Чай из утренней росы Часть 28

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]- Проходи, дорогой, проходи! — он буквально втянул меня в кабинет, похлопал по плечам и спросил с добрейшей улыбкой. — Ну, как?! Одолел?!

— Одолел! — гордо ответил я и выдохнул, словно сбросил с плеч тяжёлый камень.

— Ай, молодец! И привёз ровно в срок! Молодец! — Пчелинцев кивнул на кожаные чёрные кресла, стоящие вокруг низкого журнального стола, и спросил. — Может присядем, кофейку выпьем?

— Спасибо, Евгений Саныч, не могу, дела! — я вынул из пакета китайский роман и протянул ему. — Вот, оставляю вас наедине с ним и с нетерпением жду звонка!

Он взял роман, взвесил на руках и с большим удовольствием громко прочитал титульный лист:

Ч А Й И З У Т Р Е Н Н Е Й Р О С Ы

ф э н т е з и

А потом сказал:

— Ты уж извини, что пригнал тебя в редакцию, но никак не могу привыкнуть читать с компьютера, привык вот так держать страницы, видеть буквы именно под таким углом, править ручкой на полях и слышать постоянное шуршание бумаги! Ну что со мной поделать?!

— Да ничего, я прекрасно знаю вашу привязанность, Евгений Саныч.

— Но разделить не можешь.

— Нет, не могу, я наоборот привык стучать по клавишам и видеть монитор.

— Что поделать, Константин Юрич, привычка есть вторая натура! Ладно, нашей короткой встрече — конец, я начинаю читать и постараюсь не затягивать твоего ожидания! — он снова протянул руку и вдруг что-то вспомнил. — Да, секунду, чуть не забыл: не столь важно, но всё-таки: Представляешь, тут одна японская кинокомпания ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ и китайская ШАНХАЙ-ТИВИ уже проявили к тебе преждевременный интерес, к твоему детищу.

— Это как?

— Дуриком, иначе не назовёшь. Сидя в ресторане Дома литераторов, мой младший редактор Витя Тарасов в разговоре со своим знакомым киношником из Японии возьми да скажи между делом о твоей задумке, а тот загорелся, уже хочет почитать, уже шепнул китайцам на ШАНХАЙ-ТИВИ. Во как! Вперёд батьки — в пекло! Даже Я ещё не открыл ни одной страницы, ещё не принял решения издавать роман или нет, а эти шустрики уже снимать навострились! . .

Уходя от главного редактора по тусклому коридору и спускаясь по той же крутой лестнице, я подумал: «ФУДЖИ-ТАТО-ФИЛЬМ и ШАНХАЙ-ТИВИ это — совсем неплохо, но конечно преждевременно, всё ёщё вилами писано. Меня больше задело другое: почему Пчелинцев сказал о привычке как о второй натуре? Он ничего зря не говорит. Почему акцентировал на этом? Случайно? Конечно, случайно, но попал в точку. Моей привычкой с некоторых пор стала м е с т ь, значит моя вторая натура — м с т и т е л ь. «Неуловимый мститель» , да нет — злостный мститель. Чёрт! Как это всё надоело и мешает жить, какой-то сплошной бред, надо немедленно с этим покончить, немедленно!».

Я встряхнул головой, часто поморгал веками, достал мобильник, включил и набрал номер. Возбуждённый голос Ольги тут же опередил меня:

— Костик! Полный порядок! Все соберутся в два часа и будут ждать! Можешь приезжать!

— Понял! Еду! — и вышел на улицу.

Там падал пушистый чистый снег — на крыши машин, на скамейки сквера, на плечи и шапки прохожих, на спины собак, на ворон, голубей:

Когда я шагнул из лифта на лестничную площадку, держа в руках пакеты с фруктами и вином, уже точно знал, какие слова надо сразу сказать с порога квартиры.

Нажав кнопку звонка, мой палец отпустил её, и почти сразу послышался деревянный стук, быстро приближавшийся к двери, потом щёлкнул замок, и дверь открыла Ольга, неуклюже пятясь на костылях и пропуская меня.

Ольгино лицо было бледное, похудевшее, с очень большими влажными глазами — они смотрели на меня с глубоким внутренним страхом.
На ней аккуратно сидело ярко-праздничное длинное платье, скрывавшее ноги почти до самых ступней.

— Проходи: — тихо шевельнулись её сухие губы.

Я вошёл и заметил молчаливую Тамару Петровну, почему-то робко глядевшую из ванной комнаты своим мощным «портретом» с голубым бантом под воротником, зато в коридоре смело появился Юрий Семёныч в тёмном костюме и ослепительно белой рубахе с галстуком, он замер в напыщенно-актёрской позе и вопросительно уставился на меня.

— Я приехал просить прощенье, я хочу извиниться, — стеснительно проговорил я, словно провинившийся ребёнок, и протянул пакеты Юрию Семёнычу.

Он пренебрежительно хмыкнул и резко ответил:

— Что ты мне тычешь?! А вдруг там у тебя килограмм тротила, сейчас возьмусь, и как шарахнет!

— Перестаньте, Юрий Семёныч, — заступилась Ольга и закрыла за мной дверь. — Там фрукты, вино, шампанское. Человек с миром пришёл, даже извиниться хочет, а вы со своими: шахидскими шутками: Костик, раздевайся, проходи, — и хотела сама взять пакеты.

— И правда, Юрий Семёныч, — сказала Тамара Петровна, наконец-то выйдя из ванной комнаты в шикарном шёлковом голубом платье и схватив пакеты из рук дочери. — Вы разве не видите, что Костик явился чинно и благородно? Значит, он что-то понял, осознал, перестрадал. Ведь так, Костик?

Я покорно закивал головой:

— Понял, Тамара Петровна. Осознал, Оленька. Перестрадал, отец.

Юрий Семёныч вдруг сильно схватил меня за руку и толкнул в комнату:

— Не называй меня отцом, умник! Я приехал сюда, скрепя сердце лишь по одной причине — набить тебе морду, иначе другого случая никогда не будет, даже белую рубаху надел, чтобы сохранить брызги твоей мерзкой крови, как доказательство своего удовлетворенья!

Кто-то в ужасе вскрикнул — то ли Тамара Петровна, то ли Ольга, и бросились мне на помощь.

Юрий Семёныч действительно хотел ударить, но в комнату вовремя влетела Наталья, где-то сидевшая до сих пор, она опередила мамашу с сестрой, подскочила ко мне и властно шикнула на Юрия Семёныча:

— Только попробуйте! Я тут же откажусь от своих слов, а у вас осталось всего несколько дней!

Он моментально поостыл, секунду подумал, натянуто улыбнулся и «доброжелательно» предложил:

— Действительно: ты чего стоишь «сынок» : как бедный родственник? . . Давай-давай, раздевайся, проходи, будем пить и закусывать фруктами…

Он гордо развернулся и зашагал из комнаты, цитируя на ходу:

— «Собрание друзей не видел лучше я!

Мы все в одном ключе,

Мы все в одном созвучии!» — и громче громкого закончил. — Уильям Шекспир «Укрощение строптивой» , четвёртый акт, действие третье!!!

Наталья очень волнительно смотрела на меня и будто ждала чего-то.

— Я всё знаю, — спокойно ответил я на её молчаливый вопрос. — Желаю удачи в сказочной Эль-Фуджейре, ты долго мучилась, искала и, по-моему, нашла своё счастье. Верно? — и посмотрел на совершенно оторопевших Тамару Петровну и Ольгу.

— Прости: Костик: — прошептала Наталья.

— Что ты, что ты, это я у тебя прошу прощенье, у Ольги прошу, у вашей мамы.

Тамара Петровна распорядилась:

— Наталья, помоги мне помыть фрукты и оставь, пожалуйста, Ольгу с Костиком наедине.

Наталья с мамашей мигом удалились, а Ольга взяла мою куртку и осторожно сообщила:

— Ты не пугайся, но я тоже всё знаю — про тебя и Наталью, про вашу кратковременную связь.

— Я не пугаюсь, «мы же все в одном ключе и все в одном созвучии» , поэтому в этой семье всё очень быстро меняется и быстро узнаётся.

— Хорошо ответил, мне нравится, — она кисло улыбнулась, — но почему ты так безжалостно бил Наталью, просто кошмар какой-то?

— В каком смысле? — не понял я.

— В прямом, она показала нам видеозапись.

— Показала?! . . А-а-а, да-да, я хотел её изнасиловать в коридоре: но я потом извинялся и сейчас тоже, и ещё буду извиняться: я в тот момент был так одинок: просто невыносимо: да и ты, между прочим, тогда уехала с Юрием Семёнычем:

— А я тебя и не виню, хотя эта запись до ужаса страшная, но виновата только я, что ты кидался на сестру, прости меня.

— Да что вы извиняетесь передо мной? Поймите, это я приехал просить прощенье, и ты пойми в первую очередь, Оленька, — я чмокнул её в щёку.

— Ой, — вырвалось у неё. — А ещё?

Я чмокнул ещё и ещё несколько раз.

— Господи, неужели я чувствую твои губы? Неужели всё может вернуться на свои места? — и она прикрыла глаза, а веки дрожали как крылышки пугливой бабочки. — Господи, я не хочу никакой Эль-Фуджейры, я хочу на нашу с тобой дачу в деревню Рогово к маленькой речушке под милым названием Мочка, я хочу каждое утро брать у бабы Клавы парное молоко, свежие куриные яйца из-под её несушек и ходить за вкусным серым хлебом в деревенский лабаз. Неужели всё может вернуться?

— Может, если вы сейчас с сестрой будете во всём меня поддерживать и защищать от нападок Юрия Семёныча.

Она открыла глаза и протянула губы:

— Будем, будем, будем, поцелуй сюда, прошу.

Я поцеловал и тут же отпрянул назад:

— Увидят.

— Ну и что, глупенький. Мама только и мечтает, чтобы мы опять сошлись с тобой, а ЕМУ наплевать, он исправил своё положение за счёт моей сестры, а теперь спит и видит, когда улетит, наконец, в Эль-Фуджейру вместе с Натальей.

Тамара Петровна, проходя мимо нашей комнаты и неся тарелки с фруктами, пригласила:

— Оля! Костик! Всё готово! За стол!

За ней быстро шмыгнула Наталья и весело повторила:

— За стол! За стол! Оля! Костик!

— Костик, — сказала мне тихо Ольга, — мама и Наталья ничего не знают про горох, этой темы даже не касайся.

— Я в курсе, вы: попали в аварию, а если со злости коснётся Юрий Семёныч?

— Не коснётся иначе Эль-Фуджейры ему не видать, сейчас Наталья на моей стороне.

Я понимающе кивнул.

Когда мы с Ольгой вошли в большую гостиную, Юрий Семёныч стоял у стола, открывал шампанское и вино, а Тамара Петровна и Наталья расставляли тарелки и клали на салфетки ножи для фруктов.

— Я гляжу «мой сын» дорогое извиненье купил! — уколол Юрий Семёныч, увидав меня. — Лучшее шампанское, Итальянское вино, груши, персики, виноград, сливы, абрикосы, яблоки, вай-вай-вай! Однако, как говорится в моём любимом фильме «Кавказская пленница» , ошибки надо не признавать, прячась за фруктами и вином, их надо смывать кровью!

— Юрий Семёныч! — раздался недовольный Ольгин голос.

— Юрий Семёныч! — поддержала Наталья.

— А что: Юрий Семёныч молчит: — он сразу притих, но язвить не перестал, — просто вспомнил любимый фильм: там товарищ Саахов тоже пил шампанское с фруктами, а потом получил в задницу порцию соли из винтовки. Я боюсь как бы «мой сын» ни влепил всем нам подобный солёный продукт.

— Юрий Семёныч! — укоризненно сказала Тамара Петровна и посмотрела на меня. — Костик, а ты-то чего молчишь?! Приехал просить прощенье, значит, проси публично, приехал извиняться, значит, извиняйся публично, иначе Юрий Семёныч просто не даст тебе продохнуть своими колкими шутками, и ты задохнёшься от его желчи!

— А вот это сказано здорово и точно! — оценил Юрий Семёныч и стрельнул пробкой шампанского.

Я смело подошёл к столу, первый взял бокал и поднёс к его бутылке.

— Ого! Гусары рвутся в бой! Ну-ну! — и Юрий Семёныч брезгливо капнул мне шампанского.

— Отец, прошу налить всем женщинам и себе, — попросил я.

— Опять «отец»?! Опять?! — и бутылка нервно задрожала в его руке.

— Да, опять, — ответил я спокойно и даже обиженно, — потому что ты для меня всю жизнь был отцом, и не надо мне никаких рассказов о прошлых временах, пойми ты это. И я буду всегда называть тебя именно так, другого человека у меня нет. И если хочешь, это — моё первое извинение. Я извиняюсь перед тобой, что когда-то наговорил тебе кучу гадостей, не поняв твоего искреннего влечения к Ольге, я тогда не осознал, что жизнь диктует своё.

— Это когда «тогда»?! — он в упор посмотрел на меня и будто обдал кипятком. — Ни тогда ли, когда ты меня и Ольгу посадил:

— Юрий Семёныч! — мгновенно оборвала Ольга. — Вы разве не хотите принять от Костика такое сердечное извиненье?!

— И правда, — добавила Тамара Петровна, — мне особенно понравилось вот это: «жизнь диктует своё». Он не сказал: измена, предательство, а «жизнь диктует своё» , жизнь знает лучше всех — с кем нас соединить, в кого нас влюбить, а кого откинуть подальше. Молодец, Костик.

— Юрий Семёныч, вы разве нам не льёте и разве сами не выпьете за это? — удивилась Наталья.

— Что «Юрий Семёныч»? Если вы так просите: я могу выпить бокальчик, конечно: давайте, подставляйте:

Он стал наполнять бокалы, потом все женщины двинули хрусталь в мою сторону, звякнули, и Наталья настойчиво заметила:

— Юрий Семёныч, а вы не желаете коснуться своим бокалом до бокала Костика?

— Я желал коснуться до его морды, а вы мне не дали!

— Мы даём вам другую возможность, — ласково сказала Наталья и улыбнулась, — более приятную.

— И правда, — поддержала Тамара Петровна, — коснитесь бокалом, ну что вам стоит? Ну, ради меня.

Он скривил недовольную рожу, повращал губами, покрутил головой и нехотя прикоснулся.

Все выпили и сели.

Я немного пригубил шампанского, остался стоять и продолжил, стремительно идя вперёд и только вперёд:

— Тамара Петровна, дорогая: я весь дрожу: дрожу как школьник: у меня внутри всё трясётся от полного осознания своей вины… Я теперь прошу прощенье у вас: прошу прощенье за тот несдержанный и грубый тон, когда приехал сюда к вам: вы, наверное, помните? Я был невнимателен к вашим словам, был дерзок и противен, простите, — и я склонил голову.

Она указала пальцем на меня, оглядела всех и сделала вывод:

— Вот она — истина. Он пришёл к ней. Он наконец-то открыл её для себя, и посмотрите, как ему стало легко и радостно на душе, признавая себя несдержанным, грубым, невнимательным, дерзким и противным. Он понял, что его поведение в тот день было невыносимым. Что я могу сказать тебе, Костик? Ты страдал от того, что Ольга по велению жизни увлеклась Юрием Семёнычем, а страдания есть единственный путь к счастью, так сказал Великий Достоевский. Значит, ты воистину счастлив, и счастье снова вернулось к тебе в образе Ольги. Я прощаю тебя и вот что скажу: в тот тяжёлейший для тебя момент не надо было ломать дров, а надо было признать себя несостоятельным и немощным мужчиной в отличие от тогдашнего Юрия Семёныча.

— Действительно, золотые слова! — согласился Юрий Семёныч, опустошая тарелку с мягкими сочными грушами, и вдруг спохватился, — а почему «тогдашнего»?!

— Потому что сегодня у вас другая жизнь, — назидательно ответила Тамара Петровна, — и прошу вас: побыстрей улетайте с ней за границу, а то неизвестно как эта жизнь поведёт себя, — и посмотрела на Наталью, которая сосала персик.

— Я сам жду и не дождусь! Остались какие-то четыре дня, а тянутся как вечность! — и он активно принялся за тарелку со сливами. — Но всё-таки почему «тогдашнего» , Тамара Петровна?!

— Потому что тогда вы были выше Костика, устремлённей, богаче своими жизненными предложениями — интересными и перспективными, но удержать Ольгу не смогли, авария на дороге вам подставила ножку, и Ольга снова упала Костику в руки, чему я очень рада. Оставьте фрукты, Юрий Семёныч, и налейте нам шампанского, я принимаю извиненье Костика и хочу выпить за это!

Он вытер салфеткой пальцы, взял шампанское и налил всем женщинам кроме меня.

— А Костик что, не человек? — недовольно спросила Ольга.

Юрий Семёныч принципиально грохнул бутылку на стол и ответил:

— Нет, не человек, он — злодей! Я злодеям больше не наливаю, избавьте меня хотя бы от этого, я и так на удивление себе во всём слушаюсь вас!

— Тогда налью я, — и Ольга схватилась за костыли, чтобы встать.

Я хотел остановить и сам налить, но Тамара Петровна уже цапнула бутылку и сочувственно сказала:

— Сиди, моя милая, тебе только не хватало прыгать на своих деревяшках! Если «тогдашний» Юрий Семёныч не смог уберечь тебя, то нынешний Костик, надеюсь, исправит положение! — она приподнялась, плеснула в мой бокал шипучего вина и закончила. — Я пью за твоё искреннее и тёплое извиненье!

Все женщины глотнули шампанского, а Юрий Семёныч зло усмехнулся:

— Он, пожалуй, исправит положенье — ещё добавит пару костылей!

Ольга поперхнулась, но сдержалась, не закашляла.

— Отец, — скромно попросил я, — разреши мне теперь извиниться перед Ольгой?

Он с ненавистью посмотрел на меня и ответил:

— Чёрт бы тебя побрал, «сынок! Если ты ещё раз о чём-нибудь спросишь «папу» , он точно чокнется с твоей головой вот этой самой бутылкой! — и стал шумно взахлёб выпивать свой бокал.

— Костик! — быстро вмешалась Ольга и положила на мою ладонь свои дрожащие холодные пальцы. — Не обращай внимания, я слушаю твоё извиненье! А вы, Юрий Семёныч: откройте, пожалуйста, вторую бутылку и не держите на столе пустую, очень плохая примета!

Недовольно бубня под нос, он всё же выполнил просьбу.

Я начал извиняться:

— Оленька, жизнь действительно диктует свои незыблемые правила. Я последние дни и помыслить не мог, что снова буду находиться рядом с тобой за одним столом, пить за тебя божественный нектар, говорить тебе самое сокровенное, дышать лёгким ароматом твоих духов и видеть большие как озёра глаза. Я не хочу быть многословным и утомительным, скажу одно. Я был обыкновенным частным собственником. Не имея никакого официального права — ни брака, ни штампа, ни свадьбы с тобой — я не должен был ограничивать твою нежную натуру в её законных природных интересах, в сердечных влечениях и желаниях, в радостных побуждениях и стремлениях к чему-то другому, более интересному и светлому чем моя эгоистичная персона. Я прошу у тебя извиненья. Прости.

— Браво, ой, как браво: — с наслаждением прошептала Тамара Петровна, откинув голову назад и прикрыв глаза, — какой чудесный слог, какое классическое извинение, какая справедливая жертвенность во имя новой супружеской жизни, ай да Костик! Юрий Семёныч, шампанского!

Ольга посмотрела на меня, грустно улыбнулась и сказала:

— Спасибо, я принимаю твоё извиненье, и очень хочу выпить за это, ты не представляешь себе, я всё разом забыла — и страх, и боль, и страданье, и каждодневные слёзы.

— Юрий Семёныч, шампанского! — повторила Тамара Петровна.

Он вынул пробку, стрельнул салютом, наполнил женские бокалы, налил себе, а меня опять пропустил.

Мне плеснула сама Наталья, она настороженно поглядела в моё лицо и тут же сконфузилась.

— Ну вот, друзья мои, — злорадно проревел Юрий Семёныч, — наконец-то мы подошли к самому главному, к нашей Наталье! — ему не терпелось, он весь выходил из себя. — «Сын мой» , чёрт бы тебя побрал, мы тут час назад смотрели любопытную видеозапись, и возникла большая неувязочка: как можно было обвинять меня и Ольгу, когда сам хотел изнасиловать Наталью, жестоко избивая невинное хрупкое существо?!

— Я протестую! — воскликнула Наталья. — Мы уже во всём разобрались сами!

— Секунду, Наташенька! Вы могли сколько угодно разбираться, это было вашим личным делом в мягкой дачной постели! Я говорю не об этом, я спросил о другом, неужели непонятно?!

— Всё понятно! Всё понятно! — застучала ножом по тарелке Тамара Петровна. — Не ссорьтесь, у вас скоро отъезд за границу! В данном случае, дочь моя, Юрий Семёныч прав, он говорит о поведении Костика, которое вызывает всякое отсутствие логики! Если человек обвиняет другого человека в нечистоплотности, то он сам должен быть абсолютно чист в своих поступках! У меня до сих пор от этого просмотра мелькают в глазах кошмарные синяки и ссадины жестоких побоев! Костик, будь любезен ответить на справедливый вопрос Юрия Семёныча, иначе мы не примем твоё извиненье перед Натальей!

— Я протестую! — повторила Наталья.

— Я тоже! — поддержала Ольга и подняла руку как на суде.

[/responsivevoice]

Category: Эротическая сказка