Чай из утренней росы Часть 12

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Она отвела в сторону мою руку с телефоном и явно ждала похвалы.

— Неплохо, — сказал я сдержанно. — По-моему, ты начинаешь исправляться…

— Знаешь, Костик, за эти четыре часа, когда тебя не было, я совсем исправилась. Я поняла очень важное: не надо ссориться, драться, кусаться, не надо кулаков и синяков, не надо оскорблять и унижать друг друга. Я буду делать тебе только самое хорошее: варить обед, убирать наш дом, каждое утро с величайшим удовольствием мыть нашу машину, работать на участке, сажать для тебя самые красивые цветы, ты какие любишь? Я буду тебя ласкать, лелеять, и ты поймёшь, что без меня не сможешь в этой жизни. Я так благодарна отвалившейся задвижке, что готова носить её на груди словно крестик.

— А цепочка есть к этому крестику? А то могу одолжить, у меня валяется одна от старого туалета, — с издёвкой заметил я.

— Ничего ты не понял: пока, но поймёшь:

— Да нет, я даже очень понял, что ты ни капельки не исправилась. Ладно. Будем считать, что у тебя кратковременное свидание с родными. Я сейчас немного выпью водочки, потому что дико устал, потом намертво прикреплю задвижку и всё-таки отправлю тебя обратно в камеру предварительного заключения.

— Костик, я щас обед разогрею, и ты закусишь горячим, — и она метнулась к плите.

— Стоять! Сядь на этот табурет и никуда не прыгай!

Она замерла на полпути, медленно повернулась, опустилась на табурет и покорно сказала:

— Хорошо, села, как скажешь.

Я раздражённо взял с полки стеклянный стакан, соль в солонке, вынул из холодильника бутылку водки и поставил всё на стол. Скинув куртку с плеч и швырнув на вешалку, я рванул из пакета буханку чёрного хлеба и шмякнул рядом с бутылкой водки.

— Костик, — осторожно сказала Наталья, — а вот если бы ты съел горячего и оценил мои кулинарные способности, ты бы сразу подобрел и забыл про камеру заключения, потому что в тебе говорит злость от холодного и голодного желудка, впрочем, как и у всех усталых мужчин, которые приходят в семью после работы. Всё от желудка, Костик: оскорбленья, обиды, нервозность.

Я тяжело плюхнулся на табурет и предупредил:

— Если ты не сменишь пластинку, я немедленно посажу тебя в сарай на дрова, вместо подсобки — думаешь, не дотащу?

— Дотащишь, только ты сам сказал, что у меня свидание с родными, а на свиданиях, Костик, заключённый всегда хочет откровенно поговорить, а родные всегда отвечают по-доброму.

— Я тебе не родной, и дай мне выпить, ведьма, — проскрипел я зубами. — Через минуту твоё свиданье закончится.

— Пей, Костик, сколько хочешь, Костик. Но свиданье, Костик, меньше семи минут не бывает, Костик.

— Издеваешься?! Что ты заладила «Костик да Костик» , «Костик да Костик»?!

— А как же? — удивилась она, продолжая придуряться. — Ведь ты же Костик.

— Да, я Костик! Но я же не «Костик-Костик-Костик-Костик-Костик»! Сколько можно?!

— Для меня — сколько угодно. Для меня это очень приятное имя.

— А может сарай с дровами для тебя будет приятней?! Ты дашь мне спокойно выпить, а?!

— Дам, — сказала она и притихла.

— Фу-у-у-у, — я открыл бутылку водки, налил полстакана, отломил кусок чёрного хлеба, обмакнул в соль и тут же выпил, потом занюхал черняшкой и съел её.

Глядя на меня, Наталья с невероятным трудом проглотила слюну, страшно сморщилась и спросила:

— А мне можно выпить? . .

— А ты не помрёшь, девочка?

— Нет, я как-то пробовала: давно: в школе…

— Давай, если не будешь буянить и глупости молоть.

— Какой там «молоть» , — махнула она рукой, — я тогда выпила, и меня сразу в сон склонило, так приятно.

— Что же ты раньше молчала? Я б тебя водкой поил, а то мучаюсь тут с тобой!

— Мог бы не мучиться. Ты же знаешь, что для тебя я всегда доступна во всех отношениях.

— Опять?! А ну, быстро взяла стакан, выпила снотворного, и спать! А то, понимаешь, свиданье себе устроила, чтобы вдоволь чепуху болтать целых семь минут!

— Это не я устроила, ты устроил. Вместо всяких свиданий могли бы давно с тобой нормальной жизнью жить.

— Что?! Стакан, я сказал! И молчать!

Она поднялась, принесла стакан и с грохотом поставила на стол.

— И не стучать! — помотал я пальцем. — Ты же только что так сладко пела песни будто «поняла что-то важное» , а сама стаканы бьёшь?!

— Прости, Костик.

— Пей! Чёрт бы побрал тот вечер, когда я припёрся к тебе на «Планерную»! — и налил ей пятьдесят граммов.

Наталья отломила кусок чёрного хлеба, окунула в солонку, взяла стакан, смешно и шумно выдохнула и стала медленно пить маленькими глотками. Когда стакан опустел, её лицо превратилось в кислое мочёное яблоко, а рот приоткрылся и начал жадно глотать воздух.

— Хлебом занюхай! Хлебом!

Она с таким усердием принялась нюхать кусок хлеба, что из глаз покатились слезы.

— Да хватит нюхать, ёлки-палки! — остановил я, насмотревшись на это несчастье. — Теперь жуй и глотай!

Прожевав и проглотив, Наталья облегчённо положила руки на стол и объяснила:

— Я просто, Костик, тогда: давно: запивала сладким соком…

— Ну, извини «дорогая» , что забыл купить яблочный нектар!

— Да ладно, ничего, — махнула она рукой, словно не заметив мою злую иронию. — А знаешь, наша Ольга иногда любит при всех «цирк показать» , когда сидит за общим столом. Выпьет рюмку водки и не закусывает, даже не запивает и сразу начинает разговор вести, будто ей нипочём, вот гадость. У неё внутри всё горит, а она выпендривается.

— Я знаю, приходилось видеть.

— Так же нельзя, Костик. Такие дешёвые и глупые «цирковые номера» только шофёры показывают.

Сто граммов хорошей водки немного расслабили нервы, и я спросил:

— А за что ты: так ненавидишь сестру? . .

Довольная Наталья улыбнулась, начиная хмелеть, и сказала:

— А-а-а, я ждала этот вопрос. Не столько, Костик, ненавижу — сколько презираю. Вся история на самом деле по-житейски очень проста, и ничего сверхъестественного нет. Я — папина дочка, Ольга — мамина. Физиономия нашего папы далека от совершенства, его в подъезде все звали Квазимодо, копия этого Квазимодо сейчас перед тобой сидит. А вот мама — красавица, Ольга — в неё. В детстве с этой красавицей как только ни носились, все уши прожужжали: «Картинка ты наша! Да где ж тот художник, чья кисточка плачет по твоим глазкам, носику, губкам!». Фу, гадость.

При слове «художник» я невольно кашлянул.

— Ой, Костик, извини, я про художника не нарочно, — пояснила она, — это действительно было так, словно напророчили.

Моя рука схватила бутылку и плеснула в стакан пятьдесят граммов.

— А тебя-то хвалили? — спросил я и выпил.

— Меня тоже хвалили, «прелестью» звали, льстили. Я эту прелесть каждый день в зеркале видела и однажды так поколотила Ольгу, что она неделю не могла ходить в детский сад, а наш папа сразу всё понял в отличие от других.

— Ну, а потом, — хмыкнул я, нюхая черняшку, — когда выросли, ты тоже колотила красотку?

— Несколько раз била в школьные годы, даже до крови квасила нос.

— А после?

— А после — всё больше молчали. Я внешне дурнела с каждым днём, господи, хоть к зеркалу не подходи.
А Ольга цвела на глазах, к ней мальчишки табунами ходили, я ревновала, она всё видела и всё назло делала.

— Что назло?

— А то: пригласит парня в моём присутствии, запрётся с ним в комнате, хохотушки во всё горло, звон рюмок, музыка, а потом тишина… подозрительная…

— Это когда приглашала? — невольно вырвалось у меня.

— До знакомства с тобой, неужели ревнуешь, Костик?

— Ещё чего. Мне вот что не понятно: как она могла доверить тебе свои откровенные похождения с моим отцом, если всю жизнь между вами была такая петрушка? Неужели не боялась, что ты можешь проболтаться?

— А почему ты решил, что именно ОНА мне рассказала и доверилась?

— Так-так, а кто же?

— А вот здесь, Костик, к сожалению — стоп. Ты, видно, забыл моё условие: полюбить меня всем телом и душой, и только после этого я тебе открою ТАКОЕ…

— Да не надо мне от тебя никаких открытий! — заорал я.

— А зачем тогда спросил, почему я ненавижу сестру?! — крикнула она прямо мне в лицо.

— Слушай, ты снотворное выпила?! Выпила! Почему не спишь, ведьма?!

— Потому что мало налил! А твой ор, между прочим, вряд ли меня убаюкает!

— Нашла няньку! Убаюкивать её! На, пей и только попробуй не заснуть!

Я с большой охотой налил ей пятьдесят граммов, хотел убрать бутылку, но Наталья быстро цапнула её, наклонила и плеснула в стакан солидную добавку.

— Обалдела?! Ты утром-то проснёшься?! Мне на даче покойники не нужны!

— Могу и не проснуться! — хмельным голосом крикнула Наталья и с ужасом поглядела на стакан, — Ой! Я такую дозу в жизни не пила! Ой, мамочка, как много!

— Дай-ка сюда, ну тебя к чёрту!

— Не да-а-а-м! Моё-о-о-о! — и она спрятала стакан под стол.

— У-у, бешеная ведьма! Ты хоть возьми своей тюремной баланды, закуси как следует! — и я кивнул на газовую плиту, где стояли кастрюля со сковородкой.

Наталья теперь грустно хмыкнула, оценив мои слова, и уже на редкость спокойно сказала:

— Какие вы оба разные — Ларионовы. Один как старательный паучок тщательно и кропотливо плёл свою паутинку, чтобы поймать красавицу мушку — золотое брюшко, а другому и делать ничего не надо, к нему счастье само идёт, а он его б а л а н д о й называет.

— Счастье это — твой картофельный суп что ли?! Или солянка?!

— Суп и солянка это — образ моей любящей души, моё горячее отношение к тебе, мои хлопоты ради того, чтобы твоя жизнь вместе со мной была такой же вкусной, полной и сытной.

— Браво! Я обязательно вставлю в роман!

— Ты опять: ничего не понял: писатель…

— Пей, а то щас отниму к чёрту! — проревел я.

Она быстро поднесла стакан ко рту, выдохнула и начала пить размеренными глотками.

Я отломил кусок хлеба с толстой коркой, макнул в соль и держал наготове.

Тяжело поглощая водку, Наталья зыркала то на стакан, то на меня, то на стакан, то на меня и реально пьянела с каждым глотком. Одолев горький напиток, она даже не могла поморщиться, а только широко открыла рот, округлив мокрые маленькие глазки полные страха, и часто замахала пальцами обеих рук словно веером.

Я тут же сунул ей под нос корку хлеба, сорвался к плите, схватил чайник, налил в чашку воды и вернулся к Наталье.

Держа в ладонях спасительный хлеб, она жадно нюхала его.

— Хватит! Жуй, глотай и сразу — водой!

Она проглотила, попила воды и обмякла.

— Ну, жива?!

Казалось, я впервые в жизни видел, как моментально после водки человек пьянеет и вдрызг ломается, в общей сложности Наталья приняла на свою юную девичью грудь граммов сто сорок.
Она неровно помахала мне рукой, абсолютно дурашливо улыбнулась и пропела:

— Ля-ля-а-а! Жив-жива-а-а! Ля-ля-а-а! — глаза её буквально окосели.

Я посмотрел на неё, подумал и решил пойти на хитрость, пока Наталья была ещё в состоянии шевелить языком.

— Ну: и как же мой отец плёл эту самую паутинку, чтобы поймать Ольгу? — спросил я доверительным тоном, как ни в чём не бывало. — Ты вроде начала рассказывать и: недоговорила:

— Прада, недогрила? Ля-ля-а-а!

— Правда, — и я развёл руками, — не вру тебе, клянусь.

— Пжалуста, тода слушшш, — охотно пролепетала она и всё рассказала, как могла. — Кода твоя Олья однажы мыласса в ване, твой хитрый отес тиха-тиха подпозал пуучком к двери и начнал плести пуутинку. «Ольненька! Душа моя!» — стучасся он в дверь. — «Открой мне, прошу тебя! Очень хоссу взглянуть на тебя на гольненькую!».

— На голенькую?

— Да, гольненькую. Ты слушшш.

— Слушаю: Вот паризит:

— Парзит натуральный. Чужая деушка моесся, а он — «Дай взглянуть на тебя гольненькую! Открой двер, сразу сто басов дам!».

— Сто баксов?

— Ну да.

— Открыла?

— Открылла. Он полюбовасся и дал сто басов. А потом ещё подпозал таким же пуучком и ещё просил.

— И она опять открывала, пускала и получала по сто баксов?

— Ну да, несколько раз любовасся и кидал басы на пол.

— Так ведь она тоже — паразитка:

— Парзитка натуральна. Она же твоя деушка, а себя гольненькую покзала твому осу. А твой осес — пуук, он вот так и плёл пуутинку.

— Они оба хороши! Ой, хороши-и-и!

— Ещё как хорши-и-и! — она попыталась погрозить пальцем, подняв руку, но чуть не упала, ухватившись за край стола.

Я вовремя поймал её за плечи и спросил:

— Послушай, а кто тебе всё это рассказал?

— Во-о-о! — и она протянула мне фигу, теперь уже совсем потеряв равновесие и свалившись на пол.

Я вскочил, поднял Наталью, усадил на табурет, держа одной рукой, а другой похлопал по щекам:

— Эй, подруга! Ку-ку!

Она ничего не могла ответить, глаза закрывались, а голова клонилась на бок.

— Чёрт! — пришлось быстро взять её на руки и понести в комнату, она тянула губы и пыталась поцеловать меня в подбородок.

Я буквально кинул дурнушку на диван и укрыл пледом, и Наталья тут же заснула, сладко засопев.

Дрова в печке почти сгорели, я подкинул несколько поленьев, вернулся на террасу, сел за стол, рванул к себе бутылку, плеснул в стакан всю оставшуюся водку и выпил, закусив неизменной черняшкой. А в голове отчётливо и во всех подробностях вдруг пробежала ужасно горькая для меня сцена: отец-паук со сладострастной слюной на губах стучит пальцем в ванную комнату, а мокрая Ольга распахивает дверь и артистично выставляет на показ свои прелести, стряхивая с них мыльную пену, и зелёный шуршащий дождь из баксов обильно покрывает пол…

Император медленно и задумчиво бродил по Двору Пыток, замедляя шаги около двух огромных котлов, стоящих на высокой каменной подставке, около большого металлического колеса с толстыми ремнями для рук и ног, около деревянной уютной беседки, внутри которой лежала на круглом столе пиала для яда.

Пристальный взгляд императора вдруг замер на двух бамбуковых лестницах, прислонённых к тростниковой бочке, на лице императора вспыхнуло недовольство, и он громко хлопнул два раза в ладоши.

На тропинке, ведущей от стены частого и плотного кустарника, появился охранник и замер в ожидании.

— Позвать ко мне управляющего Двором Пыток! — велел император.

Охранник быстро кивнул и ушёл, а по всей дворцовой территории тут же стали слышны звучные мужские окрики, удаляясь всё дальше и дальше:

— Управляющего Двором Пыток к императору!

— Управляющего Двором Пыток к императору!

— Управляющего Двором Пыток к императору!

Окрики не успели закончиться, как на тропинке Двора уже стоял управляющий — маленький, щуплый старичок с редкой седой бородкой. Он поднял к лицу ладони аккуратной лодочкой, поклонился и сказал с готовностью выполнить любой приказ:

— Я здесь, император!

Даже почтенный возраст этого старца не мог охладить горячего пыла Великой Особы, возмущённой до предела:

— Почему бамбуковые лестницы лежат не возле котлов, а где попало?!!! Что происходит?!!!

— Император… у нас была очередная дезинфекция Двора Пыток… мы чистили котлы от накипи крови и на время убрали лестницы, а поставить обратно забыли… извините, император…

— Следующий раз, Суан Сен, вы рискуете забыть в этом Дворе свои раздавленные уши или сваренную в кипятке голову!!! Поставьте лестницы на место!!!

Несмотря на свою хилую фигуру, управляющий цепко схватил две лестницы, лежавшие на бочке, легко понёс по Двору и прислонил к огромным котлам.

— И запомните, Суан Сен, во Дворе Пыток всегда должен быть порядок! — продолжал император, расхаживая туда-сюда. — Если его не будет з д е с ь, его никогда не будет в мозгах моего народа, а значит и во всём государстве! Все будут друг друга обманывать, изменять, наставлять друг другу рога шанхайского буйвола и смеяться за спиной того, с чьей женой или наложницей переспали! Идите, вы свободны!

— Слушаюсь, император… Впредь такая оплошность не повторится… извините, император… — ответил осипшим голосом управляющий, поклонился и мелким, дробным шагом начал уходить.

Как только старичок скрылся за стеной кустарника, на тропинке вырос охранник и доложил:

— К вам наложница Май Цзе, император!

— Пусти, — спокойно проговорил он и встал около беседки, положив руку на периллу.

Май Цзе осторожно вошла во Двор, пугливо оглядев страшную обстановку. Она держала подмышкой длинный и круглый пенал из бамбука, куда были вложены свёрнутые листы бумаги. Наложница склонила голову и замерла, ожидая указаний императора.

— Иди за мной в беседку, — велел он и поднялся по ступенькам.

— Император, — удивилась наложница и довольно смело сказала, — мне разве пора выпить яду? — и в этом была лёгкая игра с далёкой-далёкой смертью.

Улыбнувшись, император успокоил:

— Не волнуйся, тебе действительно рановато принимать яд, к тому же пиала сейчас пуста, сегодня во Дворе Пыток была дезинфекция янтарной смолой РУССКОЙ СИБИРСКОЙ СОСНЫ.

— Император так часто говорит о русской стране СИБИРЬ, будто лучше неё ничего на свете не существует, — заметила Май Цзе, поднимаясь в беседку следом за ним.

— Такой страны СИБИРЬ нет. Есть страна РУСЬ, в которой находится очень холодная провинция СИБИРЬ, — и он сел за стол, где лежала пиала.

— Да-да, я помню РУСЬ, — оживлённо заговорила Май Цзе, тоже села за стол и мельком кинула взгляд во внутрь пустой пиалы, — император привёз оттуда большие подарки всем наложницам, когда был в гостях у главного Мандарина РУСИ после Великого Пути, особенно я запомнила и полюбила тягучую сладкую воду.

Император сокрушённо схватился за голову:

— О, Великий Будда, прости меня за эту глупую, необразованную наложницу, — и он терпеливо поправил её. — Во-первых, не «главный Мандарин РУСИ» , а Царь. Во-вторых, не «тягучая сладкая вода» , а мёд.
А в-третьих, ты права: лучше страны, чем РУСЬ на свете не существует, потому что там нет измены, и никто друг другу не наставляет рога шанхайского буйвола… как у меня во Дворце:

— А, по-моему, рога шанхайского буйвола наставляют во всех Дворцах и странах, и РУСЬ, наверное, не исключение.

— Не перечь мне! — повысил голос император. — Ты всё равно ещё до конца необразованна! Зачем ты топчешь своими грязными словами мои чистые, светлые мысли о РУСИ?! Я не хочу! Я хочу по-другому! Пускай хотя бы на РУСИ, где меня принимали с такой открытой и щедрой душой, не будет этой гадости, как измена и рога шанхайского буйвола! Что ты понимаешь?! Ты же там не была, ты же не видела, какие замечательные люди меня встречали после моего тяжёлого Великого Пути! Хватит, давай вернёмся к нашим баранам, как говорят в той же РУСИ!

— К чему… вернёмся? . .

— К твоему пеналу, в котором лежат рисунки! У меня такое ощущение, что ты специально оттягиваешь время!

— Это не я оттягиваю время, это император оттягивает время… — и в ней вдруг прорвалась такая страсть женской плоти, которой император совсем не ожидал, пригласив наложницу в это ужасное место пыток, она простонала взахлёб. — Не могу-у! Хочу-у! Вместо всяких рисунков мы давно бы наслаждались друг другом в Комнате Любви до полного самозабвения! Не могу больше, император! Не оттягивайте время!

[/responsivevoice]

Category: Эротическая сказка