала, наконец, она.

— Громче!

— Ууу-уу-ууу.

— Давай, давай, поскуливай! И трись об меня.

Она стала старательно двигать попкой. Напряжение у меня в штанах стало невыносимо. Я спустил трусы и приставил член к ее промежности.

— Давай сучка, насаживайся!

Она резко, насколько позволяло ограниченное пространство, дернулась, пытаясь уклониться в сторону и вниз. Я опять сделал ей больно.

— А-аа! — вскрикнула она. — Не надо… Пожалуйста… Я так не могу.

Тон был умоляющим. Это мне понравилось, и я решил позволить ей высказаться. Я ухватил ее за складки ее промежности и, не обращая внимания на ее визг, буквально выволок из-под столика.

— И почему же это мы не можем?

Жутко смущаясь, она пробормотала что-то маловразумительное. Я так понял, что-то о своей девственности.

— Что и «так» ты тоже «никогда раньше не была с мужчиной»? — не скрывая насмешки, произнес я.

Она смутилась еще сильнее.

— Ну да… — наконец с трудом выдавила из себя Светлана Павловна.

— Че, серьезно? — воскликнул я, — А чего же ты тогда молчишь? Целка это хорошо. Целку мы любим. Сейчас мы твою целку и откупорим, — и уже тоном приказа я добавил. — Под стол!

Она медлила.

— Послушай, шлюшка, — решил я ускорить процесс. — Если через две секунды твоя голая жопа не будет торчать вот от сюда, — я махнул рукой в сторону столика, — ты потеряешь свою девственность в сортире, засунув голову в унитаз!

Это подействовало. Медленно, нехотя, борясь с наворачивавшимися на глаза слезами, она снова залезла под стол и выставила зад.

— Молодец, — одобрил я. — Теперь проси, чтобы я порвал твою целку.

Она попросила. Звучало это как-то не натурально.

— Не верю, — сказал я. — Как-то ты не искренни просишь, — я опять сделал ей больно. — Лучше проси.

Она просила. И выла от боли, поскольку то, как она просила, мне не нравилось, и я ее наказывал. Наконец, явно мечтая только о том, чтобы эта пытка как можно скорее закончилась, она буквально взмолилась: «Дорогой Илья Аркадьевич, ну пожалуйста, очень прошу, выебете меня… Ну пожалуйста… »

… И я ее выебал.

…

После этого она убиралась и готовила. Потом я изволил откушать. И она обслуживала меня. Потом еще что-то. И уже перед самым уходом, я отпустил ее не за долго до возвращения родителей, я прошелся по ней еще раз. Уже в прихожей. В рот. В пизду. В жопу. Заставил подмыть себя. И выставил из квартиры, не дав ей даже как следует одеться.

… и открывает новые, замечательные перспективы.

Теперь, после первичной обработки, когда от ее строптивости уже почти ничего не осталось, можно было заняться ее воспитанием. И я начал.

Деньги. Я позаботился о том, чтобы у нее никогда больше не было «свободных» денег. В день получки я, под предлогом необходимости выплачивать долг, забирал у нее всю зарплату и выдавал ей только небольшое пособие на питание и одежду. И чтобы получить это пособие, ей приходилось отчитываться передо мной по поводу всех затрат с предоставлением чеков. Более того, я частенько придирался к отчетам и урезал выдаваемую ей сумму. Я не мог не наслаждаться создавшимся положением. Во-первых, эта корова приносила мне теперь ежемесячный доход. Во-вторых, хроническая нехватка денег оказалась замечательным воспитательным средством. Очень скоро ради дополнительной десятки она была готова пойти на все что угодно. Помнится, во время экскурсии нашего класса в городскую библиотеку я дал ей шанс заработать небольшую сумму, если она, как я выразился, «совратит» меня прямо там, в библиотеке. С каким рвением ухватилась она за эту возможность! Светлана Павловна воровато огляделась и, убедившись, что никто из нашего класса на нас не смотрит, взяла меня за руку и повлекла за стеллажи, в глубь книгохранилища. Там, покраснев, она нагнулась и, блеснув голыми под задранной юбкой ляжками, быстро скинула и спрятала в сумочку свои миниатюрные полупрозрачные трусики. Затем она расстегнула несколько верхних пуговичек на блузке и, взяв с полки какую-то книгу, ей оказался справочник по химии, стала пролистывать ее передо мной. Если бы кто-нибудь взглянул на нас издали, он бы подумал, что наша учительница просто хочет продемонстрировать мне какую-то формулу. На самом же деле, демонстрировала она совершенно другое. Немного разведя в стороны верх блузки, она слегка наклонялась и поворачивалась из стороны в сторону, стараясь наилучшим образом представить мне на обозрение свои оголенные груди. Потом были прикосновения. Как будто для того, чтобы найти что-то на полке за моей спиной, она прижималась ко мне всем телом. Подставляла бедра под мои опущенные руки. Поворачивалась и терлась об меня попкой. В общем, делала все, чтобы возбудить меня. Я же, чтобы отвлечься и хоть немножко затруднить ее, пытался найти в уме все простые делители шестисот восьмидесяти трех тысяч двухсот девяносто пяти. Стараясь не обращать на нее внимания, я выяснил, что вышеупомянутое число делится на три и пять и, разделив его на пятнадцать, получил сорок пять тысяч пятьсот пятьдесят три. Вопрос о делителях сорока пяти тысяч пятисот пятидесяти трех мне тогда решить так и не удалось в силу того, что напряжение штанах стало невыносимо. И это напряжение не укрылось от вьющейся вокруг меня Светланы Павловны. Не прошло и пяти минут, как мы оказались в запаснике библиотеки, где она, уже совсем голая, настороженно прислушиваясь к каждому шороху, стояла передо мной на коленях и прилежно работала ртом…

Одежда. Со временем я стал требовать, чтобы она одевалась все более и более неприлично. Юбки становились короче. Разрезы смелее. Блузки прозрачнее. Декольте откровеннее. Эти изменения не проходили незамеченными. Старшекласники откровенно «пялились» на нее и отпускали в ее адрес неприличные шуточки. Сначала только за глаза. Потом — в глаза, иногда прямо во время уроков. Авторитет Светланы Павловны катастрофически падал. И она ничего не могла с этим поделать. Ей приходилось изо всех сил стараться одеваться «соблазнительно» ибо она прекрасно знала, что за отсутствие этого старания она будет беспощадно наказываться. Я периодически устраивал ей смотрины, когда она, раздеваясь, позировала передо мной и мое недовольство ее верхним или нижним гардеробом обычно означало одно — порку.

Время. Я позаботился о том, чтобы у нее никогда больше не было свободного времени. Во-первых, я заявил, что мужчины предпочитают женщин со стройными упругими ляжками, и заставил ее заняться аэробикой. По понедельникам, средам и пятницам. А по вторникам, четвергам и субботам мы записали ее на гимнастику. «Чтобы ляжки пошире раздвигала» — объяснил я ей, когда она попыталась возражать. — «Нам, мужчинам, нравится, когда женщина на шпагат садится». Эти занятия отнимали у нее очень много времени. Помимо них, ей, конечно же, приходилось выкраивать время на поиск, подбор и перешивание предметов туалета. И, конечно же, время от времени я «вызывал» ее. Чтобы развлечься. И, по моему вызову, она бросала все дела и бежала развлекать меня.

Друзья и знакомые. Еще во время первичной обработки я позаботился о том, чтобы учителя нашей школы невзлюбили ее. Теперь же я усиливал эту неприязнь. И без моего вмешательства, многих пожилых дам буквально бесило то, как она одевается. Но этого было не достаточно. Я заставлял ее хамить своим коллегам. В том числе в присутствии учеников. Это действовало великолепно, и Светлана Павловна попадала во все большую и большую изоляцию. Но особенно жестокие наказания полагались ей за попытки завязать новые знакомства. Как-то раз после занятий гимнастикой некий молодой человек пошел провожать ее. До дома. Я наткнулся на них когда они уже подошли к ее подъезду. Светлана Павловна довольно откровенно кокетничала, а ее ухажер пытался напроситься к ней в гости. Я решительно прервал эту идиллию. Светлане Павловне пришлось грубо отшить своего кавалера и быстро проследовать к себе домой. Минут через пять она, уже совсем голая, выла и извивалась под ударами ремня. В тот раз я задал ей, пожалуй, самую жестокую порку за время наших «отношений». Но поркой я не ограничился. Еще до этого случая, за пару бутылок водки, слесарь с нашего машзавода сварил клетку. Узкую, тесную и не высокую. Размеры клетки мы подобрали так, что Светлана Павловна, поставленная туда на колени, уже не могла поменять позу. В эту клетку я ее и запер. Конечно же на коленях. На всю ночь. В качестве дополнительной воспитательной меры, я заставил ее твердить: «Я всегда слушаюсь Илью Аркадиевича. Я никогда больше не буду разговаривать с кем бы-то не было без его разрешения». А для того, чтобы проконтролировать ее послушание я поставил на запись старый бобинный магнитофон. В самом медленном режиме. С бобиной на шесть часов. И все шесть часов, пока не кончилась запись, она должна была повторять эти фразы. В качестве аутотренинга… Освободил я ее только на следующее утро. Мне пришлось буквально выволочь ее из клетки, поскольку она, после ночи проведенной на коленях была вся такая измученная и обмякшая, что с трудом могла передвигаться. В таком состоянии она как-то по особенному возбуждала меня и, вытащив ее из клетки, я, прямо тут же, на полу, овладел ею. И пока я имел ее, она, видимо еще не совсем придя с себя, бормотала: «Я всегда слушаюсь Илью Аркадиевича… Он всегда делает со мной все, что ему хочется… Я никогда больше не буду ни с кем разговаривать без его разрешения… » После этой ночи Светлана Павловна действительно никогда больше, ни с кем, ни при каких обстоятельствах не знакомилась.

Разгрузочные дни. Есть женщины, которые считают, что брать в рот ниже их достоинства. Есть женщины, у которых сама мысль о том, что им придется глотать сперму, вызывает отвращение. И есть много методов для того, чтобы приучить этих женщин и сосать и проглатывать спущенное. На Светлану Павловну лучше всего действовали разгрузочные дни. В эти дни, ей категорически запрещалось есть. К вечеру, когда она успевала проголодаться, мы устраивали чаепитие. То есть я пил чай с ее любимыми пироженками, а она, отчаянно подавляя чувство голода, прислуживала. Дав ей как следует помучиться, я намазывал немножко крема себе на член и давал ей слизывать. Как она лизала! Нежно. Аккуратно. И в тоже время быстро и энергично. Жадно сглатывая слизанное. А после этого, чтобы получить всю пироженку, она должна была продолжать. И она продолжала. А когда я кончал, она, слегка морщась, старательно ловила спущенную на нее сперму своим очаровательным ротиком. И только проглотив спущенное, она наконец-то получала пироженку, которую я, в качестве особого поощрения, скармливал ей с рук.

Дневник. Мы завели дневник и каждый день я или начислял ей какое-то количество баллов, или вычитал. В зависимости от ее поведения. И от внешнего вида. Каждый день ей приходилось бегать за мной и просить выставить ей оценки. А я обычно был занят. Либо обсуждением недавно просмотренного боевика, либо последнего футбольного матча, либо чего-нибудь еще. В результате у нас обычно происходили приблизительно следующие диалоги.

— Илья, — говорила она, подходя ко мне и сверкая своими великолепными голыми ляжками только слегка прикрытыми мини-юбкой. — Мне надо с тобой поговорить.

— Зачем?

— Я по поводу дневника… , — краснела он.

— Сейчас, я, Светлана Павловна, не могу, — вежливо и даже как-то снисходительно говорил я ей, — Мы с мужиками решаем, кто круче: Рэмбо или лейтенант Тарасов. Давайте-ка как-нибудь попозже.

«Мужики» ржали. Кое-кто тут же отпускал шуточки про то, что мол «Илюха, женщина тебя хочет, а ты ее заставляешь ждать». Она отходила. Чтобы подойти попозже. У нее не было другого выхода. Если к концу дня у нее в дневнике не было записи, за этот день она теряла очень много баллов. А это почти наверняка означало нещадную порку в ближайшую же субботу. Иногда с многочасовым стоянием в клетке на коленях. Этого процесса моя «воспитываемая» всеми силами старалась избегать.

Дав ей немножко побегать за мной и помучиться, я снисходил до нее и выставлял ей оценки. Иногда этот процесс был довольно поверхностным. Я наскоро осматривал ее, заставлял повернутся, оценивал вид сзади и делал записи в дневнике. После чего легонько шлепнув по попке отпускал. Но иногда, временами, мне хотелось развлечься. Тогда процесс выставления ей оценок затягивался. Мы запирались где-нибудь наедине: в пустом классе, в спортзале, в ее квартире. Сначала она должна была просто пройтись передо мной. Я оценивал все. Внешний вид. Одежду. Макияж. То как она двигалась. Как покачивала бедрами при ходьбе. Потом она начинала раздеваться. Я оценивал то, как она раздевается. Нижнее белье. Подбритось лобка. Потом, уже совсем голой, она начинала позировать. И показывала то, чему ее научили на гимнастике и аэробике. Не понимаю, почему женщинам разрешают заниматься аэробикой в купальниках, голая женщина делающая определенные упражнения на матах смотрится значительно лучше. И тут же на матах я овладевал ею. Часто грубо, практически насилуя. И требовал, чтобы она стонала от страсти. И то, как она симулировала оргазм, я тоже оценивал…

…

Скинув пиджак и ботинки, приятно расслабившись, я лежал на диванчике в лаборантской. Склонившаяся надо мной Светлана Павловна массировала мне плечи и шею. Как у нас было заведено, массаж она делала, раздевшись до нижнего белья. Вот и сейчас ничего кроме лифчика, трусиков и чулок с пояском на ней не было. Она закончила разминать мою спину, и я перевернулся. Теперь ей надо было, как следует размять мне мышцы ног. И тут она, искоса глянув на меня, быстро скинула с себя трусики и лифчик. Я усмехнулся. Ход ее мыслей был очевиден. Наступила суббота, а баланс ее баллов был ниже приемлемого. А это означало наказание. Сегодня же вечером. Если же ей сейчас удастся возбудить и удовлетворить меня, она сможет заработать какое-то количество баллов. Даже простой миньет, выполненный искусно, мог избавить ее от наказания. А если бы я сейчас позволил ей обслужить себя по полной программе, у нее появился бы шанс добиться положительного баланса. Может быть, даже получить недельную премию. Что-то типа денег на пироженку с чаю… Я с интересом следил за ее дальнейшими действиями. Разминая мои ляжки, она повернулась ко мне боком и немножко задом, и теперь, старательно покачивала бедрами, видимо пытаясь меня возбудить. Я сделал вид, что не обращаю внимания на ее маневры. Она согнулась пониже, и, как бы ненароком, стала слегка водить по моему телу сосками. Видно было, что брюки ей мешают.

— Илья Аркадьевич, — наконец решилась она, — Если вы разрешите снять с Вас брюки, в этом случае я смогу сделать массаж более качественно.

Я посмотрел на нее угрожающе и выдержал паузу. Светлана Павловна слегка съежилась.

— Ты, шлюшка, сделаешь мне массаж «более качественно» вне зависимости от того, надеты на мне брюки, или нет, — осадил я ее. — Это понятно? . . Брюки снять разрешаю.

С явным облегчением она осторожно расстегнула и стянула с меня брюки. Мой напряженный член торчал из-под резинки трусов.

— И трусы сними, дура, — добавил я. — Не видишь, что ли, резинка давит…

…

Я подумал, что она, наверное, уже достаточно хорошо вышколена. И что, ее, пожалуй, можно уже начинать подкладывать под тех, у кого водятся деньги. Под финнов, посещающих Питер, чтобы как следует напиться. Под кавказцев, приезжающих сюда торговать и трахать русских девушек. Под мелких партийных боссов хотя и имеющих в достатке комсомолок-активисток но, тем не менее, всегда жаждущих свежего женского тела… Перспективы были замечательны. Я перевел взгляд на свою учительницу. К этому моменту она уже закончила сосать, и теперь, перекинув через меня и неудобно поставив на диван одну ногу, вторая ее нога была по прежнему на полу, постанывая, двигалась по члену… Стоны звучали очень естественно. Я вспомнил те многочисленные жесточайшие порки, которые я закатывал ей, если мне хоть на мгновение казалось, что ее стоны не на все сто процентов натуральны. Эти порки определенно пошли ей на пользу. Перспективы были замечательны… Я подумал про то, что, получив власть над учительницей, мне теперь будет значительно легче обламывать одноклассниц… Что некоторые отличницы после серии из двоек и троек сделают очень многое ради спасительной оценки… Перспективы были замечательны…

Рецензия г-на поручика:

Да-с, учительниц очень уважаю… Знавал вот как-то одну… Умная — страсть. «Я», — говорит, — «луч света в темную деревню несу»… Ну, отимели мы ее с господами офицерами… Так, после этого, господа, с неделю, на денщиковскую задницу даже смотреть не хотелось… Я уж было, решил, что все-с, импотенция-с… К полковому фельдшеру ходил-с.

Copyright c 2005 yoda_piterskii@yahoo.com

Данное произведение лицензировано для веб сайта www. stulchik. net.

Для любой другой публикации данного произведения

необходимо разрешение автора.

[/responsivevoice]

Category: По принуждению