Чай из утренней росы Часть 17
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Отец укрыл её одеялом, обнял и прижал к себе:
— Успокойся, душа моя, — он зажёг мягкий свет настенного бра и ласково прошептал ей на ухо. — Посмотри: уже шесть утра, в такое время ничего страшного не должно сниться, страшное снится обычно поздней ночью, успокойся.
— Не могу… У меня перед глазами до сих пор этот ужасный сон, словно я видела всё наяву… Ой, Юра, ой…
— Успокойся, что ты видела?
Ольга сбивчиво начала:
— Видела двор нашего дома. Наш двор — мой, твой и Костика, понимаешь? И Костика тоже… — и замолчала, тупо уставившись в одну точку.
— Я понял, Оленька, — осторожно прошептал отец, — был наш двор нашего дома, и Котика тоже. А дальше?
— А дальше… мы с тобой лежали по середине двора и пытались заняться любовью на виду у всех жильцов… О-о-й…
Отец быстро заглянул в её глаза, секунду подумал, отстранился и оценил:
— Действительно… страшно интересно: ну-ну:
— Любопытные жильцы прикатились как горох и заполонили весь двор, но некоторые смотрели из окон… И Костик тоже смотрел из окна…
— И он смотрел? — озадаченно спросил отец.
— Да… Костик широко распахнул рамы, перегнулся и глядел на нас, но ничего не выражал на лице, я очень отчётливо видела… Ты знаешь, Юра, это плохо, что он ничего не выражал…
— Душа моя, ты не углубляйся в психологию, ты по сути давай, по сути. Что было дальше с нашей дворовой любовью?
Ольга проглотила подступивший ком и с большим трудом стала продолжать, и было видно, что она реально представляет перед собой картину ужасного сна:
— Среди жильцов во дворе было много калмыков-дворников, они буквально стояли через одного…
— Откуда их столько взялось-то? У нас дворников раз-два и обчёлся! — сказал отец и вдруг осёкся. — О, Господи, это же сон… ну-ну:
— А ты… — её голос задрожал, — а ты никак не мог в меня попасть, всё тужился-тужился и никак… И тогда один из калмыков насмешливо крикнул: «Им надо помочь как неопытным собачкам во время случки: я сейчас возьму его за член и направлю в дырочку!» — и Ольга всхлипнула. — А все жильцы так засмеялись, так загоготали… Ой, Юра, это что-то страшное…
Отец заревел басом:
— Это я-то не мог попасть?! Гнусная ложь! — и снова осёкся. — О, Господи, это же сон… Извини, Оленька. Ты скажи, я ответил что-нибудь этому идиоту калмыку?
Ольга вытерла слёзы краем одеяла и сказала:
— Ты крикнул всем сразу: и калмыкам, и жильцам: «Чего собрались, мать вашу! Никогда не видели, что ли?!».
— А они?
— А они тебе с тем же смехом: «Чужого никогда не видели! Очень интересно посмотреть, как вы будете спариваться!» — и Ольга тоненько завыла.
— Тихо-тихо. Что ты. Успокойся. Вот мерзопакостные люди! Вечно эти соседи и дворовые лезут в личную жизнь и наяву, и во сне!
— Ничего себе во сне, он был такой реальный, что я прямо всей спиной чувствовала сырую землю… — жалобно простонала Ольга.
— А мы что… были раздеты?
— Ясное дело, мы были совсем голые…
— И ты лежала подо мной?
— Ну конечно, если я спиной сырую землю ощущала — значит лежала…
— Вот так и простудиться можно, вот почему ты дрожишь! О, Господи, это же сон… извини, я настолько поверил в эту страшную историю: Скажи, я всё-таки попал в тебя?
— Нет, так и не попал, и калмыку не дал помочь: Но самое страшное впереди, Юра… — и она плотней прижалась к нему.
— Что ты говоришь?!
— Да… Представляешь, этот калмык как заорёт вдруг: «Хватит! Сколько можно девушке мучиться?! А ну, давайте вольём ей сперму ишака!».
— Какой кошмар!
— Да… И все жильцы согласились, ой-ёй-ёй…
— Вот гады, а при встрече так мило улыбаются, кивают! Подожди, а Костик тоже был «за»?
Ольга громко всхлипнула:
— Он молчал, как истукан, и это было страшнее страшного, лучше бы поддержал всех жильцов…
— Ещё чего! Он просто знал и верил, что я обязательно попаду!
— Но ты же никак не мог этого сделать…
— Вот я и не пойму — почему?! Наверное холодно было, чёрт побери! . . Ну и что со спермой ишака, в конце-то концов?
— Приехала «скорая» , врачи оттащили тебя в песочницу, а мне вот таким огромным шприцем влили сперму ишака-а-а… ой-ёй-ёй…
— Та-а-к, — констатировал отец, — значит, душа моя, родишь ослика!
Ольга посмотрела на него растерянным взглядом, из глаз полились слёзы, и она с надрывом в голосе проговорила:
— Зачем ты смеёшься?! Мне до сих пор страшно, а ты смеёшься! Может этот сон — нехороший вещун!
— Да какой там вещун? Сон и есть сон — пустышка, фьють и нет его. Ты что старая бабушка, чтобы верить? Перестань, Оленька, нам только рыданий не хватало, — отец нежно вытер слёзы на её лице, чмокнул в припухшие губы и доверительно сказал. — Вот что, душа моя: раз уж мы проснулись так рано, пойдём-ка с тобой к воде Финского залива, пока спит наш Миша Саенко, умоемся целебной водичкой, глубоко надышимся чистейшим воздухом, и ты сразу успокоишь свои нервы. А? Идём?
Ольга освободила руки из-под одеяла, обхватила отца за шею, прислонила свой лоб к его лбу и спросила, всё ещё хлюпая носом:
— А что же всё-таки будет с Костиком, Юра? Что с ним будет?
— А что с ним может быть — будет великим писателем. А мы с тобой пригласим его в Эль-Фуджейру на творческую встречу с местной арабской элитой, и однажды ночью ты хорошенько подумаешь-подумаешь и убежишь обратно к нему. А я превращусь от горя в дряхлого Юр-хан-бабая, прикреплю к макушке здоровенный рог буйвола и стану завывать на луну с утра до вечера.
Ольга грустно усмехнулась и сказала:
— О, боже, какой же ты актёр-актёрище… скоморох ты мой любимый…
Я проснулся на диване второго этажа, куда ночью удрал от голой Натальи, крепко прижимал к груди ноутбук и большой почтовый конверт.
Бра на стене не горело, в окно глядел светлый день, а часы показывали 12: 15.
Ноутбук — это понятно, обнял и заснул, а конверт откуда? А-а, конечно, Наталья подсунула.
Я приподнялся, сел на диване и прочитал адрес отправителя:
САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, КОЧЕТКОВ АЛЕКСАНДР, НЕВСКИЙ ПРОСПЕКТ, ДОМ 12.
Кочетков Александр — папарацци из Петербурга, я познакомился с ним на выставке, откровенно подкупил парня и попросил проследить за моими подопечными на территории дачи Миши Саенко. Молодец Александр, не подвёл, прислал.
Распечатав конверт, я вытянул одну из нескольких больших цветных фотографий: в рассеянных клубах белого пара русской бани на деревянной лежанке отец и Ольга занимались любовью.
Скорее всего — Александр снимал через отверстие в стене, резкость по краям кадра была размыта, но сами персонажи банной любви узнавались на все сто процентов.
Я хотел посмотреть другие фото, уже почти вынул из конверта, но передумал, ну их к чёрту этих персонажей, противно всё это, сунул обратно и спрятал конверт под подушку.
Одёрнув пижаму и причесав ладонью шевелюру, я спустился по ступенькам вниз и распахнул дверь, ведущую на террасу.
Терраса была вымыта, проветрена, в ней пахло свежестью, табуретки стояли на столе и торчали вверх ножками, будто чуткие антенны.
Я заглянул в свою большую комнату.
Наталья, закатав штанины и рукава, широким и крепким движением драила там полы. Услышав шаги, она поднялась во весь рост, придержала тряпку над тазом и внимательно уставилась на меня.
— Кап, кап, кап-кап-кап! — музыкально шлёпала вода с её тряпки.
Облокотившись на притолоку двери, я спокойно спросил:
— Когда принесли конверт?
— Час назад, ты спал, — грустно ответила она и примостила тряпку на край таза. — Пришёл дядька из местной почты, постучал в ворота и сказал, что заказной конверт на имя Ларионова Константина Юрича.
— Сколько взял?
— Сто пятьдесят.
— Хапуга твой дядька, а тебе спасибо, сейчас отдам.
— Вот квитанция, я не вру, вот она, сто пятьдесят, — Наталья достала из кармана мокрый клочок бумаги.
— Убери, я же не тебя хапугой назвал. Ладно, — я помолчал, подумал и спросил. — Ты где, говоришь, китайский костюм брала?
— У подруги, она — костюмер в институте Культуры.
— Ещё три таких можешь взять? За прокат заплатим.
— Конечно, я всегда готова помочь тебе.
Я хмыкнул:
— Ты хоть бы спросила — зачем, сразу — «всегда готова» , может я нехорошее дело задумал, а ты как будущий юрист совершенно небдительна.
— Всё равно для тебя готова, — она ответила так же грустно и тихо.
— И ты уверена, что подруга не откажет?
— Уверена. У неё там полно всякого, а этих китайских вообще навалом, есть и сказки.
— Я думаю, что сказки мы оставим на потом, — я тяжело вздохнул и ударил кулаком по притолоке, — сейчас на первом плане жестокая реальность.
Наталья посмотрела на меня внимательней и каким-то чутьём попала в самую точку:
— Ты хочешь в этих костюмах встретить Ольгу и своего отца?
— Молодец, — скупо похвалил я, — вот сейчас как будущий юрист ты проявила точную прозорливость. Как догадалась?
— Очень просто: другой жестокой реальности, кроме их приезда для тебя не существует.
— Не существует, — акцентировал я.
— А что задумал, если не секрет?
— Гениальное феерическое шоу, которое завтра должно состояться с помощью твоих костюмов.
— Да что ты говоришь? — она теперь слегка улыбнулась. — Выходит, Костик, мой вчерашний приезд тебе подсказал что-то интересное?
— Выходит подсказал: только смотри не зазнайся, а то опять: обозлишь меня…
— Всё-всё, злить больше не буду. А что за шоу?
— Узнаешь попозже, а если захочешь — можешь поучаствовать.
— Хочу, безумно хочу! — она заметно прибодрилась.
— Сначала — костюмы, сегодня, сею секунду, для меня это очень важно.
— Хорошо, я готова!
— Значит, поехали?
— Поехали!
— Сбор через пятнадцать минут, иди, одевайся.
— Извини, Костик, можно один вопрос?
— Извиняю, можно.
— А ты Ольгу с отцом: будешь убивать?
— Буду делать из них лапшу:
Моя тёмно-вишнёвая «Honda» летела по загородной трассе.
Наталья расслабленно утопала в соседнем кресле, ей было очень приятно мчаться на моей машине, глядеть вперёд в бесконечную даль и ловить минуты счастья, она повернулась ко мне и с улыбкой пропела:
— «Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка это — флаг корабля!»… Капитан, а у нас сегодня только один причал — института Культуры? Или ещё какие?
— Институт Культуры — первый и главный причал, — ответил я задумчиво.
— Так, — она загнула палец, — первый причал. — А второй?
— Зачем тебе сразу второй? Ты видишь, что там впереди?
— Окружная.
— Ну, говори.
— А-а-а, да-да. По окружной до Химок, а там будет огромный указатель «Платформа Левобережная» , потом я покажу.
— Понял. Дальше, второй причал — московский двор, встреча с калмыком.
— Зачем?
— Без комментариев, я же сказал — попозже всё узнаешь. Терпенье.
— Ясно. Второй причал — калмык, — и Наталья загнула второй палец.
— Третий и последний — моя квартира, подготовка феерического шоу, репетиции, генеральные прогоны и терпеливое ожидание главных участников из Петербурга.
Наталья загнула третий палец.
— Значит так, — пояснил я, — своей подруге меня представишь двоюродным братом, всё-таки родственник, лишь бы костюмы дала.
— Женихом! — предложила Наталья.
— Нет, — категорично ответил я, — женихом слишком круто.
— Ну и что? Круто и красиво! А костюмы нужны для свадьбы, у нас может задумка такая, она вообще тогда без проката отдаст, без всяких денег!
— Да?
— Конечно! Ленка как узнает про мою свадьбу — какие там деньги!
— Молодец Ленка, ладно. Ты только смотри там: слишком не переигрывай про свадьбу, не хочу, — и я серьёзно посмотрел на неё.
— Не хочешь — не буду, хотя напрасно, свадьба — очень классное мероприятие, но: конечно: смотря с кем:
— Ты опять злишь?!
— Нет-нет! — и Наталья замахала руками. — Давай дальше, Костик, про калмыка!
— Дальше — дворник калмык. У меня с ним серьёзный разговор, ты сидишь в машине и ждёшь.
— Хорошо, сижу и жду! . . А почему меня не возьмёшь к своему калмыку?
— Сказал же: серьёзный разговор!
— Всё-всё, Костик, сижу и жду!
Я откинул голову на спинку кресла и вздохнул:
— А теперь давай помолчим, хочу тишины.
— Молчи-молчи, — она понимающе закивала головой, но всё же шёпотом спросила. — Извини, Костик, один вопрос:
— Ну.
— Можно посмотреть фотографии в том большом конверте? Почему ты скрываешь от меня? Я же тебе помогаю с костюмами.
Я перегнулся к заднему сиденью, протянул руку, взял заказной почтовый пакет и положил ей на колени.
Наталья не знала суть фотографий, спокойно вынула первое фото и тут же громко ахнула:
— Ой! Боже! Это: это они?! Боже! — и даже на секунду прикрыла глаза от увиденного ужаса, потом вынула второе фото похлеще первого, и по щекам покатились неожиданные слёзы. — Как же такое получается? . . Это что же творится, Костик? . . — она до того поразилась, вынимая одно фото за другим, что начала тихо плакать.
— Ой… Какой кошмар… Ко: Костик:
Я рванул из рук Натальи фотографии вместе с конвертом и кинул обратно на заднее сиденье.
Наталья сочувственно продолжала реветь, неотрывно глядя на меня и прижав ладошки к своей груди…
Ленка-костюмер, обманутая нами, была весёлой светловолосой и пышнотелой девицей с открытым русским лицом, Радостно встретив нас, она по-простецки сказала:
— А ты никак плакала, невестушка? Я не пойму: глаза красные как у крысёнка: нос на свёклу похож, ты в зеркало-то глянь, страхолюдна, — и засмеялась, повернувшись ко мне. — Вы уж, Костик, простите, мы с Наташкой по-свойски.
Я кивнул и улыбнулся собачьей улыбкой.
Наталья глянула в зеркало и также по-свойски ответила:
— Ты — злыдня, а не подруга, как можно при любимом женихе меня крысёнком обзывать?
Я закашлял.
Наталья с удовольствием врала:
— Ещё как плакала, Ленка, ой, как плакала. Мы только вышли из ЗАГСА, когда заявку подали, и я — в слёзы, лью и лью.
— Вот, дурёха, ей счастье привалило, а она — в слёзы.
— А как же без них-то, подруга? Ну, думаю, всё, новая жизнь началась, и мне так страшно стало, а Костик парень весёлый, вроде тебя, сидит за рулём, поёт и утешает:
«Ты не стой и не плач, как царевна-несмеяна,
Это глупое детство прощается с тобой!».
И тут Ленка-костюмер схватила меня под руку, прижала к себе и радостно заголосила:
— Ой, Костик, так вы такие прелестные песни знаете?! А давайте целый куплет споём, это же моя любимая песня, я ведь раньше в этом институте на хоровом отделении училась, а потом бросила и сюда пошла!
— Давайте-давайте… можно куплет… чего же не спеть с хорошим человеком: — ответил я и покосился на Наталью.
Наталья развела руками.
Мы с Ленкой-костюмером дружно спели, к тому же слова я прекрасно знал:
«Всё пройдёт, всё пройдёт или поздно или рано,
В тихом сне, в тихом сне и сиянье голубом!
Так не стой и не плач, как царевна-несмеяна,
Это глупое детство прощается с тобой!».
Ленка без всякого стеснения чмокнула меня в щёку, Наталью — в губы и с восторгом прокричала:
— Вот, сразу видно — писатель, культурный и душевный человек! Ну, Наташка, люби Костика больше жизни! Поздравляю и жду приглашенья на свадьбу! Та-А-К, значит ещё три китайских?! Щас отгрузим! Слушай, а ни хочешь костюмы Кикиморы и Лешего?! До того классные костюмчики, вся свадьба со смеху помрёт! . .
Грустная Наталья осталась одна в машине, слушала музыку и уплетала батон белого хлеба, запивая молоком из пакета. Сквозь лобовое стекло она смотрела в глубину двора, где я сидел в детской песочнице с тремя калмыками.
Внимательно дослушав меня, Коля-калмык покивал головой, поцокал языком и сказал:
— Да-а-а-а, карашо придумал Константина, настоящая кино, детектива, — и повернулся к своим друзьям.
Они сразу подхватили:
— Да-да, очень шустрый придумка, интересный придумка.
— Однако страшно хлопотный придумка, много работай придётся.
Коля-калмык поднял руку, остановил друзей и для пущей важности переспросил меня:
— Значит, Константина, будешь по честный платить и накормить-напоить тоже будешь? Так тебя понимай?
— Так, — подтвердил я.
— Карашо: сколько платить и чем накормить-напоить?
Я ответил:
— Пятнадцать тысяч на троих. Королевского стола не обещаю, но водку, картошку с селёдкой, колбасу и сыр гарантирую.
Все трое калмыков сгрудились, что-то заговорили по-своему, и старший Коля снова обратился ко мне:
— У нас есть мало-мало вопроса.
— Давай.
— А сухари в турму ты тожа нам носить будешь?
Я тупо посмотрел на него:
— Какие сухари? Какая тюрьма? С чего ты взял?
— Опасно, однако, — покачал головой Коля-калмык, — твой Ольга и твоя папа узнавать нас могут, в милиция скажут, а в милиция что: сухари и турма. Э-э-э, Константина, опасно бывай.
— Да перестань, Коля, как же они узнают, если на вас будут китайские костюмы, я же объяснял, а на лицах — страшные маски. Чего тут опасного?
— Э-э-э, а вот страшный маска как раз можно до смерти запугать, особенно твой Ольга.
Он у тебя спортсмен тонкий и хрупкий как былинка в степи, шибко эмоциональный как травка на ветру, так закричать может — ой-ёй-ёй!
— Тьфу ты чёрт! — не выдержал я и хлопнул себя по колену. — А вы для чего?! Для чего я вас собираю и хочу хорошие деньги платить, чтобы всякие Ольги крик подняли?! Ваша задача в том и состоит: не единого писка с их стороны не должно быть, припугнули, связали, поставили куда следует и ушли, остальное — моя проблема! — я безнадёжно махнул рукой. — Эх, Коля, брат называется, калмык, товарищ, друг степей! Я-то думал — приеду, поговорю, он поможет, а Коля сдрейфил! Милиция! Сухари!
— Тихо-тихо, — успокоил Коля, — ты шибко кипячий, Константина, остывать надо и трезво бывает глядеть надо.
Остальные калмыки снова затараторили, обсуждая что-то, но старший Коля одёрнул друзей и сказал мне:
— Есть ещё мало-мало вопроса.
— Если про сухари, лучше не спрашивай, давай сразу разойдёмся! — строго ответил я.
— Про другой хочу, зачем сухари.
— Про «другой» давай!
Коля-калмык откашлялся и выдал:
— Тутва через два дом в третий двор татарин-дворник есть, у него подсобная кобыла на ходу. Я с этим дворник близко дружить. Мы пригоняй сюда кобыла, вязать к ней сзади твой Ольга длинный верёвка и катать по наш двор на виду всех жилец, лучший позор и наглядный урок для твой предатель Ольга не может быть. Я же тебе говорил кода-то.
[/responsivevoice]
Category: Эротическая сказка
