Мой Крым Часть 3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Мой Крым. Часть 3

Она все развязала, а позже, так же сидя на корточках (встать в полный рост в палатке было нельзя) , вдруг, резвым движением, повернула верх собственного купальника на 180 градусов, так, что застежка оказалась впереди. Я тогда в первый раз увидел таковой метод снимания бюстгальтера. Она моментально его сняла, позже, так же стремительно сняла и трусики, все это повесила на продольную центральную веревку палатки, и (здесь же!) юркнула в спальный мешок.

Я стоял на коленях столбом. Она ехидно спросила: «Ты в влажных плавках спать собираешься?». Тогда я тоже снял плавки (член уже стоял, как александрийский маяк!) , повесил их на ту же веревочку, и тоже залез в спальный мешок. Мы вдвоем там отлично поместились.

Она была горячая-горячая: подогретая солнцем и выдубленная ветром. Пахло от нее тоже морем и солнцем: ничем не передаваемый запах свежести и некий свободы.

Я стал целовать ее. Ни в губки, ни взасос, а медлительно и лаского — в ушки, шею, щечки, носик: Она тоже тыкалась в меня, как щенок.

Позже, она стремительно (у нее все выходило — стремительно!) расстегнула наполовину молнию спального мешка, сползла вниз, и взяла член в рот. Стала двигать головой, и я — поплыл. Было приметно, что минет этот для нее — далековато не 1-ый.

Когда я уже не сумел больше сдерживаться, я взял ее одной рукою за подбородок, а другой за затылок, и стал насаживать на себя ее голову. Кончил я ей в рот.

Она вылезла ввысь, и выплюнула всю сперму. Но выплюнула не потому что плюются, либо харкают, а просто вытеснила ее изо рта языком. Спермы накопилось много, и она стекла ей не только лишь на подбородок, да и на шейку ниже. Я ревниво спросил: «Почему!?» , а она ответила: «Невкусно!». Больше я ей в рот не кончал. Кончал куда угодно, как Бог на душу положит: на ухо, на шейку, на грудь:

Когда я незначительно отдышался и пришел в себя, то решил, что нужно отдавать долги, и, тоже, по шее, грудке, животу, спустился к ее щелке. Она этого не ждала: даже дернулась, поначалу, когда я впервой прикоснулся языком. Но: Позже — вошла во вкус.

Звучные звуки в палатке не приветствовались, понятно, — звукоизоляции-то — никакой. Потому ей пришлось закусить ладонь зубами, чтоб не выдать противнику сущность наших развлечений.

Она оказалась очень страстной: извивалась, выгибалась, разводила ноги — далее некуда, и кончала очень стремительно. Чуть не резвее меня.

Когда кончала -сначала резко выгибалась, а позже воспринимала позу зародыша, от чего, выпихивала (достаточно бесцеремонно) мою голову наружу, после этого, лежала в прострации, минутки две и лезла миловаться.

Несколько позднее, когда дядька был в лагере, а нам — не терпелось, мы брали мой спальник и уходили на верхушку горы Алчак, в ту пещерку, в какой мы ночевали впервой: там не было ни души, и там мы предавались разврату. Она совсем меня не смущалась, резвилась передо мной, в чем мама родила, и я ее отлично разглядел. Низкого роста, она имела фигуру Олимпийской чемпионки по плаванию: широкие, практически мужские плечи, большая грудная клеточка, узенький, достаточно, таз, и прочные, длинноватые, как будто изготовленные из темного самшита ноги. Животик был так впавшим, что трусики купальника, вися на косточках таза, оставляли с животиком очень осязаемую щель, в сантиметр, приблизительно. Ранее, пока у нас не было таких близких отношений, я нередко пробовал заглянуть в это место. Неудачно, вобщем: там было совсем мрачно.

Грудь у нее была, чего-нибудть, меж первым и вторым размером, быстрее — поближе к первому. Полушария груди были, фактически, круглыми: они нисколечко не провисали — так крепкими были у нее грудные мускулы. Достаточно большие нимбы сосков имели бежевый цвет, немного в детскую, такую, розовизну, а сами соски, выпирая несильно над нимбами, практически не увеличивались при возбуждении, даже если их было — потрогать. Внешние половые губы, тоже имели немного розовый колер, хотя были и несколько темнее окружающей кожи.

Удивительно, что у нее не было ОЧЕНЬ очевидной полосы загара: вот — над купальником, а вот — под ним. Линия эта была некий смазанной, нечеткой. Видимо, из-за неизменного плавания и вылезания на гору, купальник ее всегда немного передвигался по телу, от чего и создавался таковой эффект.

В первую нашу ночь мы, наверняка, совершенно, не засыпали: не могли насладиться друг другом.

Любопытно, что настоящий акт, с проникновением, был ею запрещен категорически: она твердо собиралась подарить свою девственность супругу. При всем этом ей этого проникания, очевидно, очень хотелось: она к примеру, садилась на меня сверху, вставляла, что нужно и куда нужно — только неглубоко — и терлась и прыгала сверху, получая несравнимое наслаждение. Если же я, если позволял для себя (хоть немножко!) сильнее надавить, усилить давление — немедля бывал выгнат чуток ли ни пинками, и какое-то время она лежала, надувшись, обиженная.

Жалко, мы тогда ничего не знали про анал! А то бы — обязательно попробовали. Но, за неведением, занимались мы только оральным сексом.

После пограничников мы отрубились: Дядька из собственной палатки к ним тоже не вышел, так что я решил, что женщина осталась у него.

Здесь, впервой, я увидел у собственной Ассоль странноватое свойство: никакие служивые люди — от пограничников, до кондукторов в автобусах — ее нАпрочь не лицезрели. Другими словами, смотрели на нее, как на пустое место. У всех инспектировали документы, либо билеты, там. У нее — никогда! Вот и здесь — я протягиваю свою метрику сержанту, а она — уже сладко посапывает.

И еще: Я никогда не лицезрел ее обутой! Она всегда была — с босыми ногами. И это ей очень подходило, нужно сказать:

Разбудил нас с утра дядька: поначалу пихнул меня ногой снаружи в ступню, как делал всегда, а позже залез в палатку, когда додумался, что ступней там, никак, не две. Посмотрев на нас (мы лежали, прижавшись, вдвоем в спальнике) , позже, на развешанные, на веревочке плавки-купальники. Произнес: «Понятно» , а после: «Хотя это — совсем не мое собачье дело!». Позже еще произнес: «Поднимайтесь, любовнички: мы все проспали!»

Но, встать, естественно, мы сходу не смогли: утренняя эрекция, там и все такое. . , а когда выползли все-же из палатки, завтрак был — готов. Дядька колдовал над котелком с пшеничной кашей (с притягивающим заглавием «Артек» , почему-либо) , его подружки нигде не наблюдалось; и еще было — какао.

Вот, за какао, дядька и произнес моейАссоль: «Слушай, дева! Ты можешь оставаться с нами, сколько твоей душеньке угодно, хоть пока не поссоришься с этим переростком. Но. Мне бы, к примеру, не понравилось, если завтра-послезавтра, сюда явится орда твоих родственничков, да к тому же с ментами, в придачу. И будут нас — вязать. Не мой это стиль, понимаешь?»

Ассоль только хмуро произнесла: «Не явятся, не волнуйтесь:» На чем тема и была, фактически, исчерпана.

Вобщем, явились. Правда, совершенно не те, на которых дядька указывал. Но, — другие. И еще более брутальные: стайка местных парнишек, человек 7-8. От 18-ти до 12-ти лет, по-моему. Самый старший считал себя парнем моей Ассоль. Мне так кажется.

: Вот, только она так — не считала.

Дело было в обед. Ассоль, как раз промыла и натирала большой солью свежайшие огурцы. Парнишки встали на другом берегу высохшего ручья (метрах в 30-ти) и принялись нас задирать. Орали, там, что-то досадное, кидались кизяками. Злость их равномерно увеличивалась. Дядька, в конце концов, не выдержал, и уже взял в руку туристский топорик, а мне пальцем показал на острогу нашей нимфы. Я, потихонечку, неприметно, стал передвигаться в сторону этой остроги.

Ассоль увидела эти наши перемещения, произнесла: «Не нужно ничего. Я — сама» , спрыгнула в русло, как была — босоногая и в купальнике, пошла к этим парням.

Что, уж она им гласила, я не знаю — мы не слышали: далековато было, только злость их все уменьшалась и уменьшалась, а когда, она, самому отвратительному из их, самому прыгучему и кидающемусякакашками, среднего, примерно возраста, изловчилась и заехала ногой в промежность, от чего он согнулся и начал кататься по земле: Весь инцидент был замят, для ясности: мужчины ретировались, утаскивая собственного раненного подельника.

Дядька произнес: «Но!» , и Ассольокончательно влилась в нашу компанию.

Денек на третий-четвертый, я в конце концов отважился с ней побеседовать, о чем мне было -боязно, но нужно. Лежа, как-то днем, под спальником (мы его закончили застегивать, так было — удобнее) , после всех утренних утех, я произнес ей, что ТАМ ей, не мешало бы — постричь, так как мне — неловко. Дело в том, что растительность у нее на лобке, в общем-то, очень даже аккуратная и не разросшаяся (темно-русого цвета, как я и подразумевал) была очень испорчена неизменными купаниям и трением о трусики купальника. Выходили какие-то лохмы, торчащие в непредсказуемые стороны.

Я произнес, что мне всегда что-то лезет в нос, и заместо того, чтоб ублажать ее, я обязан держать и приглаживать эти лохмы. Она произнесла: «Ну, и в чем дело? Стриги!» — и отбросила спальник. Я взял ножницы и постриг все очень заботливо. Она попросила зеркальце, за которым мне пришлось бегать в дядькину палатку (я же еще — не брился) , она в него посмотрелась под различными углами, ипоцеловала меня в губки: понравилось.

Здесь, обняв ее, и легонько проведя пальцем по ее таковой еще увлажненной щелке, я серьезно спросил, смотря ей в глаза: «Его выпьет Грей, когда будет в Раю?» И она так же серьезно ответила, тоже смотря мне в глаза: «Да!».

Создатель рассказа: * Неведомый создатель

[/responsivevoice]

Category: Классический секс