Дело было после войны сразу Часть 3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Дело было после войны сходу. Часть 3

А вот, когда на третью неделю я посиживал в натопленной парилке, потел и предвкушал приход сестры, что-то пошло не так. Ждал-ждал — вроде как, уже скоро минут 20 пройдет супротив обсужденного времени, а её все нет: И к тому моменту, когда услышал давно ожидаемые шаги по снегу, уже начал беспокоиться — не оскорбил ли чем мою родимую: Дверь открыл, не дожидаясь стука, простынею уж, очевидно, не прикрывался, но на пороге повстречал, как был, нагишом и с возбужденным хером, не Василиску, а Аню!

Аня пришла в том же тулупчике, что и Василиса впервой. Стоит, глядит на мой хрен оттопыренный, и так со значением улыбается:

— Это ты? . . — говорю так неуверенно, так как не знаю, что и сказать, — А где:

— А дома! — смело отвечает Анка, — Она позже придет, когда баня малость остынет. Ну, ты как, впустишь меня, либо мне тебя уговаривать, Пашка?

И скидывает поначалу тулупчик, а позже, по одному, валенки.

Очевидно, и у неё под тулупчиком ничего не было.

Анка, хоть и младше Василисы всего на год, но снаружи на неё похожа была не очень. Круглолицая, ростом пониже, бедрами покруглее. Не пышка, естественно (откуда им здесь было взяться?) да и не таковой заморыш. Волосы у неё были пышнее, вьющиеся, а там, понизу — светлее, чем у сестры. Грудь у неё тоже была другой формы, — приметно больше, круглая, самую чуточку вислая от тяжести, с розовыми большенными сосками, схожими на кнопки. И попа тоже поосновательней. Хотя голод и на Ане сказался, поправлялась она резвее Василисы, — все у неё было такое уже нежное, круглое, глазу приятное: И не только лишь глазу, — хрен мой одномоментно от такового вида окаменел: Все же, я поначалу пропустил сестру в парилку, и взялся за веник:

Отпарил я Аньку преотлично. Как для себя самого старался. Сестра крепилась-крепилась, позже заохала, заахала, но тормознул я только тогда, когда совсем из неё дух не выпарил, и когда у самого руки утомились. Вынес я её на руках, посадил на колени, и обвернулся вкупе с ней в одеяло:

Или с Ваской я уже самых нетерпеливых бесов натешил, или просто Аня своим умильным, очень комфортным видом меня на такое настроение навела, но с ней мы поначалу длительно лобзались и ласкались. Я с наслаждением голубил её сисечки, волшебно нежные и при всем этом упругие, крутые ноги, ягодицы и вообщем все, до чего добрался. Когда в конечном итоге мы объединились, ни словом «трахнул» , ни «отжарил» , ни, тем паче, «выебал» , я это именовать бы не сумел. Был я ласковым и нежным, двигался осторожно, и ускориться, вполне отключить голову, сумел только убедившись, что Ане все нравится: Даже мало на уровне мыслей было постыдно перед Василисой, которая впервой как под танк попала, наверняка. С Аней было не так. Она и кончала со мной в 1-ый же раз, — я это по стонам ощутил, по особенным, по судороге у неё снутри: Эх:

Но, невзирая на таковой настрой, я в, конце концов, опять разошелся, и вновь и вновь брал Аню, попорядку раз 6, — то в одной позе, то в другой, в промежутках наслаждаясь её запахом и приятным множеством упругой плоти под ладонями. А сестра, хоть нравом была и побойчее, ежели старшая, выражала только готовность на все, нежность и мягенькую податливость: Очень мне понравилось, в парилке на пологе, сажать Анку на собственный хрен, так что она вся была на виду у меня на коленях, глядеть, как упруго подрагивают от каждого движения её томные груди, как она охает и закатывает глазки, откидывая голову вспять, как пот струиться в по её шейке, пробегая ложбинку меж сисечками и заканчивая путь в глубочайшем пупке на нежном плоском животе: Как на данный момент вижу, не смейся. Света малеханькое оконце парилки практически не давало, а вот жеж, какие мелочи рассмотрел, да запомнил: Неторопливая, смакующая чувства и преданная Аня давала собой полюбоваться, в отличие от скупой и нетерпеливой Василисы:

Словом, все прошло как в том анекдоте. «Заодно и помылись».

Когда мы с ней возвратились домой, я ждал ревности либо укора со стороны Василисы. Но, — его не было. Только понимающе улыбнулась мне сестренка, слова не произнесла, а Аню обняла и поцеловала в маковку, вроде как рада была за неё:

Спать я лег сейчас с Аней, и вновь мы с ней не удержались, — ночкой я её пёхнул, при этом, даже с огромным вкусом, чем в бане — смотря в обширно открытее глаза, как мог лаского, но от всего сердца. Хотя, естественно, и в сей раз старались мы не шуметь.

Так и далее жили мы в тот год.

Встречи с сестрами у меня как и раньше были практически только банными: Дома залезть под подол Аньке либо Василисе удавалось очень изредка, хотя и это нам нравилось. Меня такое обилие в жизни, должен признать, более чем устраивало. С Василисой у нас все бывало страстно, горячо, резко. Ласки старшая ценила не очень высоко, зато нередко впивалась ногтями мне в спину, покусывала плечи и даже поколачивала в особо жаркие моменты. Аня же покорливо отдавалась моей воле, получая наслаждение, как мне кажется, даже от самого моего восхищения и желания. Словом, обе были красивыми любовницами, и совершенно друг к другу не ревновали. Я время от времени даже подумывал, нельзя ли как-нибудь затащить обеих сестер в кровать сходу. Слышал я краем уха, что бывали дамы, которые соглашались на такое, и сулило это типо мужчине неземные блаженства. Вобщем, это гласили в большей степени о женщинах очень определенного сорта, девицах нетяжелого поведения. Сам не пробовал, ну и с сестрами тоже организовывать не стал. Тем паче, они не навязывались. Мы вообщем об этом не говорили и не обсуждали никогда:

Время от времени я побаивался того, что средняя наша, Натуська, ощутит себя довольно взрослой, чтоб прийти ко мне в парилку заместо старших. Но, — чего не было, того не было. Ну, и отлично, естественно.

Естественно, при первой же способности мы из колхоза уехали. Он скоро совершенно вымер, — на данный момент там только тайга поверх заросших фундаментов. Оно и понятно, — тогда уже хозяйство вернули, хлеб пошел с Югов, из огромных совхозов, откуда и положено. Вот и не стали далее людей истязать таковой жизнью ради излишнего зернышка да литра молока, расселили всех, в обычных поселках дали жилище: Очень впору мы уехали — как я могу на данный момент судить, юноша, никто в колхозе ничего так про нас и не вызнал. А может, кто чего и сообразил, естественно, — но промолчал, сочтя не своим делом.

А мы устроились в городке, где нас жизнь скоро развела в стороны.

Летчиком я не стал, не дозволили последствия былого ранения. Но про жизни шел хорошо, выучился на инженера, выбился в начальники. В городке мы нередко виделись с сестрами, но больше у нас с Аней и Василисой «банных» встреч не было. За ними ухаживали отличные мужчины, ну и я другими девчонками интересовался. Ну и просто — за моральным видом в коллективах тогда не то, что надзирали, но, нет же, да приглядывали, хотя мы ни в партии, ни в комсомоле никогда не состояли. Не деревня чай, уже, за забором не спрячешься.

Что было, то прошло, просто общались, как все, по-семейному.

Девченки выучились, кто в училище, кто в институте, вышли замуж, и разъехались кто куда. Я не женился длительно, все хотелось мне любовницу не ужаснее сестер, но к годам 30 повстречал свою Ольгу. С нею у нас четыре малышей, на данный момент уже и правнуки народились:

Василиса погибла в 1989-м, от инфаркта. Тяжело дохнула, бедная, очень тогда за неё переживали: деток у неё было трое, тоже внуки есть. С Аней в последний раз и видались на её похоронах, когда она из Кургана к нам приезжала с супругом. Аню похоронили в 1998 году, сердечко прихватило. Её внук на данный момент у моего отпрыска в институте обучается, кстати. Натуська и Катька живые, и скоро уж им провожать меня, наверняка. Я вот, очевидно, зажился сверх нормы:

Ты, наверняка, спросишь, почему я так тихо все вспоминаю? Я ведь никому не говорил это, больше полвека.

Я и сам не знаю. Ни стыда не ощущаю, и ни, тем паче, раскаяния. Как-то все шло, само собой, ну и прошло: Деревня, — она только со стороны кажется таковой благовоспитанной. А за всеми этими резными ставенками и заборчиками что только, бывает, не происходит. За всеми не уследишь, на всех арбитров не напасешься. Слыхал ты, может быть, такое слово: «снохачество»? Нет? Ну вот, почитай, узнаешь. Бывали и другие, хм, подобные вещи в маленьких мирках-избах под огромным сероватым небом: Ну, а мы с юношества знали, что очень по-всякому в жизни бывает. Кое о чем же не из книг узнавали. Вот, наверняка, поэтому никому из нас психиатров и исповедников не пригодилось.

Не жалею ни о чем. Время такое было, что вспять оборачиваться не хотелось. Все дороги были пред нами, весь мир. Жили мы, если по одному достатку судить, хреново, хватало нам для радости сущей мелочи, но любопытно было, в богов не верили, вот и жили как один раз, без оглядки, зато страстно, от всего сердца:

. . Э, да ты записал все? Ну, записал и записал, хорошо. Только матюги уж убери позже, а то неловко перед людьми: А, вобщем, хорошо, чего их стыдиться, все их знают, все употребляют:

: нет, про войну не буду говорить, не обессудь уж. Да все равно, уже ничего не помню толком. Старенькый я уже стал.

Создатель рассказа: Игорь Плотников

[/responsivevoice]

Category: Инцест