Тайга 2

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]А лет через пять у меня появился Никитка — молодой парень, отсидевший года три в лагере за непредумышленное убийство и выпущенный по амнистии на поселение в наш поселок. Однако трудности были! В лагере его опустили сразу же, в первые дни — ну, молодой, симпатичный, неопытный — дело обычное. Долго был при воре в законе, так сказать «личной женой» , а когда того перевели в другой лагерь — пошел по рукам. Думал — освободится — и все пойдет по-другому! Но «лагерных девок» и поселенцы не жаловали — селиться можно было только в бараке, где все были такие же. Но там свободных мест не было. Да и с работой хана — полпоселка работало в разных лагерных службах: парикмахерских, прачечных, кухнях. Но туда опущенным путь был заказан — лагерь взбунтуется! Ну, разрешил я ему пожить в бане, пока было тепло.

А с холодами — пожалел, в дом пустил. А тут как раз ввели должность помощника лесничего. Зарплата — копеечная, но ему и это было счастьем. Не знал, как отблагодарить! Вернее — знал, и всегда был под рукой, когда мне вдруг приспичит. Абсолютно безотказный, только свистни. Где меня настигло — там и разряжаюсь в него! Он и меня кое-чему научил. Никогда не знал, как это приятно, когда лижут очко. Даже представить себе не мог, что это может доставить удовольствие. Да еще не только тому, кого обрабатывают, но и тому, кто этим занимается. Поначалу стеснялся я, все казалось — очень унижаю парня. А он так отдавался процессу, настолько самозабвенно, что мои сомнения ушли, и я здорово подсел на эти утехи. Одно было плохо — мои размеры для него не подходили. Как дело доходило до анала — орет, выворачивается. А я злюсь, бывало он и по физиономии получал! Но молодец — начал себя разрабатывать всем, что под руку попадется — огурцы, скалку старую приспособил. Когда первый раз меня впустил — рот разинул, глаза выпучил, мычит, руками судорожно одеяло сжимает. Но — вытерпел, правда, потом очко неделю лечил… Так и жили.

Ну, а в доме — это была баба! Моет, варит, стирает. Все бы ничего, но в поселке его сильно не любили. Он туда старался не показываться. На меня тоже косились, но я — другое дело, я — мужик! А ему проходу не давали, шпыняли, били даже. Как-то прибежал пацан из поселка — твоего, говорит, поймали в лесу и бьют! Я ружьецо прихватил и — бегом, спасать. Не били его — насиловали. Я курок взвел и говорю: — Сейчас самому озабоченному яйца отстрелю. Нехотя отпустили, грозят — все равно поймаем и пришьем!

Не врали! Где-то через год подкараулили, завели в тайгу, раздели и к дереву привязали! Я его на второй день нашел, да поздно было — комары да гнус заживо сожрали. Скучал я по нему, привык очень, без него и жизнь и дом опустели. Даже пить начал. Самое время было бы вырваться отсюда. Но в лесхозе свободных должностей не было, а со специальностью лесничего я нужен только в тайге. Дал я себе с тех пор зарок — никого рядом с собой не пригревать — привыкаю быстро и сильно, а потом терять очень больно. Но чуть было опять не вляпался…

Как-то вызвали в Ачинск в лесхоз на курсы повышения квалификации. Мне их курсы — на хер не нужны, я про тайгу уж точно больше знаю, чем их преподаватели. Я на эту учебу положил большой болт. Но каждый вечер шлялся по городу и наслаждался видом нормальных людей, с нормальной речью и нормально одетых. Нашел кафешку — приличную, но не дорогую. Пил пиво, разглядывал девок, бывало и парней. Ничего не поделаешь — пацаны тоже интересовали. Несколько раз уходил с бабами к ним домой (в гостиницу, где нас поселили, бабу не приведешь!) . Были и парни симпатичные, вроде даже — глаза на меня пялили, но — хрен их знает. Может и не голубые. Не рискнул подойти — не хватало еще нарваться на натурала!

Как-то девка с парнем зашли. Красивая пара — глаз от обоих не оторвать! Им остальные-то — по хер! Сели и друг на друга глядят и никто больше не нужен. Но, как обычно бывает в третьесортных заведениях, — группа молодых парней на подпитие приставать к девке начали.
Пара хотела уйти, но им не дали: начали девку гладить, хватать, провоцируя парня. Тот, естественно, взвился — ну и схлопотал тут же. Но — молодец, девку не бросил! Схватил бутылку с шампанским и вломил одному из этой шпаны. Тот свалился, не встает! Парень девке кричит: — Беги, а сам вторую бутыль хватает. Девка-то ускользнула, а этого свалили и в жесткий оборот взяли. Крепко успели навалять, пока охрана не разняла.

Те своего, лежачего, унесли, а парню я помог встать. Знатно его отделали. Но хуже всего было то, что его наверняка ждали снаружи. И он это тоже знал. Пожалел я его. Попросил охрану выпустить нас с черного хода. Спрашиваю: — Куда тебя отвести? А он головой мотает — некуда. Те парни — из одного с ним общежития. А получивший по голове бутылкой — сынок местного непростого мента. Они ему этого не спустят. Делать нечего, привел его в нашу гостиницу, попросил у горничной воды и ваты, кое-как привел в порядок, уложил на раскладушке. А утром выяснилось — сынок мента в больнице ночью умер. Парень в шоке: — Это пизд@ц! Оставаться нельзя, а ехать — некуда и не на что! Договорился я, что уеду с курсов на день раньше, да и увез парня с собой в Суриково — отсидеться.

Не знаю, как нас не вычислили, но — парня никто у нас не искал. Через неделю зажило на нем все. Можно бы и назад — а куда? Наверняка в розыск подали. С собой — ни денег, ни документов. И в поселке публиковать его нельзя — сразу донесут ментам. Так и завис. Хорошо запасы были — не голодали. А что дальше делать — не знает ни он, ни я. Так и жили в подвешенном состоянии.

Парня звали Петром. Грамотный, рукастый, любую работу норовит за меня сделать. Очень благодарен был мне за спасение. Но — заскучал! То ли по девке своей, то ли по жизни городской. Ляжет вечером на топчан, уткнется в телевизор — и лежит до самого сна. А у меня хрень началась. Уже вроде и годы не молодые, а ничего с собой поделать не могу — понравился он мне. Вроде даже и секса не очень надо — просто нравится, как молодая мужская особь! Хотя — вру, хер по утрам как каменный! В баню боялся с ним ходить — вдруг как-то спугну ненароком! А он заметил, что я к нему тянусь — и вроде как-то обрадовался, тоже потянулся. Начал меня по отчеству звать — Савельич да Савельич!

Жаль водку не пил — может и удалось бы мне его на что-нибудь подвигнуть. Где-то через недели две совсем невмоготу стало. Только прикоснусь — как током бьет. Схватил бы в охапку, да подмял бы на топчане. Он тоже заметил перемены, понять не может. Но молчит. Я первый не выдержал — будь что будет! Натопил баню, да и пошел вместе с ним. Он разделся, а я глаз не могу отвести. Пялюсь до неприличия. Загнал его на верхнюю полку и давай веником обрабатывать. И глажу ненароком его тело, руки, плечи, ноги. Хер окаменел. То ли его это смутило, то ли руки мои слишком дрожали, но только он голову опустил и, не глядя на меня, ушел.

А когда я пришел в избу, спросил только: — Ты думаешь, что я педик? У меня горло пересохло: — Да, нет, Петя, просто ты мне нравишься, очень нравишься! Он: — Это в каком же смысле? Трахнуть хочешь? Ты, наверное, любишь парней трахать?

Я долго давился ответом. — Ну, да, Петя, было у меня с парнями. Но такого не было, как сейчас. Никогда не думал, что могу ТАК хотеть парня. Я не ласковый, даже скорее жесткий, но — не пойму, почему к тебе тяга такая… нежность что ли! Я не взять тебя хочу, а жить с тобой, обладать, чтобы моим ты был, только моим… и навсегда…

Он долго молчал, уставившись в пол. И не поднимая глаз, сказал: — Ты прости меня, Савельич! Мне с тобой хорошо, надежно, тепло. Давно ни с кем мне не было так по-родственному. Наверное, и ты в жизни одинок, и тебе тоже кто-то рядом нужен. Я рад бы стать таким для тебя. Но не стану. И даже не потому, что люблю свою девушку! А потому, что не могу… не умею и не хочу… ну, в общем — я другой, и таким, как тебе нужно, никогда не буду. А знать и видеть, что ты от этого будешь мучаться — тоже тяжело.
Извини, Савельич, не держи на меня зла…

Утром он исчез. Я знал, что он уже не вернется. Сначала ругал себя, что не сдержался, а потом понял — прав он был, дальнейшая жизнь вместе только измучила бы нас обоих. Что толку рвать сердце… Неделя запоя ничего не облегчила, но утвердила в мысли, что больше у меня никого не будет. Трах — трахом, а подпускать к себе никого нельзя. Не то, что я плохой! А то, что я не умею и не готов приобретать и терять.

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы