Прекрасная Офелия Часть 4


[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]А потом Ирку вызвали к заучу за меня.

Я тогда уже большая была и закончила пединститут, потому что решила пойти по профилю своей жёской болезни и разобрацца с ней уже на профессиональной основе. К тому времени мне не надо уже было вставать в семь утра и под звуки «Пионерской зорьки» заставлять Ирку есть бутерброды, но зато приходилось вставать в полшестого, чтобы попроверять недопроверенные как всегда с вечера их тетради…

Ирка же с Лешкой тогда с непонятно чего совершенно забросили моё воспитание и сами вели себя словно маленькие — то уедут в какой-то «круиз» и меня не берут, то устроят себе «вечеринку любви» с древнереликтовой музыкой и ибуцца там под Metallic’у со своими такими же шалопаями как они, то вообще свалят в кино на три дня — а я одна на всю семью с кошкой Пуськой весь дом подметай и ещё на работу ходи! . .

А зауч у нас была строгая, а я разбила стекло.

А фигли оно стояло там в коридоре — я об него чуть не порезалась, когда все эти хрустально-сказочные витражи проводившейся реконструкции аш посыпались словно град мимо меня! Грузчик Фёдор-Матвей потом извинялся как мог, шо приткнул их у нашей стены, и весь плакал у меня на груди и умолял не выгонять его за это, наконец уже, в армию! . .

Хотя Ирку не за это, конечно, к заучу вызвали, а просто они с ней были по чём-то подруги — может учились где вместе или стояли плечом к плечу у станка… Хотя видела я тот папин «станок», а зауча нашу — Элизабетт Ольговну — там вовсе не видела.

И вот Ирка пришла, как прилежная мать, только в мини-юбке своей наизнанку — у них такая фишка в тусне — а я совершенно случайно вошла, мне вообще-то домой пора уже было идти.

И вот картина: я — в с утра отутюженной форме, белоснежной блузе с элегантным приоровским галстучком, в юбке ниже колен, в этих тесных чулках и на неудобнейших, но педагогически-правильных шпильках; и эти две оторвы — в сигаретном дыму в основном из одежды, и в фрагментах нижнего белья в виду разноцветия своего выдаваемого за верхние одеяния! . .

— Элизабетт Ольговна, как вам не стыдно! А как же пример детям, особенно младших классов ваших, которые теперь уже старшие?! — я, искренне негодуя, отобрала у них розовые бычки Vouge-La’Art’а и распахнула окно, чтобы солнце и ветер напомнили им уже о существующей в мире весне и безумящем запахе сирени, а не только сигаретных затяжек в один паровоз на двоих…

Но им, оказывается, не очень-то надо было напоминать…

— Маришк, отлижи?! — Ирка совершенно бесстыже уж ссовывалась задницей со стола из-под своей мини-юбки и выворачивала передо мной свои мягкие губки — ходить без трусов в любое время года это как-то тоже считалось приличным у них, хотя я и ругала её за это уже пару раз!

— Ты опять без трусов, Ирка?! Май на дворе! Всем же видно! У тебя — дочь учительница, муж попался хороший такой, а ты ведёшь себя, как лахудра! Быстро брысь со стола, мне журнал надо вниз положить!

— Ну, Маришк, ну пожалуйста! . . — Элизабетт Ольговна пристроилась в парочку к ней и тоже задрала на себе какое-то полухиппическое приключение.

Мне стало так неудобно за них, что я вынужденно опустилась, прямо как была в полной форме, перед ними на коленки (блин, колготки порвуцца опять! . .) и, так и быть, поцеловала Ирку в коленку…

— И меня! — Лиз сразу заелозила попою всей от нетерпения, и я поцеловала её…

Ой, они такии смешные, когда кончают! Моя Ирка обоссала? сь…

Они просто пользовались моей известной им слабостью — ну, что я люблю разных там педагогов и ихних детей — хотя в этот момент я уже, признацца, не до конца разбиралась, кто из нас там всех был больше педагоги-родители, а кто дети их: цветастые эти чудеса передо мной без трусов одна с лахматой, другая с побритою пёздами, конечно вроде ш и рожали меня и воспитывали в своё время, но ведь и я теперь была хоть и в рискующих стереться до дыр, но в форменных и настояще-училкофских колготках и юбке! .
. А у Лизки такая прикольная родинка на правой большой губке и мини-татуаш от неё стрелочкой, просто ф-кайф! . .

Поэтому я и первой её стала лизать в мягкую щель — она почему-то мокрая вся была уже, розовогубая и растянутая аш до попы, как будто она ибёцца не переставая три раза в день, а ведь я её знала как зауча, то есть строгую и деликатную в отношениях как минимум восемь часов в сутки это точно! Лиз хихикала придурашливо и всё время пыталась оттянуть меня к себе прямо за ушки, отчего у меня всё время сползали с носа на лоб куда-то мои дорогие очки… А Ирка себе мастурбировала тихонечко, трогала меня за правую сиську ладошкой и до всхлюпов и чмоканий страсно целовалась с Элизабетткой взасос! . .

Я закашлялась, когда Лиз задрожала вся опирающимися сзади на стол руками и особенно жопою, сильно сжала свои пухлые ляшки и стала впрыскивать мне струю за струёй свой сок любви чуть ли не в самое горло…

— Лизка, бля… — я говорила с трудом. — Я же чуть не захлебнулась… исз-за тебя! . . И очки мою дужку погнула… Прикинь, если бы я вообще утонула — а ну делайте мне теперь искусственное дыхание, вы — мокрощелки!

И они сразу сделали — а куда им было девацца ж?! Только щекотно это было до того, что я сама чуть не поописалась, когда они барахтали меня по столу и целовались в самые неприличные мне места и особенно под мышки и в рот! . .

А потом я взяла Ирку прямо на окне, чтобы она позагорала интимностями! . . Она сначала выбрыкивалась — не хотела, штоб её может видел весь микрорайон такою давалкою — но я закинула одну её ногу на шпингалет, а вторую засунула у стенки за батарею, и из неё получилась такая красивая бабочка-махаон с пушистой пиздой, што я сразу влюбилась в неё третий раз за неделю и второй в этот день… У меня сиськи вымокли все исз-за них и живот — белая блузка так и липла теперь промоченная насквозь ко мне всей. А я бешенно влизывалась мамочке в сладкую киску и от страсти кусалась губами за её пушистые волоски… А Лиз ещё ей сосала достатый из топа сосок… Ну, и Ирка тогда и не выдержала — она атарвала мою голову от пизды в самый нужный момент, притянула к себе за лицо и впилась губами мне в рот; а внизу я почувствовала собою вся, как сильной струёй она проканчиваецца прямо мне на живот и в трусы…

И стояла, как дура, потом перед ними и смотрела, чего из всего этого вышло: им-то, бля, нифига — они в своих разноцветных лоскутах от версачи хоть мокрыми хоть сухими одинаково нарядно смотрелись; а все мои собственные педодежды (полчаса с ними гладилась же всё утро, блин!!) смело можно было экспонировать в музее на смотр-конкурсе «Социальная незащищённость — какая она?»…

Я развесила тогда всё это просушить на весеннем палящем солнце и присела на окно — расслабицца, вдохнуть запах пылающей всюду сирени и, наконец, отдохнуть… И вот как раз-то в тот миг, когда я прикуривала отобранные у них перед тем как изгнать их из стен педучреждения обоих импортные папиросы, и когда толком-то уже ни о чём и не думала… Дверь тихо скрипнула, приотворилась, и вполне невинно-выглядящий с физиономии темп-грузчик наш Фёдор-Матвей просунул свою загорело-веснушчатую рожу в пустую директорскую:

— Маргарита Олеговна, … Ой! . .

(Возможное продолжение и развитие произведения на сайте «Ластонька» — http: //lastonka. narod. ru)

* * *

[/responsivevoice]

Category: Подростки

Comments are closed.