Тайга 3


[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]… Вот такая херня у меня получилась с парнями. Долго потом ничего не было. Думал — совсем успокоился, а тут — два этих педика на мою голову. По-моему, им даже пофиг — вижу я их или не вижу! А может маленькие еще, чтобы о чем-то думать. Ну, они-то ладно. А мне какого? Уже 43 года, а как увидел, что эти щенята выделывают — хер аж взвился! Да я на мыло изойду через неделю, если они не прекратят. А они утром встали — хоть бы что. Как будто с вечера ничего и не было. Ну, по синякам под глазами видно, что трахались. А глаза — как у ангелочков! Ну, сучары, я вам вечером устрою!

Был банный день. Они загодя натопили в баньке, воды нагрели, да и пошли париться. Я-то им сказал, что после них мыться буду. Хер им! Минут через двадцать подхожу к оконцу, а эти уже разлеглись на полке, да ртами друг друга ублажают. Зашел в предбанник, разделся и тихо так влез в парилку. Даже ухом не ведут — вцепились друг в друга, сопят, мычат, да жопами помогают себе глубже член в глотку другому загнать. А я стою — и завожусь! Хер — колом, а сам злобой наливаюсь. Взял веник, да как начал их охаживать! Их как ветром смело! Орут, к углам прижались, глаза квадратные! Лешка рот разинул, воет, руками прикрывает голову, чтобы не больно было. А Валька… этот сученок не на веник смотрит, а на мой хер. Не отрываясь! А хер, и правда, — как стоял колом, так и стоит. К животу прилип. — А ну, кричу, — брысь отсюда, гомики малолетние! Оба по стеночкам к дверям сползли, да — галопом из бани.

Возвращаюсь — тишина! Эти под одеяла забились с головами и не дышат даже! Прорычал: — Сучки, если еще раз застану вас за еб@ей — в лесхоз сообщу, да поганой метлой отсюда обоих!

Напугались. В глаза не смотрят. Малейшее приказание — все бегом. Даже полы намыли, да дрова накололи и в поленницы уложили. Ложатся рано, все тихо, спать мне не мешают. Да только сон никак не идет. Перед глазами картина в бане — два тельца, вбивающие члены друг другу в глотки. И две их задницы, от вида которых хер только наливается. Да, что я, с ума сошел? Что за мысли? Им бы теперь только до конца практики дожить, да ноги живыми унести — о другом и не думают!

Как-то в нужнике сижу, а эти пришли с лопатами в огород, да начали картошку на обед выкапывать. Болтают между делом. Валька: — Ты видел, какой лесник здоровый?

Лешка: — Да, хорошо тогда в бане не покалечил — руки как грабли! Валька: — Ну, да, здоровые руки! Весь здоровый! А хер видел какой? Лешка: — Ты что — ё@нулся? Ты еще подкати к нему со своей жопой! Хорошо, что все с рук сошло — мог и сразу выгнать. Валька: — Ну, да! Слава богу — простил! Да он, наверное, всю жизнь одних баб е@ёт, потому так и взбеленился! Но — хорош, я бы с ним — замутил. Лешка: — Идиот, после первого же раза с рваной жопой бегал бы — видел, какой хер? Валька: — Да, классный!

Лешка: — Даже думать забудь! Он так меня напугал, что я тебя уже четыре дня не трахаю — сперма на глаза давит. Даже не знаю, что придумать! Валька, усмехаясь: — А что, вручную уже слабо? Да, ладно, не злись. У меня тоже жопа зудит. Особенно, когда его х@й вспомню… Накопали они картошки — и ушли, а я сижу, голова — кругом, хер опять наливается. Не было покоя, да, наверное, уже и не будет. До их отъезда.

Пользуясь тем, что их двое, решил на дальнюю заимку соль отнести, да по кормушкам лосиным засыпать. Нести нужно было килограмм 30 за один раз, путь-то не близкий — километров 15, часто не походишь — тайга. Думал — по 10 кг на рыло — осилим, не девки все-таки. Но, как назло, Алешка приболел — от нужника далеко не отходит. Можно бы отложить поход, да — тайга, дожди пойдут или, не дай бог, снег — и не пройти, даже тропинки непроходимыми будут. На Вальку гляжу — на этого много не нагрузишь — щупленький. Придется самому 20 кг на хребет взвалить. А это значит — там ночевать придется, быстро не пройти, а ночью по тайге лучше не шастать — пропасть можно!

Лешка загрустил — какая-никакая все-таки развлекуха была бы.
Валька наоборот — довольный, соль в рюкзаки грузит. И тайком Алешке подмигивает. А тот понял, на что Валька намекает, злится, кулаком грозит, а Валька ему в ответ язык показывает! Ну — дети!

Из 15 км пути — только 7-8 по тропинкам. Еще километра 3-4 — по берегу Кемчуга. А остальное — по тайге, по опушкам да просекам. Вышли рано утром. Сначала-то Валька резвый был, а через 5 км — приуныл, темп сбавил. А еще через пять чувствую — не возьму груз себе — не дойдет! Сунул ему мое ружье, а его рюкзак на себя навесил. Еле-еле доплелись за 5 часов. Я — никакой, да и Валька еле-еле ноги переставляет. Послал его за дровами, печь топить. Сам из последних сил на топчан забрался, да и отрубился.

Проснулся от того, что Валька тормошит: — Василий Савельич, чего есть будем? Чувствую, в заимке уже тепло — натопил! Ну, разложили нехитрую снедь на старой клеенке — едим. На улице уже темнеет. Всю работу — на завтра отложил. Спать надо, да непонятно как — мешок спальный есть, но один всего. Обычно никогда тут не ночевали. Белья никакого: ни подушек, ни простыней, ни одеял. Через пару часов тепло выветрится — без спальника не поспишь. Ну, да я-то не толстый, да и Валька щупленький. Может и поместимся. Только за себя боюсь — после его откровений насчет моего хера все время думаю о его словах. Успокоиться не могу.

Затолкал его в угол спальника, спиной придавил, да и застегнул молнию. Вроде поместились, не должны замерзнуть. Затих Валька, даже сопеть начал, умаялся. Пригрелся и в спину дышит. Да, нет, опять заворочался. Руки не знает куда пристроить. На меня положил — нашел место. Опять надолго затих, а я уже на стрёме, сна ни в одном глазу! Лежу, все жду чего-то. Сопит-то он — сопит, а руку медленно с бока на мой живот переместил. И вниз двигает. Мне бы его руку откинуть, да цыкнуть на него — а уже не могу! А навстречу его руке хер мой во весь рост встает. Встретились! Застыл Валька! Даже дышать перестал. Только пальцы развел, чтобы пропустить головку внутрь ладони. Так и лежим.

О сне и речи нет. Минут через пять начал потихоньку сжимать пальцами окаменевшую плоть, а сам жопу от моей спины отодвигает, чтобы я его стояк не почувствовал. Рука дрожит, дышит часто. Больше я выдержать не мог: руку его зажал на моей головке и, не отпуская, развернулся к нему лицом. А второй рукой его голову внутрь мешка заталкиваю. Все он понял. Послушно опустился вниз, припал к трусам, трётся, ртом пытается до залупы добраться. А у меня уже круги перед глазами, ничего не соображаю. Навстречу его рту резко двигаюсь, попадаю, впихиваю хер вместе с тканью в глотку. Мычит, вырывается, пытается руками освободить меня от трусов: — Василий Савельевич, снять надо, испачкаем… На мгновение мои мозги включились, я приостановился, дал себя освободить — и влупил со всей дури в освободившуюся нишу. Он руками уперся мне в живот, вырывается, головой крутить пытается, но поздно — меня накрыло, и я продолжал вбивать извергающуюся головку в его давящийся рот…

… Внутри спальника всё было мокро от спермы и пота. Валька вывалил голову наружу и захлебнулся в кашле. Я расстегнул молнию. Он молнией выскочил, рванул к дверям, распахнул их, и тут его вырвало, просто вывернуло наизнанку… Минут через пять он вполз, долго пил воду, и, виновато глядя на меня, подошел. — Извините, Василий Савельевич! Это я с непривычки. Вы не думайте, я вообще-то умею, но… Все так неожиданно было… И большой вы очень…

Я глядел на его нескладную фигурку, виноватую рожу, и даже жалость взяла:

— Ладно, вытирай там все внутри, да ложись — простудишься.

Забравшись внутрь, он уже откровенно прижался ко мне, положив голову на плечо, а руку — на грудь. Я обнял его за спину, прижал к себе, да так мы оба и затихли. А ночью пошел дождь. Ливень. Даже речи не могло быть в такую погоду соль по кормушкам разносить. Соль-то не промокнет, в упаковке, а вот ноги по бурелому точно переломаем.
Пожрали макароны с тушенкой. Сидим. Делать вообще нечего. А дождь не унимается. Ну, опять в спальник забрались — там хоть тепло. Валька прижался. Спрашиваю: — Давно с Лешкой-то трахаетесь? Валька: — Да, уже скоро два года. В общаге от техникума в одной комнате вдвоем живем. Сначала-то баловались — в дурака играли на отсос.

А потом о картах и вовсе забыли — друг друга ублажаем, как накатит! А в новый год меня здорово развезло в одной компании, ну, по пьяному делу один старшекурсник меня и трахнул. Хорошо хоть не болтал — только Лешка был в курсе. — Давай, говорит, и я тебя трахну — тебе уже все равно — девка. Я его матом обложил и послал подальше. А он вцепился в эту мысль и долдонит своё — давай, да давай! Достал! — Хорошо, говорю, но только обоюдно, чтобы обидно не было. Согласился. У него-то все сразу получилось: член небольшой, а у меня очко, наверное, широкое. А как дело до его жопы дошло — стопор! Не лезет — и все, член-то у меня не маленький. Как ни старался — даже головка не входит, чем только не мазали. Так и повелось, что только он меня пялит.

— Ну, это ладно, говорю. А самому-то хочется ему засадить? Валька задумался: — Иногда — да, но редко, мне даже нравится стало, что я всегда внизу. Опыта немного, только с Лешкой этим занимаемся. Но у него — маленький, так, елозит сзади. А когда намокнет — вообще его не чувствую. Но других искать боюсь, нарваться можно. Валька помолчал, а потом тихо добавил: — А таких, как ваш — вообще, наверное, не найти. Я ночью еле-еле сумел его во рту поместить. Если бы вы не так быстро все делали, я бы вам классно все обработал, я умею. Жаль, что вы только женщин трахаете. Сказал — и на меня глаза пялит.

У меня давно уже хер налился и окаменел от нашего разговора. Да, если бы не забота о твоей жопе — увидел бы ты, как он с парнями разбирается. Нет, даже мысли такой быть не должно — он же ребенок. Я попытался представить себе картину проникновения в него — и внутренне ужаснулся от несоответствия размеров. Но от этих фантазий я окончательно завелся, хер даже от живота отлип, дрожит, дергается. Смотрю, а глаза у Вальки расширились, рот приоткрылся, а рука по моей груди вниз ползет: — Василий Савельич, миленький, сейчас я, сейчас все сделаю, все будет хорошо, вы только не торопитесь, пожалуйста…

Добрался! Вторую руку туда же сунул! Одной — залупу мне мнет, а вторая на яйцах орудует. Ну, и хрен с тобой, сученок, насладись хорошим мужским хером. Слить в такой ротешник, как твой, — мечта. Чтобы ему свободнее было — молнию на спальнике расстегнул. Он одним движением устроился между моих ног, двумя руками ствол обхватил, лицом в пах уткнулся и — дышит, дышит. Языком головку терзать начал, смазку слизывает. Потом медленно насадился ртом, до упора, до горла и хрипит. А я не двигаюсь, боюсь сломать ему что-нибудь там, больно сделать. Пусть все делает сам. Терпел, пока мог. А потом добрался руками до его жопы, мну, раздвигаю, дырку нащупал, воткнул средний палец! Он аж взвился, сел на мой член, ползает по нему жопой вперед-назад, норовит дыркой по головке проехать. Потом лег мне на грудь, уперев дыру в окаменевшую залупу — и вниз толчками сползает. Чувствую, меня опять накрыло:

— С огнем играешь, шлюха! — Я упер руки ему в плечи и помогаю насаживаться. Ни хера не идет! Я все-таки не выдержал- начал кончать ему прямо внутрь дыры. Наверное, этой смазки и нехватало — он раздвинул жопу своими руками и одним рывком загнал головку себе внутрь.

Я долго не мог закончить слив. Наверное, потому, что с каждым впрыском семени его жопа сжималась, провоцируя меня на новые спазмы. Хер начал потихоньку опадать, чем Валька и воспользовался, чтобы полностью насадиться по обильной смазке. Он долго не выпускал меня из себя, да и я застыл, боясь сделать ему больно. Лежал и поражался, как смог этот пацан поместить меня внутри себя. И, похоже, — без травм. Валька лежит на моей груди, глаза закрыты, а сам скалится — добился своего.
Ну и гигант, не перестаю удивляться. Лежим, блаженствуем. Тереблю его: — Не больно? — Не-е-е-е-т, все в порядке, Савельич!

Меня как током долбануло. Только один парень мог меня так называть и только ему я это позволял. Но там любовь была, за того я душу готов был отдать! А этот мне кто?

И что для него я? Хер его мечты? Только этим я для него и ценен. Хотя, конечно, надо признаться, насаживать его — большое удовольствие! Вот и договорились — обоюдное удовольствие — и никаких Савельичей!

Дождь прекратился только к вечеру. С утра мы кое-как распихали соль по кормушкам, пообедали, да и двинулись в обратный путь. Все бы ничего, но дождь сильно размыл обрывистый берег Кемчуга, по которому Валька и соскользнул вниз прямо на камни у воды. Ушиб не сильный, но ссадина сильно кровоточила и идти сам дальше он не мог. Час от часу не легче! Впереди еще семь километров пути, правда уже по тропинкам.

Ну, ружье ему отдал, взвалил его на закорки, ну и потихоньку двигаемся к Суриково.

Как он заметил рысь — ума не приложу. Крупную рысь — я такую в первый раз видел. Сначала раздался шорох, потом — щелчок взводимого курка — и выстрел. Я чуть не уронил его от неожиданности. В рысь он не попал, но заставил ретироваться по веткам деревьев. Ну и реакция. Молодец. Я думаю, что рысь запах крови учуяла, на него и вышла. Могла и покалечить — и его и меня.

Сели, отходим, по сторонам глядим. Тишина! Спрашиваю: — Кто ж тебя так стрелять научил? Валька, с гордостью: — Мать! Она охотиться всегда любила. Когда-то в ваших краях бывала. С бывшим её мужем. — Что значит — с бывшем? Они что — развелись?

Валька: — Да, еще до моего рождения. Он потому и ушел от нас, что я должен был появиться. Я взвился: — Как можно своих детей бросать? Никогда не понимал! И что, дальше так и не общались? — Нет, иногда виделись, но я ему не нужен был. Да и не родной он мне отец. Я усмехнулся: — Ну и накручено у вас там! Мать больше замуж не вышла?

— Нет, не удалось. А может и не хотела. Все моего отца вспоминала.

— Да, судьба у тебя! Наверное, трагедий жизненных настроил себе! Здесь многие охотились, места раньше были заповедные. Кстати, ты же — Косарев? Я, если честно, не помню, чтобы у меня муж и жена Косаревы охотились.

— Косаревы — это сейчас наша с мамой фамилия. А раньше она Поливановой была.

… Вот это удар! Вот тут-то у меня челюсть и отвисла: — А как её зовут? — Ксения Сергеевна.

— Подожди, Поливанова помню, но его звали Николай Витальевич. А почему у тебя отчество — Васильевич?

— Это мать мне отчество моего отца дала.

… Бл@дь! Голова шла кругом! Так не бывает. Какие-то таежные мексиканские сериалы!

Я целую вечность изучал его физиономию и все больше убеждался — это сын Ксении! Да, похоже и мой! Вот откуда мне так знакомо его лицо! По моим детским фотографиям я таким и был.

— А отца когда-нибудь видел? — Нет, фоток не было. Хотелось бы, конечно!

— После техникума — куда надумал идти работать?

Валька улыбнулся во весь рот: — К вам, Василий Савельич, если не будете против.

— Не буду против, не буду! Куда же теперь без тебя? Теперь нас двое! Может и правда — сживемся? Ну, ладно, лезь на закорки, домой пошли. И черт с тобой, можешь звать меня — Савельич!

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы

Comments are closed.