ЮНЫЕ ЗАБАВЫ в Кургане

Pavel Beloglinsky

ЮНЫЕ ЗАБАВЫ

По субботам в поселке была дискотека; начиналась она в девять вечера, но в девять ещё было светло, и потому в это время начиналась она лишь для самых нетерпеливых либо уже пребывающих в лёгком — предварительном — подпитии, что нередка означало одно и то же; основная же масса народа подтягивалась часам к десяти, когда опускались летние сумерки, и к одиннадцати наблюдался полный аншлаг — на танцплощадку, окольцованную высокой изгородью, набивалось столько народа, что не то чтобы танцевать, а иногда трудно было даже шевельнуться, и тогда тётя Дуся, продававшая билеты и осуществлявшая бескомпромиссный контроль, вводила жесткий режим «выход-вход»: чтобы кто-то запоздавший мог на танцплощадку попасть, кто-то другой предварительно должен был её покинуть; «только так, и никак иначе!» — отбивалась тётя Дуся от наседавших на неё любителей танцевать… к половине двенадцатого осуществлять весь этот контроль было уже бессмысленно — народ шарахался туда-сюда, причём треть этого народа уверенно дышала перегаром, и тёте Дусе, стоявшей на входе, оставалось лишь терпеливо ждать окончания «этой вакханалии»; в двенадцать часов дискотека заканчивалась, — народ начинал шумно рассасываться, растворяться в темноте, и, пока диджей Тон, которого на самом деле звали Антоном, убирал свою аппаратуру, тётя Дуся наскоро собирала на опустевшей площадке мусор: пустые бутылки, мятые пластмассовые стаканчики… иногда попадались презервативы, но это шутили малолетки: раскатанный презерватив они незаметно засовывали кому-нибудь в задний карман брюк или джинсов, делая это таким образом, чтобы из кармана он наполовину свешивался, и потом угорали от смеха, глядя на ничего не подозревающего «денди с гондоном», — тётя Дуся, когда ей попадались презервативы, возмущалась особенно громко… потом она запирала на большой навесной замок вход, и танцплощадка замирала до следующей субботы…

И эта суббота ничем не отличалась от всех прочих — дискотека закончилась в двенадцать, сразу же случилась небольшая драка, собравшая зрителей, и было уже около часа, когда Валерка и Кирилл вышли на свою улицу… Валерка был местным — поселковским, а Кирилл гостил у деда с бабкой, но поскольку в гости к деду и бабке он приезжал каждое лето и гостил каждое лето месяца по два, а то и по три, то вполне естественно, что они, Кирилл и Валерка, давно уже были друзьями; лишь в первые два-три дня по приезду Кирилла они невольно присматривались друг к другу, стараясь определить, какие изменения произошли с другим за год, но все эти изменения, происходившие с ними год от года, были примерно одинаковые, и уже через два-три дня им обоим казалось, что они вовсе не расставались, а если учесть, что Кирилл был парнем кампанейским и что все Валеркины друзья давно были его друзьями, то спустя три-четыре дня после своего приезда Кирилл уже мало чем отличался от парней местных — поселковских.

С дискотеки домой они возвращались всегда втроём: Валерка, Кирилл и ещё — Стас, — все трое жили на одной улице, и не просто на одной улице, а практически рядом: вначале был дом Стаса, дальше, через два дома, жил Валерка, а ещё через дом был дом Кирилла, точнее, дом его деда и бабки… Но в эту субботу Стаса с ними не было: он откололся в самом начале — «пошел с пацанами бухать», и потом Кирилл и Валерка видели его на танцплощадке всего несколько раз, при этом от раза к разу Стас шатался всё больше и больше; последний раз они видели его где-то в половине двенадцатого: глядя то на Валерку, то на Кирилла мутным взглядом, Стас признался, еле шевеля языком: «Пацаны… а я — в жопу… в жопу пьяный…» — как будто без этих его слов можно было подумать, что он трезвый. «Может, домой его отведём? Всё равно уже заканчивается…» — предложил Кирилл, глядя на Валерку. «На хуй! — тут же отреагировал Стас. — Я что — пьяный, что ли?» Он снова куда-то исчез — растворился среди танцующих… а когда дискотека закончилась и Валерка с Кириллом стали спрашивать у знакомых пацанов, не видел ли кто из них Стаса, оказалось, что видели Стаса все, но куда он делся — никто не знает….

— Интересно, где сейчас Стас…. может, дома уже? — проговорил Кирилл, когда они вышли на свою, почти не освещенную, улицу. — Надо было его придержать — от себя не отпускать…

— Хрен ты его удержишь, — отозвался Валерка.

Какое-то время они шли молча, — в тёплую лунную ночь был погружен посёлок, и улица, по которой они шли, и они сами, идущие по этой улице; нигде — ни справа, ни слева — не светилось ни одно окно: люди либо уже спали, либо, если не спали, сидели в темноте, — летняя тёплая ночь окутывала землю, и только слышно было, как где-то далеко, в конце улицы, неуверенно брешет собака…

— Смотри, вон… кто-то сидит на скамейке у Стаса, — проговорил Валерка, издалека всматриваясь в тёмную фигуру.

— Может, это Стас? — отозвался Кирилл. Он тоже увидел тёмную фигуру, сидящую на скамейке, но рассмотреть, кто именно сидит на скамейке, издалека было невозможно.

— Может, и Стас… хрен его знает! — хмыкнул Валерка.

— Может, он раньше нас с дискотеки ушел… — высказал своё предположение Кирилл.

— Ну! По-английски… он свалил, а мы его там, как лохи последние, ищем… — тихо рассмеялся Валерка. — Сейчас подойдём — посмотрим… и если это он, набьём ему морду, чтоб впредь не сваливал по-заморски — не вынуждал нас беспокоиться… да?

— Легко! — засмеялся Кирилл. — А завтра скажем, что он в драке участвовал…

— И не просто участвовал, а представлен к награде…

— Ну! Скажем, чтоб шел в ментовку — что медали героям там выдают…

Так — зубоскаля и смеясь — они поравнялись с домом Стаса и, свернув с проезжей части, оказались перед самой скамейкой… конечно, это был Стас! Расставив ноги, он сидел на скамейке, откинувшись, чуть завалившись набок, и голова его при этом безвольно свешивалась на грудь, — Стас спал…

— Ну, бля… хорошо устроился! — хмыкнул Валерка, весело глядя на Стаса. — Мы его там ищем — «где наш друг? куда он делся?» — а он уже здесь… уже отдыхает — на свежем воздухе… Стас! — Валерка потряс Стаса за плечо. — Стасик…

Голова Стаса — коротко стриженная и оттого круглая, словно мячик — безвольно колыхнулась из стороны в сторону, но сам Стас при этом не издал ни звука — не замычал, как это нередко делают пьяные, когда их начинают будить, не стал отмахиваться-отбиваться.

..

— Полный вырубон, — констатировал Валерка.

Наклонившись над Стасом, он снова потряс его за плечо, уже сильнее и энергичнее, но результат был тот же — «в жопу пьяный» Стас никак не реагировал на внешний раздражитель, пребывал в бессознательном состоянии.

— Ну, и что будем делать? — Кирилл перевёл взгляд со Стаса на Валерку.

— А фиг его знает… Стас, ёбаный в рот! Стасик… — Валерка затряс Стаса изо всей силы. — Стас, бля… слышишь? Стасик…

Всё было тщетно, — Стас, податливо дёргаясь из стороны в сторону, никак не реагировал на Валеркины усилия разбудить его, и Валерка, оставляя Стаса в покое — говоря:

— Бесполезно, — полез в карман за сигаретами.

Они закурили.

— Эх, Стасик, Стасик… — выдыхая сигаретный дым — глядя на ещё больше склонившегося, безучастного сидящего на скамейке Стаса, Валерка дурашливо покачал головой. — Сидишь здесь, как беспризорник… как самый последний, бля, лох. И хорошо, что мимо шли мы, твои друзья… А если б не мы с Кириллом… если б не мы сейчас шли мимо, а шли бы какие-нибудь извращенцы? Стас, ты представляешь, что было бы?!

Кирилл, слушая Валерку, тихо рассмеялся. Было действительно смешно: Валерка, явно подражая кому-то — копируя чью-то интонацию, говорил рассудительно и оттого неопровержимо веско, напрямую обращаясь к Стасу, который — по причине полного отключения — слышать его никаким образом не мог… с таким же успехом можно было отсчитывать телеграфный столб, объясняя ему, что он не там, не так и вообще не в то время стоит, — впечатление было б такое же. Впрочем, последнюю фразу — «Стас, ты представляешь, что было бы?!» — Валерка произнес с таким пафосом, что даже столб… даже столб, наверное, отозвался бы!

— Ну, и что… что было бы? — подыгрывая Валерке, тихо засмеялся Кирилл.

— А то! — Валерка, весело подмигнув Кириллу, вновь посмотрел на Стаса. — Стасик, ты слышишь? Ни хуя ты не слышишь. А зря, между прочим… зря не слышишь! Видя, в каком ты сейчас состоянии, они…

— Извращенцы… — перебивая Валерку, вставил своё слово — уточнил — Кирилл.

— Да, извращенцы… они, гнусные гоблины! — кивнул Валерка. — Так вот, Станислав Витальевич, я продолжаю: видя, в каком ты сейчас состоянии, они, эти самые извращенцы, не растерялись бы… наоборот: пользуясь моментом, они не стали б тебя будить, а вмиг увели бы, утащили б тебя, нашего друга, в тёмное-тёмное место, и там…. там — в тёмном-претёмном месте — они, эти гнусные извращенцы, без труда и прочих усилий, не видя никакого сопротивления с твоей стороны, тут же стянули бы с тебя штаны, поставили бы тебя, ничего не понимающего, на четыре кости…

— Раком… — уточнил Кирилл, снова перебивая Валерку.

— Да-да, именно так! Именно так, Станислав, именно так: поставив тебя, пьяного в жопу, раком, они, извращенцы эти, вмиг бы пристроились к тебе сзади, и… прощай, мужество! Здравствуй, новая жизнь…

— Ну, блин… я даже представил себе эту картину! — рассмеялся Кирилл.

— А чего представлять? Всякие же бывают случаи, — отозвался Валерка, глядя на безучастно сидящего Стасика. — Не у нас в посёлке, а вообще…

— Ну! Бывают… — снова засмеялся Кирилл. — Мы этой зимой на каникулах в Питер ездили… на десять дней — всякие там экскурсии и прочая галиматья… жили в гостинице — почти в центре города… ну, и вот: двух пацанов там застукали… за этим, бля, делом…

— Трахались, что ли? — Валерка, затянувшись, посмотрел на Кирилла.

— Не то что бы трахались, а… дверь они, видно, забыли закрыть, и девчонка одна — из нашей же группы — к ним вломилась… ну, и вот: вломилась она, а они, блин, голые… лежат на кровати, обнимаются — тискают друг друга, в губы сосутся… представь картину! Она им: «Мальчики, вы чего…», а они ей: «Пошла нах отсюда!» Ну, она выскочила, как ошпаренная… понятно, что тут же рассказала своим подружкам, те — рассказали своим подружкам, и уже утром, на следующий день, все в нашей группе знали, что эти двое… чем, бля, они занимаются. А они, кстати, жили в номере двуместном — вдвоём, и нужно думать, что они делали там по ночам, если им уже с вечера хотелось — было всё это невтерпеж…

— Ей бы чуть позже войти… — усмехнулся Валерка. — Ну, и что дальше?

— А ничего! Пацаны эти… ну, которых застукали, были в нашей группе самые старшие — из выпускного класса, и никто ничего им сделать не мог… да и что им можно было сделать? Понятно, что за спиной у них пошушукались, помусолили этот случай… ну, и всё! Группа у нас была сборная — из разных классов…вернулись из Питера — у всех свои дела, свои проблемы… да и потом: кого сейчас этим удивишь? — Кирилл, затянувшись последний раз, бросил окурок себе под ноги.

— Ну, не знаю… у нас бы в посёлке, случись такое, птенчикам этим прохода б не дали! Хотя…. — Валерка, не договорив — вслед за Кириллом сделав тоже последнюю затяжку, перевёл взгляд на Стаса, безучастно сидящего на скамейке. — Вот так-то, Стасик… твоё счастье, что это мы, а не какие-то извращенцы, рыщущие по ночам в поисках общедоступных попок… Ну, бля… что делать будем? — Валерка, толкнув Стаса в плечо, посмотрел на Кирилла. — Потащим его во двор?

— Ясно, что во двор! Не бросать же его здесь… — отозвался Кирилл. — А то и правда еще… извращенцы какие-нибудь…

— Вот-вот! Сыграют с нашим Стасом в попенгаган — и станет у нас, у правильных пацанов, на одного друга меньше, на одну подругу больше… Ты, Кирилл, как думаешь: позарятся на него извращенцы?

— Ха! Ещё как позарятся… — Кирилл, вновь подыгрывая Валерке, утвердительно кивнул головой. — Мальчик он симпатичный…

— И не просто симпатичный, а даже смазливый… — уточнил Валерка.

— Вот-вот! Я об этом же и говорю: мальчик он смазливый…

— Аппетитный… — подсказал Валерка, делая вид, что он внимательно — и даже не просто внимательно, а изучающе и оценивающе — рассматривает сидящего перед ними Стаса.

— Смазливый и аппетитный… — Кирилл, тоже глядя на Стаса и тоже делая вид, что он смотрит тоже изучающе, снова кивнул головой. — А это значит… что, Валера, это значит?

— Что? Что это значит? — Валерка, словно не понимая, перевел вопрошающий взгляд на Кирилла.

— А то и значит: именно таких, смазливых и аппетитных, любят всякие извращенцы — ставят их, как ты говоришь, на четыре кости…

— Вот! Стас, ты слышишь? Нам оно, конечно, без разницы, на сколько костей тебя поставят, а тебе, Стасик, придётся гардероб менять… и вообще: уйма денег будет уходить на всякую косметику…

— На вазелин… — подсказал Кирилл, с трудом удерживая смех..

— На косметику, на вазелин… — повторил Валерка, глядя на безучастно сидящего Стаса. — И потому мы, два твоих друга, бросить тебя здесь одного, со всех сторон доступного, в эту тёмную ночь никак не может….

— Точно!

Оба они — Кирилл и Валерка — тихо рассмеялись… да и чего им было не смеяться? Разговор вышел прикольный, и оба они, Кирилл и Валерка, от души повеселились, стоя над бесчувственно сидящим Стасом, — разговор этот, совершенно пустой, никого ни к чему не обязывал, а потому ровным счетом ничего не значил; так, словоблудие… Кирилл распахнул калитку, и Валерка, подхватив Стаса подмышки, с трудом втащил его во двор. Вести Стаса было бесполезно: пьяно — непробудно — спящий Стасик был не в состоянии не то чтобы идти, пусть даже не понимая, куда и зачем, а сами ноги у него отказывались передвигаться, и Валерка, тихо матерясь, с трудом дотащил совершенно бесчувственного Стаса до крыльца, благо расстояние от калитки до крыльца составляло не больше пяти-шести метров.

— Ну, блин… завтра ему распишем, как мы с ним нянькались… будет завтра нам пиво ставить — за нашу заботу, — проговорил Валерка, стараясь удержать Стаса на ногах.

— Позвонить? — Кирилл, поднявшись по ступенькам, оглянулся на Валерку, и палец его выжидательно замер над кнопкой звонка.

— Подожди… зачем звонить? Посадим его на ступеньках — к утру станет прохладней, и он сам проснётся… или кто-нибудь ночью из дома выйдет — увидит его… на хрена нам чужие разборки?

— А дома, кстати, никого нет, — отозвался Кирилл, только сейчас увидев на двери аккуратный навесной замок. — И еще бумажка здесь какая-то… записка, похоже… — Кирилл, развернув вчетверо сложенный тетрадный лист, медленно прочитал, с трудом различая буквы: — «Стасик! Мы уехали к тётё Марине. Вернёмся завтра к обеду. Утром полей огурцы. Сделай это обязательно! Мама».

— Везёт же дуракам! — Валерка, держа бесчувственного Стаса обеими руками — прижимая его, повёрнутого задом, к себе, тихо рассмеялся. — Ох, Стас, как ты удачно нажрался… словно чувствовал, что дома никого нет — что скандала дома не будет… да? От души погулял… да? Чего, бля, молчишь? — Валерка, говоря это, легонько потряс Стаса, словно Стас мог его слышать.

— Ну, так что… положим его на ступеньках? — Кирилл, вопросительно глядя на Валерку, спустился со ступенек вниз. — Записку ему в руку вложим, чтоб прикольней было… он к утру проспится, и сразу — огурчики поливать… а мы утром придём с тобой — проверим. Да? Заодно ему расскажем, в каком он был состоянии…

— Подожди… может, ключ у него в кармане? Дверь откроем — втащим его в дом… а то, бля, за ночь простынет — и огурцы поливать не сможет… — Валерка, одной рукой перехватив Стаса поперёк груди — ещё крепче прижив его к себе, другую руку сунул Стасу в карман брюк. — Так, здесь пусто… а здесь? — Валерка поменял руки; держать Стаса было тяжело, и Валерка чуть выгнулся, наваливая Стаса на себя — упираясь пахом Стасу в задницу…

— Ты что там… лапаешь его, что ли? — тихо засмеялся Кирилл, глядя, как Валеркина рука шевелится у Стаса в кармане.

— Хуля мне его лапать… девочка он, что ли? — фыркнул Валерка, тут же вытаскивая из кармана руку; в руке был ключ. — Ну-ка, попробуй… может, подойдёт?

Ключ подошел: Кирилл дважды провернул его в замке, и замок, дважды щелкнув, послушно открылся, — не вынимая дужку замка из петель, Кирилл повернулся к Валерке.

— Ну… и что теперь дальше? — В голосе Кирилла прозвучала явная неуверенность. Конечно, они, Кирилл и Валерка, не воры и не грабители… они, во-первых, соседи, во-вторых, друзья Стаса, но сейчас была ночь, пьяный Стас был в полной отключке, в потому это было явное вторжение в чужое жилище, а это уже не игра… потом доказывай, с какой целью они заходили в чужой дом!

— Открывай! — скомандовал Валерка.

Вновь перехватывая Стаса обеими руками — прижимая его к себе, Валерка снова упёрся своим пахом Стасу в зад… и вдруг почувствовал, как член у него неожиданно стал подниматься; зад был упруго-мягким, аккуратно оттопыренным — член, оказавшись между ягодицами, уютно вписался в ложбинку, и, хотя никаких конкретных мыслей в голове у Валерке не возникло, Валерка вдруг почувствовал, что ему это приятно… да-да, это было приятно — прижиматься сзади к Стасу, точнее, вжиматься стремительно твердеющим членом в Стасову задницу, и это чувство приятности было совершенно неожиданно для Валерки,- ещё ни о чём не думая и ни о чем не помышляя, Валерка непроизвольно двинул бёдрами, подталкивая Стасика вперёд.

— Ты уверен? Может, не стоит в дом входить? — проговорил Кирилл, нерешительно сжимая в кулаке замок.

— Хуля, бля… воры мы, что ли? Втащим этого козлика, и — пусть себе спит-отдыхает… открывай! Или ты думаешь, что мне в кайф держать его? — Валерка, толкая Стаса вперёд, снова двинул бёдрами — и снова почувствовал, как это движение тут же отозвалось между ног вполне конкретной сладостью… член у Валерки конкретно стоял.

Оба они — и Кирилл, и Валерка — неоднократно бывали у Стаса дома и потому без труда ориентировались даже в темноте: протащив Стаса через квадратный, на комнату похожий коридор, они втащили его в первую комнату, где у стены стояла софа, и на эту софу тут же положили его, точнее, бросили, — Стас на всё это никак не реагировал, пребывая всё в том же бесчувственном состоянии глубочайшего опьянения.

— Ну, всё… спи спокойно, товарищ! — тихо засмеявшись, Кирилл посмотрел на Валерку. — Бутсы с него снять надо … да? Как ты думаешь?

Луна светила прямо в окно, и в комнате было достаточно светло, чтобы отчётливо видеть и друг друга, и окружающие предметы… Наклонившись, Кирилл сдёрнул с ног Стаса туфли, и они с шумом упали рядом с софой — на пол.

— Вот так, бля, лучше… а то будешь всю ночь париться, как неродной, а у тебя, между прочим, друзья есть… и они, между прочим, за тебя беспокоятся — разувают тебя, раздевают… заботятся, бля, как только могут, -проговорил вполголоса Кирилл, отходя от софы.

— Ещё не раздели… — глухо засмеялся Валерка.

— Да, но уже разули… и за эту услугу, дорогой наш товарищ, тебе придётся дополнительно ставить нам бутылку пива, потому как бесплатно сейчас даже кролики не плодятся… а мы тебя, Стас, разули, как господина, и всё это практически бесплатно: всего за каких-то две бутылки пива…

— За сколько, ты говоришь?

— За две бутылки. С каждой ноги — по бутылке… не тариф, а сказка! — Кирилл, не удержавшись, снова засмеялся и, засмеявшись, снова посмотрел на Валерку.

— Так, ты разул его, а я с него рубашку сниму… за три бутылки, — проговорил Валерка, не глядя на Кирилла. Он наклонился над Стасом, через голову стягивая с него рубашку. — Вот так… и штаны, бля, тоже… да? Штаны с него, думаю, надо тоже снять, чтобы всё было цивильно, всё было ok… правильно, Кирилл, я говорю?

— Ну! За сколько штаны с него снимешь?

— Это будет стоить ему пять бутылок…

— Значит, что получается? Получается, что в итоге он нам должен будет ещё десять бутылок — дополнительно…

— Точно! Зато спать он будет как человек, а не как какой-нибудь лох бездомный… да, Стас? — Валерка, сунув Стасу под живот руки, на ощупь стал расстёгивать ремень.

Всё это было похоже на игру: Кирилл и Валерка дурачились, откровенно ёрничали, то и дело обращаясь к Стасу, словно Стас их мог слышать… они оба прикалывались, и хотя в том, чтобы разуть-раздеть до бесчувствия пьяного друга, ничего особенного не было, Кирилл вдруг почувствовал какое-то непонятное беспокойство: словно что-то сгустилось в воздухе, и Кирилл, глядя, как Валерка, склонившись над Стасом, расстёгивает ему брюки, уже хотел сказать, чтоб Валерка этого не делал — чтобы он оставил бесчувственно лежащего на животе Стаса в покое, но… ничего этого он не сказал — и Валерка, расстегнув брюки, тут же потянул их на себя, стягивая со Стаса… из кармана посыпалась мелочь, — две или три монеты, звеня, покатились по полу, Валерка снова глухо засмеялся, и Кирилл вдруг поймал себя на мысли, что смех Валеркин звучит как-то неестественно и что именно эта неестественность вызывает у него, у Кирилла, непонятное беспокойство…

— Вот так, бля… — Валерка на шаг отступил от софы и, держа снятые со Стаса брюки в руках, вопросительно посмотрел на Кирилла. — Ну, что…

— Что? — словно эхо, отозвался Кирилл, и теперь неестественным ему показался голос собственный …

Стас лежал на животе в белых, плотно обтягивающих трусах-плавках, чуть раздвинув голые ноги, и хотя комната освещалась лишь одним лунным светом, этого света было вполне достаточно, чтоб отчетливо видеть, как трусы-плавки фигурно обтягивают у Стаса аккуратные круглые ягодицы… то ли потому, что плавки были белыми, то ли было здесь влияние — какое-то особое преломление — лунного света, но ягодицы, аккуратно оттопыренные двумя полушариями, казались соблазнительно сочными и потому странно манящими, — Кирилл, оторвав взгляд от Стаса, вопросительно посмотрел на Валерку… взгляды их встретились, — Валерка, глядя на Кирилла, ничего не говорил, и Кирилл, заполняя возникшую паузу, неизвестно чему рассмеялся, неожиданно для себя проговорив то, что говорить он совершенно не собирался:

— Бля, лежит, как девочка… да?

— Ну, бля… — отозвался тут же Валерка и, снова глухо засмеявшись, перевёл взгляд на Стаса. — Готов к употреблению…

Кирилл почувствовал, как совершенно неожиданно в трусах у него шевельнулся, дёрнулся член… и тут же, стремительно наливаясь саднящей сладостью, член его стал быстро затвердевать, колом поднимая штанину, — Кирилл, торопливо сунув руку в карман брюк, с силой прижал член ладонью к ноге, чтоб тем самым скрыть неожиданно возникший стояк, и — взгляд его при этом опять невольно переместился на Стаса, лежащего на животе с сочно оттопыренным кверху задом…. «ну, бля…» — растерянно подумал Кирилл, чувствуя, как прилив горячего возбуждения сладко разливается по телу, — хуй знает что! Хрень какая-то… педик я, что ли?» Поспешно отрывая свой взгляд от задницы Стаса, Кирилл посмотрел на Валерку… и, стараясь ничем — ни голосом, ни глазами — не выдать своего внезапного возбуждения, он подчеркнуто громко проговорил:

— Пойдём, бля! Привели — раздели, разули… пусть спит!

-Подожди… или ты что — спать хочешь? — Валерка тихо засмеялся, и засмеялся он снова как-то неестественно, словно через силу.

— Я? Не хочу я спать… — Кирилл, уже сделавший шаг к двери, остановился.

— А чего тогда спешишь? Время, бля, ещё детское…

— А чего нам здесь делать? Пойдём на улицу…

— Подожди… сейчас… я что думаю? — Валерка, не мигая, смотрел Кириллу в глаза, и Кириллу показалось, что голос у Валерки чуть срывается, как это бывает почти всегда, когда учащённо бьётся сердце.

— Что? — чуть слышно отозвался Кирилл, чувствуя, как у него самого голос предательски обрывается; сердце у Кирилла учащённо стучало, и Кирилл, стараясь дышать бесшумно, чтобы не выдать своего возбуждения, где-то в глубине души уже смутно понимал, что сейчас может сейчас сказать — предложить — Валерка… Они стояли друг против друга в освещённой лунным светом комнате, неотрывно глядя друг другу в глаза… ничего не отвечая, Валерка молчал, и Кирилл повторил уже громко и почти грубо: — Что?

— А то! Ты когда-нибудь в жопу…. в жопу когда-нибудь трахался? — Валерка хотел засмеяться, но смех у него не получился, и Валерка тут же оборвал его.

— Я что, бля… похож на педика? — горячо — упруго — выдохнул Кирилл, вдруг испугавшись невольно, что Валерка каким-то образом догадался, что у него, у Кирилла, сладко ноет в трусах возбуждённо вздыбленный член, который он, Кирилл, по-прежнему прижимал ладонью к ноге, скрывая возбуждение..

— При чём здесь это? Я вообще…. вообще тебя спрашиваю: ебался?

— Ну, нет… — чуть помедлив, отозвался Кирилл, и это была чистая правда: не то чтобы «в жопу», а вообще никуда и никогда Кирилл ни с кем ещё ни разу не трахался — не имел секса.

— Вот и я… я тоже — никогда… — Валерка, сказав это, замолчал, словно думая, говорить ему дальше или нет… пауза затягивалась, и Кирилл не выдержал — проговорил, с силой вдавливая невидимо напряженный член в ногу:

— Ну, и что из этого… дальше что?

— А то! Давай, бля, попробуем…

— Что, бля, попробуем?

— Ну, это…

Какое-то время, очень недолгое — буквально две-три секунды, они молча смотрели друг другу в глаза, словно оба не понимали, о чём идёт разговор…. но — оба уже всё понимали, и оставалось лишь произнести….

— В жопу Стасика трахнет — давай? — проговорил Валерка, невольно переходя на шепот, и оттого, что он это не сказал, а прошептал, горячо выдыхая слово за словом, и еще оттого, что всё это было произнесено в бликах лунного света, предложение прозвучало возбуждающе, даже заманчиво… и Кирилл, глядя на Валерку — вслушиваясь в его голос, вдруг подумал, что ничего сверхъестественного или необычного в этом предложении нет… «давай?» — прошептал Валерка, вопросительно глядя Кириллу в глаза, и, словно боясь, что Кирилл его не понял или не расслышал, тут же добавил, нетерпеливо поясняя: — В жопу его… по разику… давай?

— А если он проснётся?

Вопрос этот сам собой — помимо воли — сорвалась с губ Кирилла, и Кирилл, ещё секунду назад не знавший, что и как он ответит Валерке, в первое мгновение сам не понял, что, спросив таким образом, он тем самым выразил своё согласие… согласие — в принципе, — именно так поняв Кирилла, Валерка горячо, уверенно зашептал:

— Не проснётся — я его знаю… если он вырубился, бля, то это уже стопудово, что не проснётся… ни за что не проснётся, пока сам не проспится… делай с ним, бля, что хочешь! Точно тебе говорю — я его знаю…

Кирилл, слушая Валерку — вслушиваясь в его горячий, упруго нетерпеливый шепот — смотрел на призывно оттопыренную, плотно обтянутую белыми трусами задницу Стаса, ещё не представляя, как именно они это будут делать — трахать пьяного Стасика в жопу… неужели Стас не проснётся — ничего не почувствует? Сжимая в кармане — в кулаке — сладко ноющий член, Кирилл чувствовал, как у него учащенно бьётся сердце… неужели они сейчас Стасика трахнут? В жопу, бля… по-настоящему…

— Валера… может, не надо? — нерешительно прошептал Кирилл, видя, как Валерка, наклонившись над Стасом — потрепав ладонью сочные Стасовы ягодицы, взялся за резинку трусов….

— Хуля «не надо»? Чего ты боишься? По разику, бля… попробуем только… чего ты ссышь? — Валерка ответил точно таким же шепотом, и Кирилл отчетливо уловил, что голос у Валерки от возбуждения чуть дрожит… зацепив резинку пальцами, Валерка потянул со Стаса трусы, обнажая молочно белые — на фоне загорелой спины — ягодицы…

— А если… — Кирилл, глядя, как Валерка, наклонившийся над безучастно лежащим Стасом, в лунном свете тянет с него трусы вдоль ног — стягивает их совсем, сделал последнюю — слабую — попытку отказаться от того, что неотвратимо приближалось… — если кто-то сейчас придёт… что, бля, тогда?

— Кто, бля, придёт? Ночь глухая…. — тихо засмеялся Валерка, бросая трусы на пол… Стас лежал на животе совершенно голый — абсолютно доступный, чуть раздвинув в стороны загорелые, по-мальчишески стройные его… круглые ягодицы Стаса сочно — аппетитно — белели, и Валерка, возбуждённо облизнув вдруг пересохшие губы, вопросительно посмотрел на Кирилла. — Ну… кто первым будет?

— Ты, — не задумываясь, отозвался Кирилл, с силой сжимая в кармане напряженно твёрдый член.

— Ладно, я буду первым… ты — после меня, — легко согласился Валерка и — переведя взгляд на Стаса — стал быстро расстёгивать свои брюки; у Кирилла, невольно затаившего дыхание, мелькнула мысль, что всё это несерьёзно, всё это — игра, продолжение их дурачества, но… в напряженно звенящей тишине неправдоподобно громко протрещала «молния», и Кирилл увидел, как Валеркин член, стремительно вырываясь из-под резинки трусов, упруго дёрнулся и, тут же подскочив, хищно задрался вверх, матово блестя в лунном свете обнаженной влажной головкой…

….Утром, едва проснувшись — едва открыв глаза, Кирилл мгновенно вспомнил, что было накануне… «ё-моё… прикололись, бля… выебали Стас в жопу…» — мысль эта была первой, возникшей в голове, и Кирилл, подумав так — осознавая то, что случилось минувшей ночью, непроизвольно сунул руку в трусы…. член у Кирилла напряженно стоял, но по утрам он стоял всегда, и потому ничего удивительно в этом не было, — три-четыре раза в неделю, просыпаясь и не вставая с постели, Кирилл, как всякий нормально взрослеющий парень, с наслаждением мастурбировал, ублажая себя горячим, прытко снующим вверх-вниз кулаком… но теперь был особый случай, — член напряженно стоял, и Кирилл, одной рукой сжимая его в трусах, другой рукой откинул в сторону простынь…

К деду с бабкой Кирилл приезжал каждое лето, и каждое лето ему выделялась отдельная — «своя» — комната, что для Кирилла, было очень удобно: в комнате этой он был полновластным хозяином, и — по всей комнате валялись диски и кассеты вперемежку с рубашками, шортами и штанами, так что Кирилл иной раз сам не знал, где и что у него лежит; время от времени бабка начинала бурчать, говоря, что Кирилл развёл в своей комнате «срач», и тогда Кирилл, неизменно отвечая ей: «Бабуля, ты у меня самая лучшая!», наводил в своей комнате относительный порядок…. впрочем, порядок этот держался недолго, и уже через день-другой опять всё было вперемежку: диски и рубашки, шорты и кассеты, однако Кирилла это нисколько не напрягало, даже наоборот: ему это нравилось; а кроме того, комната закрывалась двустворчатой дверью, и в этом было дополнительное и несомненное удобство: ложась спать, Кирилл двери каждый раз плотно прикрывал, потому как был он уже не маленьким — был он взрослым, а у всякого взрослого в любой момент может появиться потребность в уединении… как, к примеру, сейчас: откинув в сторону простынь, Кирилл извлёк из трусов напряженно торчащий член, одновременно прислушиваясь, нет ли кого в доме…

В доме никого не было… и Кирилл, приподняв голову, не без любопытства устремил взгляд на свой собственный член, сжав его двумя пальцами у самого основания, чтобы видеть его весь — целиком… сна как не бывало! «Ну, бля… натянули Стаса… выебали в жопу… в очко, бля… в очко его выебали… ё-моё!» — мысль эта забилась, застучала в голове, опаляя жаром; думая так — осознавая случившееся, Кирилл почувствовал, как горячей волной накатывает на него сладчайшее возбуждение…

Член у Кирилла был не очень большой — «средний», и одно время Кирилл, вместе с другими пацанами посмотревший дома у одноклассника порнофильм, даже забеспокоился, что у него, у пятнадцатилетнего, член значительно меньше, чем у парней в фильме… и потом эта мысль — о размере члена — время от времени в голове у Кирилла возникала, и Кирилл даже несколько раз измерял свой член линейкой, желая убедиться, что член его продолжает расти… но сейчас не это волновало Кирилла и не это было ему интересно, а интересно было то, что этим самым членом — своим членом! — он…. «в жопу… в очко Стасика выебал — т а м побывал…» — снова и снова думал Кирилл, глядя на свой вертикально вздыбленный стояк, и ему казалось, что член его изменился… «да, увеличился и потемнел», — вот о чём думал Кирилл, с любопытством рассматривая свой залупившийся член, а перед мысленным его взором уже мелькали, словно в клипе, картины прошедшей ночи…

А ведь он действительно до последнего не верил, что они это с д е л а ю т… и даже когда Валерка, торопливо расстегнув свои штаны, извлёк член — и Кирилл увидел, как член Валеркин, упруго дёрнувшись, подскочил открытой головкой вверх, всё равно Кириллу ещё до конца не верилось, что всё это серьёзно… но Валерка подошел к софе, и Кирилл услышал, как Валерка глухо рассмеялся: «давай, Стас… один раз — не пидарас… раздвигай, бля, ноги — будем тебя драть…», и тут же, сам раздвинув Стасу ноги, встал между его ногами на колени, одновременно приспуская с себя штаны…

Кирилл стоял сбоку и потому прекрасно видел, как, одной рукой упираясь в софу, Валерка другой рукой, изогнувшись над Стасом, направил свой член Стасу между ног… он давил членом между ягодицами, не зная наверняка, приставил или нет головку к туго сжатому входу, давил своим членом наугад, и потому у него ничего не получалось: ягодицы Стаса — упруго-сочные, мягкие — сами собой обжимали Валеркин член, не давая Валерке видеть, куда именно он членом упирается… «целка, бля… ни хуя не пускает… — услышал Кирилл горячий Валеркин шепот, — ну-ка… давай по-другому…» — и, оторвавшись от Стаса — слезая с софы, Валерка снова встал на пол; брюки его, скользнув по ногам, съехали вниз — на туфли, и вслед за брюками вниз скользнули трусы, но Валерка не обратил на это никакого внимания, — сзади футболка, словно короткая юбочка, прикрывала его голую задницу, а спереди из-под неё торчал, задирая её — под углом вздымаясь вверх, залупившийся член…

и Кирилл, никогда не видевший чужой возбуждённый член в реальной жизни, мысленно про себя тут же отметил, что член у Валерки почти такой же, как у него самого… ну, может, чуть больше, но именно чуть — на сантиметр или полтора; «давай его передом… перевернём давай!» — нетерпеливо прошептал Валерка, одновременно сжимая в ладони свой член… Стас лежал ничком — на животе, по-прежнему безучастный ко всему происходящему, и только ноги его теперь были широко расставлены, разведены в разные стороны… «как — передом?» — прошептал Кирилл, переводя свой взгляд с возбуждённого Валеркиного члена на сочно белеющие в лунном свете Стасовы ягодицы; «ноги ему подниму — ты их подержишь… давай!» — и Валерка, вновь наклонившись над Стасом, сам, не дожидаясь помощи Кирилла — почти не прилагая каких-либо усилий, перевернул голого Стаса на спину, — Стас, не ведая, какие манипуляции с ним делают, послушно — податливо — перевернулся, не издав ни звука; член у Стаса был не возбуждён, и головка члена была скрыта под крайней плотью, но даже в таком — невозбуждённом — виде набок упавший член Стаса, похожий на толстый мягкий валик, показался Кириллу внушительным… «давай, бля… садись спереди — ноги ему подержишь…» — прошептал Валерка, указывая Кириллу, что делать, и Кирилл, молча подчиняясь Валерке, послушно сел за головой Стаса, широко разведя в стороны свои колени, так что стриженая голова Стаса оказалась у Кирилла между ногами… член у Кирилла стоял, упираясь в натянувшиеся брюки, и в том месте, где он в брюки упирался, они заметно бугрились — выпирали шишкой… подняв ноги Стаса вверх — передавая их Кириллу, Валерка снова приглушенно засмеялся: «прижми их… колени его — к его плечам…», — и Кирилл, выполняя очередное Валеркино указание.

молча потянул Стасовы ноги на себя, отчего задница Стасика тут же приподнялась, и ягодицы его, разъезжаясь в стороны, сами собой распахнулись, словно две створки, делая совершенно доступным вход…. таким образом, голый Стас, пребывающий в бессознательном состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, оказался с поднятыми, в коленях согнутыми и к груди прижатыми ногами, лёжа на спине между Кириллом, держащим его за ноги, и Валеркой, который, не мешкая, тут же стал на колени перед задницей Стаса, сжимая в ладони свой колом вздыбленный — напряженно твёрдый — член… «ну, бля… так-то лучше!» — предвкушающе прошептал Валерка, глядя на смутно темнеющее очко Стаса… Кирилл тоже видел это очко, и ему тоже хотелось с силой сжать, стиснуть в кулаке свой рвущийся из штанов стояк, но руки Кирилла были заняты, и он, сидящий на коленях, мог только судорожно сжимать ягодицы, отчего головка его напряженно твёрдого члена тёрлась изнутри о трусы, и уже одно это несильное трение вызывало у Кирилла чувство сладчайшего наслаждения… Стас, сложенный пополам, никак не реагировал на происходящее, словно всё это его не касалось,

— Стас, лежащий на спине с запрокинутыми, разведёнными в стороны ногами, продолжал непробудно спать, и эта его доступность — его бессознательная готовность к траху — словно подстёгивала, провоцируя на продолжение: Стас был «готов к употреблению», и Валерка, совершенно не стесняясь Кирилла, тут же плюнул себе на ладонь…. «чтобы в кайф ему было…» — прошептал он, тиская ладонью головку своего члена — смачивая её слюной… теперь — в такой позе — вход был не просто хорошо виден, а совершенно доступен, — Валерка, приставив головку своего члена к смутно темнеющему кружочку, осторожно надавил, но очко Стаса было плотно сжато, и Валерка, держа член двумя пальцами у основания, тут же надавил на очко сильнее, пытаясь разжать обнаженной головкой мышцы сфинктера… на какой миг наступила звенящая тишина: оба они — и Кирилл, и Валерка — перестали дышать, и только слышно было, как в какой-то из комната неестественно громко тикают часы… и еще было слышно, как на улице, где-то далеко, лает собака… приоткрыв рот, Валерка надавил на очко снова, делая это ещё сильнее, ещё настойчивее, и Кирилл почувствовал, как в его руках ноги Стаса неожиданно дернулись, — кривя губы, Стас протяжно застонал, впервые за всё это время проявляя какие-то признаки жизни, и у Кирилла мелькнула мысль, что Стасик сейчас откроет глаза и что зря…. зря они это делают! — член Валеркин, разомкнув мышцы сфинктера, медленно входил в очко — исчезает в теле Стаса, на глазах укорачиваясь, уменьшаясь, и видеть, как это происходит, было и необычно, и странно, — затаив дыхание, Кирилл смотрел, как волосатый Валеркин лобок медленно приближается к расщелине, образованной раздвинутыми, широко распахнутыми Стасовыми ягодицами…

«бля… вогнал! — прошептал Валерка и, словно сам до конца ещё не веря в это, повторил снова, глядя на Кирилла, — вогнал, бля… по самые помидоры!», и Кирилл, чувствуя, как у него колотится сердце, в ответ молча кивнул, не в силах что-либо внятно произнести …. Стасик еще несколько раз дёрнулся, то коротко и прерывисто, то протяжно мыча — явно пытаясь вывернуться из-под Валерки, но глаза свои так и не открыл… да и поздно их было открывать, — нависая над Стасом, Валерка ритмично двигал задом, приоткрыв рот, и софа под ними — под Валеркой и Стасом — так же ритмично скрипела…

держать ноги Стасу было уже не нужно — они упирались Валерке в грудь, и Кирилл, чтоб Валерке не мешать, чуть отодвинулся в сторону, — сопя, Валерка с упоением трахал лежащего на спине Стаса, и Кирилл, уже совершенно не стесняясь собственного возбуждения — расстегнув свои брюки и глядя, как Валерка э т о делает, с наслаждением тискал, мял в кулаке напряженно вздыбленный, необыкновенно горячий, сладко залупающийся член, терпеливо дожидаясь своей очереди… и когда эта очередь настала — когда Валерка, всем телом сладостно содрогнувшись, на мгновение замер, кончая Стасу в очко, и, кончив, от Стаса устало, но удовлетворённо отвалился, Кирилл, не теряя ни минуты — перехватывая Стасовы ноги, тут же нетерпеливо стал пристраиваться к Стасику сам… и то ли оттого, что теперь очко Стаса было смазано Валеркиной спермой, то ли потому, что Стас был уже не «целкой», член Кирилла вскользнул Стасику в зад как-то удивительно легко — с первого раза…

Всё это было накануне — прошедшей ночью, и именно это, случившееся ночью, в одно мгновение вспомнил Кирилл, едва открыл утром глаза… обе створки двери в его комнату были плотно прикрыты, простыня была откинута в сторону, трусы с себя Кирилл приспустил, когда рассматривал член, побывавший в жопе у Стаса, и — прокручивая перед мысленным взором все детали прошедшей ночи, Кирилл сам не заметил, как ладонь его свернулась в кулак, и кулак задвигался… сначала медленно, словно в раздумье, потом, наращивая темп, стал двигаться быстрее, ещё быстрее, — откинувшись на подушку, чуть раздвинув — разведя в стороны — ноги, как это делал он всегда, когда мастурбировал в постели, Кирилл, вспоминая во всех мельчайших подробностях событие минувшей ночи, что и как было, с упоением дрочил, и делал он это удивительно легко и естественно — совершенно не фиксируя на этом внимание… кулак, словно сам по себе — независимо от воли Кирилла, шустро прыгал над животом… наслаждение росло, увеличивалось, становилось сильнее и сильнее, и вдруг — содрогнувшись, Кирилл выгнулся, с силой сжимая, стискивая ягодицы, и в то же мгновение струйка спермы, стремительно взлетая вверх, отделилась от члена и, подлетев сантиметров на тридцать, обжигающей перламутровой лужицей вязко шлепнулась Кириллу на живот, — кайф был такой силы, что Кирилл, судорожно выгнувшись — дёрнув бёдрами вверх, непроизвольно всхлипнул, а между ног, в районе сжатого, туго стиснутого входа стало даже больно…

Какое-то время Кирилл лежал, не шевелясь… грудь его ходила ходуном, наслаждение медленно рассасывалось — улетучивалось, исчезало из тела, и Кирилл, не глядя, чувствовал, как член его в кулаке так же медленно уменьшается, теряя твёрдость утреннего возбуждения… Повернув голову, Кирилл поискал глазами, чем бы вытереть головку члена и стереть сперму с живота, — взгляд его упал на футболку, и Кирилл, подумав, что футболка уже грязная и что её нужно будет всё равно стирать, сдёрнул её с тумбочки, стоящей у кровати… вытирая член — протирая краем футболки багрово-сочную головку, Кирилл мысленно удивился Валеркиной предусмотрительности: когда они, подойдя к дому Кирилла, уже расставались, Валерка, не глядя на Кирилла, хмыкнул: «Перец свой помой… не забудь!», и Кирилл, прежде чем идти спать, набрал в ведро воды и, зайдя за сарай, тщательно промыл свой член, побывавший т а м….

Было позднее утро, когда Кирилл, наскоро позавтракав, отправился к Валерке… конечно, Валерка мог ещё спать — расстались они поздно, в четвёртом часу, но Кириллу хотелось увидеть Валерку как можно скорее, чтоб обсудить вчерашнее, и Кирилл не стал дожидаться, когда Валерка придёт к нему, — пошел к Валерке сам… благо, жил Валерка через дом — практически рядом.

Валерка, тоже проснувшийся только что, сидел за столом в одних трусах — завтракал.

— Будешь? — он кивнул головой на стоявшую перед ним сковородку с рыбой.

— Нет, не хочу, — отказался Кирилл и, придвинув ногой к столу табуретку, сел за стол напротив Валерки. — Я уже завтракал, — пояснил он, невольно отметив про себя, что вчера на Валерке трусы были другие.

— Ну, как хочешь… — Валерка отрезал хлеб и, отложив нож в сторону, добавил: — Предки на дачу уехали… может, будешь всё-таки?

— Нет, — Кирилл отрицательно качнул головой.

Какое-то время они молчали; оба они — и Кирилл, и Валерка — чувствовали, что оба думают об одном и том же, но разговор первым никто не начинал: Валерка ел жареную рыбу, выбирая из неё мелкие кости, а Кирилл, сидя напротив — ожидая, пока Валерка позавтракает, играл спичками… молчание затягивалось — становилось неестественным, и Валерка, не выдержав, заговорил первым:

— Ну, что… прикололся вчера? Со Стасиком… да?

— Ну! — отозвался Валерка. — Я даже не думал… не ожидал, что так будет… совсем не думал!

— А кто, бля, думал? Я, что ли, думал? — засмеялся Валерка, глядя на Кирилла. — Я сам не думал, что мы его… так получилось — само собой… кто, бля, заранее мог знать?

— Ну! — соглашаясь, Кирилл кивнул и, кивнув, засмеялся тоже…. «действительно, так получилось — само собой» — подумал он, глядя на Валерку.

Они вновь замолчали, но замолчали не потому, что тема была исчерпана — закрыта, а замолчали потому, что хотелось говорить обо всём этом со всеми подробностями — хотелось анализировать и уточнять, делиться мыслями и впечатлениями, и было сложно так сразу определить, что из случившегося ночью наиболее важное и существенное — о чем говорить в первую очередь…

— Валера, а если он… если как-то об этом он узнал? — Кирилл посмотрел на Валерку вопросительно. — Что тогда?

— Как он может узнать? Он же пьяный был… в жопу был пьяный! Он даже глаза не открыл, когда мы его дрючили… как он может узнать?

Кирилл засмеялся.

-Ты чего?

— Прикольно, бля… игра слов получается: Стас был пьяный в жопу, и — мы его в жопу…

— Так оно, бля, и есть… вся наша жизнь — игра слов, — Валерка, доев кусок рыбы, отодвинул от себя сковородку. — Может, ты компот будешь?

— Ну, налей, — согласился Кирилл. — Полкружки…

Валерка, приподнявшись из-за стола, разлил по кружкам компот и, пододвигая одну кружку к Кириллу, кивнул на сахарницу:

— Мать варит компот без сахара… сам насыпай — по вкусу.

— Бабуля тоже без сахара варит, — отозвался Кирилл, пододвигая к себе сахарницу. — Значит, мы вообще ничего говорить Стасику не будем?

— Вообще ничего, — кивнул Валерка. — Как на скамейке мы сидели и как повели его во двор, никто не видел — мимо никто не проходил… трусы на него мы надели — проснётся он в трусах….

— Записку в карман я ему засунул, — подсказал Кирилл, размешивая сахар.

— Записку в карман ты засунул, и ключ я засунул в карман ему — тоже… значит, что получается? Пришел он, открыл дверь, разделся, лёг… и всё это — «на автомате». Бывает так? Бывает. Делаешь всё, как надо, но всё это делаешь «на автомате»: проснёшься — и ничего не помнишь… — Валерка, размешав сахар — вытащив из кружки ложку, отхлебнул компот. — Вот увидишь: он даже не будет помнить, как вообще домой попал…

— Получается, что мы без пива остаёмся? — засмеялся Кирилл, вслед за Валеркой отхлёбывая из кружки компот. — Волновались, бля, беспокоились… уберегали нашего Стаса от всяких опасностей — и всё это, получается, бесплатно…

— Почему бесплатно? — подыгрывая Кириллу, не согласился Валерка. — Мы с него плату натурой взяли… сам бы он фиг догадался, как нас, друзей своих, благодарить. Согласись, что не хуже пива было…

— Ну! — продолжая смеяться, кивнул Кирилл.

Они выпили компот, выкурили по сигарете, и Валерка предложил сходить к Стасу — узнать, куда он пропал вчера после дискотеки… и вообще — жив он или нет.

— Мы же не знаем ничего: пришел он домой, не пришел… надо узнать! — Валерка, направился в дом надевать шорты… и Кирилл, провожая его взглядом, поймал себя на мысли, что он невольно смотрит на Валеркину задницу: Валерка был в обычных — «семейных» — трусах, но они не болтались на нём свободно, а рельефно обтягивали его бёдра, и когда Валерка шел, круглые его булочки, упруго выпирая, под трусами у него словно играли — перекатывались…

Был уже почти полдень, и Стас, когда Валерка и Кирилл пришли к нему, уже проснулся — он поливал огород. Собственно, вода лилась сама, и Стасу только нужно было время от времени перебрасывать с грядки на грядку шланг, но даже это было ему в тягость — вид у Стасика был помятый, и было сразу видно, что ему плохо… но друзьям он обрадовался.

— Идите сюда! — прокричал он, увидев Кирилла и Валерку во дворе. — Я здесь, бля… поливаю.

— Куда ты делся вчера? — сразу накинулся на него Валерка, протягивая ему для приветствия руку. — Мы искали тебя, искали… у пацанов спрашивали — никто не знает…

— Бля, нажрался вчера — под завязку! Сам ничего не помню… — Стас, пожимая протянутые руки сначала Валерке, затем Кириллу, через силу улыбнулся. — Помню, как в кусты пошли с Андрюхой отлить, и — все… как отрубило! Проснулся, бля… дома уже! Как пришел, как разделся — ничего не помню… полный, бля, провал!

Несмотря на то, что ему было плохо, и даже очень плохо — голова разламывалась на куски, Стас говорил всё это с оттенком гордости, потому что во всём этом — «нажрался», «как отрубило», «ничего не помню» — была некая удаль, признак взрослости, и в посёлке это воспринималось как доблесть: пацаны, по случаю и без случая напиваясь, всегда бахвалились друг перед другом, рассказывая, кто и до какой степени «нажрался» и кто кому потом «набил морду».

— Короче, Стас, с тобой всё понятно. Ну, а матушка что? — поинтересовался Валерка, доставая сигареты.

— Нет никого… уехали к тётке, — Стас махнул рукой. — Дай сигарету…

Они — все трое — закурили, и Стас, повернувшись к Валерке с Кириллом задом, наклонился, перебрасывая шланг на другую грядку; его мучила жажда, и Стас наклонился ещё ниже, одновременно поднося конец шланга ко рту, чтоб напиться, — Стас наклонился, и шорты цвета хаки плотно обтянули его задницу, врезавшись швом между ягодицами… «готов к употреблению» — мелькнули у Кирилла в голове Валеркины слова, сказанные вчера ночью… и Кирилл, глядя на задницу Стаса — невольно вспоминая то ощущение, какое он испытывал, в течение двух или трёх минут скользя членом между этими ягодицами, вдруг подумал о том, как всё это странно…

странно и необычно: Стас действительно ничего не знал — ни о чем не догадывался, и получалось, что для него, для Стаса, совсем ничего не было… то есть, совсем ничего! — получалась, что Стас, конкретно оттраханный в задницу, но ничего об этом не знающий, по-прежнему считает, что ничего для него в мире не изменилось — всё осталось так же, как было вчера, позавчера… «а что, собственно, изменилось, если он ничего не знает?» — внезапно подумал Кирилл, и мысль эта, совершенно простая, сформулированная четко и ясно — однозначно, показалась Кириллу настолько неожиданной и даже парадоксальной, что Кирилл на какое-то время перестал слушать, о чём они говорят, Стас и Валерка… ведь действительно — получалось именно так!

Получалось, что главное — это не то, что было или есть на самом деле, а главное- это слова, которые тебя окружают и сопровождают… на каникулах в Питере — в гостинице — девчонка застукала двух парней-старшеклассников в тот момент, когда они, голые и возбуждённые, целовались в постели, и — на неделю для всех, кто в группе об этом узнал, эти парни стали «голубыми», и все, кто об этом узнал, шептались у них за спиной, и то и дело слышалось: «голубые», «голубые»… а если бы их не застукали — если б никто ничего не узнал? Они, эти два старшеклассника, жили в двухместном номере… и, нужно думать, не теряли зря время — они трахались, кайфуя и наслаждаясь… наверняка они это делали, и делали неоднократно, но — если б случайно всё это не открылось, то никто б ничего не узнал про их отношения, и тогда получается… что? — они не были б «голубыми»? Или — были бы?.. «Пьяный в жопу оттраханный Стас» — где поставить здесь запятую? «Пьяный в жопу» — это видели вчера все, и это значит, что это факт — это было… а «в жопу оттраханный»? Стас ничего про это не знает, а потому — этого для него не было… и это тоже — факт! У Стаса, даже если он сходил в туалет, наверняка ещё есть — осталась — в жопе сперма, но у него по причине незнания об этом нет слов для осознания этого, и тогда получается, что Стасик… кто — «девочка» он или нет?

Время перевалило за полдень, и солнце пекло неимоверно…. Стас, перебрасывая шланг с грядки на грядку, ещё два или три раза наклонялся, и каждый раз шорты плотно обтягивали его сочно-упругие ягодицы, — морщась от головной боли, Стас рассказывал со всеми подробностями, как он вчера «бухал», и Валерка, время от времени его перебивая, что-то переспрашивал и что-то уточнял, но Кирилл их почти не слушал; час назад, за завтраком, Валерка сказал: «вся наша жизнь — игра слов», и Кирилл думал о том, что Валерка, сказавший это походя, даже между прочим, по сути прав… ещё как прав! Взять хотя бы мастурбацию, которой он, Кирилл, занимается лет с двенадцати… ведь что получается?

Если выйти на середину улицы и, приспустив с себя штаны, начать дрочить, ни от кого не скрываясь, то тебя тут же назовут «онанистом», и ты «онанистом» станешь — в один миг превратишься в «онаниста», даже если делать всё это будешь впервые в жизни… а если заниматься этим же самым регулярно, как это делает он, Кирилл… или как делает это Валерка — наверняка ведь делает! — или Стас, или другие пацаны, но делать всё это уединённо — тайно и скрытно, то…. кто назовёт их «онанистами»? Да, это занятие — онанизм, и он, Кирилл, занимаясь этим, онанирует, но… слово «онанист» всё равно, как ни крути, не клеится ни к нему, ни к Валерке, ни к Стасу — звучит оно, это слово, несуразно и неверно,- вот в чём суть!

— Ладно, Стасик… пошли мы — не будем тебе мешать, — Валерка, вдавив

в землю окурок, взглянул на Кирилла. — Идём?

— Ну! — кивнул Кирилл, отрываясь от своих мыслей-размышлений.

— А ты, Стас, пойди проспись… а то морда у тебя… как у старой пожарной лошади, — Валерка, вновь посмотрев на Стаса, засмеялся собственной шутке.

— У какой, бля, лошади? — Стас прищурился… и, не дожидаясь Валеркиного ответа, неожиданно резко наклонился: схватив конец шланга, он направил его на Валерку, одновременно сдавив, сжав его пальцами, так что вода, упруго вырываясь из шланга, с силой ударила в Валерку тонкой, радужно переливающейся на солнце струёй..

— Бля! — Валерка, не ожидавший от Стаса такого вероломства, метнулся в сторону.

— Вот… чтоб не оскорблял мое лицо! — весело рассмеялся Стас, глядя на шустро отбежавшего — отскочившего — Валерку.

— Я тебя, бля… я тебя выебу за такие шутки! — Валерка, издали глядя на Стаса, дёрнул плечами, стряхивая со спины ледяные капли воды.

— Я тебя выебу, — тут же беззлобно парировал Стас, делая ударение на первом слове… Это были обычные, не несущие никакого буквального значения слова, нередко употребляемые поселковскими тинэйджерами, и только какой-нибудь утонченный фрейдист — узкий специалист в области подсознания — мог расслышать какие-то скрытые смыслы в этой обычной и потому ни к чему не обязывающей беззлобной перебранке. — Что вечером будем делать? Планы есть? — Стас посмотрел на Кирилла.

— Не знаю, — Кирилл пожал плечами. Планов на вечер никаких не было.

— Стас, возьми у отца машину — съездим на озеро, — подсказал Валерка, стоя в отдалении.

— Ага… если он даст, — отозвался Стас.

— А ты попроси… огород же полил — всё сделал. Ещё, бля, поспи немного — и вообще никто не узнает, что ты вчера пьяный был, — Валерка, говоря всё это, по-прежнему не подходил — стоял в отдалении.

— Ну, я не знаю… попрошу, конечно, — согласился Стас. — Надо же вечером что-то делать…

— Кирилл, пойдём! Нам алкоголики не друзья, — Валерка, гримасничая, показал Стасу «морду старой пожарной лошади». — И-и-и-го-го…

— Ладно, Стасик, пойдём мы… а ты правда поспи, — проговорил Кирилл, невольно улыбаясь. Стас был симпатичен, даже смазлив… и Кирилл, глядя на Стаса — вспомнив, как ночью они его поочерёдно трахали, снова мысленно удивился, что Стас ничего не знает — ни о чём не подозревает… вот ведь как может быть!

— Идите, бля… да вечера, — Стас махнул рукой.

Едва они — Кирилл и Валерка — вышли на улицу, Кирилл тут же, не утерпев, поделился с Валеркой своим открытием:

— Нет, ты прикинь… прикольно ведь получается! Стас ни о чём не знает, и получается, что для него ничего не было… совсем ничего! Каким был, таким и остался… так получается?

— Ну, я тоже про это подумал, — отозвался Валерка. — Хотя, если вдуматься… а что должно было измениться? Ты, например, тоже не изменился… — Валерка, глядя на Кирилла, засмеялся..

— Так не меня же — в жопу… его ведь в жопу!

— Ну, в жопу… и что с того? Мы его в жопу, а он это дело проспал — ничего про это не знает… и получается, что никаких проблем у него нет. Вот что получается! И это правильно: чем меньше знаешь, тем крепче спишь…

— Но мы же знаем, что он… — Кирилл запнулся, подыскивая слово, наиболее подходящее для определения «изменившегося» статуса Стаса.

— Что он — что? — Валерка, оборвав смех, посмотрел на Кирилла серьёзно.

Они, сами того не заметив, остановились на середине улицы, глядя в глаза друг другу… и Кирилл вдруг подумал о том, что сейчас, быть может, он определяется в каких-то очень важных — фундаментальных — понятиях… и оттого, что он так подумал, в душе у него возникло чувство непонятного напряжения, — глядя Валерке в глаза, он произнёс с невольным раздражением:

-Откуда я знаю, что! И не «что», а «кто»… педераст, голубой… словом, тот, которого в жопу… «девочка», бля! Вот что! Мы ведь про Стаса это знаем…

— Ну, знаем… нам да не знать! — Валерка, шутливо толкнув Кирилла плечом в грудь, снова засмеялся. — Но это, Кирилл, уже наши проблемы, а не его… заметь: он спокойный, как слон, а ты переживаешь — слова подыскиваешь… так чьи, скажи мне, это проблемы? «Педераст», «голубой», «девочка»… это ты подбираешь слова — исходя из своих представлений! А он — Стас! Просто Стас — и всего лишь! Так чьи, бля, это проблемы? Его? Или твои?

— Значит, ты думаешь, что всё дело — в словах? В голове, то есть? — спросил Кирилл, глядя на Валерку.

— Ну! Если ты Стаса имеешь в виду, то совершенно точно можно сказать, что дело не в жопе…. — Валерка, глядя на Кирилла, тихо засмеялся. — «Девочка» он или нет — проблема не в Стасовой жопе, а в твоей голове… вот как я думаю! — И тут же, оборвав смех, опять посмотрел на Кирилла серьёзно. — Дело в голове, а с головой кто дружит, а кто — не очень… у каждого, бля, свои представления — свои понятия. И потому… никому не вздумай рассказывать про то, что было! Стасик — нормальный пацан, и знать об этом… о том, что мы трахали его, никому не надо. Это у вас, в городе, свобода, а у нас здесь — понятия другие… во всяком случае, на словах понятия об этом — точно другие.

— А что, бля, у нас? И у нас понятия — разные… тоже всякие, — отозвался Кирилл, неожиданно вспомнив — снова подумав — про случай в гостинице: два пацана, никого не трогая, трахались — кайф ловили, а остальные, когда об этом узнали, стали страшно переживать… и особенно сильно переживал Генчик из параллельного класса — то и дело об этом говорил, словно всё это лично его касалось… а может, действительно, это всё как-то его касалось, если он хотел об этом говорить — хотел это обсуждать? «Правильно говорит Валерка: в голове дело, а не в жопе!» — подумал Кирилл, но добавлять к сказанному ничего не стал.

— Короче, Кирилл… про Стаса — никому ни слова! Ты понял?

— Ясный перец! — кивнул Кирилл, у которого за всё это время — с того момента, как он проснулся, а проснувшись, все вспомнил — даже мысль не возникла о том, чтоб об этом кому-нибудь рассказать.

Стас ничего не знал, и потому для него ничего не было — совсем ничего не было… но ведь для них-то, для Валерки и Кирилла, было! И потому все последующие дни — до очередной субботы — они снова и снова, оставаясь вдвоём, так или иначе возвращались в своих разговорах к этому случаю: вспоминая ночь, проведённую с ничего не воспринимающим Стасом, они смаковали детали, что-то уточняли, смеясь и друг друга подкалывая… и это было естественно и вполне объяснимо: не каждый ведь день происходит подобное!

Это с одной стороны… а с другой стороны, всё, что случилось ночью — в доме у Стаса, случилось как бы само собой, непреднамеренно и спонтанно, и потому оба они — и Кирилл, и Валерка — воспринимали всё это как шалость, — в этом не было для них ничего сакрального, а значит, и говорилось о происшедшем легко и весело… «Нет, ты честно скажи… ты честно признайся: тебе понравилось?» — толкая Кирилла в плечо, смеялся Валерка, и Кирилл, смеясь в ответ — толкая в плечо Валерку, неизменно отвечал ему: «Мне? Не меньше, чем тебе…», и оба они, глядя друг на друга, смеялись, снова начиная припоминать подробности ночного приключения…

А через пять дней была очередная суббота… и снова было всё, как всегда: была дискотека, и к половине двенадцатого народ шарахался туда-сюда, причём треть этого народа, если не больше, воинственно дышала перегаром, и тётя Дуся, стоявшей на входе, терпеливо ожидала, когда кончится «эта вакханалия»… В двенадцать часов дискотека закончилась, и народ, исчезая в темноте, стал шумно рассасываться; редкая суббота обходилась без драки, и эта суббота тоже не стала исключением: недалеко от танцплощадки случилось небольшое побоище, вспыхнувшее от избытка пьяной воинственности, и три друга — Валерка, Стас и Кирилл — задержались ещё на какое-то время в числе прочих многочисленных зрителей, чтоб посмотреть, кто кого… Был уже почти час, когда они — втроём — вышли на свою улицу… и снова было всё, как всегда, если не считать прошлую субботу: у дома Стаса они остановились, чтоб выкурить по «последней сигарете», и пока курили, говорили опять о драке… и еще — о девчонках, с которыми танцевали; потом Стас, сказав дежурное «до завтра!» — пожав Валерке и Кириллу протянутые руки, хлопнул калиткой, — Стас исчез в своём дворе, а Кирилл и Валерка, пройдя еще полторы сотни метров, снова остановились — у дома Валерки.

— Спать совсем не хочется, — произнес Валерка, не глядя на Кирилла, и Кириллу вдруг показалось — почудилось — что голос у Валерки неуловимо изменился… или это ему только почудилось — показалось?

— Ну, — отозвался Кирилл, кивая в ответ… и, помолчав, добавил: — Мне тоже спать не хочется…. совсем не хочется!

Лунный свет заливал пустынную улицу, и нигде — ни в одном дворе — не светилось ни одного окна, — было уже достаточно поздно, но спать действительно не хотелось, и Кирилл, говоря так, не врал… как, впрочем, не врал и Валерка. Какое-то время они стояли молча — в лунном свете июньской ночи…

— Может, пойдём ко мне — покурим ещё? — предложил Валерка. Он вопросительно посмотрел на Кирилла… у Кирилла были небольшие, но сочные, красиво очерченные губы, и Валерка, не дожидаясь, что Кирилл ему ответит, зачем-то добавил: — Все уже спят… пойдём?

— Пойдём — словно это, тут же отозвался Кирилл… и, отзываясь так, Кирилл почувствовал, как у него у самого голос невольно изменился… или это ему тоже показалось?

А ещё через три часа, стараясь не шуметь — не скрипеть половицами, Кирилл на цыпочках прошел в свою комнату, так же бесшумно — осторожно — прикрыл за собой двустворчатую дверь… бабка с дедом спали в разных комнатах, и из обеих комнат слышался их храп, — не зажигая света, Кирилл разделся — снял футболку и джинсы…. и, уже лёжа в постели, он неожиданно подумал, что Стасу неделю назад тоже… т о ж е, наверное, было больно, но Стасик был пьяный, и потому эту боль — особую боль — он не почувствовал… и ещё Кирилл подумал, что норка у Валерки очень жаркая… клёвая норка! — она плотно, туго обтягивала, обжимала член, и потому делать это, нависая над Валеркой — двигая бёдрами, было необыкновенно приятно… сладостно было! — и еще… ещё он подумал, что губы у Валерки, когда Валерка сосал его взасос, были такие же горячие, как и член, и что это тоже было… тоже было очень приятно — в кайф…

Небо на востоке уже светлело, когда Кирилл, лёжа на животе — обнимая подушку, провалился в желанный сон, — зарождался новый день, и впереди…

Впереди ещё было целое лето!

———————————————

Pavel Beloglinsky: ЮНЫЕ ЗАБАВЫ. — Final edition, 2007-02-12

Category: Совершенолетние