Азовская жара Часть 5

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]15.

— Ладно, пока нет света, я вам расскажу одну стра-ашную историю о том, как в десятом классе средней школы меня совратила любимая учительница биологии. А чтобы вам все было понятно, то я добавлю, что к этому моменту у меня было сотни полторы любовниц. Тогда еще вовсю работали бердянские городские бани и я ходила туда как на работу, через день. Я бы и каждый день ходила, но это было опасно. Ах, как мне нравилось войти в этот влажный гулкий зал с кабинками и сразу же наметить будущую жертву! Она еще стягивает через голову платье, а я уже все знаю: и как она будет шарахаться после моей первой как бы нечаянной атаки, и как она снова придет сюда и будет искать меня взглядом, чтобы нечаянно оказаться рядом… Нет, это уже потом я стала тоньше и драматургически изысканней, а в пятнадцать лет я упивалась своей победоносной силой. За три часа в мыльной и парной я заводила три-четыре романа. Я вам больше скажу — именно в бане я положила начало своему состоянию. Жены крупных чиновников, партийные и комсомольские штучки, местная интеллигенция шли через мои руки, думая, что они такие единственные, такие неповторимые в своей сексуальной ориентации. Это я их всех лепила в общество, я их формировала. И сегодня, когда я мчусь на своем черном мерседесе, мне навстречу сотнями попадаются мои подруги. Ах, так много тайн уходит с каждым человеком, как хитер каждый человек в своей конспирации, как текуч. Ладно, расскажу о Полине Михайловне Тезей, тридцатилетней учительнице биологии, влюбившейся в невинное создание шестнадцати лет. Это невинное создание уже так поднаторело в своем ремесле, что с одного взгляда понимало влюбленный взгляд. Я вам должна сказать, красавицы, что женщины все без исключения склонны к лесбийской любви. Не дай бог, конечно, но может так случиться, что наступит действительное равноправие полов. И тогда произойдет катастрофа: мужчины перестанут интересовать женщин, потому что… Сами понимаете. Иногда говорят о какой-то солидарности сексуальных меньшинств. Господи, какая это ложь! Это солидарность париев, не больше! Какая лесбиянка без ужаса и отвращения может наблюдать этих грубых скотов, насилующих друг друга! Этих сюсюкающих нарумяненных педерастов, омерзительно пародирующих нашу тонкую и нежную повадку! Это бандитское мафиозное братство, больше похожее на сходняк, чем на любовный круг! И достаточно о них. Лучше я вернусь к бедной Полине Михайловне Тезей, которая однажды в апреле вышла из школы, а там расцвел миндаль. И Полина Михайловна увидела меня. А я увидела ее. У Полины Михайловны была…

— А вот и свет! — сказала Верка с сожаленьем. Все сощурились. Картина была живописная: голова к голове в углу лежали Оксана с Женей, а между ними, закинув ноги на круглые спинки дивана, валялись две подруги, положив друг дружке головы на плечо, иногда поворачивая их и целуясь перевернутыми губами. Между ними был четырехугольник дивана, куда протянула руку Женя, потом положила Оксана, и Верка с Наташей покрыли своими. Сначала было четыре руки на бордовом длинном ворсе, и сразу все приняли игру и начали схватывать друг дружку шестью, а Верка с Наташей убрали ноги сверху и вытянулись — Наташа вдоль Оксаны, а Верка вдоль Жени, и стало восемь рук, которые прятались, кидались, ловили и отпускали: как будто легкие птицы махали крыльями — сорок пальцев летало с алыми, перламутровыми, темнокрасными длинноовальными ногтями, бились ладошки о тыл и узкие кисти, нежноголубые векы открывались на сгибах, волшебно горели глаза у краев этой полыньи.

Потом приплыли лица в круг, одно в другое, и достаточно было пройтись язычком по радиусу и три пары губ подобно шлюзам сожалеюще провожали кораблик. А там уже летел другой в обратную сторону и кто-то вдруг не отпускал его: то Верка свой щедрый бант укладывала в Женю, то Наташа власть подтверждала над смеющейся Оксаной.
Но пары не менялись — было тесно в плечах Оксане с Женей, они вминались ими по-борцовски и оттого в кругу уже хватались как волчицы, зубами. Верка ничего не поняла, играя, и ахнула, когда Оксана ее укусила. А Наташа, видя приближенье, задержала дыханье — Женя шла на нее оскалом. Но это была прелюдия: Женя вдруг извернулась вся и Оксана, сторожившая миг, кинулась на спину перед ней — их объятье было страшным. Верка побледнела. Ноги Оксаны беспомощно распались и начали танец открытого отчаянья — вкруговую согнутые колени крутили зад, пока Женя хищно кусала ее рот, широко зализывала лицо снизу вверх. Но в низ живота ярость еще не вступила, она сомкнула, смяла груди. Женя уронила голову за плечо Оксаны и вжималась, вжималась, собираясь расплющиться вмиг вспотевшими сударынями. Как видно, похожесть плеч, грудей, живота и даже смуглых ложбин внизу с черной курчавой оторочкой рождали в обеих стремление самоуничтожиться в другой и оттого иногда казалось, что то ли Женя, то ли Оксана попеременно хотят заглотить друг дружку или войти в другую через распахнувшийся до горла живот. Все тщетно: Оксана жалобно подвывала. Но Женя вдруг бурно начала кончать, обхватив ладонями ее лицо и уставившись глаза в глаза. Оксана затихла и танец ног прекратился. Обе они задержали дыхание… И Наташа увидела, как прибыла, еще и еще Оксана. (Виртуальный секс с реальными любовницами! — добрый совет)

— Господи… — сказала Женя, отваливаясь на спину в изнеможении. — Скоро станем кончать на расстоянии… Оксана, ты ведьма.

— А ты один большой громадный хуй, — ответила Оксана, слабо улыбаясь. — Ты меня чуть не разорвала. Залезла уж лучше бы в меня и жила там… и дергала за ручку раз за разом, чтоб я кончала… без конца. Сладкая моя! — она погладила Женю по щеке. — Родить бы от тебя, что ли. Вот теперь я понимаю баб, которые хотят вовнутрь кого-то родного.

16.

— Мне кажется, что мы играем во второй лиге, — сказала Наташа. — Я просто раздавлена их классом. Это недостижимый идеал. Нам надо ходить за ними и все записывать.

— Ты лучше, — сказала Верка.

— Ты не обязана меня расхваливать. Я чувствую себя ничтожеством.

— Ты лучше, — повторила Верка. — Пусть одна из них сгибом пальца отбросит Вацлава, Прагу и Москву. Пусть попробует. Ты мой бог.

— Это просто везение. Тебе со мной повезло. А любая из них забросит тебя на небо. Видела я, как тебя Женя распалила. (Порно видео и порно-ролики по теме рассказа! — прим.ред.)

— Ты ревнуешь? — обрадовалась Верка. — Скажи, ревнуешь? . . Ах, как я рада! . . Значит, я тебе немножко нравлюсь? Нравлюсь, да?

— Какая ты дура. Здоровая кобыла. Одно слово — манда. Ну, разве я могу сказать нелюбимому человеку слово «люблю»? Еще и так, чтобы она начала рассыпаться на мелкие части? Разве ты не заметила, когда показывала мне свои платья, что я плыву от тебя? От твоего смеха, когда ты убегала переодеваться, от твоих выходов с голой спиной? А когда ты упала без сил в шортах и с цветной тряпочкой на сжатых огромных и таких нежных, как крем на торте, нет, как масло, нет, как бедра под лобком, грудях — поняла, что я сказала?

— Ага.

— То я тебе шепнула это слово, а смотрела на них! на них я глазела, потому что пятый номер меня бросает в шок, я изнемогаю от пятого номера, если он к тому же сомкнувшись!

— Значит, только пятый номер? . .

— Не только, Манда Ивановна, не только… Я власть полюбила над тобой, поняла? Я вообще полюбила власть, когда ты под меня попала.

17.

Назавтра Оксана и Наташа мчались на работу.

— Все, Наталья, — сказала Оксана. — Начинается трудовой героизм. Ты — подчиненная, я — начальник. Все ясно?

— Ясно.

— И чтобы без рук.
Ясно?

— Ой, до чего ты нудная!

— Что-о?

— То! Я у тебя два года работаю за гроши с одной только мыслью тебе понравиться, и вот когда что-то произошло, ты меня начинаешь ставить в угол. Что, я так провинилась? Или ты хочешь, чтобы я вела себя как Рихард Зорге?

— А как ты собираешься себя вести?

— Так!

И Наташа, взяв Оксану за шею, силой пригнула к своей юбке.

— Ну? — сказала она. — Лезь вниз, сука!

Оксана молча выдиралась из ее рук.

— Стекло подними, дура… — проговорила она. Наташа нажала кнопку, стекло поехало вверх, закрывая закаменевшего в безучастности шофера.

И тогда Наташа ухватила ее волосы на затылке и наотмашь несколько раз ударила по щекам ладонью, тылом, ладонью. От неожиданности у Оксаны брызнули слезы. А Наташа, продолжая держать ее волосы в горсти, другой рукой задрала свою юбку и вдвинула туда, где вот уже год не было трусов, лицо Оксаны. Она подняла согнутые в коленях ноги и с жадным любопытством смотрела, как всхлипывающая Оксана языком покорно лизала снизу вверх, скрываясь этим языком под складками и выскакивая на русый островок волос.

— Раздвинь пальцами! Что, неграмотная? Забыла, как тебя вылизывали? Клеопатра хуева! Лижи бедра! До колена лижи…

Наташа вдруг приплыла и задышала, полузакрыв глаза.

_ Ложись на сиденье.

И когда Оксана послушно и испуганно прилегла, робко глядя на нее с ее колен, Наташа взяла ее за вырез и с треском разорвала платье. Вывалились груди, все тот же пятый номер, и, полные, растеклись в стороны, дрожа на ходу машины. И только тогда Наташа медленно улыбнулась. И Оксана радостно вспыхнула в ответ, закинув ей руки на шею.

— Я сделала тебя! Сделала! — тихо сказала Наташа и, набрав слюны, плюнула ей в лицо так, как плюет мужчина, заканчивая акт. И Оксана слизывала ее слюну и ловила новые плевки открытым благоуханным ртом.

18.

А Женя в это время молчала. Молчала и Верка. Они сидели в лоджии в плетеных креслах и как бы загорали. Обе были голые, но то отчуждение, которое вспыхнуло вчера вечером в машине, так и не покинуло их.

— Так и будем молчать? — спросила Женя.

— Если вы хотите… — поспешно сказала Верка и поправилась, — если ты хочешь, я согласна…

— На что?

— Ну… мне встать на колени?

— Зачем?

— Ну… не знаю.

— Не знаешь, а согласна. Разве я похожа на насильницу? Я в жизни ничего не делала так. Никогда. Мне всякое рабство, в том числе Оксаны, доставляет одно горе. Я мужчин выбирала только равных. Потому я и к женщинам не тянулась, потому что они любят подкладываться. Поняла?

— Ну… поняла.

— Не поняла ты. Ты себя любишь, а надо любить другого.

— Я люблю Наташу, — тихо сказала Верка. — Я ее так люблю, что могу умереть. Она мне сказала, что я ее буду помнить всю жизнь. Я и без нее знаю. Она мне знаете… знаешь что сказала? Она мне тихо на ухо сказала «люблю тебя» и я чуть не умерла от счастья. А она еще и еще раз сказала, то в одно ухо, то в другое. И я все умирала и умирала и удивлялась, что еще живу. А потом она сказала, что не сможет так сказать тебе и поэтому ты ее бросишь. Не бросай ее! Жень! Не бросай! Что хочешь тебе буду делать ради нее!

— Отвяжись.

Женя встала и пошла в комнату. Она не могла понять, зачем она здесь. Надо бы одеться и поехать домой, но автобус здесь за пять километров. Тоска.

Женя лежала, мрачно глядя в потолок. Тихо вошла Верка и села у ее ног. Протянула руку и погладила ее лодыжку.

— Ты хорошая… — сказала она по-детски. — Простишь меня?

— Все.
Прощаю. Отстань.

— Я тебе не нравлюсь?

— Вера. Отъебись, я тебя прошу. Без тебя тошно.

— Хочешь, я тебя буду целовать? Я умею.

— Ни хера ты не умеешь.

— И Наташа, когда ругается матом, мне так сразу стремно! Я так бы и… не знаю! Хочешь, я тебя поглажу?

— Себя погладь.

— А! Ты хочешь? Смотри!

Верка подошла к изголовью и присела там на полу на корточки. Глядя исподлобья в глаза Жени, двумя руками огладила себя снизу, стала пальцами ласкать. От старательности даже высунула кончик языка.

— Вера, прекрати. Мне неловко смотреть на это. Ты все делаешь не так.

— Почему? Мне уже становится хорошо.

— Запомни, что это надо делать без рук. Надо так себя подвести, чтобы еле слышное касание — и ты кончила. А эта… физкультура — для дефективных детей.

Вера вспыхнула и встала.

— Я боюсь! — со слезами воскликнула она. — Я боюсь, если я не научусь, она меня бросит! Если ты ее можешь бросить, то кто я по сравнению с ней? Бревно! Колода! Я же знаю! Она завтра меня может бросить! Она поехала с Оксаной и сейчас обнимает ее! Эту суку! Она меня заставляла лизать ее везде! А я еще ничего не понимала! Мне было страшно! Я так плакала потом!

— Ну, хватит! — прикрикнула Женя. — Сама виновата. Сучка не захочет… Не реви!

— Женя… — Верка встала перед ней на колени. — Научи меня, прошу тебя… Научи!

— Этому не учат. Это или есть или нет.

— Учат. Я знаю.

— Пусть тебя Наташка учит.

— Она сама не умеет. Она простая.

— А я сложная?

— А ты сложная. Если бы не ты, мы были бы как животные.

— Слушай, Вера, скажи мне честно: почему ты выгнала Вацлава?

— Потому что он еще хуже.

— А! Так ты в этом грязном мире выбрала уголок почище, да? А Наташа что же?

— Не знаю… Мне это трудно объяснить. Как будто мое тело и вообще вся физиология живут в раю, а душа все это видит и ужасается.

— Ну-ка посмотри мне в глаза.

И она ударила Верку по щеке — один, другой раз! И все повторяла — как? хорошо? И била снова своей железной рукой, и приговаривала: это за папу, это за маму, за бабушку, за вторую бабушку, за двух дедушек, за славянский вопрос, за будущих твоих детей — одного, другого, третьего! . .