ночной эксперимент в Санкт-Петербурге

Летом 1993 года мне выпал случай отдохнуть в пионерском лагере в Карелии. Поехали мы туда почти всем классом, поскольку отдыхать вместе показалось веселее, чем поодиночке, но основной причиной была все-таки наша классная руководительница: если она бралась за дело по-настоящему — сопротивление не имело смысла, себе же обойдется дороже.

Нас привезли на автобусе и вывалили со всеми пожитками посередине самого настоящего леса, на утоптанной полянке, которая тут была чем-то вроде центральной площади, у самого лагерного флагштока. Поселили нас в невероятно длинных и сырых, похожих на сарай помещениях человек по двадцать сразу. Но в общем мы расположились довольно уютно, место было обжитое, даже душ иногда работал. В полукилометре от лагеря оказалось озеро с ограничительной сеткой лягушатника, а на берегу места пионерских кострищ.

Восьмых классов оказалось три и нас, соответственно, разделили на три отряда для того, чтобы соревноваться во всех этих маразматических конкурсах, которые с неисчерпаемой фантазией придумывала наша училка, видимо считая, что для восьмиклассников нет ничего интереснее, чем рисовать гуашью стенгазету или разучивать

хором пионерские песни об Ильиче. Параллельно этому призрачному соревнованию, которое воспринималось как неизбежное зло и делалось левой ногой, шло соперничество настоящее. Проблема была в том, что девчонки из всех трех отрядов каким-то непонятным образом на удивление быстро передружились между собой, а у ребят природная агрессивность взяла вверх и каждый отряд на протяжении всей смены пытался не упустить удобного случая втоптать в грязь остальных. Ставкой были девчонки, которые с живейшим интересом наблюдали за соперничеством и их симпатии бывало менялись в течение каких-то нескольких часов. Скажем, сегодня Катя хихикает и опускает глаза, когда ты проходишь мимо, а завтра она смотрит только на того дылду из второго отряда, которому удалось провернуть новую гадкую шутку. Главный приз в виде восхищенных, обалдевших от твоей крутизны и одурманенных словами девочек доставался победителям, а проигравшие влачили жалкое существование отверженных.

Ближе к ночи, когда вожатые и классная руководительница думали, что мы сладко спим за скрипучими дверьми барака, наступало самое интересное время. Нужно было незаметно для неусыпной стражи, которая все-таки уже похрапывала ко второму часу ночи, выбраться из заключения, пользуясь окнами, которые вожатые не забили досками, то ли из-за лени, а может из соображений безопасности. Возвращались мы нередко в два-три часа ночи и учительница все лето безуспешно гадала, отчего ребята такие сонные на утренней зарядке?

Я думаю, что опущу описание всех интриг, романтических связей, заговоров, союзов и объявлений войны, которые стали историей за два месяца, а лишь расскажу о самом интересном эпизоде лагерной жизни, который и сейчас вызывает у меня улыбку. Его скабрезность играет известную роль в том, что он мне так хорошо запомнился, но ведь не о лагерном же хоре вспоминать?

Несмотря на вполне реальную возможность обвинения в предательстве со стороны одноклассников, я подружился с парнем из третьего отряда. Звали его Слава, приехал он из Питера как и я. Нас одинаково угнетала некоторая пресность жизни и мы с ним сблизились, потому что оба обожали устраивать розыгрыши. Хоть удалось сделать не так уж и много, но зато по лагерным маштабам дела получились громкие. Однажды ночью мы ворвались в барак к девчонкам и измазали всех зубной пастой. Нас так и не нашли. Осмелев мы решили разыграть училку. Пока она мылась утром в душе, мы осторожно умыкнули одежду. Она просидела в душе несколько часов, ожидая пока вернутся из районного центра вожатые. Вечерняя разборка была ужасной, и хотя нас опять пронесло мы решили больше не рисковать так глупо. Больше всего, конечно, доставалось девчонкам. Как вы понимаете, восьмой класс — это в крови. Первый поцелуй, первое свидание, гордость, что у тебя теперь есть своя девчонка, даже если ты не знаешь, что с ней делать, да и она тебе многого не позволяет. Дополнительная опасность со стороны всевидящих вожатых и училок только добавляла остроты и желания. Днем не могло быть и речи о том, чтобы целомудренно обняться, сжимая друг друга в любовной одури. Оставалась ночь. Уже известным путем через окна надо было выбраться из барака, мчаться на свидание, а потом так же незаметно проскользнуть к утру обратно.

По прошествиии полумесяца беспокойной лагерной жизни Слава и я довольно накоротко подружились с двумя девчонками. Славину звали Наташей. Короткие, русые волосы, крепкое сложение, простое лицо, но в остальном она была совершенно отрывная: лазила по заборам и деревьям и была первой заводилой по части ночных побегов на девичьей половине лагеря. Она серьезно втрескалась в Славку и он, как я узнал позже, широко этим пользовался.

Мою звали Алиса и у нее были эстонские корни. Худенькая, беленькая, с необыкновенно красивым лицом. Она разыгрывала из себя пай-девочку и всегда слушалась вожатых и училок, что создавало определенные проблемы в общение с другими ребятами, впрочем я с удовольствием терпел ее характер. Самое забавное, что я сначала увидел ее имя в списке какого-то кружка самодеятельности. Оно зацепило меня красивым и редким звучанием и как-то вечером, на досуге, я даже исписал пол тетрадки, подбирая наиболее красивое начертание ее имени. Познакомился я с ней только две недели спустя, да и то не без помощи напористой Наташи. Впрочем, я зря обольщался, выманить Алису ночью на свидание было делом безнадежным. Она панически боялась, что ее поймает за ухо вожатый или сторож. К тому же Алиса вскоре заболела и ее перевели в изолятор, а это было хуже всего, потому как я больше не мог с ней видеться. Жизнь на несколько дней утратила смысл и Славка пришел мне на помощь. Утром он исчез и объявился только вечером, перед сном по-завоворщически подмигнул мне и сообщил, что на сегодня у него кое-что запланировано…

— Пойдем навестим твою Алису.

— Ты что! Там кроме нее еще три девчонки. Какой визг поднимется!

— Без проблем!

Я слабо представлял себе, как можно унять четырех девушек, которые вообразят, что в их барак ворвались насильники, когда мы как два бандита с этими платками на лицах включим фонарик. Вопли, наверное, заглушат лагерную сирену. С другой стороны мы всегда успеем скрыться, а ребята из барака не выдадут. Чем дольше я думал об предприятии, тем более заманчивым оно представлялось. Ночь выдалась жаркая, может быть Алиса спит без одеяла? Ого! Мною овладело желание чего-то нового и запретного, я повязал платок и сказал:

— Поехали!

Изолятор находился немного в стороне от основных построек лагеря и туда было просто пробраться, не привлекая внимания, но мы долго проплутали, ища его в кромешной темноте. Слава посветил в окошко фонариком и остался доволен увиденным. Мы тихонько взобрались по скрипучим ступенькам, Славик просунул в щель щепку и отбросил щеколду, что закрывала барак изнутри. Наконец мы осторожно забрались внутрь прикрыли дверь на ржавых петлях. В комнате было пусто, Слава был прав, проблем не ожидалось. Алиса, спала на койке у окна, укрывшись с головой. Ее я узнал безошибочно по белым локонам, выбившимся из-под одеяла. Смотреть было не на что, я даже почувствовал некоторое разочарование и думал уже уходить, но Слава придержал за рукав и шепнул:

— И это все?

— А что ты, собственно, ожидал?

— Ну ты больше ничего не хочешь?

— Я трахнуть ее хочу, — хихикнул я.

— Сегодня не получится, — шопот его был настолько серьезен, что я снова хихинул.

— Ладно пошли.

— Иди, если хочешь, а я остаюсь…

— Зачем?

— Немножко поиграюсь с Алисой.

— Как?

— Оставайся — узнаешь!

Я даже немного опешил.

— А что будет, когда она проснется? Хочешь чтобы скандал громче, чем с бельем нашей училки вышел? Она же весь лагерь на ноги поднимет!

Славик сказал, задумчиво, нарочито скучным голосом:

— Знаешь, сегодня вечером, перед тем как уйти, Наташа дала ей выпить хорошую дозу снотворного, под видом новых таблеток от нашего фельдшера. Теперь понимаешь, как это меняет ситуацию, мой молодой, слабоумный друг? Ну а теперь иди, иди:

Боже, это переворачивало все. Голова прямо-таки загудела, когда я попытался оценить новые возможности, которые предоставляло бессознательное состояние Алисы.

— Вот это да! — только и сказал я.

Мы подошли к кровати и постояли наверное минут с пять, не зная, что делать.

— Ну ладно, давай сюда фонарь и начинай, — прошептал я.

— А что я?

— Ты придумал, ты и начинай!

Я пододвинул стул и направил фанарик прямо на Алису, которой почти не было видно под одеялом. Славик легонько ущипнул ее за ухо, удостоверяясь, что она спит и стал, затаив дыхание, вытаскивать одеяло из Алисиного кулачка. Одеяло вытягивалось с трудом и мы поминутно ожидали, что она проснется. Время шло невообразимо медленно. Потом Алиса повернулась с живота на бок и одеяло само оказалось в руке Славы, он немедленно стащил его на пол. Теперь Алиса спала к нам спиной и на ней была полотняная ночная рубашка.

— Давай снимать ночнушку, — тихо сказал Славик.

Я тоже принялся помогать. Вдвоем мы задрали рубашку до бедер. Я одним взглядом окинул ее расслабленные ноги и у меня закружилась голова и начало немного подташнивать, а внизу заныло, как будто я летел вниз с американских горок. В кружок света от фонаря попала рука Славы с ножницами.

— Ты чего задумал?

— А как ты думаешь снять с нее ночную рубашку?

— Но резать!

— Тебе-то какое дело?

— Может все-таки попытаться снять?

— Слушай, надо будет ее приподнять, вытянуть руки, затем только тащить рубашку, а она совершенно расслаблена. Нам это не удасться. Да и она может проснуться:

— А как же снотворное?

— Хочешь рискнуть?

Алиса шевельнулась. Мы опять замерли на некоторое время. Сам не знаю почему, но мне показалось вдруг, что Алиса вовсе не спит и вот-вот вскочит. Наверное я почувствовал это по незаметному напряжению мышц ее спины и ног. Славик взялся уже за подол рубашки, намереваясь резать и тут я почти в ужасе схватил его за руку.

— Что?

— Мне кажется, она не спит.

Он остановился и совсем тихо спросил:

— И почему ты так думашь?

— Не знаю, просто чувствую.

— Это было бы очень некстати, когда мы почти раздели ее, — вполголоса сказал Слава, — Но если ты прав почему же она лежит и не двигается? Поверь, если бы она проснулась, здесь уже была бы половина лагеря и сторож с берданкой.

Слава подошел и сделал первый разрез, прозвучавший просто оглушительно. Алиса мерно дышала во сне, но меня не отпускало ощущение, что она притворяется. Я посоветовал Славе по крайней мере не касаться холодными ножницами голого тела. Он работал быстро. Когда разрез протянулся до самой шеи, мы убедились, что на Алисе нет бюстгальтера. Не знаю как Славик, а мне пришлось поправить содержимое шорт.

— Что ж, даже если она сейчас проснется, мы увидели немало, — подмигнул мне Слава.

Рука Алисы зашарила по кровати, в поисках одеяла. Мы едва смогли дождаться пока она снова замрет. Слава закончил работу дополнительным разрезом поперек спины, в плечах. Получилось, что Алиса лежит на неровном куске материи, который совсем недавно был ее ночной сорочкой. В ярком свете фонарика мы смотрели на гладкий изгиб спины и ягодицы под тугими трусиками. Больше на Алисе ничего не осталось.

— Как думаешь можем ли мы вытащить из-под нее ночнушку? — сказал я Славе.

— Не знаю, уж слишком большая. Продолжай!

— Что?

— Трусики!

— Давай ты!

— Я ночнушку резал, теперь твоя очередь.

Мы оба уставились на ее ягодицы, плотно обтянутые материей. У меня просто не хватало духу коснуться ее бедер. Но отступать теперь, когда до финиша осталось совсем ничего, было вдвое обиднее, чем вначале. Слава помог мне решиться, забрав влажными руками фонарик. Я взялся за поясок трусиков.

— Сейчас только трусики снимем и сразу пойдем назад, — сказал Слава, — к тому же скоро рассвет, уходить придется в любом случае.

Тут Алиса снова зашевелилась. Руки зашарили в разные стороны в поисках одеяла. Свободная поза, в которой она спала до сих пор, изменилась, тело выпрямилось, ноги же слегка сдвинулись, многократно усложняя мне задачу, а руки крепко обняли подушку. Я только тяжело вздохнул. Прошла, наверное, минута и я уже быстро, как только мог, стал спускать с нее трусики, которые сначала никак не хотели слезать, застряв между ягодицами. Мне приходилось время от времени поправлять ее ноги, что сделало давление в шортах почти невыносимым. Трусики напоследок запутались в лодыжках, но я наконец снял их с Алисы и сжал в руке, и чтобы сдержаться стал расхаживать по комнате, успокаиваясь. Слава же вовсю разглядывал Алису, водя фонариком по ее телу, да и я сам скоро присоединился.

— Ну как? — спросил я его.

— Крутота! Вот сейчас только перевернем!

Мы в полной тишине азартно отталкивали друг друга от койки, чтобы занять более выгодную позицию.

— Теперь твоя очередь:

— Помогай, у меня одного ничего не получиться.

Мы подтянули Алису за ночную рубашку ближе к краю койки и перевернули ее бессознательное, тяжелое во сне тело на спину. Это было как удар по яйцам. Обнаженное девченочье тело и так близко: В общем, мне стало плохо почти до помутнения сознания. Бывает и не такое. Слава чувствовал себя не лучше. Он отшатнулся от койки, чуть не уронил фонарик и, согнувшись, сел на койку рядом. Однако, мы скоро преодолели слабость в ногах и склонились над кроватью, и вовремя, потому как Алиса уже переворачивалась и мы едва успели придержать ее за плечи, чтобы она осталась лежать на спине. Цвет ее бледной кожи был удивительно ровным, моя недотрога даже загореть не успела. Несколько долгих минут мы просто пялились на пухлые соски, узкие бедра и выпуклый, как у маленьких девчонок живот. Мы беззвучно толкали друг друга локтями, подбивая на последнее, самое смелое действие, нам хотелось потрогать Алису. Наконец, я отолкнул Славу и протянул нетвердую руку к ее животу. Если бы она открыла глаза в этот момент, я бы, наверное, умер. Моя рука опустилась между ее плотно сжатых ног, я чуть не отдернул руку, так там было горячо. Двигаясь выше, пальцы взъерошили длинные влажные волоски. Бог мой, одного этого было достаточно, чтобы согласиться на ночной побег. Наконец, я уступил место Славке, приняв фанарик из его рук. И вот тут мое сердце чуть не остановилось. Когда свет случайно упал на ее лицо я вполне отчетливо увидел, как дрогнули ресницы и губы и мог поручиться, что она порозовела. От испуга я выключил фонарик. Алиса не спала, теперь у меня не осталось никаких сомнений и я рванул к двери, пребольно ударившись о что-то на своем пути. За мной послышался топот Славки и мы помчались от изолятора к лесу. Я остановился, отбежав довольно далеко вглубь леса и Славка едва догнал меня:

— Ты чего? — спросил он запыхавшись.

— Она не спала, я видел ее лицо!

Мгновение было тихо, а потом Славка заржал. Он уселся на землю и восторженно хохотал, а я в полнейшем недоумении ждал пока пройдет этот приступ смеха. Наконец он вытер слезы и смог говорить:

— Я так и знал, что она не спит.

— Что за дела?

— Наташа не дала ей никакого снотворного. Подумай сам, зачем фельдшеру давать снотворное Алисе? А?

— Ну ты же сказал!

— А по другому ты бы не решился!

— Ну и сволочь же ты!

— Разве тебе не понравилось?

Я вспомнил все происшедшее и промолчал.

— Зачем же она притворялась спящей?

— Я думаю, когда мы начали резать ночную рубашку, она уже не спала. Помнишь, когда ты заподозрил это в первый раз. Скорее всего она уже проснулась, когда мы только стягивали одеяло. Сначала, наверное, она испугалась, а потом ей стало стыдно, вот она и решила переждать, пока мы уйдем. Если бы она знала как далеко мы были намерены зайти… Когда же мы ее раздели догола она тем более не могла показать, что проснулась, ведь это поставило бы ее в глупое положение. Представляю, каково ей пришлось!

— То есть мы ее щупали, а она лежала и терпела?

— Ага.

Я снова почувствовал давление в шортах. А Славик добавил:

— А помнишь, как она все время старалась нас остановить? Норовила перевернуться, сдвигала ноги, искала одеяло. Однако все было напрасно, ведь она не могла выйти за пределы своей роли. — И он добавил с сожалением, — Если бы ты не испугался, мы бы до сих пор ее щупали.

Теперь, когда все объяснилось, приключение стало представляться мне в совершенно комичном ключе. Меня отпустило, я расжал руки и только теперь заметил, что у меня в руке Алисины трусики. Я удрал в такой панике, что попросту забыл о них. В предрассветной синей тьме Славка тоже заметил трусики и мы оба облегченно рассмеялись, затем осторожно пробрались обратно в барак и уснули.

Алиса уехала из лагеря через два дня, думаю, что случившееся той ночью оказало свое действие. Тогда в изоляторе я видел ее в последний раз. Трусики я так и не решился выбросить, но теперь точно не знаю, где они находятся. Когда-нибудь найду и вспомню прошлое. Хотите поищу? Минуточку…

Category: Первый опыт