Под лестницей Часть 3

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]- А че я, обязан, что ли? . .

Внутри у Костика плескался непритворный ужас, хотя глаза еще светились злобой. Да что она, что я ей сделал? Взгляд из-под рыжей челки жег череп изнутри. Побежали спутанные мысли: «Теперь все, вся школа до выпускного ржать будет. На лингвистику пойду, какая теперь история. За что?» Снаружи он сумел выдавить блеющее:

— Ну, это… Первым указом была отмена сдачи валютной выручки… в девяносто первом.

Нелли, не поворачиваясь, подтянула стул. Уселась. Дернула головой:

— Дальше?



— Ну, этот, министр финансов… Кох, кажется… да, Кох… составил указ, по которому заводы могли сами покупать все за валюту…

Взгляд палил. Ужас затопил шею, во рту стало мерзко. Костик сглотнул и замолчал.

— Ну? Я слушаю?

Молчание. В глазах отчаянное: «За что?!»

— Вот, пожалуйста, любуйтесь. Дебил дебилом. Гопник переразвитый обыкновенный. На истфак он собрался, недоумок! — Нелли уже орала. — Тебя туда даже туалеты мыть не возьмут! В башке одни сопли! Где вас таких клепают, а? Ну скажи хоть что-нибудь, родной?? — тон внезапно сменился на ласково-просящий. — А то ведь я подумаю, что у тебя с перепугу остатки соображения в штаны вытекли. Скажи хоть слово, красавчик? Молчит… Дурку тебе вызвать? Ребята, у кого-нибудь телефон дурки есть? Вы ж тут через один шизики, неужто нету?

Класс смотрел завороженно, никто даже не пошевелился. Эк я их, подумал кто-то внутри Нельки с гордостью. Это и есть, что ли, педагогическая жилка?

Что-то надо было, однако, делать с этим истуканом. Как бы действительно не перепугать пацана до нервного срыва.

— Костя? Коостяаа? Ау-у?

Хай пошевелился. Ужас уходил, злоба не возвращалась, в башке стало дымно, смутно и прохладно. Не говоря ни слова, он повернулся и пошел к выходу.

«Рюкзак свой подхватил», — машинально отметила Нелли. — «Значит, в сознании».

— До свидания, Нелли Наумовна.

Дверь закрылась мягенько, без стука.

Молчал класс, молчала учительница. В молчании досидели до звонка, молча стали собираться. Нелька встала. Голос прозвучал неожиданно тускло:

— Ребята, выучите сами то, что я недосказала? Хорошо?

Под разнобой «Да» и «Конечно» она выбрела из класса. Есть сегодня еще уроки? Да, еще один у десятых. Отпрошусь, скажу — плохо мне. Завучиха нормальная, поймет.

«Что ж я сделала-то, а? Чем он меня так взбесил? Есть же куда хуже… »

***

Костик сидел за компом и просматривал отредактированную запись. Собственное лицо и возможные приметы он, где возможно, вырезал, где нет — заретушировал как следует. Катькино — наоборот, выделил порезче. Неделю сидел, на все забив, зато теперь…

Что «теперь» — пока было неясно. План не вырисовывался. Выяснить адрес и в почтовый ящик письмо кинуть? Не, рискованно: девка реально боевая лошадь, а ее бывшие одноклассники нынче — серьезные ребята. Ладно бы еще ее собственные фото, а тут сеструха, за сеструху она геноцид устроит.

Катюху жалко, кстати. Только начали с ней, и сразу все закончится. Узнает — не простит.

За последние дни, порывшись в обостренной стрессом памяти, Костик, кажется, начал нащупывать истоки всего этого бреда.
Вспомнил даже тот случай, когда Катьку после школы в каком-то классе встречала приехавшая сестра, а они с пацанами по привычке набросились и принялись рыжую-конопатую доводить до слез. Ритуал у них такой был в то время. Выражение лица сестры (как и само лицо) , разумеется, память не сохранила — он тогда на другое смотрел — но имелись основания заподозрить, что его-то это лицо тогда запомнило. А через три года явилось в школу в колпаке палача и устроило обидчику сестры показательную казнь.

Ну, не дура, а? Кто в пятом тире седьмом классах девчонок за косы не дергал, покажите мне этого святого идиота?

Правда, потом еще была эта история с выпускным, налакавшейся шампусика Баранкой и поцелуями в ночных кустах за рестораном. Каковые поцелуи плавно переросли в обжимания, а обжимания, в свою очередь… короче, хорошо, что успел выдернуть вовремя. А то был бы им обоим десятый класс, гы. Ей в роддоме, ему на зоне. Мамка у сестричек — божий одуванчик, но вот старшая пошла явно не в маму. Что ж там за папа был, интересно? . . Ладно, проехали.

Но если даже допустить, что Катька все растрепала сеструхе — ну и что? И что, вашу мать?? Никто ж не заставлял, сама вешалась. На том же выпускном, в тех же кустах и Вася-еще-не-культурист со своей обожаемой Вил… Виолой валялся, и Леночка с Ромочкой, и даже, по рассказам, кого-то с Байковой видели. (Кто-то, правда, так и остался неизвестным героем; когда к одиннадцатому классу Светка наконец стала походить не на советского пупса, а на китайскую копию Барби, выяснять подробности давней истории уже всем было лениво. А сама Светка не распространялась) .

Не, психованная она, точно. Хай вспомнил бешеную синюю тьму в Нелькиных глазах, и поежился.

«Ничче», — сказал он мысленно. — «На всякую хитрую гайку найдется болт с левой резьбой. »

***

— Нелли Наумовна?

Нелька дернулась. Вечер же, восемь почти, что этот козел тут делает?

— Нелли Наумовна, погодите секунду. Я спросить хотел кое-что.

Козел подошел, глядя явно заискивающе. Извиняться, что ли, собрался? Что это у него в руках?

Некоторое время длилась немая сцена. Учительница отупело смотрела на всунутую ей в руки фотографию, ученик слушал звон в ушах и против желания прощался с жизнью. По крайней мере с жизнью человека с руками, ногами и кое-чем еще важным и полезным.

Голос был едва слышен, без интонаций и выражения. Как у робота, объявляющего сумму на банковском счету.

— Это что?

… Вдохнуть поглубже…

— А вы сами не видите?

— Ну и… что теперь? — так же мертво.

Внутри у Хая кто-то громко и радостно произнес: «Оп-па!». И руки потер в предвкушении.

— Теперь? Ну, допустим, давайте сейчас… через пять минут… встретимся у туалета на третьем этаже. Пойдет?

— Ннет.

— Нет?? А у вас другое предложение?

— Нет…

— И фиг ли тогда выпендриваете… выпендриваешься? Секи, что будет завтра: это еще не самая клевая фотка. Вся школа будет обсуждать, до первоклассников.

«Давить, давить ее, чтобы не дернулась!»

— Нне надо…

— Да что ты? — Хай наконец позволил себе победительную ухмылочку. Вышло кривенько.
— Ва… тебе после такого в этом городе не учить. Сестра-то твоя — шлюха. И куда ты поедешь? А?

— Не нааадооо…

Девушку затрясло, фотография выпала из рук. Вот тебе и вся гордая и неприступная Наумовна. А я-то боялся… Хай подобрал фотку, спрятал в карман, и еще раз внятно проговорил училке в лицо: «Шлю-ха. А ты щас пойдешь на третий, к туалету. Через пять минут не придешь — завтра можешь вешаться. »

В грязноватой кабинке женского туалета — шепот, стук локтями о стены, звуки вялой борьбы:

— Да повернись, тебе сказано! Неудобно за сиськи держаться!

— Кооостик… по… пожаалуйста…

— Бля, какие! Как он у тебя расстегивается? Застежки нет, че за хрень?

— Ссспере. . переди… ииии…

— А, во, точно. Ох ну ни фига себе… ой йооо… ни фига себе ты какая… вобще, блиин…

— Кооостик, ну… ну… не надо…

— Стой смирно, кобыла! Руки убери! Ух, бляя…

Некоторое время из кабинки доносится урчащее сопение и всхлипы. Потом стуки возобновляются:

— Юю… юбку… не троонь! не трооонь!

— Чего?! Заткнись, ты! Руки убери, сказал! … Ой, клево как! Куда там твоей мелкой шлюхе.

— Ааааээээ… ааааыыаа…

Да, это определенно была не Катька. С таким роскошным изобилием Костик еще не сталкивался. В порниках видел, конечно, но всерьез не верил. Силикон, мол. Вот тебе силикон!

Груди в ладонях помещались с большим трудом. Вроде снаружи ничего и не торчит, а лифчик расстегнул — они как выскочили! Сверху плоско-изогнутые, курносые такие, снизу идеальными сферами. Минут пять по ним бродил, пока в знакомые места не выбрел.

Животик офигенный, гладкий такой, бархатный. Шея, кстати, тоже неожиданно классная оказалась: можно ее щекой гладить, пока сзади стоишь. Только волосы в сторону отгрести.

Когда начал расстегивать юбку, девка вдруг засопротивлялась. В себя, что ли, стала приходить? Костик на секунду облился холодным потом, представив себе неожиданное возвращение Наумовны из дальних странствий в затиснутую в сортирную кабинку покорную тушку Нельки. Куда она его — в окно определит? Или в унитаз забьет, ногами вперед по самую шею? Никакой Сухов не откопает… Впрочем, первый же окрик успокоил: мятежный дух явно искал бури в чужих краях и домой не торопился.

Ниже пояса тоже оказалось зашибись. Гордая красавица колготок не носила даже в феврале, ограничившись длинной теплой юбкой и чулками, так что руки Хай распустил не на шутку. Развернул девку к себе лицом и принялся одновременно обхаживать снизу и сверху.

Злоба последней недели прошла, страх тоже понемногу улетучивался. Теперь Костик спокойно любовался тем, что ему открывалось — ухоженным и красивым телом взрослой женщины. Уже не лапал, а неторопливо гладил, не щипал, а пощипывал. Зарылся лицом в пух волос, поразившись еще раз — какие они у Нельки, оказывается, легкие и воздушные. У единственной на его коротком пути девчонки с длинными волосами — эти волосы были густыми и тяжелыми, их можно было лить с ладони, как воду. У Катьки недлинное каре даже слегка кололось на ощупь. А Нелькины волосы взлетали от тепла ладони, как язычки огня. Оторвал вторую руку от груди, тоже погрузил в рыжее, пошевелил и зачарованно стал смотреть на пляшущее пламя.

Как-то уже расхотелось доводить дело до конца.
«Так себе каламбурчик», — пригвоздил собственное мышление Костик. — «Ччерт, но и отпускать не хочется!»

Снова развернул затихшую, покорную девушку. Взялся одной рукой за грудь, другую сунул в так и не снятые трусики. И принялся, лихорадочно вспоминая виденные фильмы, гладить, крутить и мять.

Когда через пару минут девушка аккуратно подвинула его верхнюю руку и направила несколькими движениями нижнюю, это даже не показалось странным. Ну, помогает… женщина — она ж тоже человек. Ей же тоже хочется приятного, в конце концов.

Еще спустя неопределенное время Нелли повернула голову и и осторожно его поцеловала. Убедившись, что отвечать он не умеет, пластично и мгновенно развернулась в руках (опять секундный приступ ужаса от осознания, с какой легкостью она бы при желании свернула ему шею) . Ласково взяла ладонями за уши. Притянула.

Дальше было смутно и урывками.

— Неелька…

— Ну чего, глупенький?

— Не, просто… Неееелька. Неееелечка. Лисенок рыжий. Зверюга моя сумасшедшая.

— А ты — Тика. Тика-тик, тика-тик. Туда-сюда, туда-сюда…

— Вот про туда-сюда — не надо. Не напоминай пока. Я и так встать не могу.

— А тебе и не надо вставать. Его достаточно.

— Нелька, пощади!

— Ладно, живи, презренный раб плоти. Ты мне еще нужен. Целиком. Я тебя еще сожрать должна, от сих (чмок) до сих (пауза, чмок) . И впитать всего. И еше раз сожрать. Ты от меня теперь так просто не сбежишь.

— А я и… иааауауу… не хочу сбегать. Кто еще кого сожрет… ааауыуауээ…

Пауза.

— А Катька… она на самом деле… аауау… классная… Не говори ей, а? а… аааэуаыууу…

Пауза, в которую постепенно вплетается ровное сопение.

— Тииик… Тиика… солнце… как же я тебя ненавижу, дурака…

[/responsivevoice]

Category: Романтика