Беспечный ездок Часть 5 в Бельцах

— Уважаемая Людмила Фёдоровна, — очень чётко и крайне вежливо произнёс я, — не доставите ли Вы мне удовольствие, позволив подлизать Вашу жопу?
— Доставлю, Алёшенька, — хохотнула она в ответ, — как же не доставить! Вылезай, вытирайся и приступай!
Я скорейшим образом завершил свой туалет, не забыв как следует вымыть член и собственную попу, и выбрался из ванны. Вытершись махровым полотенцем, на которое мне указала Людмила Фёдоровна, я предстал перед ней, восседающей на «белом коне».
— Ну, что, Лёшенька, — весело спросила она, — ты в самом деле готов подлизать мне попку?
— Да, Людмила Фёдоровна! — с жаром ответил я.
— Да-а-а, Алёша, — уже без всякой весёлости ответила Людмила Фёдоровна, — ты бесконечно, испорченный мальчишка: Впрочем, чего и греха таить, я сильно приложила к этому руку. Что ж я за старая блядюга: — Она почему-то загрустила. — Нет, Алёша, — твёрдо продолжила она, — сегодня ты мне жопу подлизывать не будешь! Когда-нибудь потом, может быть: Если захочешь и сам попросишь.
— Но почему не сейчас? — взвыл я.
— Потому что я так сказала! — рявкнула Людмила Фёдоровна. — И вообще, я тебя ещё не выпорола как следует, вали в комнату и готовься к порке! Быстро!
Она засунула руку с бумажкой между ног и подтёрлась, что не помешало ей отвесить мне другой рукой довольно чувствительного шлепка, красноречиво изгоняющего меня за пределы санузла. За закрытой дверью я услышал звук спускаемой воды и шум рукомойного крана.
Так или иначе, душа моя пела! Таких эротических впечатлений мне ещё не доводилось испытывать! Самое крутое, что было до этого момента — это неуклюжие попытки однополой любви с моим другом детства Серёгой: мы на пару дрочили на его колоду порнографических карт, зачастую друг дружке, на две-три секунды брали друг у друга в рот, а один раз, когда у Серёги никого не было дома даже попробовали потрахать друг друга в попку, по принципу «на безрыбье». Стоит ли говорить, что из этого ни фига не вышло?
Неспешно перемещаясь абсолютно голым по квартире Людмилы Фёдоровны, я вернулся на место экзекуции, то есть к дивану, и стал думать, какую бы позицию пособлазнительнее мне занять для второй части порки. В конце концов я не нашёл ничего лучшего, кроме как лечь животом на тот же диван, подложив под свои бёдра маленькую диванную подушечку, чтобы попка выдавалась кверху. Так я и лежал, пока не услышал шаги Людмилы Фёдоровны. Вошла она уже будучи одетой в просторный шёлковый халатик, не скрывающий, впрочем, её соблазнительных форм. Было заметно, что под ним на ней уже нет никакого нижнего белья!

— Двадцать горячих, Людмила Фёдоровна! — не задумываясь, словно бравый оловянный солдатик отрапортовал я. На самом деле я прикидывал, что для полного кайфа и чтобы не было слишком больно двадцати ударов должно хватить.
— Двадцать: — медленно, раздумывая, произнесла Людмила Фёдоровна. — Хм, как наказуемый ты склонен скорее всего раза в 1, 5 занижать причитающееся тебе, так что по факту должно быть 30 горячих. С другой стороны, ты так здорово мне отлизал, что заслуживаешь амнистии в два раза меньше — получаем 15 горячих. С третьей стороны, ты такой маленький мерзкий извращенец, что надбавить тебе 10 горячих сам Бог велел, итого получаем 25. Готов?
— Так точно, Людмила Фёдоровна! — ответствовал я со своей голгофы.
— Ну, держись тогда!
Ремень со свистом врезался в мою выставленную на казнь задницу! Боль пронзила нижнюю часть тела, но в то же время дала импульс, ожививший мой временно угомонившийся член, как разряд тока сокращает мышцы мёртвого тела. Однако в отличие от трупа мой член собирался жить, причём весьма активно! На десятом ударе он крепко затвердел, на пя тнадцатом — был готов прорвать обшивку дивана, на двадцатом — я молился лишь о том, чтобы не кончить! В это же время боль разливалась от ягодиц по бёдрам каким-то горьким, но в то же время живительным теплом. К двадцать пятому, последнему удару я был уже готов вознести небу проклятия своим родителям, которые в силу врождённой интеллигенции ни разу не наказывали меня ремнём и в течении, по меньшей мере, шести последних лет (с первого класса) лишали меня такого удовольствия!
— Ффух! — вздохнула Людмила Фёдоровна. — Ну, что Лёш, живой?
— Живой, Людмила Фёдоровна! — бодро ответствовал я. — Живее всех живых! Ох, здорово же Вы мне вломили, — сказал я поднимаясь.
— Видно, не так и здорово, раз ты такой довольный, — ответствовала Людмила Фёдоровна. — Ладно, иди одевайся, я чайник поставлю.
Я отправился в ванную за одеждой. Однако надеть сходу трусы не вышло: уж больно сильно жгла высеченная попа. Пришлось ограничиться футболкой, так что на кухню я вошёл «беспорточной командой».
Людмила Фёдоровна всё в том же своём шёлковом халатике хлопотала на кухне.
— А, оделся уже? — спросила она, обернувшись. — А трусы-то чего не надел? Понимаю: попа болит. Погоди, сейчас:
Людмила Фёдоровна вышла из кухни и через некоторое время вернулась с каким-то тюбиком в руке и села на диван.
— Иди сюда, — позвала она. — Повернись попой. Не бойся, больно не будет.
Она стала намазывать мою выпоротую попку какой-то мазью. Мазь давала прохладу, и болезненный зуд будто бы растворялся в её обволакивающей массе.
— Вот так, — сказала Людмила Фёдоровна, закончив процедуру. — Теперь минут 15-20 и всё пройдёт.
Мы пили чай, я, чтобы дать мази высохнуть, так и стоял с голой попой. Людмила Фёдоровна, уже изрядно протрезвевшая рассказала свою невесёлую историю. До прошлого года она преподавала математику в соседней школе. Народ там учился простой, безбашенный, нервы выворачивал наизнанку. Кончилось тем, что, не сдержавшись, она залепила пощёчину какому-то наглому хмырю, позволившему себе оскорбительное высказывание в её адрес. Папаша хмыря внезапно оказался «крутым» и Людмиле Фёдоровне быстренько предложили написать «по собственному желанию». Семейная жизнь не добавляла радости: муж Людмилы Фёдоровны — инженер-авиаконструктор, внезапно оставшийся без работы непосредственно после начала «экономических реформ» , крепко и баззаветно пил всё что горит, срывая на жене свою неудовлетворённость жизнью. Пил, пока не дорвался до спирта «Ройяль» : 20-летняя дочь умудрилась выскочить замуж за немца и безо всякого сожаления свалила в ФРГ. На похороны отца она не приехала.
Людмила Фёдоровна осталась одна. Череда мужиков один гаже другого, попытки встроиться в «новую экономическую систему» — всё это привело только к одному: росту количества употребляемых спиртных напитков, повышению градуса одиночества, депрессии, неудовлетворённости собой и окружающим миром.
И тут подвернулся я. Оказалось, что в первый момент, когда я поднял её из лужи, ей показалось, что я — это тот самый мальчик-мажор, из-за которого она вылетела из школы. Именно этим объяснялась её суровость в первые мгновения нашего общения. Она призналась, что «этого засранца» , как и многих других в её классе ей «реально хотелось выдрать ремнём по голой попе». И тут, казалось бы, «засранец» попался!
— Знаешь, Лёш, — говорила Людмила Фёдоровна, — реально поначалу показалось спьяну, что ты — это тот самый гондон! Даже когда ты вежливо так мне отвечал, казалось, что это издевательство какое-то, сарказм: Вот же блядь я старая, как же так нажраться можно было!
— Ничего страшного, — успокаивал я, — с кем не бывает. — К тому моменту мазь уже впиталась, и я сидел за столом на табуретке, хоть и по-прежнему без трусов.
— В общем, досталось тебе, что называется, «за того парня» , — грустно подытожила Людмила Фёдоровна. — И ещё за десятка два других козлов и коз. Ты уж не обижайся, дружок:

Category: Сказка