Нам не дано предугадать Часть 3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]- Хуля вечером? Давай сейчас… — сунув руку в карман — прижимая напряженный член к ноге, чтобы он не вздымал откровенным колом шорты, Саня решительно поднимается. — Чего нам до вечера ждать? И вообще… зачем нам на вечер откладывать то, что мы с тобой запросто можем сделать утром, — тихо смеётся он. — Пойдём…

— Тебе что — так хочется в жопу дать? — я смотрю на Саню, прищурившись.

— А ты что — не хочешь этого? — Саня, улыбается. Он стоит передо мной, глубоко засунув руки в карманы шорт, и в глазах его, устремлённых на меня, плавится напористое желание… «а ты что — не хочешь этого?» — спрашивает он; вопрос, что называется, в лоб, и — если бы Саня был чуть терпеливее, он бы, задав этот вопрос, иезуитски дожидался бы ответа, но Сане не терпится — и он, шевеля руками в карманах шорт, тут же добавляет: — Влад, ну, всё… что ты, бля, как целка? Пойдём, бля! По разику…

— «Бля», «бля»… достал, бля! — Слово «бля» я произношу, явно передразнивая Саню, но он на это не обращает никакого внимания, и я… как бы машинально засовывая руку в карман шорт, я молча — покорно! — поднимаюсь. Член мой сладостно ноет, и я незаметно — с томительным наслаждением — наконец-то сжимаю, стискиваю его ладонью…

— Ба! Я к Сане пошел, — кричу я, предупреждая бабку, что я ухожу.

— Иди, — доносится из глубины двора, из-за деревьев, бабкин голос; слышно, как она гремит кастрюлями — моет посуду.

— Давно бы так… — смеётся Саня, и лицо его выражает чувство нескрываемого предвкушения. — Ох, бля… загоню тебе сейчас — по самые помидоры! — возбуждённо шепчет он.

— Ага, отсосёшь сначала… — тихо смеюсь я, с наслаждением сжимая ладонью свой ноющий от напряжения член.

Мы идём по улице, держа руки в карманах… оба — в одних шортах, оба — загорелые, и солнце безжалостно печёт наши голые плечи, — макушка лета, залитая солнечным светом улица по-деревенски пустынна — никого нигде не видно, и только слышно, как где-то безостановочно, словно заведённая, кудахчет курица…

Живёт Саня домов через десять от дома моего, и, пока мы идём к нему, он мне рассказывает, что сосед его, дед Митроха, вчера вечером за полчаса натаскал на пруду ведро рыбы.

— Говорит, клюёт на закате зверски…

— Дык, что… в чём проблема? Давай вечером тоже съездим — посидим с удочками, — предлагаю я.

— Давай, — соглашается Саня.

Мы идём — внешне неторопливо — по залитой зноем улице, оба — загорелые, оба — в одних шортах… говорим о рыбалке — о том, что дед Митроха рыбу, очевидно, прикармливает, а значит, у него есть свои места, где ловится за полчаса по ведру… я невидимо сжимаю ладонью член, незаметно тискаю его, мну, и член мой сладко ноет от предвкушения кайфа, — последнее школьное лето…

В августе Саня собирается поступать в автодорожный техникум, а мне ещё год учиться в школе, и куда я пойду потом, я пока не знаю — ещё не думал об этом; никакого особого призвания у меня нет, и куда идти учиться после школы, мне, в общем-то, всё равно… мы идём по залитой солнцем улице, говорим о рыбалке, но каждый из нас думает о том, что будет сейчас, — предвкушение наслаждения плавится в груди не хуже июльского зноя…

Саня открывает дверь дома, и — едва я вхожу в полутёмный прохладный коридор, как он тут же нетерпеливо впечатывает ладонь в мою задницу: пальцы его сжимают, сладострастно стискивают мои ягодицы.

— Ох, блядь… я хуею от твоей попочки… — шепчет он, через шорты жадно лапая мой зад.

И сразу, не медля ни секунды, он рывком прижимая меня к себе, — с силой упираясь твёрдостью своего возбуждённо торчащего члена в точно такую же твёрдость члена моего, Саня жадно — засосно — впивается в мои губы своими, уверенно, будто мы делаем это каждый день, вбирает их в рот — начинает с жаром сосать.
.. и в ту же секунду руки мои сами собой оказываются на упруго-мягких Саниных полушариях: я, с силой прижимаясь к нему, с наслаждением обхватываю ладонями его круглую задницу, жадно, возбуждённо мну её, через шорты стискивая, сжимая пальцами сочную мякоть…

Член мой в плавках зудит, и от сладкого этого зуда гудит, ноет промежность, — мы стоит в полутёмном коридоре, вжимаясь друг в друга, Саня жадно, жарко сосет меня в губы, язык его упруго бьётся у меня во рту, и мы оба — он и я — сопим, как первобытные паровозы… наконец, не без усилия выворачивая голову вбок, я в буквальном смысле вырываю свои губы из его рта… сердце у меня бьётся, колотится, отчего грудь ходит ходуном, — глядя на Саню, я с трудом перевожу дыхание…

— Охуел, бля… — выдыхаю я непослушными, вмиг опухшими губами, глядя Сане в глаза… в такие минуты мне кажется, что я люблю его — люблю! люблю всего! — и мне наплевать, кто и что про это думает, и как это называется, и кто мы такие, и вообще… пусть думают, что хотят, — флаг им в руки! В такие минуты есть только мы — я и Саня, и про нас — про эти наши минуты — никто ничего не знает, и это — главное… глядя Сане в глаза, я невольно облизываю пылающие губы, — не отвечая — не выпуская меня из рук, он толкает меня к дивану, но дверь не замкнута, и я, упираясь ладонями ему в грудь, с силой отталкиваю его от себя. — Дверь… дверь, бля, закрой! — возбуждённо шепчу я, машинально поправляя через шорты сладко ноющий, несгибаемо твёрдый член.

Саня, снова ничего не говоря — ничего не отвечая, выпускает меня из объятий и, повернувшись к двери, дважды проворачивает ключ в замочной скважине: щёлк, щёлк… Возбуждён Саня не меньше моего, и возбуждение это неприкрыто сквозит во всём его облике: в торопливых движениях, в частом дыхании, в напористо устремлённом взгляде потемневших — шальных — глаз, — торопливо замкнув дверь, Саня вновь поворачивается ко мне, при этом он так же, как и я, машинально облизывает губы… дверь на замке, и мы… какая разница, как это называется! Беззаботное, залитое солнцем лето, и Саня — мой друг, и мы — вдвоём… и — что ещё нужно для счастья в шестнадцать лет?

В коридоре, в углу, стоит обшарпанная, почерневшая от времени тумбочка, и еще стоит вдоль стены застеленный старым покрывалом диван, — больше в коридоре из мебели ничего нет. Над диваном расположено окно, но сейчас лето, и окно завешено плотной тканью — поэтому в коридоре прохладно и полумрак; иногда мы трахаемся в доме — в Саниной комнате, а иногда, в дом не заходя, занимаемся этим прямо здесь, в коридоре на диване, и где заниматься этим, для меня никакой разницы нет… как, впрочем, и для Сани; секунду-другую Саня смотрит на меня молча, словно видит меня впервые, и я невольно ловлю себя на мысли, что если вдруг… если вдруг по какой-либо причине я и захочу сейчас прервать эти игрища, то сделать мне это так просто вряд ли удастся, — глядя мне в глаза, Саня машинально сжимает, через шорты тискает, ладонью мнёт свой колом вздыбленный член…

Собственно, что будет дальше, я знаю: сейчас Саня повалит, опрокинет меня на диван, нетерпеливо навалится сверху, подомнет под себя, и я… о, всё не так просто! — Саня, жарко сопя, навалится на меня сверху, и я тут же начну делать вид, что я вырываюсь — что я или передумал, или не решил ещё, хочу ли я этого на самом деле, и потому, уже лёжа под Саней я начну усиленно сопротивляться, — какое-то время, сопя и пыхтя, мы будем бороться руками и ногами, и от этой борьбы оба мы будем еще больше, еще сильнее возбуждаться…

Потом, словно бы выдохнувшись, я сделаю вид, что я сдаюсь — что я уступаю ему… и — уступая, я покорно раздвину, расставлю под ним ноги: он тут же, пользуясь моей «слабостью», жадно обхватит мои губы своими, до боли всосется в них, а я скользну ладонями по его спине, по пояснице, и ладони мои вмиг наполнятся упруго-мягкими Саниными ягодицами, — минуту-другую, лёжа под Саней с раздвинутыми, полусогнутыми в коленях ногами, я буду тискать через шорты его возбуждающе сочную задницу.
..

Потом, словно бы сами собой, руки мои скользнут под резинку шорт, и я почувствую под ладонями бархатистую кожу двух симметрично сжимающихся полушарий, — какое-то время, пока Саня, вдавливаясь твёрдо бугрящимся пахом в такой же твёрдый пах мой, будет сосать меня в губы, я с наслаждением буду мять, тискать, гладить его судорожно сжимающиеся булочки, и мы оба при этом будем сопеть, испытывая всё возрастающее удовольствие…

Потом, закрутив головой, я вырву губы свои из губ Саниных и — подминая его под себя, с наслаждением вдавлюсь напряженно твёрдым членом в твёрдый пах его: оказавшись подо мной, Саня точно так же разведёт, раздвинет в стороны ноги, и, пока сосать в губы буду его я, он, лежа подо мной, будет ласкать, тискать, мять ладонями задницу мою, запустив нетерпеливые руки под резинку моих шорт… а потом мы, ни слова не говоря, стянем с себя шорты — и, ни на секунду не задумываясь, ни секунды не мешкая, Саня тут же сдёрнет с себя трусы, а я, на него глядя, стащу с себя плавки, и — с торчащими, хищно залупившимися членами мы окажется совершенно голыми: Саня снова навалится на меня, с силой вдавится горячим твёрдым членом в мой живот, и мои горячие нетерпеливые ладони заскользят по его возбуждающе голому телу… это ли ни кайф — в шестнадцать лет?

Упиваясь обжигающей наготой друг друга, шалея от наготы собственной, какое-то время мы будем молча, с сопением тискать один одного, будем снова и снова сосать друг друга в губы и, поочередно друг друга подминая — друг на друга ложась, будем скользить, елозить друг по другу своими напряженно вздыбленными, горячими, клейко залупающимися членами… а потом Саня — именно Саня!

— снова проявит инициативу: мы ляжем «валетом», и губы наши, чуть припухшие от обоюдного сосания, горячо заскользят по горячей плоти, — какое-то время мы будем жадно, с наслаждением сосать друг у друга обжигающе горячие члены, ритмично двигая головами — скользяще насаживаясь на члены друг друга влажно обжимающими, обжигающими ртами… потом я лягу на спину, а Саня «валетом» станет надо мной и снова будет сосать мой член, уже согнувшись — стоя надо мной раком, а я в это время, обхватив ладонями его раскрытые, распахнутые ягодицы, буду ритмично двигать головой между его расставленными ногами, одновременно видя, как конвульсивно — призывно!

— сжимается его туго стиснутое, черными волосами обрамлённое очко… или — наоборот — ляжет на спину он, а раком, раздвинув колени, стану над ним я — и тогда моим уже давно не девственным, но всё ещё крепко-накрепко сжатым, стиснутым очком любоваться будет он… и когда у нас у обоих заболят челюсти, и мы, вдоволь насосавшись, оба устанем от этого занятия, Саня — именно Саня! — вновь проявит инициативу: глядя на меня ошалевшими, от кайфа потемневшими глазами, он жарко выдохнет: «Давай в жопу… в жопу давай!», и я, такими же ошалевшими от наслаждения глазами глядя на него и уже не прикидываясь и не валяя дурака, тут же с готовностью отзовусь: «Я тебя первый… »

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы