Пятое время года Часть 19-15

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Димка, нажав на кнопку с красной скобкой, завершил разговор и, словно оправдываясь, совсем другим голосом — голосом, обращённым к Расиму — произнёс-пояснил:

— Делать им нечего… в гости, блин, звали. А я сказал, что натёр на ноге мозоль — что я собираюсь парить ногу… вот! Светка поверила!

— Дим, а они тебя спать оставляли… ну, вчера, когда я заходил за ключом от нашего номера… да? — проговорил Расим, вопрошающе — и вместе с тем словно бы испытующе — глядя Димке в глаза.

— Да ну! — улыбнулся Димка. — Кто там меня оставлял… это, Расик, они прикалывались — от нехера делать фантазировали.

— А если б серьёзно… ну, если б серьёзно они тебя спать оставили — ты бы остался? — проговорил Расим, не меня выражения устремлённого на Димку взгляда.

— Нет! — не задумываясь, отозвался Димка. — Как бы я мог там остаться, если я… — Димка прижал Расима к себе, — если я, Расик, люблю тебе — тебя одного! — Димка коснулся губами губ Расима — поцеловал Расима в губы, в пипку носа. — Чего ты так смотришь? Когда есть рядом такой обалденный парень, как ты… нах мне девчонки, Расик!

— Значит, ты голубой? — чуть помедлив, проговорил-спросил Расим, чувствуя, как рука л у ч ш е г о д р у г а Д и м ы, скользнув по его спине, раскрытой ладонью вдавилась через махровое полотенце в ягодицу.

— Расик… ты же меня уже спрашивал об этом… ты что — не помнишь? — Димка, снова целуя Расима в пипку носа, тихо рассмеялся.

— Нет, почему… я помню, — Расим неожиданно смутился… как будто его, Расима, этот вопрос волновал — не давало ему, Расиму, покоя! Он, Расик, смутился, а между тем… нисколько это его не тревожило — нисколько не волновало! И он вовсе не думал Д и м у об этом спрашивать — тема ориентации, возникшая прошлой ночью, тогда же сама собой испарилась, исчезла как малосущественная либо совсем не значимая в проявлениях их н а с т о я щ е й д р у ж б ы, и теперь Расим спросил Димку об этом лишь потому, что стал невольным свидетелем разговора Д и м ы с одной из тех девчонок — Д и м и н ы х одноклассниц, которые говорили, что Д и м а может остаться у них на ночь, и про которых он, Д и м а, только что выразился «нах мне девчонки»… вот почему он, Расик, спросил! А вовсе не потому, что он парился этим вопросом…

— Расик, а ты… — Димка спрятал улыбку, и только глаза его, хитро сияя, могли навести на мысль, что он, Димка, готовит Расиму какую-то скрытую каверзу… или, как Димка сам говорил в таких случаях, с т а в и т к а п к а н. — Ты, Расик, что — хотел бы, чтобы я завтра спал не дома? Хочешь, чтоб завтра я на ночь остался у девчонок?

— Нет, не хотел бы… не хочу! — отозвался Расим, чувствуя, как Д и м и н а ладонь нежно сжимает, стискивает, мнёт его попу через махровое полотенце; Расим свое «нет, не хотел бы… не хочу!» проговорил так порывисто и искренне, ни на миг не задумываясь, что… он, Расик, тут же попал в тот самый капкан, который ему коварно поставил влюблённый Димка.

— Значит… — весело рассмеялся Димка, лучисто сияя счастливыми глазами. — Значит, ты голубой?

— Почему? — глаза Расика в один миг недоумевающе округлились.

— Ну, как же… смотри! — живо проговорил Димка, одной рукой — поперёк спины — прижимая Расима к себе, ладонью другой руки неутолимо лаская Расимову попу. — Если я завтра уйду к девчонкам, то это значит, что мы с тобой… мы, Расик, не будем любить друг друга. А если я никуда не уйду — если я буду дома, тогда… — Димка, не договорив, многозначительно умолк — сделал секундную паузу, — тогда, Расик, всё будет у нас, как было сегодня… ты только что мне сказал, что ты не хочешь, чтоб я уходил! Вот я и спрашиваю: ты голубой?

— Блин! — Расим на секунду растерялся.
.. в словах Д и м ы — в его рассуждении — однозначно присутствовала логика, но вывод… вывод, который из этого рассуждения следовал, назвать правильным он, Расик, никак не мог! — При чём здесь это? Голубой, неголубой… мы же, Дима, друзья — настоящие друзья! И я хочу… я просто хочу, чтобы друг был рядом… просто рядом! Этого, наверное, все хотят, когда друг настоящий… ну, то есть, хотят, чтобы друг был рядом! При чём здесь ориентация?

— Вот и я о том же! — Димка, весело рассмеявшись, порывисто прижал Расима к себе — прижался щекой к щеке парня… какой это был офигенный кайф — просто прижаться щекой к щеке Расима! Просто прижаться… в мире так много простых вещей, а люди — глупые люди — всё усложняют, всё искажают, всё извращают… зачем?! В юном Димкином сердце плавилась неизбывная нежность… «пятое время года» — подумал Димка, уже нисколько не удивляясь, что эти три слова — как символ его любви, как формула его счастья — вдруг снова возникли в его душе… и тут же он, Димка, вдруг вспомнил ещё… вспомнил другие слова — слова девушки эмо о том, что нет времён года в нашем обыденном понимании… разве она, эта девушка эмо, была не права? — Расик… — прошептал Димка, не отрывая своей щеки от щеки Расима. — Расик, скажи мне… когда наступает весна?

— Ну… понятно когда: после зимы, — чуть помедлив, отозвался Расим, не понимая, зачем Д и м а его об этом спрашивает.

— Нет, Расик, нет… ты не прав! — чуть слышно прошептал Димка, целуя Расима в мочку уха — обдавая и шею, и ухо его щекотливо горячим дыханием. — Вовсе не обязательно после зимы… потому что, Расик, нет времён года в нашем обыденном понимании: за окном может быть ненастная осень… или знойное лето… или морозная, всё сковавшая лютая зима… ну, то есть, за окном может быть какое угодно время года, но если в душе человека вдруг наступает весна, то это значит, что за окном для него, для этого человека, тоже наступает весна… это же так понятно! Если в душе бушует весна, то никакие морозы не в силах эту весну обмануть… это так же, Расик, как и в любви…

— В дружбе, — поправил Расим, уловив Д и м и н у мысль.

— Да… — согласился с Расимом Димка, — и в любви, и в дружбе! — Оторвав своё лицо от лица Расима, Димка серьёзно, без всякого смеха в глазах посмотрел в глаза любимого парня. — Если вдруг возникает дружба — настоящая дружба… — медленно проговорил Димка, думая о Расиме, — или если приходит любовь — настоящая любовь… — так же медленно проговорил Димка, думая о самом себе, — то никакой нет разницы, какая при этом ориентация… разве важны они, эти определения? Когда настоящие чувства, суть, Расик, в них, в этих чувствах, а не в словах… и потому лично мне без разницы, «голубой» я или «неголубой»… я хочу быть с тобой, и это главное… я хочу, чтобы рядом со мной был ты!

А ты хочешь, чтоб рядом с тобой был я… когда чувства взаимной симпатии искренние и настоящие, когда для другого хочется сделать всё-всё, когда хочется с другом быть постоянно рядом, то желание такой близости самым естественным образом может переходить в максимально возможную близость — в слияние сексуальное… ну, как у нас с тобой! — Димка, не удержавшись, поцеловал Расима в пипку носа. — Секс — это, Расик, вершина близости… и любви настоящей, и в настоящей дружбе секс — вершина близости человеческой! Прежде всего — человеческой… и потому ориентация здесь вторична — не это главное… мне, Расик, кажется так! Ну, то есть… если в душе у меня весна, то, блин, какое мне дело до того, как время года, текущее за моим окном, называют другие… для меня за окном — весна! Главное в дружбе или в любви — это близость… максимальная близость!

А максимальная близость — это… это — кайф! Вот как у нас… ну, и какая мне разница, какая это ориентация!»Голубой» я, «неголубой»… мне от слов этих, Расик, не холодно и не жарко! — Димка умолк, невольно думая о том, что он Расиму только что наговорил.
.. хотя, чего он такого наговорил? Он сказал, может быть, немного сумбурно, но сказал он всё это так, как он, Димка, всё это чувствовал-понимал… на миг прикоснувшись губами к губам Расима, Димка вопрошающе посмотрел Расиму в глаза: — Вот, Расик… я думаю так! Ты, может быть, думаешь по-другому?

— Ну… я согласен с тобой, — отозвался Расим, подумав о том, что ведь он, Расим, поначалу ни о каком сексе не думал, а просто хотел — сильно-сильно хотел — стать для парня по имени Д и м а другом… да, именно так: он хотел стать для Д и м ы самым близким — близким-близким — другом! Самым-самым — близким-близким… потому и возникла у них м а к с и м а л ь н а я б л и з о с т ь — кайф, удовольствие, наслаждение… «разве в этом есть что-то плохое — разве в этом есть что-то такое, чего надо стыдиться?» — подумал Расим, глядя Димке в глаза… и ещё он, Расик, подумал о том, что Д и м а, конечно же, прав, когда говорит, что его не волнует ориентация… разве главное — ориентация?

Главное — это доверие, понимание… вот что на первом месте! — Я согласен с тобой! — повторил Расим, и… тема ориентации снова ушла, растворилась-исчезла по причине своей абсолютной незначимости ни для Димки, шестнадцатилетнего влюблённого старшеклассника, ни для Расика, пятнадцатилетнего школьника-девятиклассника, так счастливо нашедшего в Д и м е настоящего друга — самого-самого, лучшего-лучшего… друга единственного, неповторимого!

— Расик, на… — Димка сдёрнул с себя полотенце. — Отнеси полотенца в ванную… а я пока нашу кровать приготовлю — простынь расправлю… нах, блин, в двуместном номере, где живут пацаны, ставить вторую кровать? — Димка, глядя на Расима, рассмеялся.

— Ну… не всегда ж пацаны бывают друзьями, как мы с тобой, — резонно заметил Расик, вспомнив, как в самый первый день Дима ему объяснял про бидэ, не нужное им, пацанам.

— Да, это точно! Не всегда… — Димка, глядя на Расика, весело хмыкнул. — Просто, Расик, пацаны все разные… есть пацаны нормальные — как мы, к примеру… пацаны, для которых взаимные чувства превыше всего! Есть ещё пацаны нормальные — те, кто искренне точат шишки свои на девчонок, но при случае могут и с пацанами… а почему, блин, нет, если возникнет-случится в з а и м н о е желание?

Знаешь, как говорят в таких случаях? Звёзды не принуждают, но сильно благоприятствуют… а если звёзды благоприятствуют, то умные люди к звёздам прислушиваются! — Димка, глядя на Расима, рассмеялся. — А есть пацаны ущербные — те, кто впитал в себя дух козлятины… нах нам думать про них, про ущербных! У меня есть ты, у тебя есть я, и мы с тобой, Расик… — Димка хотел сказать «любим друг друга», но, Расим, Димку перебивая, поспешил закончить, весело блеснув смеющимися глазами:

— Мы, Дима, друзья!

— Ну… тоже правильно! — Димка рассмеялся. — Мы с тобой дружим друг друга… да?

— Мы не дружим друг друга, а мы дружим друг с другом! Какой ты, Дима… — Расик запнулся, не зная, какое слово ему подобрать, чтобы Димку охарактеризовать. — Всё время слова переделываешь… фантазёр ты, Дима!

— Зачёт! — согласился Димка, любуясь Расимом… какой это был обалденный кайф — просто видеть Расика рядом! Просто… просто быть с ним, с любимым, в одной комнате — в номере для двоих… просто слушать его… смотреть на него — видеть взгляд его искренних, живо блестящих глаз… сердце у Димки полыхнуло от неизбывной нежности.

— Дим… — Расик, по направлению к ванной дойдя до середины номера — в одной руке держа полотенце Димки, другой рукой придерживая на бёдрах полотенце своё, остановился напротив шкафа с одеждой. — Мы будем трусы надевать?

— А зачем? — отозвался Димка, млея от счастья.
— Я тебе что — без трусов не нравлюсь?

Гладя на Расика, Димка сделал свой взгляд и непотребно блудливым — максимально похабным, но… вот ведь что удивительно: даже намеренно подчёркнутая блудливость в Димкином взгляде, полном любви, выглядела не пошло и не скабрезно, не похабно, не потребительски унижающе, — в устремлённом на Расика Димкином взгляде пылала страсть… жаркая страсть юного и потому неизбывного, ненасытимого в принципе желания — во что Расик увидел в глазах Д и м ы! Расик невольно скользнул своим взглядом по Д и м е — по его стройной юной фигуре, по длинному, толсто висящему вниз пипису с полуоткрытой головкой, по кусту черных волос на лобке… он, Д и м а, Расику нравился — очень нравился!

— Блин… я нормально тебя спросил, а ты мне сразу… ну, ни о чём тебя нельзя спросить! — Расик, невольно смутившись, со смехом скрылся в ванной комнате, придерживая на бёдрах сползавшее полотенце.

— Расик… ну, прости меня! — жалобным голосом проговорил Димка, улыбаясь от счастья — изображая голосом дурашливое раскаяние. — Прости меня, Расик… ты добрый, я знаю… Расик… прости меня! Расик…

— Прощаю! — послышался из ванной комнаты смеющийся голос счастливого юного Расика.

Потом они, голые, просто лежали на кровати, не выключая в номере свет… ну, конечно, они не просто лежали, а боролись, возились, толкались-смеялись, обнимались, целовались, разговаривали… пиписы у них у обоих стояли, но твёрдость эта была не каменная, стояки их не были переполнены тем нестерпимо жгучим желанием, когда нестерпимо — сильно-пресильно — хочется как можно скорее запустить свой несгибаемо твёрдый стояк в дело, — пиписы их были напряжены, и желание… желание лёгкой ноющей сладостью тлело в промежностях, тлело в юных мальчишеских попах — тлело, готовое вспыхнуть в любой момент; на тумбочке — на расстоянии вытянутой руки — лежал чуть примятый тюбик с вазелином и несколько приготовленных Димкой салфеток…

Он, шестнадцатилетний влюблённый Димка, живо воображая два месяца трах с Расимом, кайфуя с Расимом в своих упоительно сладких грёзах-мечтах, почему-то ни разу не подумал о том, что для реальной любви нужны не только взаимные чувства, но ещё нужны — даже необходимы! — такие элементарные, совершенно прозаические вещи, как смазка, салфетки… тюбика вазелина им должно было хватить до конца их совместного проживания в Городе-Герое, а упаковку салфеток Димка завтра же собирался купить, — те салфетки, что лежали на тумбочке, оказались в дорожной Димкиной сумке совершенно случайно… ну, а что? Если подумать — разобраться… откуда он, школьник Димка, до этого вечера никогда и ни с кем не трахавшийся в зад, мог обо всех сопутствующих реальной любви деталях знать заранее?

— «Детский»… ну, что это, блин, за название! — шутливо хмыкнул Димка, глядя на тюбик с вазелином. — Как будто дети на это способны… а ещё там, Расик, был вазелин «Косметический»! — Димка рассмеялся, вспомнив, как парень в аптеке ему объяснял, что выбор «продукта» зависит от того, с какой целью «этот продукт» приобретается… а с какой он целью приобретается? С э т о й целью он, вазелин, и приобретается… неудивительно, что парень в аптеке вмиг догадался — сразу всё понял! — Расик, прикинь…

Ничего не скрывая — вставляя одни лишь шутливые комментарии, Димка во всех подробностях рассказал Расиму, как он, Димка, приобретал вазелин… как он едва не снёс с ног какую-то тётку, улепётывая, словно заяц, из помещения аптеки… смех, да и только!

— Выходит, он голубой? — подытожил Расим, когда Димка закончил свой рассказ.

— Фиг его знает, какой он… может, и голубой… а может, ему это просто нравится — тоже нравится.
.. ну, то есть, как нам с тобой! — Димка, лаская ладонью Расимов пипис, весело рассмеялся. — Но то, что он понял — что он догадался, зачем покупаю я вазелин, это, блин, точно!

— Дим… а если бы он предложил тебе? — проговорил Расик, с любопытством глядя в Димкины глаза.

— Что предложил? — не понял Димка.

— Ну, это самое… в попу потрахаться — как трахались мы с тобой… ты б согласился?

— Расик! — Димка, лежащий на боку, порывисто прижал к себе лежащего на боку Расима. — Нах он мне нужен! Это во-первых… а во-вторых: мы, Расик, не трахаемся с тобой, а мы… мы д р у ж и м друг друга — сильно-сильно… разве не так? Ну-ка… попробуй сказать, что не так!

Димка, одной рукой прижимая Расима к себе, пальцами другой руки нежно, вкрадчиво провёл у Расима подмышкой, и Расим тут же со смехом забился, задёргался в Димкиных объятиях:

— Так, Дима, так… я согласен… согласен… не щекочи!

— То-то! — Димка коснулся губами губ Расима. — Попробуй только не согласиться… защекочу! А вообще… я бы назвал вазелин «Дружеским»… или «Любовным», или — что было бы ещё лучше! — назвал бы так: «Вазелин для дружбы и любви»! Есть же всякие средства, называемые «Для улучшения сна», «Для укрепления десен», «Для снятия порчи»… внятно и понятно! А вазелин — «Вазелин для дружбы и любви»… как ты думаешь, Расик, мыслю я правильно?

— Лично я бы такой вазелин никогда б не купил! — отозвался Расим, смеясь.

— Почему? — улыбнулся Димка.

— Ну, блин… сразу ведь было бы всем понятно, зачем т а к о й вазелин покупают, — пояснил Расим, выделив голосом слова «такой».

— Интересная логика… — хмыкнул Димка. — А когда покупают презики, продающиеся во всех киосках, то это что — не сразу понятно? Тоже сразу понятно… что, Расик, естественно, то — естественно! Даже если кому-то — каким-то ущербным козлам — это кажется неестественным, то… кому кажется, тот пусть крестится! Зато, блин, как это было бы романтично: «Вазелин для дружбы и любви»… — Димка, глядя на Расима — любуясь Расимом — весело рассмеялся…

Ах, какой упоительной, какой радостно сладостной бывает дружба-любовь в юности! На постели — в залитом светом гостиничном номере, предназначенном для двоих — они снова возились-боролись, снова смеялись, барахтались, обнимались и целовались, снова о чём-то разговаривали, целуясь и обнимаясь, — они упивались чувством никем и ничем не стеснённой свободой в проявлении своих искренних, жаром страсти наполненных чувств… ну, и понятно, во что это вылилось — чем это всё закончилось: перед сном они снова любили друг друга — снова любили друг друга в попы… снова было и больно и сладостно, и кайфово и радостно — всё это попеременно и всё одновременно!

Из шести салфеток, случайно оказавшихся в Димкиной сумке, три было использовано, а три осталось на утро… они снова сходили под душ — снова обмылись, полагая, что на этот раз уже точно обмылись перед сном; но сон не шел, и, полежав какое-то время — подурачившись на постели — они снова… сначала шутя, они стали играть на флейтах друг друга, поспорив, чей пипис продержится дольше в «состоянии нестояния», но у пиписов была своя — совершенно другая! — логика, а потому пиписы тут же начали соревноваться между собой, кто из них, из пиписов, быстрее окажется во всеоружии… победила, естественно, дружба, и они, два возбуждённых парня, снова неутомимо любили друг друга — любили жарко пылающими, неутомимо жаждущими, страстно обжимающими губами, выдаивая один из другого мгновения упоительной сладости, или, говоря суконным языком науки, витамины-минералы, калий-кальций, а также другие «жизненно важные для человека компоненты».
..

Уснули Димка и Расик далеко за полночь, — они, два бесконечно счастливых парня, затерявшихся во Вселенной, уснули, прижимаясь один к другому… разве это было не счастье — не их общее, обоюдное счастье? Счастье — одно на двоих… разве их спаянная чувственной страстью взаимная дружба-любовь была не тем самым счастьем, о котором втайне думают-мечтают многие парни, мальчишки, пацаны в пору пытливой своей возмужалости? Впрочем… multi sunt vocati, pauci vero electi, — suae quisque fortunae faber est! Они уснули, обнявшись — прижавшись один к другому в неизбывном желании не расставаться даже во сне…

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы