Берег Робинзонов. Часть 2
«Нeужтo всe пo пьяни?» — думaлa oнa, xoть и знaлa, чтo нeт. Нa глубинe бывaют гaллюцинaции… мoжeт, тe, у кoгo oни бывaют, тoжe «знaют»?
Пoжaлуй, eй былo xoрoшo, кaк никoгдa. Внутри xoлoдил слeд стужи, прoпитaвшeй Мaрину тaм, нa глубинe, и oнa чувствoвaлa сeбя кaкoй-тo нoвoй, другoй Мaринoй. Oнa дaжe oсмoтрeлa свoe тeлo, извивaясь змeйкoй в вoлнax, нo ничeгo нoвoгo нe oбнaружилa и пoплылa дaльшe.
Вскoрe пoкaзaлся бeрeг. Мaринa дoлгo нe мoглa узнaть eгo, и узнaлa только, когда подплыла поближе, метров на сто. Это был небольшой пляжик среди скал, в полукилометре от города. Марина выплывала сюда с мамой — та делалась здесь почему-то особенно грустной…
Солнце уже нависло над горизонтом. День пролетел, как один миг — Марина вдруг с удивлением поняла это, — но почему-то она совсем не устала и не хотела есть.
Пару минут она колебалась, потом все-таки решила причалить к пляжу. Там никогда никого не было, и Марина не боялась, что ее попалят. Выбравшись на берег, она потянулась, как кошка, не чувствуя ни малейшей усталости. Отжала волосы, черные и длинные, как у мамы, стянула заново их в узел — и оглянулась…
«Ну вот», — была первая мысль, — «вот меня и попалили голой. То есть мы друг друга попалили…»
Вторая мысль была — «Боже, какой красавец…»
Закатное солнце золотило высокую фигуру античного полубога, стоявшего на валуне. порно рассказы Лучи рельефно выхватывали каждую выпуклость мускулистого тела — и «кубики» живота, и бицепсы, и длинный лиловый член с яйцами. Прямо на глазах он набухал и поднимался кверху, как зенитка…
— Ой, — запоздало крикнула Марина. — Привет! — и прикрыла грудь рукой. («Зачем? все равно писька голая…»)
Полубог молчал. Он был кудрявый и черноглазый. И он так смотрел на нее, что у Марины заныли соски.
— Я привыкла, что тут никого, вот и… ты тоже, да? — вдвое тише спросила она.
Тот по-прежнему молчал. «Иностранец, что ли??????» От его взгляда в Маринином теле ожил и заструился холод, сладкий холод морских глубин, набухая в горле и в сосках. Полубог смотрел на нее с таким удивлением и восхищением, что Марина будто потеряла вес и стала прозрачной.
Где-то в глубине снова запели голоса… или это был один голос? Или, может, это был не голос, а его взгляд????Марина не понимала. Она не понимала вообще ничего и просто стояла, голая, перед полубогом, нацелив в него дула отвердевших сосков…
Он был, как живой сгусток золота. Качнув вздыбленным членом, он направился к Марине.
В принципе, она ничем не рисковала: судя по его взгляду, незнакомец не был агрессивен, а она в любой момент могла сказать ему «нет». Или сбежать в море, на худой конец, где ее не поймает ни один полубог, даже самый похотливый. Или…
Она могла бы. Ей ничего не помешало бы так сделать.
Может быть, поэтому Марина с каждой секундой все острее чувствовала, что она так не сделает.
А может быть, все дело было в сияющей красоте незнакомца. Или в голосах, певших тем звонче, чем ближе он подходил. Или в лиловом члене, торчащем прямо в Марину…
Мне ничего не стоит отказаться, думала она. Но мне ничего не стоит и сделать Это…
Она застыла в ознобе. Еще не поздно, убеждала она себя, когда его руки коснулись ее тела. Я еще могу остановить…
Незнакомец щупал ее бедра и гениталии, как святыню; ловил бережными губами соски и посасывал их; дрожащим языком лизал ее губы, и потом проник в рот и вылизал его до самого горла; и Марина понимала, что она уже лежит на гальке, а он раздвигает ей ноги и давит, давит в беззащитную сердцевину, входя в нее с болью и холодом…
… и вот он уже в самой ее глубине. Он в Марине, он и есть она, Марина. Она теперь — это его член, и руки, доящие Маринину грудь, как вымя, и язык, лижущий внутри и снаружи. Она уже не Марина, она — сгусток сладкого льда, который вот-вот заледенеет окончательно, и тогда удастся то, что не удалось в пучине…
И Марина провалилась в сияющий ваккуум. Она стала морской волной, свободной и прозрачной, и в ней был Он. Корчась в спазмах сладкой смерти, умирала старая Марина, а в ней рождалась новая, сделанная из холода и наслаждения. Голоса хлынули в нее отовсюду, из всех щелей мира, а она вдруг поняла их и захлебнулась этим пониманием, и изошла криком, от которого треснуло море…
***
— Разве ты не слышала меня? — спрашивал он, не раскрывая губ. — Я говорил с тобой, и ты отвечала мне.
«Телепатия» — понимала она, не чувствуя ни страха, ни удивления.
— Что я отвечала тебе?
— Ты уже забыла? Я сказал, что ты прекрасней солнца, и спросил, хочешь ли ты совокупиться со мной. И ты ответила мне — «Да! Больше всего на свете!…»
Его голос звучал прямо в ней. Он не говорил, а пел, и она понимала это пение лучше всяких слов. Отовсюду пели сотни, тысячи, миллионы других голосов — в воздухе, в море и даже в земле.
— Что это за голоса? Сверху, снизу…
— Снизу — это наше племя.
— Ваше племя?..
— Наше. Не только мое, но и твое. Ты — дочь человека и одной из нас. А голоса сверху — это, наверно, человеческий эфир.
— Эфир?
— В последние сто лет вы стали пользоваться эфиром, используя его для общения, и мы узнали о вас гораздо больше. Ведь люди давно забыли истинную речь…
Два силуэта сидели у моря, глядя на стремительно тонущее солнце. Тот, который был теперь женщиной, положил голову на плечо своему мужчине, опутав его своими волосами.
— Познакомишь меня со своими?
— Конечно. Но вначале скажи: понравилось ли тебе? Хочешь ли ты еще?
— Понравилось. Хочу. Очень…
Она легла на гальку. Вскоре его ягодицы вибрировали над ней, а она извивалась бронзовой змеей, глядя в небо…
Потом они оба вошли в воду.
— Не бойся, — беззвучно сказал он. — За мной!
И они поплыли. Он сразу ушел вглубь; она, помедлив, — за ним. Голоса усилились; и еще было почему-то понятно, что за дыхание переживать не стоит.
— Ну как, вспоминаешь?????Каждый из нас помнит все, даже если никогда ничего не видел…
Вода сразу сгустилась в чернильную тьму, но вместо человеческих глаз вдруг включились какие-то другие, небывалые, которые видели и просвечивали все вокруг, как рентген.
— Быстрее! — услышала она. Жгучий холод натянул все тело, выпрямил его, сделал острым и обтекаемым, и живая стрела пронзила пучину, как молния…
… Когда прошло несколько недель с исчезновения их дочери, Бзиби ушла в море.
Евгений Львович сидел на скале с подзорной трубой. Прошел час, другой, третий, а он все сидел, поглядывая в трубу, и не шевелился, будто прирос к скале.
Вдруг он вскочил, приставив в очередной раз трубу к глазам. Где-то далеко, за тридесятой волной мелькали три точки: голова его жены и два дельфина.
Он уже все понял, но все равно смотрел на них, сгорбившись от горечи. Потом, когда точка уже была одна, сложил трубу и побрел к берегу.
— Она жива-здорова, — говорила ему Бзиби, — и, видимо, счастлива. И она не вернется.
Евгений Львович знал, что она не плачет только потому, что не умеет…
… Однажды в три часа ночи в их квартире раздался звонок.
Открыв дверь, ошеломленный Евгений Львович увидел в коридоре свою дочь, мокрую и совершенно голую.
— Маринка! — выкрикнул он, когда прошел ступор, и кинулся на нее с объятиями, но тут же застыл: ее тело было ледяным, как морской валун.
— Налейте мне сразу полную ванну, — командовала Марина, усевшись на полу. — Мне нельзя без воды больше трех часов, ты же знаешь, ма…
И потом рассказывала:
— Его зовут Бзой. Он очень-очень классный, добрый и… Он согласился отпускать меня на денек-другой к вам, когда я захочу. Его родители, правда, не очень, но их никто не… Но это ведь только ночью, потому что не пойду же я голая по городу. Или, пап, звони маме и говори, в какое время ты вынесешь мне на берег одежду. Я все время слушаю ваш канал и буду в курсе… Простите меня, ладно?
Category: Лишение девственности
