Обыкновенная история

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Написано по мотивам реальных событий.

***

Эта история началась, когда Сэм сбежал в Нью-Йорк и подыскивал себе комнатушку.

Он сделал, как умный: пришел по газетному объявлению. Правда, газета валялась на мусорке, и актуальность объявления была под вопросом. Но Сэму повезло — дешевая комната все еще была свободна.

Кроме Сэма, был еще кое-кто, считавший, что ему повезло. А именно — эффектная брюнетка с пышными буферами.

Они одновременно подошли к дому № 234 по 41-й стрит, одновременно поднялись по старой пожарной лестнице — и даже пытались одновременно войти в дверь на 6-м этаже.

— Ты воспитанный, да? — буркнула брюнетка, проткнув Сэма локтем.
А… а ты… а что… — Сэм, если честно, просто хотел ощутить ее тело, и кроме двери, для этого не нашлось подходящего места.

Брюнетка не слушала его, и он шел за ней. Оба они искали что-то — и очень скоро выяснилось, что именно:

— … шесть-три, шесть-четыре… шесть-семь… — считала брюнетка цифры в номерах, шевеля пухлыми губами; — … Шесть-девять! — Она вошла и хлопнула дверью прямо Сэму по носу.

— Эй, принцесса, твою мать! Глаза на жопе раскрой! — возмутился Сэм, подпустив нью-йоркского колориту.
Ты тоже сюда? — скривилась принцесса.

Сомнений не было: оба они пришли по одному объявлению, оба имели виды на дешевую комнату №69 с водой и сортиром, всего за сорок баксов в месяц. И оба не собирались сдаваться:

— Я первая вошла! Я смотрю, ты фрукт! Манеры так и прут. С каких помоек вы сползаетесь в Яблоко? * — хладнокровно гудела брюнетка, не тратя на Сэма лишних нервов.
___________________________
*Большое Яблоко — жаргонное название Нью-Йорка. — прим. авт.

— Ты… ты больная, да? Я по лестнице первый шел! Я

— Какие проблемы, котятки? — вмешалась пожилая хозяйка-негритянка. — Живите вместе. Вам же выгодно будет. Так платили бы по сорок, а вместе я с вас буду брать по двадцать пять с носа.
Что? Дарить тебе лишние десять баксов? С какой это стати? Договорено сорок — значит сорок, по двадцать с каждого!..
Ладно, сорок шесть баксов — и точка. И так будете платить по двадцать три вместо сорока. Насрите мне в рот, если вы найдете что-то похожее по цене. Согласны хоть вместе жить-то?
А что? — брюнетка обернулась на Сэма. — Кровать есть, диван есть. Когда надо будет переодеться, он отвернется или выйдет в тубзик…
Вот еще! С этой… — Cэм запнулся потому, что хотел ввернуть ядреное нью-йоркское словцо, но не смог вспомнить подходящего.

Впрочем, он тут же сообразил, что играет против себя.

Брюнетка развернулась к нему, оценивающе разглядывая его. Она была не первой молодости, с точки зрения Сэма, но потертостью и не пахла: сочная кожа, ни единой морщинки, нахальные глаза-буравчики — и обалденные тугие сиськи, рвавшие край платья.

Строго говоря, брюнетка была «ух!», как сказал себе Сэм, моментально краснея от ее взгляда. Он вдруг понял, что у нее дико смазливая мордаха и пухлые губки, которыми Сэм вдруг проникся, как заводной музычкой, и оттого покраснел еще гуще.

— Ну, Пятачок? Ты розовый, как Пятачок. Ты читал «Винни-Пуха»?
Читал, — соврал Сэм. — Ладно, детка, бизнес есть бизнес. Заметано.
Ну вот и славно, — засуетилась хозяйка. — Аванс двадцать баксов — и живите себе, и хоть это самое…
Как тебя звать, док? — брюнетка подала ему руку. Она была на голову выше его.
Сэмюэл Дэджер, — ответствовал Сэм, стараясь говорить хрипло. Рука была теплой и очень живой.
Привет, Сэмми! А я Джузи. Ты не ширик?
Чего?
Ну, не ширишься? Не колешься ширкой, короче?
Вот еще! — Сэмми густо покраснел, так как всю последнюю неделю мечтал попробовать.
Вот и классно. Ты не думай, я не полиция нравов, просто ширики буйные, а я буйных не люблю… Получила свою зелень — и канай отсюда, кровосос, эксплуататор, буржуазия! — весело оскалилась она на хозяйку.
Будешь обзываться — отключу воду, — отозвалась та.

***

Очень скоро они перестали отворачиваться друг от друга.

Уже на третий или четвертый день Сэм видел Джузи в нижнем белье, фигея от матовой мягкости ее тела, а еще через пару дней Джузи показала ему голую спину, пружинистую, как надувной дельфин из Сэмова детства.
Еще день или два — и Джузи, переодеваясь и увлеченно пересказывая Сэму новости, повернулась к нему голым боком, а затем и сиськами.

Это получилось само собой, непринужденно — но Сэм все равно офигел, когда ему открылся профиль гологрудой Джузи, болтающей про всякую ерундовину. Он кричал и колол ему нутро, этот профиль, сисястый и бесстыдный до визга, и у Сэма, как видно, что-то сделалось с лицом:

— Ты чего? Наверно, еще ни разу голых сисек не видел? Ну, смотри уж, ладно, мне не жалко, — прищурилась она, не обращая внимания на возмущенное сопение Сэма. — Можешь даже потрогать.
Вот еще! — буркнул Сэм и дрожащей рукой потрогал сиську, упругую, как желейный пудинг.
Ээээй, ты что??? прямо в сосок долбанул!… А если тебя такими клещами за это самое, а? Понравится, а? — Джузи хотела ухватить Сэма между ног, но тот отпрыгнул. — Какой прыгучий!

Она делала вид, что все это само собой, между прочим, и светила голыми сиськами еще минут пять, но Сэм видел, как ей приятно бесстыдничать перед ним. Прошло еще сколько-то дней, и Сэм снова офигел: когда он вошел в комнату — его взгляду открылась розовая сердцевинка Джузи, переодевающей колготки. Ее голое нутро зияло меж раздвинутых ног, и это было невозможно, как всемирный потоп, как НЛО, как черт знает что

— Упс! Прости, я не слышала. — Джузи и не думала прикрываться, и только чуть сдвинула коленки. — А что, и пизды никогда не видел? Конечно, не видел, раз сисек не видел… Да не смотри на меня так, а то я потеку! Мне это при тебе совсем не надо… Отвернись, Пятачок!

Но уже через пару дней он никуда не отворачивался, и Джузи переодевала при нем трусы, колготки и все на свете, разгуливала голышом и даже подмывалась, ничуть не стесняясь его. Ее глазки-буравчики сверкали от бесстыдства, а бутончик маслился влагой, как утренняя роза.

Она была великолепна, и ее тело, пружинящее тугими выпуклостями, возбуждало в Сэме, кроме похоти, еще и странное чувство умиления, которое никак не связывалось у него с голой бабой. Оно было похоже на чувство, которое Сэм испытывал, глядя на пушистых котят, пестрых заморских птиц, забавных карапузов и прочие чудеса природы. С голой бабой, знакомой Сэму досконально по журналам, у него связался только лихой азарт самца. И вот, когда он впервые увидел женское тело живьем — это оказалось совсем непохоже на журнальных телок.

Умиление переходило в щемящий восторг, когда Джузи расчесывалась по утрам, мокрая и томная после мытья, и солнце отблескивало на кончиках ее сосков. Сэму хотелось тогда чего-то, чего он и сам не понимал — то ли приласкать Джузи, то ли написать ее портрет, то ли спеть ей песню, — но меньше всего ему хотелось, чтобы насмешливая Джузи узнала о его чувствах, и он грубовато дразнил ее, не перегибая, впрочем, палку.

Вскоре стало просто неприлично убегать от нее в ванную, чтобы переодеть трусы, и Сэму пришлось оголить драгоценный кол, тщательно скрытый под слоем тряпок.

Взгляды Джузи обжигали его кипятком, и тот мгновенно вытянулся, как нос Пиноккио:

— Ого! А ну-ка? — бессовестная Джузи откуда-то взялась с линейкой и измерила длину от основания, заросшего шерстью, до багрового кончика. Сэм лопался от стыда и от бешеного желания проткнуть ее нахуй. — Семь дюймов без четверти. Далеко пойдешь!

Ей явно нравилось дразнить его.

Несмотря на взаимные обнажения, никаких надежд переспать с ней не было, — и это было обидно до слез, если вдуматься. Они спали на разных кроватях: Джузи узурпировала большую двуспальную, а Сэму достался диван. Перед сном Джузи желала Сэму спокойной ночи и удалялась в другой конец комнаты, за невидимую стену. Сэм
мысленно затрахал ее до хрипа, и на члене у него набухли ссадины.

***

Впрочем, они сильно сдружились.

Это произошло незаметно и не сразу. Вначале Сэма допекала насмешливость Джузи, ее голые дразнилки и непринужденная манера показывать в разговоре, что она читала куда больше, чем все вокруг, вместе взятые.
Но потом, когда Джузи вдруг попросила его погулять три часа на улице, он тоскливо слонялся по тротуару — и вдруг понял, чего ему не хватает: рассказать Джузи новости дня и услышать ее веселое «да ты что?» Оказалось, приятели для этой цели уже не годятся. Кто-то сейчас трахает ее, с завистью думал Сэм, какой-то взрослый шикарный мужик, не то что я, салага.

Мало-помалу их общение менялось, и Джузи вела себя с ним иначе, чем с другими — не нахально, а заботливо, как старшая сестра или тетя. Она была старше восемнадцатилетнего Сэма на восемь лет, и Сэм негласно уступил ей лидерство, которым она, правда, вовсе не кичилась. «Сбежал от прибацанной мамаши-квочки и угодил из огня в полымя», с усмешкой думал Сэм, удивляясь, что это вовсе не раздражает его. Джузи помогала ему, он ей, и у них образовался настоящий товарищеский тандем, который, как он раньше думал, бывает только у мужиков.

Любимым их временем были вечера, когда они приходили домой и пересказывали друг другу новости. Джузи ложилась в кровать, нередко голышом, и Сэм, научившись уже видеть в ее голых сиськах-письках такой же костюм, как и все прочие, садился на край ее кровати — и они болтали, обсуждали все на свете и смеялись до слез.

Вскоре Сэм, устававший после трудодня на овощной базе, как ломовая лошадь, повадился падать к ней ничком, и они болтали лежа. День ото дня он придвигался от края кровати все ближе к центру — и вскоре между ними пропала всякая дистанция. Они тискались, шлепались, делали друг другу массажи, которым она научила его, и проделывали всякие другие штуки, о которых Сэм даже и не думал, что они возможны.

К примеру, он щекотал ей тело кончиками пальцев, проводя ими от попы до затылка, а Джузи тихонько скулила, вжавшись в подушку. Сэм, казалось, окончательно перестал лопаться от похоти при виде ее сисек; у него была девочка Марта, которая ему жутко нравилась, и он увлеченно расписывал ее прелести Джузи, почесывая ей розовую кожу вокруг ануса. Джузи дико любила эту ласку и хрюкала свинкой, когда пальцы Сэма скребли ее задницу. Потом Сэм ложился на спину, раздвигал ноги и подставлял свое хозяйство Джузи — а та нежно царапала своими длинными ногтями его промежность и яйца, забираясь в самые сладкие уголочки зудящей кожи.

Сэмов молодец безжизненно свисал, потому что в этой ласке не было ни капли секса — но сам Сэм хрипел и хватал ртом воздух, ибо ничего слаще в своей жизни не ощущал и не мечтал ощутить. Этот массаж открыла ему Джузи; он вытягивал все его нервы стрункой, окунал их кипящий зуд и вымывал из них всю дневную накипь; он восстанавливал тело, очищал его от усталости, и после него дышалось легко, будто и не было восьми часов тяжелой работы.

Иногда Джузи от избытка чувств целовала Сэмова спящего молодца, и тот, встрепенувшись, поднимал головку. Их близость — до последнего предела, без всяких телесных секретов, но и без секса — была странной, и Джузи говорила:

— Ты жутко классный, и я бы трахнула тебя, но… лучше, если первой буду не я. Лучше Марта. Так лучше, Сэмми, и ты сам это знаешь, ведь верно? Не зевай, Сэм, накачай ее как следует, у тебя агрегат редкий… девочка счастлива будет. Вперед!

Сэм так ничего и не знал о ее работе. Верней, он знал, что она три дня в неделю сортирует бумаги в фирме «Элитные Похороны от Брайанса, Брайанса и Поляковски»; но что она делает все остальное время, оставалось тайной. Время от времени у нее заводились денежки, и тогда она кутила со своими кавалерами, пропадая несколько ночей кряду, — но никогда не забывала и Сэма, и непременно закатывала с ним шикарные пирушки, походы в кино и на дискотеки. Деньги кончались у нее так же внезапно, как и появлялись.

Однажды Сэм прямо спросил ее:

— Джузи, ты шлюха?
Ты что? — искренне возмутилась Джузи. — Как ты можешь так?… Да, я трахаюсь с кем хочу, как и все нормальные люди, но никогда ничего не беру за это… или почти ничего. Почти… Теперь время такое, Сэмми: любовь-морковь была в старые добрые времена, а сейчас — секс, секс, секс.
.. Но тебя я люблю больше всех. Потому и не трахаю тебя, понял? Да ты ведь и сам все понимаешь… Мужику от телки нужны сиськи и пизда, а телке от мужика — стабильность и бабки. Но с тобой я не хочу так. Ты еще маленький, во-первых. Еще успеешь протухнуть. Не хочу, чтобы с меня это начиналось… Да, ты прав: в каком-то смысле я шлюха. Да и все мы в каком-то смысле шлюхи. Никакой любви нет, Сэмми, это в старые добрые времена жили душа в душу и умирали в один день, а сейчас — все шлюхи, все, все

***

Вскоре в жизни Сэма назрели большие перемены. Во-первых, у него появился соперник — Джо Волдырь, ухлестывавший за Мартой, как вонючий кобель. Во-вторых, Марта, кажется, «созрела», и Сэм изливался литрами спермы при мыслях о скором трахе, первом в его жизни

Однажды Джо с дружками подкараулили его и стали бить железными прутьями.

Сэм трескался кровавыми трещинами от бессилия и боли, черной, как земля; и тут-то была бы ему крышка, и Гарлем пополнился бы лишним трупом, если бы не раздался крик:

— Руки вверх! Живо!

Он не узнал Джузи, ибо в тот момент вообще потерял способность узнавать голоса; и когда он висел на ней, а она тащила его на 6-й этаж — он только удивлялся, что у нее есть пистолет, хотя удивляться было, по сути, нечему.

Ему повезло: кости были целы, а дырки в теле, зиявшие на месте отсеченных кусков кожи, Джузи перевязала, и потом сидела с ним, бросив работу, развлекала его и меняла бинты. За неделю с лишним все зажило.

Наступил великий день. Джузи было велено не возвращаться до одиннадцати, и Сэм, бледный и тщательно вымытый, сто раз поправлял конфигурацию бокалов на столе.

Когда Джузи вернулась, он сидел, глядя прямо перед собой.

— Что? Поссорились? В чем дело, Сэмми? — сразу забеспокоилась Джузи, едва войдя в комнату.
Она не пришла.

Джузи промолчала. Потом, когда он ложился к себе на диван, раздался ее голос:
Иди сюда.

Сэм лег к ней, думая, что она просит о массаже. Но она залезла ему под трусы и коснулась истерзанного члена — по-особому, не так, как обычно.

— Не надо, — сказал Сэм, поняв ее. — Там уже… ничего не осталось.

Но Джузи все равно раздела его догола — и окутывала его коконом всех ласк и массажей, известных ей, пока Сэм не уснул, уткнувшись ей в халат.

Через пару дней Джузи, как нередко бывало, попросила его перекантоваться до полуночи на улице. Сэм с готовностью согласился, — но на дворе вдруг резко похолодало, и он решил незаметно зайти за пальто.

Оно висело в коридорчике, у самой двери, а Джузи с любовником наверняка уже стонали в третьем оргазме, и им было не до руки, протянутой к вешалке, — так рассудил Сэм, тихонько открывая замок.

Из комнаты действительно донесся стон Джузи, но какой-то не такой (хоть Сэм и знал только по порнофильмам, какими они должны быть). Вслед за стоном раздался ее голос, перепуганный до смерти, а за ним — несколько мужских голосов.

Сэм замер. Он решил бы, что Джузи устроила оргию, если бы не испуг в ее голосе и не нагловатый смешок ее гостей, хорошо знакомый Сэму. Прислушавшись, он разобрал слова:

— … запела, сука?
… твой Фрэдди долгов не платит
… смылся, красавчик
… придется с тебя
… выебем, и…
… жмуры не кончают, хе-хе

Сэм не стал вникать в суть. В тумбочке лежал пистолет Джузи. Тумбочка стояла у входа в комнату. Если резко распахнуть дверь и метнуться к тумбочке

Перед броском у него вдруг все поплыло в глазах, и Сэму пришлось нагнуть голову, чтобы вернуть на место дезертирующую кровь….
Ему снова повезло: опешившие бандиты чуть не подавились слюнями — и, когда они опомнились, пистолет уже плясал в дрожащей руке Сэма:

— Рррруки вверх! Встать! — орал он, как резаный, вышибая криком собственный страх. — Джузи, бери пушки!

Голая Джузи, исполосованная багровыми полосами, как тигрица, обезоружила бандитов. Сэму было мало, и он крикнул:

— Раздевайтесь, уроды! Штаны долой, труселя долой, все долой!
Тебе это даром не пройдет, — сказал один из них, расстегивая ремень.

Разговорчики! Заткни гузно, пока хуй не отстрелил! Давай-давай, шевелись!

Вскоре все тройка насильников дефилировала голышом по улице, а Джузи истерически смеялась, глядя на них в окно.

— Что ты натворил, Пятачок! — хрипела она сквозь смех. — Теперь нам надо срываться с места. Срочно, пока время наше. Собирай манатки — съезжаем.
А… — Сэм похолодел.
Ты что! Конечно, вместе. Даже и не думай. Давай, малыш, в темпе! Сматываем удочки.

Ночь им пришлось перекантоваться в зале ожидания Grand-Central, а наутро они быстро нашли комнату в Куинсе* — правда, не за сорок шесть, а за семьдесят баксов, но выхода не было.
_______________________
*Grand-Central — ж/д вокзал, Куинс — район Нью-Йорка, отдаленный от Гарлема. — прим. авт.

***

С утра они разбежались на работу, а вечером Сэм, едва не уехавший по привычке в Гарлем, прибыл в «новую дыру», как ее назвала Джузи, вошел в комнату — и его обвили горячие руки

— Только не надо комментариев, ладно? — попросила Джузи, втираясь в него голыми сиськами. — Если честно, мне уже сто лет как жутко хочется сделать это. И я сделаю это. Мы сделаем это. Потому что я тебе благодарна… я тебе так благодарна, как… как… — бормотала она, раздевая его.

Вскоре член Сэма, вставший, как по команде, был у нее во рту, и Сэм впервые корчился от невиданного блаженства, пустившего корни ему в пах, в самую его сердцевину

— Нет, нет, мой славный, это только начало. Это упаковка торта, и еще даже не обертка, а ленточка. Вот сейчас будет обертка… вот она какая… нравится? — пела ему Джузи, накрашенная, зверски красивая, вжимаясь в Сэма и выцеловывая ему рот горячими губами, мягкими и нежными, как пончики с малиной.

Ее язычок щекотал озорным кончиком дрожащий Сэмов язычище, сведенный судорогой ласки, руки обвивали его тело и трогали в тысяче мест сразу, горячий живот и сиськи терлись об него, приминая член к телу… Сэм не помнил, как он очутился на кровати, как Джузи оказалась под ним, и сам момент Входа Внутрь, о котором он столько мечтал, не отложился в его памяти. Он опомнился только, когда в его яйцах натянулась привычная резина сладкой боли, но так зверски, как еще никогда. Он уже вовсю жарил Джузи, истомно целующую его прямо в горло, выгнутую перед ним голым, раскоряченным розовым изобилием — его изобилием, в котором он купался, обжирался им в усмерть — наконец-то, наконец-то… Его жадность была так огромна, что он не успел насладиться ни сиськами Джузи, ни ее задницей, ни пиздой, которую мечтал обмусолить, как фантик; его пах сжался в судорожный ком — и лопнул, впервые изливаясь не в воздух, а в живую плоть. Впервые его хуй обтекала податливая, нежная влага Джузи, слепленная с ним в единый живой слепок, впервые во время кончи его обнимали живые руки и мучили живые губы — и Сэм провалился по уши в теплую Джузи, влипнул в нее языком, яйцами и всем телом… Он лился в нее целую вечность, заливал ее литрами семени, — а она вжимала его попу в себя, чтобы ему было глубже и приятней, и потом щекотала язычком его верхнюю губу и дышала ему в ухо, и потрясенный Сэм хрипел на ее груди

— Ну вот. И двух минут не продержался. А говорил, я тебя не возбуждаю, — хихикала она, сжимая ему влагалищем сдутый отросток (Сэм и не подозревал, что они так умею)
Эгхееээыы… — отзывался он, сам не понимая, что хочет сказать.
Ыгыыыы! — дразнилась она. — Гам, и сразу весь торт заглотил. Как пилюлю.
Я… ты… заберемен… — встрепенулся вдруг Сэм.
Вспомнил! Я со спиралькой, не парься… Ну, Сэмми, поросенок мой, хороший, с первеньким тебя! Ужасно рада, просто жуть как!… Мой масенький, мой мальчишечка, — вдруг заласкалась она к нему, по-матерински прижимая его к себе, и Сэм чуть не разревелся.

Блаженство промчалось сквозь него кометой, оглушило его, и сейчас он таял в его остатках, как сахарный заяц.

— … Ладно. Это только закусочка. Впереди у нас еще целый пикник, если ты не понял, — подмигнула она, ловко выбравшись из-под него. — Ну-ка, Сэмми, труженик мой, ну-ка на спинку.
.. Я все сделаю как надо, не бойся. Расслабься и кайфуй по-полной, сегодня твой вечер, — говорила она, пристраиваясь к его хую. Сэм похолодел от предчувствия того, что сейчас будет. — Хотя нет. Пожалуй, так тебе будет интересней, — она снова подмигнула и залезла верхом ему на грудь, растопырив пизду прямо у него под носом.

Пизда была розовой, блестела от любви, как намыленная, и из нее вытекала его, Сэмова сперма. — Ну-с, приступим!

Сэм заурчал: за его хуй и яйца взялись нежные пальцы, окутали их паутинкой мурашек — и головка вдруг обволоклась влагой, невыносимо сладкой зудящей влагой, уже знакомой Сэму

Джузи лизала, обсасывала, глотала его хуй, щекоча пальцем окрестности ануса, а Сэм выл и захлебывался, глядя на ее пизду, распахнутую прямо перед ним. Руки его сами потянулись к выпяченным бедрам, сами притянули их к лицу

— Фмелей, Фэмми, фмелей! Она фдет тефя, — раздалось из-за бедер, и Сэм, замирая от волнения, ткнулся губами в соленое, липкое и лизнул скользкие лепесточки. Из-за бедер донесся поощрительный стон — и Сэм притянул их к себе, обняв крест-накрест, как Марту во время поцелуя, и позабыл обо всем на свете.

Он выпячивал хуй вперед, протыкая горло Джузи, влипал ртом в соленую щель, пролизывал ее до боли в языке и тыкался носом в колечко ануса, удивляясь, что пахнет не дерьмом, а острым, дьявольски вкусным запахом секса. Руки его сами собой, отдельно от головы, нащупали Джузины сиськи, и та благодарно взвыла, напялившись на него еще плотнее, до оскомины во рту.

Вскоре сам собой нашелся единый ритм, и Сэм впервые растворился в блаженстве парного танца — когда двое ебут друг друга легко и слаженно, как на одном дыхании. Они синхронно двигались и лизались, будто под неслышимую музыку, и каждый чувствовал, какое блаженство дарит партнеру. Наконец, когда Сэм уже был готов лопнуть бешеным фонтаном, покрасневшая Джузи вдруг сползла с него:

— Уффф!… Ну и ну!… Говорю тебе честно: так зверски от «валета» мне ни с кем не было… А еще говорят, что неопытные не умеют лизать. Но я хочу, чтобы ты кончил в меня… — говорила она, задыхаясь. — Мне, видишь ли, нравится это… Ты не против?… А ну иди сюда. Иди-иди! — она оседлала Сэма и стала щекотать себя головкой его хуя, глядя особым, блестящим взглядом прямо Сэму в глаза. Она еще никогда так не смотрела на него

— Ага, запел, запел, дружочек? Еще и не то будет… Ну, держись! — она наделась на него и сладко сжала влагалище, сразу сделавшись тугой и вкусной до визга.

Сэм захрипел, думая со сладким ужасом, что сейчас будет с ним, — а Джузи скользила по нему вниз и вверх, подминая влажным лоном озверевший хуй, теребила рукой, заведенной за спину, его яйца, и смотрела на него все тем же особым взглядом, приговаривая:

— Вот так мы сделаем мальчиньке… Выжмем из мальчиньки все соки, и мальчинька сейчас лопнет… вот таааак

Сэм и в самом деле лопнул от ее траха и ее слов; и когда его пах стал набухать, отдавая сладостью и ужасом в мозг — Джузи вдруг нагнулась к Сэму, утопив его в сиськах, и вцеловалась ему в рот, проникнув туда одновременно с первым горьким толчком спермы… Она трахала его с двух сторон — языком и пиздой, подминавшей тающую головку, и Сэм подыхал от насыщения, от радуг в теле и от ласки, затопившей его по уши

Ночью он проснулся и, ощутив рядом теплое тело,…
робко нащупал сиську. Джузи вытянулась и поощрительно подставилась ему, то ли проснувшись, то ли нет.

Приободренный Сэм, замирая от мурашек, взял в рот сосок, теплый, соленый, упругий, как желейная конфета… Они снились ему чаще, чем голая Марта — великолепные сиськи Джузи, знакомые до последней невидимой пушинки, недоступные, рогатые, похотливые и пышные, как мечта. Наконец-то он слюнявил и тискал их, распаляясь с каждой секундой, а Джузи покорно терпела — и даже делала вид, что ей приятно

— По-моему, ты уже готов к десерту, — сказала она, когда Сэм готов был проглотить ее, как удав. — Только в меня чур не лезть, ладно? А то я потом не засну. Давай вот так… — она уложила Сэма на спину, нависла над ним — и взяла в рот его хуй, немедленно лопнувший радужным пузырем

— Ты что, проглотила?… — восхищенно хрипел Сэм. В его представлении это было высшим подвигом сексуальной жертвенности.
Ну да, а что? Вкусненько… отличный джем к десерту… — смеялась Джузи в темноте. Чмокнув Сэма в опустошенный агрегат, она приползла к нему и обняла за шею: — Ну что, хороша пирушка, Сэмми, мой Пятачок, мой спаситель? Потом я тебя научу всяким штукам, а сейчас — твой вечер, только твой

«Потом!… Она сказала «потом»! Значит, будет «потом»!…» — Сэм, успевший настроиться на то, что это было в первый и последний раз, просиял так, что осветил темноту, и благодарно прилип к Джузи, уткнувшись ей в волосы. Она ласкала ему все самые любимые, самые чувствительные места на теле — и подмышки, и промежность с яйцами, и локтевые сгибы, и в анусе, и вокруг пупка, — пока Сэм не вытянулся и не засопел, крепко вжавшись в нее.

***

Утром Джузи сказала ему:

— Сэмми, давай поговорим серьезно. Мне ужасно приятно… это… короче говоря: мне в дикий кайф трахаться с тобой. С того самого момента, как я тебя увидела, я мечтала, если честно… терпела, не хотела развращать тебя — ну да ладно, дело не в этом… И, конечно, мы теперь будем делать это столько, сколько ты захочешь… и сколько я смогу. Но. У меня будут другие мужчины. Их будет много. Сэмми, маленький мой, я вот к чему: если ты вдруг думаешь про… про всякую там любовь и прочее, — что мы будем парой и все такое… Я ведь знаю, как оно у вас бывает, самой когда-то было семнадцать… Не надо, хорошо? Ты мой лучший друг, и… я этого еще никому не говорила, ясно? Никому и никогда. Когда я о ком-нибудь думаю, ты — первым номером. Но трахаться я буду, с кем захочу. Да мы с тобой и не пара, Сэмми. Тебе семнадцать, я — двадцатипятилетняя коровень… Я для тебя — тетка. Любовь-морковь была в старые добрые времена, Сэмми, а сейчас… И еще. Никогда не проси меня о групповушке, ясно? Я не хочу тебя ни с кем делить. Ты у меня отдельно от всех. Заметано?

Сэм и сам понимал, что так будет. Поэтому он почти не огорчился, обнял Джузи и пообещал ей все, о чем она просила. Джузи просияла, обцеловала ему все тело — от макушки до яиц, — и они расстались, чрезвычайно довольные друг другом, хоть Сэм по дороге на работу и думал о том, чьи хуи теперь потолкутся в пизде, которую он вылизал до самого нутра. О том, есть ли у него право трахать других девочек, он даже не подумал.

С тех пор они еблись почти каждый день — исключая дни, когда Джузи была «занята» (таких дней набиралось по два-три в неделю) или когда она уставала от секса с другими:

— Я ж не хочу трахать тебя дохлой тряпкой, — говорила она. — Я хочу быть живым человеком и все чувствовать так, как надо

Впрочем, она никогда не отказывала Сэму в минете (а Сэм почти перестал стесняться просить ее об этом). Отсасывала она виртуозно, забираясь пальчиком Сэму в задницу и массируя ему простату. После таких оргазмов у Сэма шумело в ушах, и в течение пяти минут он не мог делать ничего — только таращить глаза на Джузи, голую и насмешливую (она всегда раздевалась догола, когда отсасывала ему).

Она научила Сэма доводить ее до оргазма и уверяла, что у него получается ну просто офигенно; научила трахать ее в попку, научила ласкам и играм, и для Сэма наступили райские времена. Он купался в сексе, как в варенье, резко возмужал, «заматерел», как говорила Джузи, и чувствовал, что ему живется легко, как в раю.

Каждые две недели они съезжали с квартиры на квартиру, путая следы. Джузи мечтала поднакопить бабок и слинять с Сэмом во Флориду

Прошел год. Однажды Джузи пришла домой странная: молчаливая и закрытая, как ночная витрина.

Утром она сообщила Сэму:

— У меня будет ребенок. Твой ребенок! И что мне делать, Сэмми?..

Сэм почувствовал, как комната поплыла влево.

Взяв себя в руки, он сказал:

— Но ведь это, наверно… очень хорошо?
Да? Хорошо? А кому я теперь буду нужна пузатая? А? — вдруг разревелась Джузи. — И как я прокормлю его?
Ну… — Сэм не знал, что сказать, и спросил: — А это точно мой ребенок?
А чей же еще? Кроме тебя, я трахаюсь с двумя, и оба ебут меня только в презиках, боятся заразы, понимаешь… Вживую я только с тобой, уже полгода как… Хренова спираль, хренов доктор, папу его в рот…
Ну… а… Мы будем воспитывать его, Джузи! Это же здорово, а? — говорил Сэм, начиная думать, что это в самом деле так.
Воспитывать? С тобой? Ну какая мы с тобой пара, Сэмми, дурачок? У тебя же усы не растут еще… и зарабатываешь в месяц, как я в день… Все дело в том, что я никогда не смогу убить. Понимаешь? Это все. Бог покарает меня. Меня и так есть за что. Это все, Сэмми… — ревела она, впервые на его памяти, а Сэм гладил ее, стараясь не обижаться.

***

Спустя месяца три с лишним она говорила ему:
Представляешь, сегодня ровно месяц, как меня никто не трахает, кроме тебя. И у меня такое странное чувство… Мне кажется, что мне будет дико противно, если меня выебет кто-то другой. Забавно, правда? — смеялась она, и Сэм смеялся с ней, соглашаясь, что это очень забавно.

Она стала совершенно ненасытной, каждый день просила Сэма лизать ей пизду и лопалась от бесконечных оргазмов, затяжных и неизбывных, как смерть. Она говорила:
По-моему, он помогает мне — что-то там щекочет внутри… Или она? Как ты думаешь?

Оказалось — все-таки он. Джузи настояла, чтобы он был Питером — в честь какого-то ее легендарного дедушки-капитана, о котором она прожужжала Сэму уши с первых дней их знакомства.

За пару месяцев до рождения Питера Джузи сделалась мнительной и крикливой:
Не трогай меня! Вдруг ему опасно? — и Сэм не трогал.

Он окончил курсы и устроился «задней ногой осла» в офис. С появлением Питера к его круговерти примешалась лошадиная доза визга, пеленок и синяков под глазами. О том, что может быть иначе, ему просто некогда было думать, как и о том, что он стал самым настоящим отцом самой взаправдашней семьи. Мотаться с квартиры на квартиру с Питером было адски неудобно, бандиты отошли в прошлое, и Сэм с Джузи осели на северо-западе Квинса, невдалеке от Сэмова офиса, постепенно забыв о голых жопах на 41-й стрит.

Как-то раз Сэм пришел с работы.

Питер спал в коляске, Джузи нигде не было видно… Почему-то Сэму стало жутко, хоть она могла выйти куда угодно, — и, когда из коридора донесся вопль соседки Лайзы — «Сэммииии!…», приближаясь, как гудок метро, — Сэм не удивился, и только сжался внутри, поняв, как все плохо.

— Сэмми! — Лайза ворвалась в комнату, трясясь от ужаса. — Там… там… я… я одна не могу

Сэмми побежал за ней в подвал.

Он не мог даже помыслить, насколько все плохо: у толстых грязных труб качалось тело, подвешенное к потолку за железные крюки. Они были заживо продеты сквозь ее груди; острое железо зияло из продранного мяса, и два красных зигзага стекали вниз, по ребрам и по ногам, капая на пол.

Голая, выскобленная налысо Джузи качалась, закатив глаза и разевая рот, как рыба. На животе у нее было намалевано ее же кровью — «пакарми сваего ублюдка сука». Из пизды конским хвостом торчала грива ее сбритых волос, сунутая туда …

до половины.

Сэма затопил синюшный холод, кислый, как блевотина.

Он не знал, что помогло ему не скопытиться, сберечь власть над своим телом — и вместе с Лайзой снять Джузи с крюков, стараясь не надорвать алые лохмотья ее грудей.

Скорая приехала через семь минут, и, когда Джузи погрузили в карету, Сэм позволил себе роскошь отключиться, свалившись в лужу натекшей крови.

***

Им снова повезло: еще немного — и дело кончилось бы, по словам врачей, гангреной и столбняком. Температура держалась сутки и спала ко второму утру. Обошлось без ампутации, и Джузи отделалась жуткими дырами в грудях, зиявшими, как вдавленные, разжеванные соски свиноматки. Месяц спустя они заросли, набухнув синими рубцами. О грудном кормлении, ясное дело, пришлось забыть, и Питеру пришлось перейти на смеси.

Лысая, искалеченная Джузи тонула в черной депрессии. Все свою пытку она пережила в сознании, не отключаясь до самого наркоза. Сэм старался веселить ее, как мог, но Джузи почти все время плакала:

— И что, теперь ты будешь меня такую любить? Лысую, с дырявыми сиськами? Это самое ценное, что во вне было — волосы и сиськи!… — причитала она. Сэм утешал ее, отметив про себя долгожданное «ты» (вместо обычного «они»). Очень скоро ему пришла в голову странная идея:

— Джузи, — заявился он к ней однажды с цветами, — Джузи! А знаешь что? Выходи за меня замуж. Я тебе предлагаю… это… ну, как говорится

Джузи смотрела на него, как на пришельца, — а потом истерически хохотала. Сэм присоединился к ней, радуясь тому, что глаза ее высохли, как по волшебству:

— Вот уж никогда не думала… — говорила она, насмеявшись. — Хотя нет, вру: думала. В детстве думала, когда девкой была, и… и недавно. Ну ты и даешь, Сэмми!..

Несмотря на ее смех и на жуткую финансовую жопу, в которой они очутились, эта идея явно пришлась ей по вкусу, и с тех пор она больше не ревела.

… На свадьбе были родители Сэма, простившие блудного сына ради такого дела.

Джузи, измученная, бледная, с короткими волосами, но чертовски эффектная в белом платье, была торжественно одобрена ими, и старая мамаша Дэджер перебралась в Куинс — опекать Питера.

Наступило нечто вроде семейной идиллии, о которой Сэм никогда не думал и не мечтал.

Она длилась месяц или два, уступив место будням, мелькающим бесконечной вереницей — из ниоткуда в никуда. Время мерялось Питером: сегодня он заговорил, завтра, казалось, пошел в садик, послезавтра — в школу… Джузи окончила те же курсы, что и Сэм, и вскоре работала в том же офисе. Их фирма пробилась наверх, и офис переехал в Twin Towers, в один из двух новеньких, недавно отстроенных небоскребов.

Каждое утро мистер и миссис Дэджер поднимались на 76-й этаж, и каждое утро Джузи картинно ойкала, подходя к окну, которое начиналось с самого пола. Работать вместе оказалось чертовски приятно, а с некоторых пор даже и азартно: Джузи поспорила с Сэмом, что обгонит его в карьере за полгода. Проигравший должен был раздеться догола в Центральном парке:

— Слушай, — говорил ей Сэм, стягивая трусы под острыми взглядами прохожих, — а ведь мы, кажется, за всю жизнь умудрились ни разу не поссориться? Так или нет?
Вроде… вроде так, — неуверенно сказала Джузи, отнимая камеру от лица. — А ты мне баки не забивай! Позируй как следует!

***

11 сентября 2001 года они были на своей работе в Twin Towers.

Никто не знает, как они погибли: упали с 76-го этажа, прожарились заживо или распылились взрывом на клетки и пар.

Питеру было 18 лет. Мэрия взяла его под свою опеку, как и всех родственников погибших и пропавших, и он не испытывал нужды.

Его частенько навещали соседи Сэма и Джузи, бывшие и нынешние, приносили ему всякие разности — а потом собирались с бабушками-дедушками, вспоминая покойников:

— Эх, — вздыхали дамы. — Всю жизнь душа в душу… Теперь таких не делают. Такая любовь была только тогда, в старые добрые времена. А сейчас? Кругом одни шлюхи… Секс, секс, секс, и больше ничего.

Автор: Человекус (http://sexytales.org)

[/responsivevoice]

Category: Романтика