2-Автобус

Билет я купил накануне. К Маринке и Толику в гости на их домашний праздник по случаю Маринкиного дня рождения я решил на машине не ехать: за руль садиться после застолий и бессонных ночей тяжковато, да и опасно, а в том, что без этого не обойдется, сомнений, конечно же, не было. Отпросившись у шефа на всякий случай на понедельник, перед обеденным перерывом в пятницу под благовидным предлогом удрал из офиса, прыгнул в троллейбус, идущий в сторону автовокзала, и вот уже два часа трясся в автобусе, поглядывая в окошко на заснеженный пейзаж. Хотя, если совсем уж по правде, тряски особой-то и не было: автобус вполне комфортабельный, а дорога, покрытая снежным накатом, не позволяла водителю чрезмерно нажимать на газ. Наконец, первая остановка. Десять минут — можно сходить, куда надо, и покурить. Стоял неподалеку от автобуса, курил, никого не трогал — так нет же! Прицепилась молодая толстая тётка в форме сержанта полиции: мол, нарушаем, курим в неположенном месте, видеокамера зафиксировала, штраф, тра-та-та, бла-бла-бла!.. Еле отвязался. Ушла, бурча недовольно. Видать, собиралась копеечку с меня стрясти, а я не дался. Команда водителя: «Заходите быстрее, садитесь, поехали!» — и снова за окном поля, лесополосы, сёла, снег. Впереди — встреча с друзьями, пьянка-гулянка, а там, глядишь, и еще что-нибудь приятное. Жаль только, что Ирины на вечеринке не будет: не пригласила её Маринка. Работают-то они вместе, в соседних кабинетах сидят, но недолюбливают друг друга. Виной тому, скорее всего, Толиков интерес к коллеге из соседнего подъезда, либо Иринин интерес ко мне. Может, и то, и другое вместе. Ну ладно, и с Ириной разберемся. Уф! Шесть часов дороги позади, и, заскочив ненадолго в рядом стоящую гостиницу, поднимаюсь уже по лестнице, звоню в дверь. За дверью — шум, гром музыки, крики, хохот. Впустили меня, восторженно заорали, налили штрафную, и я влился во всеобщее веселье. Ничего не предвещало неожиданностей. Шла обычная вечеринка в честь дня рождения хозяйки. В компании, кроме меня — человек десять. Ели, пили, играли в веселые игры «для взрослых», с хохотом балансируя на грани дозволенного: мужчины с повязками на глазах ощупывали дамские коленки, пытаясь угадать даму; с завязанными же глазами снимали друг с дружки нацепленные на одежду в самых забавных местах прищепки; выдумывали и исполняли такие же щекотливые фанты… В общем, всё, как и раньше, когда я еще жил здесь и был постоянным участником таких мероприятий. Танцуя, выключали свет и вовсю зажимались и терлись животами под грохот колонок, а затем, раскрасневшись, возвращались к столу, чтобы поднять очередную рюмку за здоровье именинницы. Брюки у некоторых представителей сильной половины при этом слегка оттопыривались спереди, а на дамских кофточках почему-то случайно оказались расстегнутыми одна-две лишние пуговицы. Танцевать с Ниной было совершенно невозможно: она абсолютно не чувствовала ритма, но отвязаться от нее у меня никак не получалось. Как это частенько бывало и ранее, она слегка хлебнула лишнего, и поэтому не отпускала меня ни на шаг, пользуясь тем, что я явился на пирушку один, без пары. Если мне и удавалось иногда выскользнуть ненадолго из ее объятий, чтобы в завываниях музыки потолкаться в полумраке в объятиях именинницы или подержаться за ягодицы какой-либо гостьи, то Нина тут же поднимала шумный скандал, требуя моего срочного возвращения. Её совсем не пьющему мужу Олегу было совершенно всё равно, как развлекается дражайшая половина. Он следил лишь затем, чтобы вовремя препроводить супругу домой, если выпьет чересчур много — они жили в квартире напротив. Нине лет тридцать пять. Скуластая, смуглая, с восточным разрезом глаз (она уверяла, что ее бабушка — настоящая китаянка), чуть ниже среднего роста, с внушительным бюстом и довольно широкая пониже талии, она явно не была хрупкой и изящной. В общем-то, не красавица, но что-то притягательное в ней все же есть. На пухлых губах всегда хитроватая улыбка, приоткрывающая ровные белые зубы, приятный грудной голос, прямые темные волосы. Когда смеется, наклоняет голову набок и смотрит снизу вверх с прищуром. Или только кажется, что с прищуром — по раскосым глазам не поймешь. Эдакая крепенькая самочка, глядя на которую каждый раз начинаешь ее мысленно раздевать. Впрочем, я, наверное, покривил бы душой, если бы сказал, что танцевать с ней мне совсем уж не нравилось. Тугой грудью Нина демонстративно терлась о мою рубашку, расстегивая таким образом пуговицы на ней, а заодно и на своей белоснежной блузке, упругие ягодицы вызывающе двигались у меня в руках. Низом живота она сильно прижималась ко мне, вызывая соответствующую реакцию некоторых моих частей тела. Всё это вместе взятое, с учетом некоторого количества выпитого, было довольно забавно и даже приятно. Веселые выкрики типа « Марина, ты отдыхаешь, Толик сегодня у меня ночует!» были в нашей компании обычным явлением, всерьез, разумеется, никем не воспринимались, и лишь служили дополнительным поводом для взрыва хохота и соленых шуточек. Все дружно начинали давать Вале советы, как ей отдохнуть от Толика, предлагали взамен него самих себя или еще кого-то из компании, а то и целую группу якобы желающих скрасить Маринкино одиночество мужчин. Маринка, конечно же, не менее шумно начинала выбирать из предложенного списка кандидатов на веселую ночь, попутно уверяя все, что от Толика все равно толку мало, и пусть Олеся или другая женщина, рассчитывающая на Толиковы ласки, сильно не обльщается. Толик орал: «Заберите Маринку, надоела хуже горькой редьки»… Нина шуметь не стала. Во время очередного «танца» неожиданно схватила меня за причинное место, сильно сжала, громко шепнула прямо в ухо: — Хочу тебя. Прямо сейчас! Не успел я отреагировать, как она уже стремительно тащила меня за руку к двери. Я едва успел объяснить кому-то, кого мы чуть не сшибли на пути к выходу, что мы, мол, выйдем покурить. И сразу на лестничной площадке за дверью она: — Пошли ко мне, трахнемся! Хочу — ужас как! — Может, для начала покурим? — попытался я нейтрализовать совсем не нужный мне порыв. — Ладно, давай покурим. Дай сигарету, — неожиданно согласилась Нина. Закурили. Быстро затянувшись несколько раз, бросила дымящийся окурок в баночку из-под кофе, служившую пепельницей: — Ну пошли скорей! Я тебя сейчас затрахаю! — Ты что, Нин! С ума сошла? А Олег? Он же видел, как мы выходили с тобой. — Да ему похрену! Не бойся ты. Да пошли ж, наконец! А то я прямо здесь раздеваться начну… Дело было плохо. В такой ситуации пойти к Нине было бы верхом легкомыслия. Нужно было что-то срочно предпринимать, пока не поздно. В любой момент кто-то мог выйти вслед за нами в импровизированную курилку на лестнице, мог Олег мог хватиться жены и пойти проверить, где она… Да мало ли! Оказаться застигнутым в пикантной ситуации совсем не хотелось. Ситуация разрешилась сама собой: на лестницу вывалила толпа, защелкали зажигалки, заструился к верхним этажам табачный дымок. Мужчины, как водится, заговорили о работе, и я благополучно ускользнул от раздосадованной Нины назад в квартиру. Там оставались брошенные на произвол судьбы скучающие некурящие женщины, которые дружным радостным ревом меня встретили и заставили с каждой выпить на брудершафт (в который раз!) и смачно расцеловаться, что я и сделал не без удовольствия. Вернулись курильщики, и вечеринка продолжилась. Опять чокались за здоровье Марины, играли на поцелуйчики в бутылочку, прыгали под ритмичные мелодии и томно зажимались под «Дым сигарет с ментолом», «Джонни-о-йе!» и прочее тягучее ретро. Нина больше ко мне не подходила, и я переключился на именинницу, поскольку муж ее, к этому времени уже вдребезги пьяный, ничего не соображая, висел попеременно то на Кате, то на Вале, то на двух сразу. В конце концов я оказался с Маринкой на кухне, нахально забрался к ней под юбку и бесстыже хозяйничал там. Как обычно, Маринка мгновенно и знакомо «завелась», трусики её насквозь промокли: — Ой, как мне хорошо… ой, как мне хорошо… ой, как мне хорошо!… Маринка непрерывно бормотала одни и те же слова, и очень скоро кончила, всхлипывая и тихонько повизгивая. После этого плюхнулась на табуретку и принялась ощупывать мои брюки, разыскивая язычок молнии. При выключенном свете я не видел ее лица, но очень хорошо представлял себе слегка замутненные черные глаза, полураскрытые губы в яркой помаде, и не мешал ей. Я стоял перед сидящей Маринкой, а она никак не могла справиться с молнией. С опозданием пришла мысль, что происходящее — это явный перебор даже для такой пьяной и раскрепощенной компании.

Пришла — и тут же ушла. — Тебе помочь? — Да! Вжикнула молния. То, что Маринка делала дальше, она делала так вдохновенно, как будто от этого зависела вся ее дальнейшая жизнь. Но не успела завершить. — Так вот вы где! И чем это мы тут занимаемся?! Нина вошла и закрыла за собой дверь. Наверняка ухмыляется во всю свою азиатскую физиономию! Некстати вдруг вспомнился анекдот про венеролога и губную помаду. Но ситуация складывалась весьма пикантная и совсем не располагала к юмору: сидящая в темноте на табуретке именинница и в очень уж специфическом контакте с ней — один из гостей. Глаза Нины наверняка привыкли к полумраку, да и на фоне окна наши силуэты, скорее всего, хорошо были ей видны. — Толика позвать? В доли секунды приведя себя в относительный порядок, мы с Маринкой хором жалобно взмолились: — Нет, Ниночка, не надо! Пожалуйста! Марина после этого пулей вылетела за дверь, за нею ринулся было и я, но Нина меня задержала: — Завтра вечером, в восемь. А то Толику сдам! — Ладно, завтра в восемь. Только… — Попробуй не приди! Сдам. — Угу, приду… Нечего и говорить, что остаток вечеринки был испорчен. Именинница забилась в угол, а Нина опять не отходила от меня, нагло лапала во время медленных танцев и шипела: — Только попробуй не прийти!.. Я уже знал, что мужья обеих, и Нинин, и Маринкин завтра во второй половине дня уезжают куда-то вдвоем по каким-то делам, связанным с работой, что обоих не будет до среды. Следовательно, особо опасаться завтрашнего мероприятия мне не стоит. Отработаю, думал, Нинин шантаж, а

Category: Миньет