Бремя любви Часть 3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]- Долбоёб ты, Макс! Понял? Лапал-щупал я взглядом в бане голого пацана… я что, по-твоему, голубой? В бане, да будет тебе это известно, я смотрел на всех одинаково, и — ни о чём таком я не думал и не помышлял… в отличие от тебя, извращенца хуева!

— Да ладно тебе! Отрицаешь, словно есть в этом что-то ненормальное… не думал он, как же! — отзывается Максим, никак не реагируя на последние два слова, сказанные Андреем в его адрес.

— Говорю тебе, что не думал… — с напором повторяет Андрей; он хочет добавить что-то еще, но Макс не слушает его — Макс, Андрея перебивая, говорит с не меньшим напором, и кажется, что от каждого слова, выдыхаемого Максом, пышет жаром:



— А не думал, так надо… надо подумать! Хуля ты смотришь? Такой, бля, мальчик, и ты у него — командир… ты — его хозяин… хуля нам ещё надо? Всё же, Андрюха, в наших руках! Раскрутим его, раскатаем в каптёрке, и — по разику… в попец — по разику… или по два — от него не убудет, а нам, бля… нам это будет — в кайф! А может, и ему самому это в кайф окажется — вообще будет кайф! Всеобщий, бля, кайф… а?

Андрей, глядя на Максима, молчит, не зная, как — какими словами — Макса обломать… а обломать его, Макса, надо обязательно — не в струю всё это! И потом… они, когда шли сержантами в «карантин», ни разу ни о чём подобном не говорили — ни разу не обсуждали возможности своего предстоящего сержантства в том плане, что, пользуясь своим положением, можно будет кого-то «раскрутить», «раскатать»… они даже вскользь ни разу эту тему не затрагивали — ни намёком, ни в шутку… и вот — на тебе!

— Ну? Чего ты молчишь? Сегодня, бля, можно… все уснут — мы разбудим его, и…

Все уснут… Андрей, всё так же молча глядя на Макса — ничего не говоря в ответ, мгновенно представляет Игоря лежащим на спине с широко раздвинутыми, послушно поднятыми вверх ногами… ягодицы распахнуты, и между ними — туго сжатая, трепетно ждущая, вазелином увлажнённая девственная норка… кайф! Он, Андрей, уже не раз мысленно видел эту картину… картину, где Игорь, лежащий в каптёрке, доверчиво отдаётся ему, запрокинув к плечам колени полусогнутых, широко расставленных ног, и — каждый раз, когда он всё это мысленно видел-воображал, в груди его начинало сладостной истомой плавиться неизбывно щемящее чувство безысходной нежности… вот только Максиму в этих картинах места не было — ни разу Андрей, представляя своё уединение с Игорем, не подумал про Макса…

— Ну! Чего, бля, молчишь? Говорю тебе: сегодня можно… раскатаем мальчика, и… один раз — не пидарас… а? Давай!

Голос Максима диссонансом врезается в мгновенно возникшую картинку, и картинка эта, сладостно волнующая, где Максу места не было и нет, вмиг рассыпается, как сказочный домик, — Андрей, стряхивая с себя невольное наваждение, смотрит в глаза Максима с лёгкой — едва уловимой — насмешкой.

— Всё, Макс! Проехали! Мальчик останется мальчиком — я хочу, бля, уйти на дембель, а не ехать на зону… понял? — Андрей, сделав последнюю затяжку, резким щелчком запускает окурок в сторону газона.

— Нет, не понял!»Мальчик останется мальчиком»… да ради бога! Мы с тобой тоже вроде не девочки… — Максим, глядя Андрею в глаза — с завидной лёгкостью пропуская мимо ушей слова Андрея про зону, тихо смеётся. — Ты же сам говорил… сам объяснял мне когда-то, что между мальчиком-«мальчиком», попец подставляющим, и мальчиком-«девочкой», в попец дающим, дистанция огромного размера… объяснял мне это?

— Ну, объяснял… всё правильно: есть влечение временное — ситуационное, вызванное обстоятельствами, и есть влечение врождённое — как вариант сексуальной ориентации.
..

— Вот именно! Если мальчику на роду написано не быть девочкой, то мальчик останется мальчиком — никто его девочкой не сделает, хоть сто раз он своё очко подставит… так ведь?

— Ну, так… допустим, что так, — не очень уверенно отзывается Андрей; он говорит это, невольно думая о Максе… и ещё — о себе самом.

— Вот! А если всё так, то — что из этого следует? А из этого следует, что мы объясним всё это птенчику — по-хорошему объясним, по-дружески, внятно и понятно, если сам он в этом плане ещё не догоняет, и… попихаем его в попец — покайфуем! Нормальный, бля, секс — для пацанов, оторванных особей пола противоположного… чего здесь особенного?

— Ничего, бля, особенного, — отзывается Андрей, пожимая плечами. — Если желание это взаимно — ничего особенного в этом нет. Но это я понимаю. Это ты понимаешь… а он?

Максим, пристально глядя Андрею в глаза, щурится — он смотрит на Андрея так, словно хочет разглядеть что-то такое, что от него скрыто, что он хочет и не может увидеть.

— Слушай, Андрюха… я тебя что-то никак не пойму: ты чего так о нём беспокоишься, а? Он тебе — кто? Брат? Земляк? Племянник?

— Он мне — никто… я о нём — я о себе беспокоюсь, — отзывается Андрей, изо всех сил стараясь, чтобы голос его звучал как можно убедительней. — И о тебе, если хочешь… о тебе, о долбоёбе, беспокоюсь — тоже. Это что — трудно понять?

— Спасибо, конечно… за беспокойство твое — обо мне, о долбоёбе, — Максим смотрит на Андрея, не скрывая иронию. — А только, Андрюха, мне кажется, что ты меня не слышишь… или упорно не хочешь слышать. Я говорю тебе еще раз: мы не будем его принуждать — не будем насиловать, затыкая ему рот, выкручивая руки… мы ему, птенчику, всё объясним… популярно объясним, что к чему в этом мире двойных стандартов, и — ласково, с вазелином… раскатаем, бля, по разику — душевно перепихнёмся… это что — криминал?

— Вот-вот! «По разику», бля… а на зоне потом за этот разик раскатывать будут, Макс, тебя, и уже не по разику, а много-много разиков… и длиться эти разики будут, надо думать, не один год, и даже, может, без всякого вазелина… ты что — этого хочешь? Эстет, бля… Это ты, Макс… ты не слышишь меня! А впрочем… — Андрей, глядя Максиму в глаза — резко меняя интонацию, хмыкает, демонстрируя ответную иронию. — Впрочем… я представил сейчас, какой бешеной популярностью ты будешь пользоваться на зоне: мальчик ты симпатичный, ладный, и попка у тебя что надо — от правильных пацанов, которые любят друг другу втирать, как они, «сексуально правильные», ненавидят всяких-разных педиков, тебе, Макс, отбоя не будет! Главное — попасть туда, там оказаться… а, судя по твоему настроению, ты попасть туда очень даже не прочь… да? Тем более что требуется для этого совсем немного: попихать пацана в очко… не проблема, бля! Да? Ты этого хочешь? Экстрима хочешь?

— Так мы ж ему всё по-хорошему… по-нормальному всё объясним! — не сдаётся Макс, продолжая гнуть своё.

— Ну, и что ты будешь ему объяснять? — Андрей, внутренне сопротивляясь продолжению всего этого разговора, не может сдержать улыбку.

— А это самое! Хуля ты лыбишься? Объясним, бля, что чем в кулак кончать, воображая себя мужчиной, можно, оставаясь мужчиной, с успехом трахаться в зад, и… ничего в таком сексе страшного нет, а удовольствие, бля… удовольствие посильнее, чем то, которое заполучаешь, наспех тиская в туалете Дуню Кулакову…

— Вот-вот! Прокурору ты потом будешь про это про всё рассказывать — его будешь просвещать, что лучше, а что хуже… понял?

— Ну, бля… прокурор! Мы ж не будем его насиловать — не будем его бить-принуждать.
..

— Кого ты не будешь насиловать? Прокурора? — Андрей, глядя на Максима, приглушенно — едва слышно — смеётся.

— Андрюха, бля! Я серьёзно тебе говорю…

— И я говорю тебе — тоже серьёзно! — перебивая Максима, напористо выдыхает Андрей. — А именно: никому ничего объяснять мы не будем! И раскатывать мы тоже никого не будем! Ты меня понял? Понял! А потому — всё, проехали эту тему! И хуйню эту пороть — кончай!

Какое-то время — буквально секунду-другую — они молча смотрят друг другу в глаза.

— Ну, как знаешь… не хочешь — не надо. Я, бля, думал, что ты возражать не станешь, а ты мне: «зона», «зона»… заебал своей зоной! Хотя… как знать! Может быть, ты и прав… А кончать, Андрюха, мы будем чуть позже, — толкая Андрея плечом в плечо, Максим приглушенно смеётся. — Наша рота сегодня ушла в наряд… чуешь?

— Ну! А ключ от каптёрки?

— Взял я у Вовчика ключ, взял! Это ты, бля… ты предаёшься порочному созерцанию, находясь в бане среди необкатанных сосунков, а я, Андрюха… я, в отличие от тебя, помню прежде всего о старых боевых товарищах, — Максим смеётся. — Отобьём птенчиков, и — пойдём, навестим родное подразделение… надеюсь, что ты ничего не будешь иметь против э т о г о моего предложения?

— А я что — когда-то был против?

— Ну, мало ли… в свете новых возможностей — новых обстоятельств… кто тебя, эстета, знает!

— Макс! Специально для тебя — для тупого извращенца — повторяю еще раз: со своими догадками — иди на хуй…

— Ну, блин, какой ты нетерпеливый!»Иди на хуй»… не здесь же, бля, идти — не у всех на виду! Или — как? Ты, может, хочешь сию секунду — прямо здесь? — отзывается Максим, глядя на Андрея смеющимися глазами, и Андрей, глядя в глаза Максима, чувствует, как между ног у него невидимо пробегает щекотливо сладкий озноб по-весеннему молодого желания… предвкушая наслаждение, Андрей тоже смеётся — в тон смеющемуся Максиму:

— Ну, зачем же — здесь… зачем так радикально? Мы с тобой, Макс, не звёзды эстрады, а потому — не будем шокировать окружающих…

— Ну, как хочешь — как скажешь… какой ты, Андрюха, всё-таки боязливый! А я, наивный, когда-то думал, что дембеля — это такие необыкновенные люди-богатыри, которые могут абсолютно всё… что они — как звёзды эстрады, и даже круче! Выходит, товарищ сержант, что всё это не так — что я на заре своей доблестной службы был не прав?

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы