Чай из утренней росы Часть 19
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Из прихожей громко раздались фанфары и барабанная дробь — Наталья вовремя включила аудиозапись.
— И вот он! — торжественно подхватил я. — Санкт-Петербург, «Белый зал дома Бажанова» , улица Марата, 72! Презентация выставки скандального Миши Саенко! Чёрт возьми, и что мы видим на фото?! Знакомые радостные лица, которые сейчас торчат как кочаны капусты из этих паскудных кадушек, плачут и гниют на моих глазах! Где справедливость?! Где чувство такта у того дурака который так бессовестно проник в святую ложь этих двух «несчастных» и набрался хамства самолично приехать и тайно запечатлеть это историческое событие?! Кстати Оленька, осмелюсь спросить, а что у тебя с географией?! Да-да, с обычной географией, которую ты учила в школе?! Как же можно перепутать Астрахань с Петербургом?! И где же всё-таки проходили твои «спортивные сборы»?! В принципе неважно, знаешь, у моего друга был сосед, который называл гитару пылесосом и ничего, ничего, ничего!
Наглядевшись на фотографии глазами полными слёз, она затряслась и опустила лицо.
Отец мычал то в сторону Ольги, то в мою и дёргался как сумасшедший.
— Что-что? — и я опять прислушался к нему. — Тебе мало доказательств?! Пожалуйста! — я вернулся к столу и взял новую пачку фотографий, а затем аккуратно разложил перед ними. — Финский залив, дача Миши Саенко, русская баня! Узнаёте?! По счастливой случайности некий папарацци за немалую сумму согласился мне помочь в моей нелёгкой судьбе! Здорово, не правда ли?! Какая отменная клубничка, пальчики оближешь, секс в русской бане!
Отец вдруг перестал дёргаться и мычать, Ольга — плакать и стонать, они были в шоке, жестокая правда колола глаза.
Я вздохнул и тихо сказал:
— Всё, я устал от вас, вы мне надоели. Через несколько минут я уеду отсюда к чёртовой бабушке, но прежде хочу услышать пару слов от каждого. Кто первый?
Они оба смотрели в пол, отец глухо кашлял.
Я принял решение сам и медленно подошёл к Ольге, зацепил пальцами край пластыря и сильно его рванул, освободив ей рот.
Она громко вскрикнула от нестерпимой боли и стала жадно глотать воздух.
Я вернулся к журнальному столу, упал в кресло и с вопросом на лице уставился на неё.
Какое-то время Ольга смотрела на меня мокрыми глазами, потом тяжело проглотила ком в горле и сдавленным голосом проговорила:
— Костик, я сначала очень… очень попрошу тебя… умоляю… развяжи мне руки и ноги… Они совсем онемели, это опасно для меня, Костик… мне же выступать… у меня ноги в крови от этого ужасного гороха… помоги…
Отец резко оторвал взгляд от пола, перестав кашлять, и в ожидании посмотрел на меня.
Я отрицательно помотал головой:
— Увы, я не в силах сделать это, потому что на горох тебя посадила китайская охрана, а по закону освободить тебя должна она же. Однако китайская охрана ушла далеко, у них там своих дел во Дворце хватает.
Ольгина щека затряслась, и она просипела буквально на одних связках воспалённого горла:
— Не глупи, Костик: ты сам завёл серьёзную тему, а шутишь как… как ребёнок: Мне действительно плохо ногам… пожалуйста, развяжи, иначе я не смогу ничего сказать…
— Если не сможешь ты — скажут другие, — безжалостно оборвал я.
Я вскочил с кресла, подлетел к отцу и так же с силой сорвал пластырь с его рта. Он заревел от боли, потому что на губах были усы, и при этом успел плюнуть мне в лицо.
— Садист!!! — прокричал отец. — Садюга!!! Развяжи Ольгу, а я для твоей писательской потехи посижу здесь, сколько захочешь, только её развяжи!!! Ты же загубишь ей ноги!!!
Его плевок противно завис на моём глазу, а меня моментально охватил нервный смех:
— Ого-о! Он ещё плюётся! Вы только посмотрите! Какое хамство виновного человека! — я достал из кармана платок и вытерся.
— Это я должен плевать тебе в харю, папочка! Только этого не будет, я лучше дам тебе вволю напиться шампанского!
Я цапнул со стола бутылку, сильно взболтал два раза и пустил шипящую струю прямо ему в рот.
Он фыркал, ловил воздух губами, словно рыба, и бешено мотал головой из стороны в сторону, пряча лицо.
— Пей, подлец! Пей! — я был неумолим. — Ухажёр чёртов! Ты же — подлец! Отец-подлец! Отец-подлец! — с великим наслажденьем рифмовал я.
— Прекрати-и-и-и!!! — резанул Ольгин голос, да так отчаянно, что моя рука с бутылкой разом опустилась. — Прекрати-и-и-и!!! — она, должно быть, собрала последние силы. — Я тебе всё расскажу!!!
— А мне «всё» не надо, мне тут ни хватало твою сучью ересь часами выслушивать! Мне надо два слова: как ты докатилась до таких успехов в спорте?!
И тут вклинился отец, тяжело сопя:
— Душа моя… не вздумай этому садисту… молчи: я ему сам… сам такие два слова скажу:
— Не понял, — я удивлённо поглядел на Ольгу, — мне что, продолжить поливать это дохлое растение или оно на время завянет и даст тебе сказать?!
— Завянет!!! — взмолилась Ольга и повернулась к отцу. — Завянь, прошу тебя!!!
— Садист: — пробубнил отец и «завял» , замолчал.
— Я заигралась, Костик… Боже, я никогда не думала, что так далеко зайду… Одним словом Юрию Семёнычу для его официальных поездок и презентаций нужна была красивая высокая и стройная девушка… Костик, извини, что я так о себе говорю…
— А как ещё тебе о себе говорить?! — гаркнул я. — Ты что — чудище косоглазое, страшила косоротая?! Что ты здесь мнёшься передо мной?!
— Нет-нет… не мнусь… не кричи, а то мне трудно…
— А мне легко от твоих похождений?! А ну-ка, короче и быстрей!
— Да-да… И вот… для его серьёзных встреч с начальством и бизнесменами нужна была такая… как я… У них там условие: являться на деловые встречи со своими дамами… Юрий Семёныч мне однажды и говорит: «Выручай, у меня очень важное мероприятие, а без дамы своего сердца там не могу показаться, закон у них такой». Только, говорит, Костик ничего не должен знать, он не поймёт, начнёт ревновать, а у меня пустячное дело — пару раз прокатишься со мной, прикинешься моей женщиной, и всё: Я думала, что пару раз съезжу, помогу человеку, сделаю вид, что я его женщина, а получилось… миллион с лишним раз, господи… Я запуталась в этих бесконечных фуршетах, дорогущих столах, элитных знакомствах… И всё тайком от тебя, всё тайком от тебя… я вся истерзалась: — и она заплакала.
— Ишь ты, — покачал я головой, — так запуталась и так истерзалась, что прямым ходом угодила в постель к моему отцу! А переспав с ним, всё сразу распутала и мигом поняла, что терзания были напрасны, что бывают оказывается постели послаще Костикова дивана! Не так ли, отец?! — и я повернулся к нему.
Он мрачным басом объяснил, с ненавистью глядя на меня:
— Во-первых, она тебе не жена, чтобы прилипать только к твоему дивану, и ваша бумага из ЗАГСА ещё совершенно не говорит о том, что вы «официальные» супруги. А во-вторых: я тебе не отец:
— А я тебя только за одни эти слова уже вряд ли смогу назвать отцом!
— Ты не понял: я тебе по жизни не отец:
Ольга ахнула:
— Зачем ты, Юрий Семёныч? . . Не надо:
— Молчи, дура, — одёрнул он, — ты свою правду сейчас рассказала. Разве так можно, Ольга? Ты же совсем недавно мне говорила: «любимый» , «люблю». А в рассказе твоём получился не «любимый» , а насильник, который повязал юную душу скользкой авантюрой.
— Интересно, — протянул я, — интересно… пожалуй, я на минуту ещё задержусь…
— Задержись-задержись.
— Задержусь, Юрий Семёныч:
— Вот именно — Юрий Семёныч или, в крайнем случае — Юра, только не отец.
Твой отец погиб в 1987 году, он был испытателем машин, Тогда новые модели ЗИЛОВ выпускали, а он гонял их как сумасшедший по сложнейшим трассам, и где-то под Тулой долбанулся и загорелся: ни машины, ни его:
Героический человек был, смелый. Тебе тогда было года три или четыре. Вот так дело и пошло, что довольно быстро твоя мама утёрла слёзы, потому что жизнь молодой красивой женщины с маленьким ребёнком должна обязательно продолжаться. И однажды в Третьяковке мы с ней и познакомились: около картины Пукирева «Неравный брак»…
Меня будто обдало ледяным душем, и моё сердце учащённо забилось.
— Так и получилось, что все втроём — я, твоя мама и ты — стали жить да поживать в этой квартире. Мы с твоей мамой оженились, она меня прописала: я не москвич тогда был: а вот усыновить тебя не дала. У Костика, сказала, есть геройский отец и пусть он останется одним единственным, хотя Костик и не должен знать о его гибели, «не надо травмировать ребёнка» , а ты, Юрий Семёныч, будь ему просто добрым и ласковым дядей. А наш Костик, постоянно видя Юрия Семёныча, возьми и назови его папой. Так и пошло: папа, а потом отец. А уж после болезни и смерти твоей мамы слово «отец» приклеилось ко мне намертво. Вот так. Хочешь вещдоки?
— Естественно… — монотонно ответил я словно пришибленный.
— Пожалуйста, они есть у меня. Но прежде — одно совпадение, которое бывает очень редко, но метко. Мы даже с твоей мамой хотели письмо написать товарищу Капице в его программу «Очевидное невероятное» — один человек погиб и появился второй точно такой же: твой отец — Ларионов Юрий Семёныч. Видал, как чёртова жизнь крутит? Я ещё помню, когда в детстве болел свинкой, мой лечащий врач был тоже Юрий Семёныч только не Ларионовым, правда:
— Мне эмоции не нужны! Доказательства! — я будто очнулся.
— Прошу. Правая секция с номерами моих скульптурных коллекций, дверца тридцать пятая, — и он кивнул на маленький шкаф, — откроешь, вытянешь узкий ящик, в глубине ящика лежат документы.
— Почему раньше не показывал?!
— Чтил слова твоей покойной мамы: «Костик не должен знать о его гибели, не надо травмировать ребёнка, а ты, Юрий Семёныч, будь ему добрым дядей!».
Я ничего не ответил и направился к шкафу, где была дверца под номером тридцать пять, открыл её, выдвинул узкий ящик с разноцветными мелками и достал документы, завёрнутые в лёгкий прозрачный целлофан. Я поспешно раскрутил его, взял первую верхнюю бумагу, развернул и прочитал про себя:
МОСКОВСКИЙ АВТОЗАВОД ИМЕНИ И. А. ЛИХАЧЁВА
МОСКОВСКИЙ СОБЕС «АЛЕКСЕЕВСКИЙ»
Ларионовой Надежде Александровне
УВЕДОМЛЕНИЕ О СМЕРТИ
Уважаемая Надежда Александровна!
С огромным прискорбием сообщаем Вам, что Ваш муж Ларионов Юрий Семёнович скоропостижно скончался во время испытания грузовой машины ЗИЛ на трассе Тула-Новомосковск в результате автоматических неполадок конструкции машины. Выполняя приказ государственной важности, Юрий Семёнович оставался до конца верен любимому заводу и отечественной продукции машин, выходящих с его конвейеров.
Его имя навсегда останется в сердцах заводчан и будет навечно занесено в книгу ПАМЯТИ!
Мы верим, что сын Юрия Семёновича — Ларионов Константин Юрьевич — будет достойным продолжателем отцовского мужества, стойкости и верности своему делу, которое он изберёт в будущем!
Все затраты на похороны в обязательном порядке берёт на себя Московский автозавод имени И. А. Лихачёва и Московский собес «Алексеевский». Необходимая денежная ссуда по смерти кормильца будет Вам незамедлительно предоставлена.
Потом шли подписи, печати, и я быстро свернул обратно эту невесёлую бумагу. В целлофановом пакете лежало письмо в конверте, справка с кучей разных штампов и три слегка пожелтевших фотографии. На одной из них был запечатлён пейзаж незнакомого мне двора со старыми качелями, покосившейся лавкой и кургузым подъездом дома. На другом фото средним планом — молодая мама рядом с молодым мужчиной, моим отцом. У отца была забавная причёска «ёжик» , черты лица — приятные, даже миловидные, но смотрел он сурово и строго, словно хотел мне что-то высказать не очень лестное. На третьей фотографии — один отец в шоферской спецовке, а на голове лежала кепка с повёрнутым на бок козырьком, здесь он слегка улыбался.
Я собрал документы, положил в карман рубахи и поглядел на «своих несчастных».
Ольга тихо стонала в забытьи и что-то шептала с полузакрытыми глазами.
Юрий Семёныч холодным волчьим взглядом смотрел на меня.
— Ну, что? — протянул он, — мой паспорт, надеюсь, не нужен? Там другой Юрий Семёныч, чужой тебе человек который подвергся сейчас страшному истязанию вместе со своей женщиной, что повлекло за собой физические и моральные травмы. Ты понял, о чём я?
— Да пошёл ты вместе со своей…
— Я-то пойду и прямо в милицию! — снова заорал и задёргался он. — Я тебе не отец, она тебе ещё не жена, подумаешь — они заявление подали, ну и что?!
ЖИЗНЬ взяла и плюнула на это заявление, распорядилась по-другому, и Ольга полюбила меня, для этого в наших ЗАГСАХ испытательный срок и даётся! И таких случаев среди людей масса, так что же теперь пытки устраивать, самосуды?! Ты что, совсем сбрендил?! А ну, быстро развязал меня, если не хочешь осложнений!
— Сам себя развяжешь, и пусть это будет заключительный аттракцион нашего шоу! — я достал из кармана нож, вытянул лезвие, кинул к его жбану, выскочил из комнаты, захлопнул за собой дверь и почему-то сильно заволновался.
— Садист!!! Фашист!!! — долетел во след истерический бас. — Вернись и развяжи!!!
Наталья сидела в коридоре, обхватив голову руками, и полоумными глазами глядела на меня:
— Что же теперь будет, Костик? . . — прошептала она. — Ведь он отчасти прав…
— Быстро уходим, я должен успеть на САПСАН, мне в Петербург надо! Что ты расселась?! Собирай костюмы!
Я влетел в свою комнату и начал сам запихивать костюмы в большой целлофановый пакет.
— Какой САПСАН? — вбежала удивлённая Наталья. — Какой Петербург? Зачем? Ты же ничего не говорил.
— Быстро! — мои руки тряслись, а сердце неуёмно бухало тяжёлым молотом. — Хватай костюмы, чёрт тебя побери! Я же опоздаю! — мой нервный голос предательски срывался на противный фальцет.
— Подожди, Костик, я прекрасно понимаю — тебя потрясло, что он не твой отец, но успокойся, подожди: может их правда развязать? . .
— Что-о-о-о! — меня закрутило по комнате. — Всё, я тебя освобождаю от себя! Держи свой мобильник и езжай куда хочешь! На, возьми! А мне надо на САПСАН! — и вдруг вспомнил. — Чёрт! Я же забыл чай для этих мразей! Чай! Чай! Чай!
Как угорелый я ворвался на кухню, достал со шкафа заветный свёрток, разорвал, вынул две пачки отравленного «Индийского чая» из утренней росы и поставил на видное место рядом с чашками…
Во дворе я никак не мог отцепить Наталью от распахнутой дверцы своей машины.
— Я с тобой!!! — визжала она. — Ты какой-то бешеный, мне страшно за тебя!!! Пусти!!! — и успела швырнуть пакет на заднее сиденье.
Мне ничего не оставалось, как только ударить её по руке и сильно оттолкнуть.
Наталья споткнулась о ближайший куст, перевернулась и упала.
— Извини, но ты ничего не понимаешь! — я нырнул в машину и дал по газам.
Наталья вскочила, еле удержалась на склизкой земле и отчаянно кинулась к жёлтому такси.
— Стой! Стой! — во всю мощь закричала она и пустилась наперерез машине, отъезжавшей от подъезда дома. — Шеф, стой!
Такси притормозило, дверь приоткрылась, Наталья пулей влетела на переднее сиденье и приказала:
— Вперёд, за той Хондой! Скорей, плачу сполна!
— Сполна я люблю, барышня! — усмехнулся водитель лет пятидесяти и спросил. — А как «вперёд» , преследуем, или остановить?
— Преследуем!
— Понял! . .
[/responsivevoice]
Category: Эротическая сказка
