Я не хочу тебя терять в Сергиевом Посаде

Тихая ясная звёздная ночь. Полнолуние. Семь радужных кругов, окаймляющих холодное серебристое светило. Бесшумно звенящее пространство. И — ни души. Ланс осторожно, стараясь ступать бесшумно, спустился по крутым ступенькам деревянного флигеля, мягко прошёл по участку, неслышно, не хлопая калиткой, вышел на дорогу. Высокий, тоненький, хрупкий, женственный, длинноволосый, с пепельной гривой, какой-то необычайно хрупкий, но в то же время не хилый, он был во всём чёрном и тёмных очках. Он остановился посреди просёлочной дороги, обратил слегка побледневшее лицо к звёздам и отчётливо услышал где-то внутри себя: «Я один в Вечности. Я один в Вечности. Вся моя жизнь — смена картин, лишь смена картин».
У него перед глазами пронёсся месяц, волшебный месяц их отношений с Альбиной, месяц, который спас, возродил его к жизни после смерти Альберта. Ох, Альбертик! К горлу подступил жгучий комок. Ланс поднял лицо к звёздному небу, не дав упасть слезам. Первая потеря. И вот теперь вторая — после месяца неземного счастья. Вроде бы это был целый месяц, но он пролетел, как одно мгновенье. Ланс еще раз вскинул глаза вверх и увидел, как с неба сорвалась и покатилась вниз звезда. «Вот снова упала, и я загадал: выйти живым из боя», — вспомнились ему слова из песни Высоцкого. Этого барда любил Альберт, любила его и Альбина. Живым… Он повертел на языке это слово. Да, жизнь — это одно, а существование — совсем другое. Он жил с Альбертом, а потом эта двойная нелепая смерть — сначала его афганчик Крис, и в тот же вечер Альберт, летевший к ним и разбившийся на мотоцикле. Потом встреча с Альбиной, и месяц незабываемых отношений с ней. Тот месяц пролетел, оставшись в нём ярким всплеском и режущей болью одновременно, а эти полторы недели, что он здесь, тянулись, как ему казалось, уже несколько лет.
«Кто я теперь? Где я?» — думал Ланс. Спрашивая себя о том, где он, Ланс имел в виду не территорию и не географию, а своё место в этой Вселенной: «Мой новый мир. Новый мир без вас. Без тебя, Альберт, и без тебя, Альбина. Да, мир без них, и мне придётся смириться и принять это как должное. Один, опять один. Что дальше? Что меня ждёт?» Он снял очки, и звёздное небо с лунной радугой отразилось в его огромных голубых глазах. Ресницы отбросили тень на нежное юношеское лицо, и тем не менее его глаза не были глазами несмышлёныша, это были глаза юного, ещё довольно неискушённого, но уже очень много выстрадавшего в своей жизни юноши.
«Лучше бы я превратился в волка», — застучало в мозгу у пацана. Альберт ассоциировался у Ланса с Волчонком, Альбина же — с Волчицей. Волчица, Одинокая Волчица — даже сослуживцы на работе называли её так. Он закрыл глаза и увидел её. Высокая, стройная, в меру накачана, макияж в холодных тонах, резкий взгляд, полный уверенности, силы и достоинства, длинные крепкие ноги, едва заметная грудь, пограничная фигура — не женская и не мужская, и такие же платиновые, как у Альберта, волосы. Внешность скорее транса, нежели традиционной женщины, наверное, поэтому Ланс, изначально ориентированный больше на юношей, и обратил на неё внимание. (с твоей стороны. А насчёт силы… Да, ты прав — я не совсем человек, вернее, я человек, но с некоторыми экстра-возможностями. Но знаешь, буду с тобой откровенна… Я не хочу, чтобы тебе потом было больно, очень больно. Ты говорил о возрасте. Открою тебе секрет: я предпочитаю именно юных метросексуалов, — тут она посмотрела ему в глаза, правда недолго, потому что знала: долго её взгляд выдержать очень трудно. — Ты помнишь Экзюпери? — вдруг спросила она его. — Да, конечно, это мой любимый автор. А что именно?
— Помнишь, Змея говорит Маленькому Принцу, когда он попадает на Землю: «Ты чист и явился со Звезды». Ну, так

вот, — сказала она не то чтобы жёстко, но с нажимом. — Запомни. Я по жизни — Одинокая Волчица, и даже если я допущу тебя к себе, придёт время, и я уйду, а тебе будет больно, поверь, я знаю, о чём говорю.
Тут Ланс (а надо сказать, что юноша, несмотря на свою утончённость и романтизм, был далеко не робкого десятка, тоже не из числа «земных») поднял бокал и произнёс:
— Оставить меня — это Ваше право, в любой момент, когда пожелаете, но… кто не рискует, тот не пьёт шампанского!
— Ну что ж. Ты сам этого захотел, — улыбнулась она. — Брудершафт?
У Ланса закружилась голова. Вот так же всё начиналось и с Альбертом.
— А теперь обещай, что ответишь на мой вопрос, — продолжила она.
Он согласно кивнул.
— Ты недавно потерял любимого, я это вижу. Расскажи мне про него. И ещё, давай сразу на «ты».
Ланс опустил потемневший взгляд.
— Да, ты права. Он был практически твоим тёзкой. Его звали Альберт, и он был очень похож на тебя, кстати, тоже владел ясновидением. Познакомились мы с ним благодаря Крису, моему покойному афганчику. Я гулял с псом в парке, когда ко мне подошёл Альберт. У Криса на него реакция была примерно как на тебя у Флоренса, я даже заревновал. И понеслось… Нас так в районе и звали — «святая троица»: я, Крис и Альберт. Мы были неразлучны. Сколько раз нам приходилось стоять спина к спине против воинствующих гомофобов, и далеко не всегда с ущербом для себя! Нашу первую ночь я не забуду никогда. С тобой ведь можно откровенно? — Альбина кивнула, и Ланс продолжил.
Мои были в отъезде, и я пригласил Альберта к себе на ночь, хотя, в общем-то, мы никогда не скрывали от наших родителей своих отношений и ориентации, и они в конце концов приняли всё, как есть. И вот первая ночь после прогулки с Крисом по вечернему городу. Я приготовил куриные грудки в кляре под острым соусом, родители оставили нам бутылку «Шардоне». Ужин при свечах. Мы оба были в обтягивающих джинсах и водолазках, я в серебристо-серой, а Альбертик — в сиреневой. В моей комнате, тоже в сиренево-голубых тонах, с обилием мягких игрушек и эзотерических репродукций по стенам, стояла широкая двухспальная кровать, настоящий «траходром». Мы включили диск нашей любимой певицы Далиды. Бархатный грудной голос заструился по комнате. Мы с Альбертом обнялись, двигаясь в такт музыке. Он нежно коснулся моих губ, и у меня перехватило дыхание. Это был мой первый поцелуй. Наши руки прошлись по спинам, легли на крепкие ягодицы друг друга. «Я люблю тебя», — вырвалось одновременно у нас обоих. Это было какое-то волшебство.
Каким-то образом, сами того не замечая, мы остались в одних стрингах, я — в тёмно-синих, Альберт — в бирюзовых. Наше девственное естество рвалось из них на свободу. Альберт опустился передо мной на одно колено, аккуратно потянул стринги вниз, обнажая мой член, нежно коснулся его губами. Из моей груди вырвался сдавленный стон. Он прошёлся языком вверх по стволу, играя яичками, и его безукоризненно наманикюренный пальчик вошёл в мою ещё девственную, но при этом уже готовую ко всему попку.
— Милый, — прошептал я, — пожалуйста, возьми меня!
Альберт потянулся за заранее приготовленным лубрикантом, но я остановил его.
— Не надо. Возьми меня так…
— Нет, солнце, — прошептал Альберт. — Ты мне слишком дорог, чтобы я лишил тебя девственности без подготовки. Хорошо, значит, обойдёмся натуральным средством.
Он увлёк меня на кровать и мягко уложил на живот, покрывая мою спину поцелуями, опускаясь всё ниже и ниже, и вот его нежный чувственный язык уже скользнул в ложбинку между моих ягодиц, проникая в самое сокровенное. Я не представлял, что такое возможно. Это была ласка нежного юноши, становящаяся от этого только более нежной и трепетной.
— Я готов, — прошептал я.
Альберт чмокнул меня в ягодицу, нежно шлёпнул по другой, и шепнул:
— Тогда становись, оленёнок.
Я и так был готов ко всему, плюс виртуозная прелюдия Альберта… Он вошёл в меня осторожно, медленно, и мне совсем не было больно. Потом мы вошли во вкус, и вот уже на всю квартиру раздавался скрип «траходрома». Кончили мы одновременно, растворившись друг в друге. Потом мы лежали обнявшись, и волосы Альберта светились в свете ночника платиной, вот как сейчас твои, Альбина.
— Ну что? — чмокнул я Альберта в нос. — Как насчёт того, чтобы теперь тебе побыть оленёнком?

— Я только «за», — прошептал Альбертик, зарываясь лицом в мои волосы.
И тут третий член нашего тандема, Крис, так долго деликатно наблюдавший за происходящим со стороны, дал о себе знать. Он внаглую завалился к нам на кровать, явно будучи недоволен недостатком внимания к своей далеко нескромной персоне. «Что это вы тут, парни, делаете? — говорил он нам всем своим видом. — И какого хера вы не уделяете внимания мне, такому замечательному псу?»
— Вспомни говно — вот и оно! — рассмеялся Альберт, целуя Криса в нос.
Я тоже обхватил наше четвероногое детище за шею и поцеловал его в шелковистую шерсть. Крис получил должную порцию ласки и оставил нас одних. Теперь в активе был я. Я ответил Альберту той же нежностью и теми же ласками, что получил от него, он тоже давно ждал этого и раскрылся мне сразу. И в этот раз оргазм тоже настиг нас одновременно. Потом мы продолжили нашу оргию в джакузи с кокосовой пеной и заснули только на рассвете. Год мы были все вместе, неразлучная «святая троица», не стало же их в один день, Криса и Альберта. А я остался…
Голос у паренька дрогнул. Альбина мягко накрыла его хрупкую ладонь своей сильной рукой с длинными ногтями, и его сразу же обдало тёплой животворной волной.
— Спасибо, — прошептал Ланс.
— Что было дальше, солнышко? — мягко спросила она.
— Дальше? Крис тяжело заболел. Интерит. Мы с родителями угрохали бешеные деньги на лечение, но афганчику становилось только хуже. Альберт практически переселился ко мне, и мы по очереди дежурили с ним ночами рядом с Крисом. Но в один из вечеров Альберту пришлось уехать по делам, а афганчику стало совсем плохо. Я позвонил ему на смарт и осторожно, стараясь не говорить о самом худшем, сказал, что сейчас он нужен нам с Крисом. Я не сказал ему, что он может уже не успеть, но Альберт всё понял. Незадолго до этого родители подарили ему мотоцикл, роскошную фиолетово-серебристую «Хонду», и понимаешь, Альбина, он сорвался к нам на байке. Я сидел на кровати рядом с Крисом. Голова тяжело дышащего афганчика лежала у

Category: Сказка