Практика по-хогвартски Часть 6 было прошлым летом
Рон открыл глаза.
— Что-о?
Гермиона виновато посмотрела на него. Её пальцы, впрочем, как отметил Рон краем сознания, принялись неспешно скользить вдоль ткани брюк из стороны в сторону.
— Это просто ночные грёзы, Рон. Которые мне даже под действием Империуса никогда не взбрело бы в голову осуществить наяву. И потом, — голос её чуть понизился, а в глазах что-то неуловимо блеснуло, — разве тебе в своих фантазиях, касающихся меня, никогда не хотелось совершить что-то аморальное?
Рон почувствовал, как у него пересыхает во рту.
— Х-хотелось, — глухим, каким-то совершенно не своим голосом, признался он.
Гермиона вновь слегка склонила голову набок; глаза её засияли, а пальцы на причинном месте Рона чуть сжались.
— Например?
Он невольно приоткрыл рот. Обнаружив, что губы его также успели пересохнуть, поспешным нервным движением языка облизал их.
— Мне… я… представлял иногда, что будет, если одолжить у Гарри его невидимую мантию… и…
— И? . . — сладко протянула собеседница.
— Пройти поздно вечером за тобой в твою комнату. — Рон замолк на некоторое время; мысли его путались. — Потом… я бы мог наблюдать за… увидеть, как…
— Как я раздеваюсь, — негромко подсказала Гермиона.
— Да.
— А дальше?
Глаза Гермионы уже не просто сияли, а пылали, подобно двум эльфийским огням. Ладонь же её принялась неторопливыми движениями оглаживать материю вокруг возникшего на ткани брюк Рона бугра, в замедленном музыкальном темпе выписывая круговые виражи.
— Увидеть тебя голой, — выдохнул Рон. — Как тогда… в библиотеке. Увидеть тебя в кровати. Увидеть, как ты… как ты ласкаешь себя.
Гермиона вытянулась вперёд, наклонившись так, что Рон почти чувствовал на своей правой щеке горячую щекотку от её дыхания.
— Значит, меня тогда не обмануло то мутное ощущение, — мелодично произнесла она. Рона бросило в жаркий озноб. — Я почему-то чувствовала, что ты этого хочешь.
Она приблизила своё лицо почти вплотную к лицу Рона, глядя ему в прямо глаза.
— И как давно тебе этого хочется, Рон Уизли? — сладко шепнула она. — Когда в самый первый раз ты начал фантазировать о чём-то подобном?
Рон отчаянно заалел, не в силах отвести от неё взгляд.
— На т… на третьем курсе, по-моему. Или… — он осёкся, заалев ещё гуще. — Не помню.
— Ты никогда не говорил мне об этом. — Гермиона почему-то облизнулась.
— Н… нет.
Она немного помолчала, согревая переносицу и губы Рона своим горячим дыханием.
— А ещё? — вдруг спросила она. — Понаблюдать, как я раздеваюсь, увидеть, что я делаю с собой в спальне, — и это всё? Разве у тебя не было каких-нибудь других фантазий? На третьем курсе, на четвёртом? . .
От её слов и её близости Рона поочерёдно бросало то в жар, то в холод.
— Смелей, Рон, — шепнула она.
Кончики её пальцев щекотнули его под столом.
— Не бойся.
Рон вновь закрыл глаза. Ему было стыдно, нечеловечески стыдно, — от того, что первые приходящие на ум фантазии были мерзкими, гнусными и извращёнными.
— Я… не могу. Я никогда бы этого не сделал… я…
— Понимаю, Рон, — нежно прошептала Гермиона прямо ему на ухо, в то время как благодаря действиям её опытных пальцев ткань брюк уже лишь чудом не лопалась изнутри. — Это лишь фантазия. Расскажи о ней.
Рон приоткрыл рот. В первый миг — только чтобы глотнуть побольше воздуха.
— Мне думалось о том, что будет, если… захватить с собою под невидимой мантией колдограф, — проговорил он. — Сделать пару или тройку снимков тебя обнажённой… ласкающей себя. Чтобы просматривать их иногда.
Он замолчал на некоторое время; Гермиона, чувствуя, что это ещё не конец, меж тем поддерживала его энтузиазм рассказчика, то сгибая, то разгибая свои тонкие и невероятно умелые пальчики.
— Потом я подумал, что было бы, если бы ты узнала про снимки. — Рон сглотнул слюну. — Возмутилась бы, конечно. Но потом… захотела бы, чтобы никто не узнал, не увидел их. Готова была бы на всё, чтобы этого не случилось…
— Даже так, — недоверчиво протянула Гермиона, отсев от него чуть подальше — устранив при этом ладонь с его брюк — и уставившись на него с каким-то странным выражением на лице. Снисходительностью, что ли? — Шантаж?
Рон промолчал, ощущая, как невообразимо громко и гулко бьётся его сердце.
— Что ж… — задумчиво изрекла Грейнджер. Голос её вновь стал медоточиво сладким. — А что именно ты заставил бы меня сделать, Рон Уизли, угрожая иначе опубликовать снимки? Расскажи.
Она чуть-чуть приоткрыла губы, глядя Рону в глаза. Меж губами её проскользнул на миг розовый поблескивающий язычок.
— Поз… позировать для новых снимков. — Он ощутил себя водителем магловского автомобиля, на полной скорости несущегося в пропасть. Так или иначе, остановиться он уже не мог. — Стоять перед объективом… голой. Ласкать себя с помощью… разных предметов. Размазывать… по своему телу… едкую горчицу, слизывая её потом… из самых далёких мест.
— Да, — проговорила Гермиона.
Глаза её были мечтательно затуманены, а пальцы рассеянно теребили край мантии.
— Или втирать её… — добавил Рон, чувствуя, что если всё-таки остановится, то вряд ли сможет снова заговорить, — сильнее в кожу… чтобы зуд, раздражение, жжение заставляли потом тереть кожу ещё сильнее, опять и вновь.
— Рон.
Гермиона
— Доктор, надо мной все прикалываются!
— А кто вам сказал, что я доктор?
взглянула на него со странным томным выражением на лице. Пальцы её продолжали меж тем теребить край мантии.
— Ты ведь сейчас по сути фантазируешь. Как тогда. А мне… как я говорила, всегда хотелось посмотреть, как мальчики делают это.
Рон вновь вспыхнул, хотя, казалось бы, уже ничто не сможет его существенно устыдить.
— Просто закрой глаза, — предложила она, — и действуй так, словно ты в комнате один. Словно ты фантазируешь мысленно… рассказывая сам себе, что и как ты сделал бы с беззащитной Гермионой Грейнджер… к чему её принудил…
На миг она слегка куснула верхнюю губу.
— Пожалуйста.
Рон прикрыл глаза.
И, чувствуя, словно некая неосязаемо тонкая нить внутри него вот-вот готова лопнуть, провёл рукой по собственным брюкам.
На глазах у Гермионы.
— Скажи, что бы ты ещё вынудил совершить меня, пользуясь своей неограниченной властью? — Голос её был мягок, был сладок, успокаивая и ввергая в пик разгорячённости одновременно. — Ведь действие не ограничилось бы… порочными фотоснимками?
Судя по звуку, собеседница облизнулась.
Рона бросило в озноб от этого звука.
— Я… — начал было он. Запнувшись, неуверенно продолжил: — Приказал бы, чтобы ты встала на колени передо мной. Совершенно… обнажённая.
— А потом? — Тон Гермионы был полон мёда и ожидания.
— Поцеловала меня… туда.
— И? . . — Интонации её речи будто бы чуть-чуть позванивали от волнения.
— Открыла рот…
Рон поймал себя на том, что рука его, прежде лишь вяло потиравшая брюки, движется всё быстрее и быстрее.
В следующее мгновение его вновь пробил ледяной озноб — и при этом жесточайший жар: он осознал, как вся эта сцена выглядит со стороны, как всё это дичайше нелепо и противоестественно, как выглядят со стороны его собственные действия — то, чем он занимается на глазах у испытанной боевой подруги всех своих школьных лет, Гермионы Грейнджер, одновременно рассказывая, как ему хотелось бы её — фактически — изнасиловать. От лица его отхлынула чуть ли не вся кровь до последней капли.
Мгновением позже он услышал её лёгкий, подобный звону колокольчика смех.
Недоумённо распахнув глаза, он увидел Гермиону, подпёршую голову рукой и смотрящую на него не то с иронией, не то со снисхождением.
— Эх, Рон, Рон, — мелодично протянула она. — Если бы ты только знал, какие фантазии роятся у меня в голове со второго курса.
Рон изумлённо моргнул.
— Да, ещё со второго, — верно поняла его удивление она. — Тогда мой организм, вероятно, готовился перестраиваться к новому режиму, выходя на первый виток взросления, так что грёзы захлестнули мозг просто сумасшедшие — потом, когда это прошло, мне даже пару лет было стыдно за них.
Она чуть вытянулась вперёд, продолжая подпирать голову ладонью и глядя при этом в глаза Рону.
Category: Совершенолетние