Пятое время года Часть 19-13

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Димка целовал Расима в губы, в щёки, в глаза, в пипку носа, целовал страстно, порывисто и благодарно, и Расим, ощущая, как медленно ослабевает распирающая, несгибаемо твёрдая окаменелость Д и м и н о г о пиписа у него в попе, и вместе с тем продолжая чувствовать приятную заполненность своей попы отстрелявшим Д и м и н ы м пиписом, млел от счастья, — ему, Расику, было приятно… во всех смыслах было приятно! И слова Д и м и н ы «люблю… люблю… » не вызывали у него, у Расика, ни какого-либо внутреннего протеста, ни или хотя бы малейшего несогласия, как это было всё предыдущее время, когда Д и м а ему, Расиму, говорил «люблю», — Расик, лёжа с Д и м и н ы м пиписом в попе, улыбался, лучисто щурился, закрывая от кайфа глаза… он, Расик, понятия не имел ни про Димкино п я т о е в р е м я г о д а, ни про цветение сакуры…

Но разве от этого он, пятнадцатилетний Расим, был менее счастлив? Братья-близнецы, кстати, в эти самые мгновения тоже были совершенно счастливы — были счастливы, сожрав на троих немаленький торт… но разве это было сопоставимое счастье — счастье Расима и счастье его трёх одноклассников? Хотя… у каждого счастья свои координаты — у всех людей своё представление о счастье, о дружбе, о любви… in varietate unitas — единство в разнообразии! Не навязывать никому — ни силой, ни ложью — свое представление о счастье, о дружбе, о любви… не в этом ли главная добродетель?

Мир прекрасен разнообразием… а между тем, сколько сейчас нашлось бы желающих втоптать Димку и Расика в грязь, выставить их на всеобщее осмеяние, сделать из них изгоев или даже заклятых преступников, если б они, Димка и Расик, не посчитали нужным скрывать свое упоительное счастье… ау, нестриженые козлы! Не вашими ли пастушескими усилиями, предпринимаемыми на протяжении не одного столетия, сам воздух пропитался тлетворным ядом вашей ненависти к счастью до такой степени, что счастье братьев-близнецов для многих будет выглядеть предпочтительнее — н р а в с т в е н н е е — счастья Расима?

Впрочем, это так, к слову… потому как ни Димка, ни — тем более — Расик в эти сказочные минуты упоения своим счастьем ни о козлах, ни о ленусиках-светусиках, ни о братьях-близнецах не думали вообще: их, всех скопом, ни для Расика, пятнадцатилетнего школьника-девятиклассника, ни для Димки, шестнадцатилетнего старшеклассника, в эти минуты просто-напросто не было — не существовало! А было — что? Был номер в гостинице, залитый ярким электрическим светом, за окном которого была весна… была разобранная постель… был тюбик с вазелином… и были они, Д и м а и Р а с и к, в этом гостиничном номере — друг для друга… друг для друга — больше ни для кого! Было п я т о е в р е м я г о д а…

Оторвав свои губы от лица Расима, Димка секунду-другую смотрел Расиму в глаза, осознавая — для себя лично! — значимость произошедшего… затем, отстранившись от Расика — двинув всем телом назад, Димка коротким движением извлёк из Расимовой попы член, — чуть обмякший Димкин пипис, похожий на упруго толстую сардельку, выскользнул из ануса легко, и Димка, тут же опустив глаза вниз, увидел, что вазелин приобрел коричневатый оттенок… он, Димка, перед введением члена в попу, смазывал вазелином одну лишь головку, а теперь этот светло-коричневый, неравномерно распределённый оттенок покрывал весь член полностью — от головки до основания… в комнате, едва Димка извлёк из попы член, вмиг запахло коричневым вазелином, смешавшимся в глубине Расимова тела с его, Димкиной, спермой, — в комнате возник специфический запах завершенного анального секса…

Быстро подхватив свой носовой платок, который, как оказалось, он положил предусмотрительно рядом с Расимом, Димка тут же накрыл платком член, спрятал его, одновременно вытирая его — свой толстый, упруго-мягкий член — от смеси спермы и вазелина… от Расима не ускользнула эта Димкина торопливость, — едва пипис Д и м ы выскользнул из попы, Расик тут с чувством приятнейшего облегчения опустил ноги, одновременно с этим глядя, как Д и м а вытирает свой скрытый носовым платком пипис; у самого Расика, пока Д и м а его, Расика, трахал, пипис тоже слегка обмяк — не совсем обмяк, как это бывает, когда напрочь уходит возбуждение, не сжался-скукожился, а именно обмяк, потеряв несгибаемую твёрдость, и не более того.
..

Носовой платок, оказавшийся рядом как нельзя кстати, полетел на пол скомканным комком, — Димка, сияя глазами, посмотрел на Расика, всё так же лежащего перед ним на спине, на Расиков пипис… «теперь Расик меня — как я его» — подумал Димка, чувствуя радостное предвкушение… елы-палы, до чего же всё это было классно!

— Расик… — тихо проговорил Димка, лучась влюблёнными глазами… и тут же, ничего не добавляя — ничего не поясняя, ни о чём не спрашивая, порывисто наклонился над пахом лежащего на спине Расима… да и о чём было говорить? Они — два парня, ещё не определившиеся в своих сексуальных предпочтениях — вкусили лишь половину любви, и теперь им обоим оставалось вкусить половину вторую… всё было ясно без слов! И ясно, и обоюдно желаемо…

Наклонившись над пахом Расима, Димка кончиком языка тронул Расиков член в районе уздечки… обхватил обнаженную, ало пламенеющую головку Расимова члена губами… влажно скользнул округлившимся жарким ртом по члену Расима от головки до самого основания… в попе Расима — там, где только что был Димкин член — вновь засвербело от щекотливой сладости, — член Расима, стремительно наливаясь нереализованным желанием, в считанные секунды наполнил Димкин рот окаменелой твёрдостью… он, Расик, был снова во всеоружии — он был всецело готов!

— Расик, давай… меняемся местами! — нетерпеливо выдохнул Димка, соскальзывая губами с моментально напрягшегося Расимова члена. — Теперь ты меня… вставай!

Димка, сместившись на кровати в сторону, потянулся за тюбиком с вазелином, и Расим тут же порывисто, нетерпеливо приподнялся — встал на колени, уступая своё место Д и м е, — они поменялись местами: Димка опустил перед Расиком на спину, в то время как сам Расик оказался стоящим перед Д и м о й на коленях с напряженно вздёрнутым вверх залупившимся членом… конфигурация на постели изменилась с точностью до наоборот!

— Расик, на… мажь свой пипис! — Димка протянул Расиму тюбик с вазелином… собственно, подсказывать что-либо Расиму, возбуждённому пятнадцатилетнему парню, никакой необходимости уже не было: он, Расик, видел, как это делал Д и м а, и теперь точно так же он выдавил на головку своего члена вазелин, точно так же размазал вазелин по головке пальцем. — И там… — Димка так же, как до этого Расим, вскинул вверх разведённые в стороны ноги. — Смажь мне там тоже…

Ягодицы Димкины распахнулись — раздвинулись, разошлись в стороны, открывая перед взором Расима обрамлённый черными волосами Д и м и н вход… старшеклассник Д и м а — Димон, вокруг которого в школе постоянно увивались симпатичные девчонки, который на равных тусовался со старшими парнями и чей авторитет в школе среди пацанов был весом и непререкаем — только что трахнул, натянул в попу Расима и теперь лежал перед ним, перед Расимом, в ожидании ответного траха… не сверстник-ровесник, не одноклассник, а с т а р ш е к л а с с н и к Д и м а лежал перед ним, перед Расимом, с подставленной для траха попой, и у Расима невольно мелькнула мысль, что он, Расим, даже в самом своём фантастическом сне ещё пару дней назад ничего подобного не мог даже представить — не мог ни представить, ни вообразить, ни даже о чём-то подобном просто подумать… как всё — всё! — в жизни может быть непредсказуемо… офигеть!

Д и м а лежал перед ним, перед Расимом, с распахнувшимися ягодицами, и Расик, выдавив на палец вазелин, осторожно прикоснулся пальцем к тёмному кружочку туго стиснутого Димкиного входа, почувствовав, как под скользкой подушечкой его пальца дрогнули, нетерпеливо сжались мышцы девственного ануса, — Расик, круговым движением пальца водя по кружочку, быстро смазал вазелином Д и м и н вход…

— Расик, возьми.
.. на тумбочке чистый платок возьми — вытри пальцы от вазелина… — подсказал Димка.

— Ага, — отзываясь, выдохнул Расим; он так же точно, как Димка, вытер пальцы от вазелина… и хотел уже бросить платок назад — на тумбочку, но Димка, протянув руку, упреждающе прошептал:

— Дай сюда! — потому как он, Димка, уже знал, что этот платок пригодится им ещё раз.

Расик ворвался в Димку нетерпеливо, страстно, горячо — одним махом вогнал в Димкину попу свой немаленький, окаменело твердый член, и Димка, невольно дёрнувшись, от боли закусил нижнюю губу, — член Расима в одно мгновение заполнил Димкино тело тупой распирающей болью, как если бы в Димку — аккурат между ног — вогнали-ввели деревянную скалку, обернутую горящей наждачной бумагой: горячая боль тупо опалила Димкину промежность… но ведь это же был не кто-нибудь, а это был Расик — любимый Расик! И ему, любимому Расику, было сейчас — вне всяких сомнений! — в кайф… разве он, Димка, не об этом мечтал, мастурбируя дома в своей постели?

Разве он, изнемогая от кайфа в одиночестве, не об этой взаимности грезил? И мечтал он, Димка, и грезил… радостная, ликующая мысль, что Расик в нём — что это Расиков член распирает его изнутри, вмиг притупила боль, потому что и осознание, и ощущение любимого Расика в себе было в сто крат сильнее любой боли… боль не исчезла — не испарилась и не пропала, но она потеряла свою остроту, она отступила, словно ушла на задний план — боль, опалившая промежность, стала-сделалась фоном для удовольствия, для наслаждения, для кайфа… разве любовь не творит чудеса?

Между тем, Расим, едва его член очутился в Д и м и н о й попе, ощутил-почувствовал такое небывалое, почти сказочное удовольствие, что у него, у Расима, на мгновение спёрло дыхание, — член, вскользнувший в тугое, жаром обжимающее отверстие Димкиного зада, словно очутился в невесомости, но невесомость эта была ощутима — она обтягивала, стискивала, обжимала… член, оказавшийся в Д и м и н о й попе, вмиг превратился в пылающий сгусток небывалого, сладко знобящего наслаждения, и Расим, уже ни о чём не думая — ощущая-чувствуя неодолимое желание двигать членом в горячей, жаром обжимающей н о р к е, ритмично заколыхал вверх-вниз голым задом…

Какое-то время в комнате слышалось лишь прерывистое, сладострастное сопение содрогавшегося от кайфа Расима, — нависая над Димкой, Расик уверенно, с упоение двигал задом, и ягодицы его то сжимались, то расходились в стороны — раздвигались-приоткрывались… когда ягодицы приоткрывались, было видно, как между ними сочно блестит в электрическом свете вазелином намазанный тёмный кружочек… словно он, Расим, сладострастно двигая попой, темным блестящим глазом кому-то подмигивал — словно кого-то он этим кружочком-глазом весело, дерзко, задорно дразнил, — двигая попой — скользя своим жаром обжатым членом в попе Д и м ы, Расик с каждым невозвратимым мгновением приближал свой первый — в т а к о м формате — оргазм…

Димка, содрогаясь под Расиком от толчков, вскинул вверх руки — обвил руками шею Расика, потянул его, Расика, на себя… он, Димка, хотел поцеловать Расима в губы, но, прервав колыхание задом — порывисто приблизив своё лицо к лицу Димки, Расим совершенно неожиданно сам накрыл Димкины губы губами своими… он, Расик, сделал это спонтанно, непреднамеренно, неожиданно для себя самого! Губы Расима жарким кольцом обхватили губы Д и м ы — Расим, выставив вверх распахнувшийся зад, жадно, страстно всосал Димкины губы в свой жаром пышущий рот, скользнул, задыхаясь от наслаждения, упругим горячим языком по языку Димки… и в это мгновение его, Расика, настиг оргазм!

Где-то в промежности — под сочно блестящим кружочком — вмиг возникла, мгновенно набухла горячим сгустком невыносимо зудящая сладость и тут же, мгновенно созрев, рванула, разорвалась миллиардом невидимых искр-иголок, огнём опаливших промежность, — Расим, конвульсивно дёрнувшись — выпустив Димкины губы из губ своих, ощутил, как внутри его члена стремительно прокатилась, пронеслась извергаемая в Д и м у сперма.
.. офигеть, как сделалось хорошо! Невообразимо, сказочно хорошо! Поняв, что Расик кончает, Димка, тут же порывисто приподняв голову, накрыл рот Расима ртом своим — горячо и страстно Димка засосал кончающего Расима в губы… офигеть, как это было классно — как было всё это упоительно сладко!

Член Расима уже стал медленно ослабевать в Димкиной попе, а Димка сосал и сосал Расима в губы — он, Димка, никак не мог оторваться от сладких губ… наконец, выпустив губы Расима из губ своих, Димка лёгким движением оттолкнул, отстранил Расима от себя; Расик послушно подался всем телом назад, член его выскользнул из Димкиной попы, и Димка, тут же нащупав лежащий рядом носовой платок — опуская ноги, порывисто приподнялся, — широко раздвинув полусогнутые в коленях ноги — сев перед севшим на ноги Расиком, Димка стал быстро вытирать платком липкий Расиков член… опустив голову — не возражая, Расик молча смотрел, как Д и м а стирает с его пиписа коричневый вазелин, — в комнате вновь возник запах спермы и изменившего цвет вазелина — запах мужского анального секса…

Да, сплошь и рядом бывают случаи, когда парни или мужчины вставляют свои вожделеющие пиписы в анал женщинам или девчонкам — трахают в зад не парней, а их, пышногрудых блондинок-брюнеток, но и в таком формате — в формате «парень-девчонка», «мужчина-женщина» — при всей вроде бы явной, очевидной гетеросексуальности полового акта этот зигзаг мимо женского лона прямо или косвенно свидетельствует лишь об одном — о более-менее осознаваемом или, наоборот, подсознательном — латентном — желании парня или мужчины трахать-любить себе подобного, то есть парня или мужчину… парни или мужчины, вставляя пиписы в женский анал, таким образом сублимируют глубинное — часто латентное — желание трахать-любить партнёра своего пола… потому что анальный секс — это прежде всего секс мужчин; зигзаги в анал брюнеток-блондинок — лишь сублимация, — потому и поплыл по комнате запах не просто анального секса, а запах м у ж с к о г о анального секса… через минуту смятый в комок липкий платок полетел на пол.

— Расик, ложись… — проговорил Димка, сдвигаясь в сторону — уступая рядом с собой место Расиму. — Чуток полежим — и пойдём в душ… да?

— Да, — словно эхо, отозвался Расим.

Какое-то время они, два обнажённых парня с заметно припухшими, чуть потемневшими пиписами, молча лёжали друг против друга — смотрели друг другу в глаза; они оба чувствовали полное сексуальное удовлетворение, оба ощущали приятную — лёгкую — опустошенность в своих промежностях… нежно глядя на Расика — на бесконечно любимого Расика — Димка думал о том, что теперь он, любящий Димка, самый счастливый человек во всей необъятной вселенной, — Димка сам не знал — сам себе не мог объяснить, почему анальный секс с Расимом для него, для Димки, с самого начала его вспыхнувшей, вмиг разгоревшейся, незримо заполыхавшей любви был наполнен сакральной значимостью, но в своих сладких грёзах-фантазиях Димка неизменно трахал любимого парня в попу, и теперь, когда э т о произошло, когда э т о осуществилось уже в фантазиях, а в реале, у него, у Димки, вдруг появилось, внезапно возникло стойкое ощущение, что Расик — любимый им Расик — его любовью не просто наполнился в виде спущенной в попу спермы, а он, то есть страстно любимый Расик, его бесконечной любовью словно бы освящен, оплодотворён…

Это было и странное, и вместе с тем необыкновенно приятное, сладостное ощущение — думать так, глядя на самого лучшего в мире парня, — Димка смотрел на Расима, и ему, Димке, казалось, что теперь он любит Расима ещё сильнее, ещё крепче, еще нерасторжимее… кайф от этих сладостных мыслей был ничуть не меньше, чем упоение-наслаждение от самого секса, — Димка смотрел на Расима — не бесконечно любимого Расика, думая о том, что он, любящий Димка, теперь самый счастливый человек на свете.
..

А Расим, глядя на Д и м у, в свою очередь думал о том, что ему, Расиму, рядом с Д и м о й необыкновенно, необыкновенно хорошо — душевно сладко и хорошо… ещё вчера — ещё ничего об этом не зная, в силу своей наивности он, Расик, думал-предполагал, что э т о г о делать никак нельзя, что им, двум обычным простым парням, потом за т а к о е будет стыдно, но сейчас он лежал на постели с Д и м о й в залитой ярким светом комнате — он смотрел Д и м е в глаза, и… он, э т о познавший и э т о вкусивший Расик, глядя Д и м е в глаза, не испытывал ни малейшей капельки хоть какого-то внутреннего стыда или внутреннего смущения… стыдятся чего-то плохого, а Расику было сейчас хорошо… ну, а разве можно стыдиться того, что д е й с т в и т е л ь н о хорошо?

— Расик, а ты ведь вчера меня обманул… — Димка, прерывая молчание, улыбнулся — хитро прищурился радостным взглядом счастливых глаз.

— В чём я тебя обманул? — во взгляде Расима вмиг отразилось недоумение… даже глаза у него, у Расика, чуть округлились — от неподдельного недоумения.

— Ты мне, Расик, сказал, что ты не умеешь целоваться, а сам меня так сейчас засосал, что я чуть не умер от кайфа… на фига ты меня обманул? — Димка, глядя на Расима — любуясь Расимовым недоумением, тихо засмеялся.

— Дима, я правда… я правда не умею! Так получилось… ну, то есть, само получилось! — Расик, невольно оправдываясь — словно сам удивляясь, что «так получилось», чуть растерянно улыбнулся.

— Нет, Расик, нет! Ты меня обманул! — горячо, напористо выдохнул Димка, подавшись всем телом к Расиму. — Честно признайся…

Поняв, что Д и м а дурачится — что Д и м а шутит, Расим весело рассмеялся:

— Честно! Я не умею…

— Да? Не умеешь? А ну… поцелуй меня! — Димка, скользнув ладонью по спине лежащего на боку Расима, страстно прижал парня к себе — вдавился своим пиписом в папис Расима, ощущая ладонью упругую мякоть любимой Расимовой попы. — Поцелуй меня…

— Я не умею! — повторил Расик, вновь рассмеявшись; рука Расима непроизвольно — сама собой — оказалась на Димкином бедре.

— Вот! Поцелуй меня… поцелуй неумело — чтоб я убедился, что ты не умеешь! — жарко выдохнул — горячо, настойчиво прошептал — Димка, приближая свои губы к губам Расима.

— Дима… ну, правда! У меня не получится…

— Расик, целуй… всё получится!

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы