Новогодний конкурс Рассказ Волшебный сугроб с 18 лет

Морозный декабрьский вечер. Лес стоял красивый и, покрытый снегом, своим безмолвием взирал на машины, проносящиеся по шоссе. Какая-то птица, сидящая на ветке сосны, внезапно встрепенулась и улетела прочь.
По этому самому шоссе, на своём «Шевроле» ехал Виктор — мужчина тридцати восьми лет, не отличавшийся спортивным телосложением, но старающийся поддерживать себя в форме и соблюдающий здоровый образ жизни. Это от него требовала профессия: Виктор работал сомелье в одном из крупных ресторанов. Однажды некий придирчивый клиент сделал Виктору замечание по поводу его профессии, на что Виктор немедленно парировал: «Вы думаете, что все сомелье — алкоголики? Я вас умоляю, вы ничего в этом не понимаете! Сомелье — это целое искусство, как и то, когда кинокритик оценивает фильмы, а дегустатор пищи оценивает блюда! Так что вы несколько заблуждаетесь».
Семейная жизнь Виктора тоже, можно сказать, удалась: уже взрослая дочь-студентка и жена вполне приятной внешности — рыжая, с тонкой талией, но при этом хорошими бёдрами, да и грудью не обделена. Правда, к сексу у неё отношение было, не то что бы безразличное — предпочитала она только миссионерскую позу. Виктор иногда задумывался, как чем бы разнообразить свою половую жизнь, но мысли об измене казались нашему герою отвратительными. Да и в верности своей жены он не сомневался: не зря же Виктор пять лет добивался её!
Этот день был особенным — как-никак, 31 декабря. Наконец настал тот день, который мог бы вывести Виктора из его небольшой депрессии. «Вино, это, конечно, хорошо, но хочется чего-то человеческого, чтоб душою вздохнуть. Устал я. Наконец-то Новый Год, когда можно будет выпить только шампанского и водки грамм двести. И никаких «Каберне» и «Мартини» в поле зрения!» — размышлял Виктор, как вдруг заметил среди заснеженных сосен и елей одну странную вещь: отдельно от других деревьев стояла ёлка, не занесённая снегом. В отличие от остальных деревьев, она была без снега и ярко-зелёной. Даже аномально зелёной.

«Искусственную кто-то оставил, что ли? Тогда почему прямо на опушке? И почему она так странно стоит?» — удивился Виктор и остановил автомобиль на обочине. Выйдя из него, Виктор немного прошёл по сугробам ближе к странной ели.
Ель оказалась вполне настоящей, но на неё будто не попадал снег. Виктор подошёл ещё ближе, как вдруг начал стремительно проваливаться в сугроб. «Неужели здесь болото?» — Виктор пытался выбраться из непролазного снежного плена, но сугроб засасывал его глубже и глубже. Внезапно Виктор начал терять сознание: голова закружилась, а в глазах всё становилось ярко-белым. Постепенно он прекратил сопротивляться и окончательно отключился от рельности.
Открыв глаза, Викторувидел, что лежит на сухой траве. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что находится на той же самой опушке, но в осеннее время года! Вернее, уже была поздняя осень, судя по всему октябрь. «Спокойно, спокойно. Как я мог оказаться в другом месте? Нет, вроде бы, лес этот же. Но почему осень? Это, типа, время другое? Сколько же я тут лежал? — произнёс Виктор, превозмогая головную боль и пытаясь разобраться в происходящем. — Чёрт возьми, какой сейчас год?»
Виктор вышел на шоссе. Машины не было. Куда идти, он не знал, до города было десять километров, да и куда он попал, был вопрос. Мобильный телефон остался в машине, так что небыло возможности даже позвонить. Участок шоссе был старым, без знаков и разметки, поэтому по нему невозможно было понять время.
«Интересно, в будущем я или в прошлом? Может, уже несколько лет прошло? Какой ужас! Или, может, это прошлое? А вдруг я оказался в СССР? У меня даже документов нет, сразу арестуют! Или в девяностые — что ж я делать буду?» — проносилось в голове Виктора.
Какая-то надежда возникла, когда издалека показался джип. Виктор подумал: «Точно, девяностые. А если стрелять будут? Ладно, будь что будет!»
Старый «Форд Пикап» резко затормозил в десяти метрах от Виктора. Из джипа вышел мужчина и направился к Виктору. Он был одет во всё кожаное, как байкер, его причёска представляла собой длинные чёрные волосы собранные сзади. На одежде преобладали шипы.
— Эй, ты заблудился? — окрикнул Виктора незнакомец.
— Да, если это так можно назвать, — нерешительно ответил Виктор.
— Садись, доброшу до города.
Обрадовавшись такой неожиданной помощи, Виктор подбежал к автомобилю и спешно занял место. Незнакомец сел за руль и, резко нажав педаль газа, поехал дальше.
— Странно ты одет, — начал свою речь незнакомец, не отвлекая свой взор от дороги. — Так десять лет назад одевались.
— Странно? — удивился Виктор. — Я не интересуюсь модой, но вроде бы костюм у меня вполне нормальный. А вот у тебя что за стиль — рокер или что-то такое?
— Почему? Так принято ходить всем настоящим мужчинам. Ты разве не знаешь? Теперь я понял, почему ты оказался один в лесу, в таком состоянии — напился?
— Я не пил! — смущённо заявил Виктор и взглянул на GРS-навигатор в салоне джипа — на навигаторе отображался тот же год, но 27 октября. «Значит, всё-таки прошлое. Хорошо, что не настолько далеко во времени я переместился. Только одно непонятно: что за чушь несёт этот мужик? Надо спросить бы у него ещё кое-что», — думал Виктор.

— Как твоё имя? — произнёс незнакомец.
— Виктор.
— Меня зовут Альберт. Очень приятно, — ответил незнакомец и протянул руку.
Обменявшись рукопожатием, Виктор наконец-то увидел город. Но, как только показались улицы и люди на них, всё стало ещё более непонятным: все мужчины на улицах были одеты так же, как и новый товарищ Виктора: в чёрной коже и с шипами. В такой же форме ходили и представители власти, только у этих была форма одного образца со странными нашивками: на этих нашивках изображены скрещённые символ мужчин и меч. Все пешеходы мужского пола водили за собой на поводках или цепях девушек и женщин, которые были облачены в чёрное латексное бельё, либо в сплошные костюмы из чёрной кожи. На них были одеты ошейники, увенчанные одним или двумя рядами шипов…
— Это что? Фестиваль мазохистов? — спросил Виктор, не сводя глаз с улицы.
— Да, Витёк, ты конкретно перебрал со спиртным, — усмехнулся Альберт, но тут же сделал серьёзное выражение лица. — Или ты из очищенных? Тогда надо сдать тебя властям.
Не желая узнавать, кто такие «очищенные», Виктор перебил своего собеседника:
— Ладно, допустим, я перепил. Допустим, я потерял память. Думай, как хочешь, но объясни: что вокруг происходит?
Альберт остановил машину у тротуара.
— Ладно. Раз у тебя так основательно отшибло память, я всё тебе расскажу, — сказал Виктор и, вздохнув, продолжил. — Итак, слушай. Десять лет назад в городе чуть ли не началась масштабная потасовка между феминистками и шовинистами. Они уже были готовы растерзать друг друга, но тут нашёлся какой-то умник, высказавший одну идею: город надо поделить на две половины: в одной будут править мужчины, в другой женщины, а основой менталитета будут промискуитет и сексуальное подчинение другого пола. Он назвал это НПП — Новой Половой Политикой. Как ни странно, все одобрили эту идею, чтобы остановить конфликт. Провели границу, на которой возвели охраняемую с двух сторон стену, ввели одежду БДСМ как обязательной, и всё. Теперь наш город и прилегающие к нему районы — отдельное государство. Здесь свои законы и своё правительство — Канцлер во главе всего города и два консула — мужчина и женщина в своих соответствующих территориях. Самого Канцлера никто не видел в лицо, и не знает его имени. У консулов известны только позывные: Миранда и Сириус. У нас даже есть своя армия, вернее армий две. Как и две половины. Хорошо, что ты очутился в мужской половине, а будь ты за стеной в шести километрах отсюда, тебя бы быстро арестовали и забрали в рабство. Так мы и живём уже одиннадцатый год.
— А это рабство, как оно устроено? — задал вопрос Виктор.
— Каждый мужчина — господин и доминант. Ему в обязательном порядке положено не только жениться, но и иметь рабыню. Одну, две, сколько сможешь содержать. Некоторые особо богатенькие буратиныдержат гаремы в двадцать рабынь. Рабыню можно купить задорого, можно подстрелить на ежемесячном сафари: в заброшенном здании на окраине города сходятся все желающие с двух территорий, вооружённые ружьями с транквилизаторами, и охотятся друг на друга. Кто поймал дротик, тот просыпается по ту сторону стены уже рабом. Наконец, рабыню выдаёт правительство Канцлера, но не факт, что она будет в твоём вкусе. Страшных там нет, но, допустим, ты предпочитаешь полненьких брюнеток, а тебе выдают худощавую шатенку, и от рабынь Канцлера ты уже не вправе отказываться. Рабыня беспрекословно подчиняется хозяину. Хозяин трахает рабыню, а она должна доставлять ему удовольствие. Каждую пятницу происходит «Час социального секса»: все приходят со своими жёнами и рабынями на городскую площадь и совокупляются. Кто не пришёл, платит штраф. Рабыни могут работать, но если на работе требуется дресс-код, типа работа в офисе или поваром, то они его соблюдают, однако ошейники, как знак своей касты, они носят всегда. Рабыням нельзя иметь детей, в случае нарушения, детей отбирают в детдома, и они наследуют участь рабов. Замужние женщины и женщины-одиночки имеют все права, как и десять лет назад, но они платят налог за свою свободу. Хозяин обязан заботиться о рабыне, о её здоровье и благосостоянии. Убивать рабынь нельзя, издеваться тоже, если такое случится или рабыня умрёт от плохого обращения, хозяина садят в тюрьму. В тюрьму попадают сбежавшие рабыни, противники режима Канцлера, а также люди, попавшие за обычные преступления. Самое страшное наказание — делают инъекцию какого-то вещества, чистящего память. Те, кто прошли это, называются «очищенные». Их продают в рабство, где они уже не сопротивляются своей участи. В женской половине города такие же порядки, но там доминируют женщины, а мужчины — рабы. Я думал, ты один из «очищенных», но ты одет по-другому. Откуда ты? Из другой страны? — Я, как бы это сказать, из будущего, — ответил Виктор. — Но то, где я сейчас, скорее, не прошлое, а вообще другой мир. В моём мире была зима,

Category: Странности