Я попала (пишет Ирка)
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Ленка задание дала: написать, как Мишка моё воспитание начал. Сказала, чтобы как следует вспомнила и ничего не пропускала. Ну да, такое забудешь…
Нет, самое-то начало вы и так знаете, раз читали «Нас стало больше». А я тогда с того и начну, как Мишка меня к себе домой уволок.
Болтаюсь я, значит, в сумке. В «лягушонок» замотанная. Мишка меня тащит, кряхтит, и нагло на ходу лапает. А что я могу? Разве что орать, да ещё ногами по сумке побумкать. Так мне самой страшно, что кто-то меня найдёт вдруг.
Реветь тоже могу. Но это он не дождётся. Вот, ещё думать могу! Думала я, думала, и решила: я Мишку одолею, если буду себя вести гордо и достойно. Как королева.
Это я как раз тогда книжку прочитала про английскую королеву какую-то. Как она через лес ехала, и на неё разбойники напали, ограбить хотели. А может, и убить. Так она сказала с царственным достоинством: «джентльмены так не поступают». И разбойники до того её гордому спокойствию удивились, что сами потом шерифу сдались. А королева их казнить не дала, ещё что-то благородное сказала, и их тут же всех отпустили. Вот и я решила себя так же вести. По-королевски. Чтоб Мишка-скотина на всю жизнь запомнил.
Но с этим, правда, подождать придётся. Не из сумки же мне булькать, не по-царски как-то!
А Мишка меня волок-волок, потом руку вытащил из домика моего, чувствую — сумку с плеча снимает. Мы ведь еще не пришли, мне в щель небо видно. И поставил куда-то. На скамейку, что ли? А сам, слышу, потопал от меня молча.
Вот тут я по-настоящему перепугалась! Это что же получается, он меня просто посреди улицы в голом виде бросил? И что я делать должна? Лежать и ждать, пока какой-нибудь прохожий ко мне в сумку не заглянет? Мамочка моя, неужели правда бросил?
Нет, вернулся всё-таки. Змейку совсем расстегнул, заглядывает ко мне:
— Ну, как тут у нас дела в голопопом царстве? Как живешь?
Дурак совсем. Лежу я совершенно голая. Посреди улицы. Связанная — ни закрыться, ни ноги сдвинуть. Соски торчат: этот гад их всю дорогу лапал. Писька течет: ее он тоже не забывал. Задница до сих пор чешется: Мишка выдрал. И вот как я, а? Как он думает?
А он вдруг:
— Смотри, что я нашёл, это нам пригодится. Ну-ка, подержи пока.
И суёт мне в сумку с десяток голубиных перьев. Взял, и воткнул мне их в задницу!
Добрались мы к нему домой в конце концов. Сел Мишка на кровать, вытащил меня из сумки, к себе на колени положил. Ну, думаю, вот теперь-то я его раз и навсегда на место поставлю! Посмотрела на него — строго и пристально — и говорю:
— Даже не мечтай, что я перед тобой обнаженной ходить буду!
Мишка аж растерялся. Потрепал по пузу меня:
— Ой, да что ты вдруг? Ясно, не будешь обнаженной ходить. Не доросла ещё. Будешь просто голышом бегать. А что это ты надулась так? Какать, что ли, хочешь? Отнести тебя в туалет, да?
Вот тебе и королева…
— Сам себя отнеси, — говорю.
А Мишка меня давай теребить за что попало, играется со мной, как с детсадовкой:
— Ну не хочешь — как хочешь. А кто это ты у нас такая, — по перьям погладил, — индеец, да? Или ты у нас курочка? А перышко можно у тебя из хвостика одолжить?
Выдернул одно перо, меня на кровать с коленей переложил, ремень на мне ослабил на пару дырочек — так, чтоб я смогла немножко ногами шевелить. Все равно, что я могу, если я в «лягушонке»так и осталась: руки за спиной сбинтованы, а коленки возле плеч болтаются? У меня ведь только ноги ниже колен и свободны.
— А как наша курочка кудахтать умеет, покажешь?
— Не дождёшься! — отвечаю.
И тут он как начал этим пёрышком меня щекотать! Я сразу остальные перья растеряла, так он второе взял, и давай двумя сразу!
И тут оказалось, что я очень даже много могу! Если ногами дрыгать как следует, так у меня задница в воздух подлетает (а Мишка тут же шлепка даст на лету или письку потеребит) , а когда брыкнёшь хорошенько, так и набок можно развернуться, и на пузо крутануться, и даже пару кувырков через голову я сделать умудрилась! И накудахталась, и накукарекалась, и по-цыплячьи напищалась: не только курочкой, а птицефабрикой целой!
Я от смеха захожусь, а Мишка только во вкус вошёл.
Переложил меня в ноги кровати, говорит:
— Хватит прыгать без толку, как дурочка. Давай потренируемся. Ну-ка, сейчас к подушке поскакали!
И начал меня не просто так щекотать, а выбирать местечко каждый раз, чтоб я в нужную сторону уползала. А я от смеха и не вижу ничего, и не соображаю, куда я там еду. До подушки добралась, он ко мне подсел, поперек пуза обнял и к себе прижал — я осталась плечами на кровати, а писька с попкой к потолку торчат. И давай письку изучать. Губки раскрывает, клитор перышком щекочет… И всё это спокойненько, как будто так и полагается.
Стыдно мне до чертиков. Мальчишка всего на год старше со мной как с куклой играет, а я ничего поделать не могу! Пару раз попробовала рот открыть, так у Мишки перышко сразу с письки на пузо ко мне или на бок переезжает, и мне уже не до разговоров: ржу как кобыла дурным голосом, а он нащекочет от души, и опять писькой займется.
Даже не знаю, сколько он надо мной измывался, исследователь этот: когда писькой моей налюбовался, то на ручки меня положил, кончик мизинца мне в дырочку сунул, и я еще долго-долго ухохатывалась: понравилось Мишке, видите ли, как у меня писюнька от щекотки дергается и его за палец кусает! Потом дал мне отдышаться, я уж думала, всё кончилось. А он вроде уже меня развязывать собрался, перышком провёл напоследок от нечего делать, и увидел, что у меня и в попке дырочка от щекотки сжимается. И пришлось мне, бедолаге, у этого юнната на коленях еще минут пятнадцать слюнями брызгать и визжать от смеха с его пальцем в заднице!
Дал мне опять успокоиться. По мокрой письке меня погладил, перевернул, за пряжку ремня взялся… Ну все, думаю, развяжет сейчас!
А Мишка меня в воздух за ремень поднял, второй рукой под писькой держит, опустил к полу:
— Борька говорит, девчонки так смешно бегают. А ну-ка, побегай! Быстрей давай, еще быстрей!
Я уже поняла, Мишку не слушаться — у него на руках до старости от смеха проикаю. Стараюсь изо всех сил, ногами от пола отталкиваюсь, переваливаюсь, как утка. Писькой по его руке еложу, теку вовсю.
Увидел, что совсем я устала, вернулся на кровать со мной.
— А сейчас ты сама придумаешь, что бы еще интересного с тобой сделать.
Вот наглец!
— Никогда ты меня не заставишь! — отвечаю.
Мишка глянул на меня странно так, и говорит:
— Ты не поняла, я тебя больше ничего заставлять не буду. Теперь все сама будешь делать, добровольно. И сама поклянешься, что с сегодняшнего дня будешь послушной девочкой и все делать будешь, что тебе скажут. А завтра придешь к Борьке с Ленкой и разденешься сама. Хватит выкобениваться уже.
— Нет, — отвечаю, — ты точно дурак. Воображай сколько хочешь, а меня вы больше не увидите.
— Ладно, — Мишка кивнул и меня развязывает. — Сейчас я фотик достану и поиграем в фотостудию.
— Спешу и падаю, — говорю. И руками закрылась сразу, конечно.
Он откуда-то в самом деле фотоаппарат достал, и задумчиво на меня смотрит:
— Наверно, сначала давай в «мостике» тебя щелкнем…
— Ну попробуй, заставь! Вот заставь! Бей хоть до посинения, я сниматься не буду!
— Я же сказал, не собираюсь больше тебя заставлять. Хочешь — слушайся, не хочешь — не слушайся. Так ты будешь фоткаться?
— С чего бы? — отвечаю.
— Ну, как хочешь. Я думал, тебе самой интересно. Нет, значит нет. Только понимаешь… непослушные девочки мне дома не нужны. Не будешь слушаться — свободна.
— Как свободна? — я даже не поверила, что мои муки кончились.
— Да так. Катись колбаской, — и рукой на дверь машет.
Тут до меня дошло.
— Ты с ума сошел? Я что, в таком виде по улице пойду?
— В каком пришла, в таком и пойдешь, — нахально отвечает Мишка, — А мне непослушные девчонки не нужны.
Сама уйдешь или помочь?
Взял меня за ухо и к двери тащит!
Ладно, что тут писать — и так ясно. Стыдно писать про такое. Но я, конечно, в конце концов поклялась, что слушаться буду. Всегда. Что мне оставалось?
Дал мне Мишка дореветь, потом меня умыл и подмыл, и я стала позировать. И сама. И с Мишкой: у него штатив был и автоспуск на фотике. И в «мостике». И в «березке». И на руках у него. И как он меня шлепает. И как он меня щекочет. И как он меня лапает. И как он меня дрочит. И главное — на всех фотках улыбаюсь до ушей: Мишка приказал.
Долго я снималась: конечно, Мишка пленками запасся. Не все время полностью голенькая: Мишка потом мне свою старую майку надел, как раз до пупка она мне. «Так еще интересней» — говорит.
У него спортивные рапиры были, так целая пленка получилась «мушкетерская»: будто мы с Мишкой фехтуем. Только он-то одетый, а я на половине фоток совсем голышом, а на другой — в той же майке его, к которой он пришпилил крест из бумаги, вроде мушкетерского.
Я через пару дней, как фотки увидела, так из всех именно от этих чуть со стыда не померла: скачу с рапирой, в майке и с голым задом, пузо гордо выпячиваю, рожа сияет, писька на полкадра…
И опять голенькая, в «подъемном кране» на мишкиных руках дрыгаюсь. И в мишкиной майке стою, вниз ее оттягиваю, пытаюсь ей письку прикрыть — но как ей закрыться, когда майка чуть длиннее топика? И в «лягушонке» в сумке лежу — как приехала. И перья эти проклятущие себе втыкаю. И у Мишки на поводке собачку изображаю, ножку стола обнюхиваю, потом на нее лапу задираю. В общем, во всех позах, какие только мог придумать мальчишка-извращенец, который неожиданно получил в полное свое распоряжение живую и послушную игрушку.
И писька моя крупно, с редкими-редкими волосенками на лобке. Я потом часто смотрела на эту фотку и грустила: это были мои последние волосики. С того дня мне положено ходить с лысой писькой.
Конечно, после такой фотосессии вся компания стала моими строгими хозяевами, а я даже не пыталась сорваться с крючка: в тот же день над моей счастливой мордой и голопопостью вся школа бы ржала. Нас ведь пацаны снимали регулярно, и еще мы с Ленкой под их присмотром ежедневно вели дневники, куда вклеивали все фотки и подробно описывали все наши игры — и как же мы получали, если неинтересно напишем! Эти дневники до сих пор, наверно, у Борьки лежат.
Можно сказать, так я и выросла — голышом, на руках у мальчишек чуть старше себя. А Ленка и до сих пор остается моей хозяйкой.
Хотя всего через пару лет после начала нашей дрессировки мы с ней тоже завели себе голопузых игрушек — мальчишек на два года младше нас, и отыгрались на них по полной, но это совсем другая история…
Увидел Мишка, что я все-все делаю, что мне не скажет, говорит:
— Ладно, для первого раза ты себя терпимо ведешь. Ставлю тебе сегодня троечку за поведение. Прыгай в сумку, поехали обратно.
Связывать меня не стал, улеглась я поудобней на спину, ноги поджала, и мы поехали.
Только меня по дороге еще одно приключение ждало. Страшней всего, что в этот день уже случилось.
Мишка пыхтел-пыхтел, и заявляет:
— Знаешь, я еще когда домой тебя тащил, все думал, что это мне напоминает. Дошло теперь. Это же сказка такая была. «Не садись на пенек, не ешь пирожок», помнишь? Ой, и еще: Ирка, мы же одну штуку забыли совсем! Ладно, все равно отдохнуть немножко надо…
Сел на скамейку, сумку со мной поставил на колени, змейку расстегнул:
— Я у Борьки тюбик детского крема одолжил — он Ленке накупил их до фига. Вот, в кармашке сумки. А ну-ка, раздвигай ножки, намажем тебя сейчас, а то мы сегодня, наверно, натерли тебе письку.
Борька говорит, прикольно девчонок мазать. Сейчас проверим…
Мне до того страшно, даже мурашки пошли: он ведь сумку совсем раскрыл сверху! Я с перепугу как могла зажалась, а Мишка мне невозмутимо так:
— Что, неудобно в сумке ножки раздвигать? Тогда давай тебя вытащу.
Через секунду после этих слов я уже лежала, как цыпленок табака. И думала только: поскорей бы, поскорей бы он намазал, и сумку закрыл.
Но Мишка никуда не спешил. Обе руки мне в сумку запустил, на сосок нажал, как на дверной звонок:
— Дзынь! Есть кто-то дома? А ну-ка, хвастайся сокровищами своими.
Мажет меня неторопливо, а другой рукой пришлепывает, гладит, тискает, пальцем в задницу трахает… И один его палец все время мой клитор щекочет, щекочет, щекочет…
И весь оставшийся путь я потом, болтаясь в сумке у Мишки на плече, старалась думать не о том, как теперь сильно и навсегда изменилась моя жизнь, а об ужасных тайнах британской империи:
А если бы это английская королева, как я только что, первый раз в своей жизни кончила, когда в пятом классе училась? Кончила бы, лежа на коленях у мальчишки-шестиклассника? Лежа голышом посреди людной улицы и слушая, как рядом прохожие по тротуару шаркают, шины по асфальту шуршат и дети какие-то неподалеку с воплями и визгами носятся? Вот что бы по такому случаю английская королева эта самая гордо-царственно сказала? Тайна…
[/responsivevoice]
Category: Подростки
