Чай из утренней росы Часть 21
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Я сидел один в тёмном салоне машины, и глаза упирались в лобовое стекло, за которым виднелся тупик лесной просеки, где тянулись блестящие рельсы, освещённые придорожными фонарями, и в голове вдруг яркой вспышкой молнии промелькнула ужасная картина: я стою на шпалах и ору благим матом:
     — А-а-а-а-а-а-а!!!
     Я быстро зажёг свет и проскользил взглядом до панели приборного щитка, где лежали документы, бумаги, справки и фотографии.
     Непослушная рука потянулась туда, и пальцы как палочки настройщика рояля суматошно запрыгали, я с горем пополам схватил фотографии отца и мамы, попытался посмотреть на милые и далёкие мне лица, но сильный психоз и сумасшедшая тряска всего тела не давали держать фото и заставили вернуть их обратно на приборный щиток.
     Я сильно выдохнул и решительно взялся за ключ зажиганья, хотел повернуть, но рука бешено рванулась вправо-влево, а ноги до того невпопад запрыгали по педалям, что я просто-напросто испугался и снова откинулся на спинку сиденья.
     Передняя дверь неожиданно открылась, и в салон заглянула Наталья, прижимая к себе большой бумажный пакет.
     — Это… ты? . . — прошептали мои губы.
     — Я, кто же ещё, — тихо ответила она и осторожно опустилась на соседнее сиденье.
     — Мне почудилось, что прошла целая вечность…
     — Неправда, я очень быстро вернулась, магазин здесь рядом на дороге.
     — Купила? . .
     — Купила, а ты пробовал?
     Я тупо уставился на ключ зажиганья и протянул вперёд руки, их било мелкой дрожью.
     — Пробовал, только сейчас… Видишь? . . Всё тоже…
     — Ещё бы, — вздохнула Наталья и бережно, будто ребёнку, опустила мои руки и даже погладила их. — Это настоящий стресс, Костик, можно просто умом рехнуться от этого САПСАНА, который летит на тебя: ой, обалдеть: ты больше так не делай, это очень опасно:
     Я грустно хмыкнул, оценив её горький юмор по поводу «опасно».
     — Поцелуй меня, спаситель мой… — попросил я.
     Наталья приблизилась и нежно поцеловала в щёку, потом второй, а потом и третий раз.
     И вдруг где-то впереди, совсем недалеко от машины с невероятным железным грохотом промчалась по путям свистящая электричка.
     Я дёрнулся и шарахнулся к Наталье.
     — Тихо-тихо, — успокоила она, обняв мою голову. — Крепись, Костик, крепись, тебе просто нельзя видеть эти гадкие рельсы, эти противные поезда, и мы больше ни секунды не должны здесь оставаться, мы же не станем ночевать в лесу, Костик?
     — Не станем… я сейчас соберусь, заведу машину, и поедем… мы с тобой спокойно поедем… мне только обязательно надо выпить граммов сто…
     — Давай, — с готовностью сказала Наталья и полезла в бумажный пакет, вынимая бутылку водки и апельсин. — Я всё принесла, держи, — и сунула мне в руку пластмассовый стакан. — А сто граммов ни много будет? — с опаской спросила она.
     — В самый раз, чтобы убить нервы и прекратилась дрожь… ты не веришь? . .
     — Верю, милый, верю. Главное, чтобы помогло, — она мгновенно очистила апельсин, разломив сочные дольки, и открыла бутылку водки. — Наливать?
     — Да…
     — Вот, готово, пей.
     Моя рука предательски тряслась, и Наталья быстро помогла, направив стакан к моим губам.
     Я разом выпил, закинул в рот три дольки апельсина и стал усиленно жевать, а потом проглотил.
     — Двухминутная готовность… — облегчённо сказал я.
     — Конечно-конечно. Ну как, лучше?
     — Лучше… — я кивнул на приборный щиток и попросил. — Положи мне в карман документы и фото…
     Она аккуратно собрала архив, завернула в целлофановый пакет и положила в карман моей куртки.
     — Вот что, спаситель мой… — сказал я, — пока идёт время, пожалуйста, набери мой домашний телефон… если кто ответит, значит, они освободились и живы, чёрт бы их побрал…
     — Хорошо-хорошо, я сделаю всё, как ты просишь, только соберись и заведи машину, — она вынула мобильник, набрала номер и стала ждать гудка.
     Я повернулся и с надеждой посмотрел на неё, она быстро поднесла телефон к моему уху, и раздался пьяный голос Юрия Семёныча:
     — Алле! Алле! Кто там звенит ко мне?! Кто звенит, я спрашую?!
     Я махнул рукой, и Наталья резко дала отбой.
     — ОН подошёл… — объяснил я и щёлкнул себя по горлу, — уже празднует, значит, каким-то образом достал нож… А ну-ка, плесни ещё тридцать граммов… плесни-плесни, не бойся…
     — Может хватит? Может когда приедем?
     — Не ссорься, я чувствую силы. Мы же в Центр не поедем, где на каждом шагу светофоры и милиция, мы глухими закоулками доберёмся до окружной, а там — на Калужское направленье, и полный порядок.
     — Ой, Костик, как будто на окружной нет милиции, да?
     — Там реже, и вообще они смотрят на грузовой транспорт, плесни-плесни.
     Она вздохнула и медленно, чтобы не перелить ни грамма, накапала в стакан водки. Я теперь послушными руками, совершенно самостоятельно выпил ещё пятьдесят граммов и закусил оставшимся апельсином. И вся моя нервная система до мельчайших окончаний наконец-то ощутила бодрящий кураж, постепенно приходящий на смену страшному холодному стрессу.
     Рука уверенно потянулась вперёд, быстро повернула ключ зажиганья, нога точно попала на сцепленье, руль плавно поддался вправо, и машина двинулась к шоссе.
     — С Богом, — прошептала Наталья.
     Я промолчал и был уже мысленно далеко в пути…
     Мы лежали с Натальей на широкой дачной пастели, и два тусклых торшера освещали наши бледные обнажённые тела, летавшие где-то в заоблачной выси сказочно-блаженного сладострастия.
     Сквозь прозрачные тюлевые шторы с величайшей завистью глазела в комнату притихшая ночь — такую прекрасную и долгую любовь она вряд ли наблюдала в каких-нибудь других людских окнах.
     «Сплетенье рук, сплетенье ног и тел сплетенье» красиво виднелось в настенных зеркалах, которые от пола до потолка окружали всю комнату. Такова была прихоть моей бывшей девушки Ольги — именно так назеркалить Комнату Любви, чтобы тысяча отражений во время секса возбуждали тебя в тысячу раз сильнее, и мы с Натальей, невольно озираясь по сторонам, загорались и бушевали с новыми силами.
     На журнальном столе у самого края нашего ложа возвышалась большая бутылка коньяка в виде старой причудливой башни, а рядом с ней — две хрустальные рюмки и блюдце с пышной гроздью чёрного винограда.
     Я мягко поцеловал Наталью в маленькие соски упругой груди, осторожно откинулся в сторону и с великим наслаждением выдохнул.
     Наталья — счастливей всех счастливых — продолжала тихонько и нежно постанывать в лёгком забытье, а потом повернулась ко мне, обняла и уткнулась губами в моё плечо.
     — Дурачок, — проговорила она, приоткрыв глаза, — мы с тобой только жить начинаем, а ты на тот свет собрался.
     — Перестань:
     — Не перестану. Они довели тебя до такого предела, что хоть под поезд бросайся, тебя бы со мной уже не было: ой-ой: — и она захныкала.
     — Тихо-тихо: — я коснулся губами до её виска, — разве нам сейчас нехорошо? . .
     — Очень хорошо, милый, очень, но если вспомнить:
     — Лучше не вспоминать:
     — Пока не могу, перед глазами летящая громада и ты на рельсах: как же так, Костик? . .
     — Да так: до того всё противно стало, ты себе представить не можешь, это необъяснимо: отец — вдруг не мой отец, Ольга — вдруг не моя Ольга.
.. чёрти что, а не жизнь: в голове было страшное помутненье и возникло желанье куда-то кинуться:
     — Ни куда-то, а под поезд: какой кошмар:
     — Скорей всего — в тот момент я просто-напросто помешался умом: мне трудно осознать:
     — А тебе не хотелось убежать с путей, когда САПСАН летел на тебя?
     — Хотелось: я точно помню — хотелось, а ноги словно прилипли к шпалам, и страху было уже предостаточно, уже хватит его, уже выше головы, но я не мог убежать:
     — Этот гадкий САПСАН заворожил тебя, притянул как магнит, я читала: такое часто случается в пограничных ситуациях.
     — Всё, я больше об этом ни слова: Слышишь? . . Ни слова:
     — Хорошо-хорошо, милый, больше не будем, — и Наталья поцеловала меня в подбородок, — а вот скажи мне, что ты запомнил несколько минут назад, когда мы были так долго близки?
     — Запомнил: твои чудесные губы, твои ласкающие руки, твоё горячее тело, оно как бурлящая морская волна бросала меня к пушистым облакам и снова ловила в свои объятья — вверх-вниз, вверх-вниз…
     — Спасибо, милый Костик, мне так никто и никогда не говорил.
     — Серьёзно? . . А тот парень в девятом классе? . .
     — Ой, о чём ты? Он всегда как угорелый вскакивал с постели, смотрел на часы и кричал, что опоздал на секцию футбола.
     — Нормальный мальчишка, шизанутый на спорте:
     — Да Бог с ним.
     — Да чёрт с ним…
     — Костик.
     — Что? . .
     — А ты ведь безумно устал ото всей этой Ольгиной мерзости, тебе надо серьёзно отдохнуть, и твой вечный отдых теперь — я.
     — Ладно, мой милый спаситель: буду отдыхать только с тобой и заброшу все плохие мысли:
     — Правильно, только давай поставим все точки над i, а то некоторые вопросы очень противно зависают между нами, и хотелось бы освободиться от них.
     — Какие вопросы? . .
     — А вот, например: тебе интересно знать, от кого я услышала про Ольгины похождения? Она же мне не сама рассказала, я тебе говорила, помнишь?
     Я спокойно ответил, поцеловав её в губы:
     — Вообще-то неинтересно и уже довольно скучно, но: если окончательно закрыть эту тему, то — пожалуй:
     — Про Ольгины похождения я услышала от мамы.
     — Браво! — я даже оживился. — Вот тебе и точечка над i, значит, мама всё давно знала?!
     — Неделю назад. Ольга раскрыла ей тайну перед самым отъездом в Петербург.
     — А почему же Тамара Петровна мне ничего не сообщила?!
     — Ты думаешь, что это так просто? А потом наверняка ей запретила Ольга.
     — Да-а-а-а!!! А я-то с Тамарой Петровной разговаривал на даче по телефону и в тот момент уже был в круглых дураках!!! Какое скотство!!!
     — Успокойся, Костик, я не для того начала, чтобы ты бесился, я не хочу так, успокойся.
     — Извини, меня занесло: извини, я слушаю:
     — Так вот, Ольгин рассказ сопровождался бурными слезами и отчаянным откровенным признанием в полной любви к Юрию Семёнычу и в полной запутанности личных отношений с тобой. Истерика, прыжки спортивного тела к распахнутым окнам и желание швырнуть с девятого этажа свою юную жизнь. В конце концов, мама напрочь слегла от такой новости.
     — И решила скрыть от меня — пусть ходит в дураках: Ну что же, это действительно остаётся последним вопросом, который не даст мне покоя: я чувствую, что не даст: Мне надо обязательно услышать Тамару Петровну и поглядеть в её глаза: Ты знаешь, мне хочется съездить на «Планерную» и навсегда закрыть тему:
     — Съезди, милый Костик, съезди, закрытие этой темы мне снится уже которую ночь.
..
     В комнате жены императора находились всё те же: император, жена и наложница.
     Он медленно подошёл к наложнице и сказал:
     — Посмотри мне в глаза!
     Она посмотрела.
     Император внимательно глядел на зрачки красивых глаз, которые иногда прятались в сторону.
     — Не бегай туда-сюда!
     — Я не бегаю, они сами, — тихо ответила Май Цзе.
     — Если сами, значит, ты чего-то боишься!
     — Я боюсь того, что император мне всё время не верит.
     — Хочу поверить! Если бы не хотел, у нас бы не было того разговора в беседке! Ты помнишь, о чём мы говорили?! В глаза смотри, в глаза!
     — Помню. Говорили о моих способностях. Говорили, что я могу стать Главным художником Дворца и Главным хранителем будущей библиотеки, которая будет создаваться и пополняться из года в год интересными делами и событиями. Говорили о государстве, о предательстве, измене…
     Император остановил:
     — Достаточно! У тебя, однако, память как у нормального человека и голос не дрожит, а сама ты — умалишённая дура! Ничего не пойму!
     Жена Чау Лю быстро вмешалась:
     — Император, оставьте наложницу в покое, об этом прошу Вас я — Ваша жена.
     Он резко повернулся к ней, хотел грубо ответить, но осёкся и тихо спросил:
     — Ты так думаешь, моя жена?
     — Да, сейчас не время разглядывать друг у друга зрачки и вспоминать разговоры при ясной луне в беседке для пыток.
     Он подумал, пристально глядя на Чау Лю, и кивнул:
     — Точно, я увлёкся: я — увлекающийся император: Вот что, Май Цзе, поставь этот пузырёк со спермой Чжоу Дуня на край стола, ступай к моему слуге Ван Ши Нану и вели позвать сюда самого Чжоу Дуня.
     — Мне к Ван Ши Нану… — растерялась Май Цзе, — и велеть ему? . .
     — Не тебе велеть, а велеть естественно от моего имени. Что из того, если императору захотелось доверить это важное Дворцовое поручение своей наложнице Май Цзе? Что из того? — и он повернулся к жене.
     — Ровным счётом ничего страшного, а если они там устрашатся — будет полезней для них, — ответила Чау Лю.
     — Я тоже так думаю, хватит со всеми сюсюкать. Пусть Ван Ши Нан вместе с Чжоу Дунем перевернутся с ног на голову от своих догадок и подивятся моему странному поведению.
     — Исключительно правильному поведению, — добавила Чау Лю и дала команду наложнице. — Иди, глупышка Май Цзе, иди, и ничего не бойся! Ты должна гордиться таким доверием к тебе!
     Май Цзе быстро поставила пузырёк на край стола, поклонилась и спешно вышла из комнаты.
     Когда муж и жена остались одни, он с лёгкой иронией заметил:
     — Чау Лю, иногда мне кажется, что в этом Дворце два императора.
     — Но ты же сам читал мне записи, которые сделал на РУСИ. Как там у них… «муж и жена — одна страна». Ведь так?
     — Да-да: примерно так: — усмехнулся он. — Вот что: тебе лучше переждать в соседней комнате, когда придёт Чжоу Дунь.
     — Конечно, я не стану мешать мужскому разговору и надеюсь, что с твоей стороны он будет именно таким — мужским и жёстким.
     Император вдруг повысил голос и в сердцах ответил:
     — Со своей стороны я бы не стал заниматься этим козлиным делом, как говорят на РУСИ, а разогнал бы всех к чёртовой бабушке, как говорят там же!
     — Интересно… — протянула Чау Лю, — я такого от тебя ещё никогда не слышала…
     — О-о! Я исписал целых три фолианта, когда был по Великому Пути, проезжая мою любимую РУСЬ, ещё не то услышишь!
     — И что же такое «козлиное дело»?
     — Это — самое низкое и мерзкое дело типа спермы Чжоу Дуня, — и он кивнул на пузырёк, стоявший на краю стола, — и занимаются такими делами не императоры и цари, а козлы к твоему сведению!
     — Любопытно.
.. Значит, наш Дворцовый лекарь — козёл. Какое замечательное слово по своему звучанию, для моего творчества это будет не лишнее с точки зрения познания. «Козлиное дело» , надо же. А кто такой «чёртовый бабушка»?
     — Не «такой» , а такая! На РУСИ это — злая беззубая старая женщина, и если к ней всех разгоняют, то обратно уже никто не возвращается!
     — Надо же, я это тоже запомню… Но зачем тебе всех разгонять к чёртовой бабушке в эту РУСЬ? Это так далеко и так дорого, возьми и разгони на правый берег нашей Жёлтой реки, и пусть себе растят рис, осваивают пустые земли, если речь идёт о мягком наказании.
     — Я, пожалуй, придумаю что-нибудь пожёстче, чем растить рис и осваивать пустые земли на правом берегу Жёлтой реки!
     — Но прошу тебя — только не к этой далёкой бабушке, ты же всю казну истратишь:
     В дверь постучали.
     Он резко махнул рукой, и Чау Лю быстро исчезла за толстой бамбуковой шторой смежной комнаты.
     — Входи, Ван Ши Нан! — крикнул император.
     Слуга появился в проёме двери, мигом огляделся по сторонам, поклонился и доложил:
     — К Вам — Главный Министр.
     — Пусть войдёт!
     Ван Ши Нан попятился задом и скрылся.
     Главный Министр Чжоу Дунь вошёл в комнату и весело сказал:
     — Император, какая «честь» , я просто «польщён» , сама Май Цзе просила зайти к Вам!
     Император строго поправил:
     — Это Я просил зайти ко мне, послав Май Цзе к Ван Ши Нану!
     — По-моему, император поступил опрометчиво! — смело сказал Чжоу Дунь.
     — Почему же?!
     — Доверять сумасшедшей наложнице такие Дворцовые поручения, пусть даже и мелкие?! Она же могла по дороге всё перепутать и пригласить к Вам туалетного работника!
     — Главный Министр хочет сказать, что сейчас передо мной стоит туалетный работник?!
     Чжоу Дунь проглотил тяжёлый колючий ком и ответил всё так же подозрительно весело:
     — Что Вы, император, я до него ещё не дорос!
     — Значит, Май Цзе ничего пока не перепутала, и я могу смело дать ей новое поручение, чтобы до конца проверить здравие ума этой наложницы, прежде чем отправить несчастную в деревню для сумасшедших!
     — Император надеется на хорошие результаты?! Смотрите, как бы она окончательно не запутала Вас… здравием хитрого ума!
     — Пока что, Главный Министр, меня очень запутала Ваша: сперма!
     — Чья-чья? . . Я что-то не понял…
     — Ваша, — император указал на угол стола, где находился пузырёк.
     Чжоу Дунь повернулся туда, пригляделся и воскликнул невинным простачком:
     — А-а-а, теперь я понял! Она приходила к Вам не с пустыми руками! Представляете, император, этой сумасшедшей взбрело в больную голову, что я изнасиловал её! Она несколько дней просто не давала мне проходу: то грозила перед моим лицом каким-то бамбуковым мужским пенисом, то орала, что соберёт мою сперму и принесёт Вам в доказательство! И вот, пожалуйста, налила в пузырёк тростникового мыла и принесла!
     — А если не мыло?! Это же легко проверить с помощью дворцового лекаря!
     — Я не отрицаю, там может находиться и сперма, но почему именно моя?! Я Вас умоляю, оградите меня от этой озабоченной наложницы!
     — А наложница умоляет оградить её от Министра-насильника!
[/responsivevoice]
Category: Эротическая сказка
	
	
	
	
	
	
	
	
	
	