Четыре ночи и вся жизнь-6 Часть 2

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]В своем месте я уже сказал, что за всю нашу жизнь я с ней объяснился только один раз. Это произошло как раз из-за Пети, которого я не дал отправить в интернат. Тогда-то между нами состоялся приблизительно такой разговор на повышенных тонах.

Вернувшись из Японии и узнав, что ее любимый Петя отнюдь не в интернате, а опять в Синеглазке, Валентина Даниловна фурией влетела в Синеглазку, сбросила манто и пошла возмущаться моим самоуправством.

— Он мой муж! Вы ему никто! — кричала она при детях и при самом Пете, которому в то время было предписано больше лежать. — Вы его лишили профессионального ухода! Была достигнута договоренность!

И я, который, никогда не отвечал ей, какими бы ее выпады не были резкими, в этот раз счел необходимым с ней поговорить.

— Ну, вы ему жена, — спокойно сказал я. И повторил: — Жена. А я ему — зять. Дети ему — внуки. Что дальше?

— Как это «что дальше»?! Я — жена!

— С вами же не разводятся.

Она просто задохнулась:

— Да я ему ЖЕ-НА-А-А!

— Ни у кого из нас нет права им распоряжаться.

— Есть!

— Ни у кого нет. Распоряжаться собой может только он сам. Сначала лишите его дееспособности. Вы для этого и хотели сплавить его в интернат для неизлечимых инвалидов.

— А он дал согласие туда ехать! Это вы поворотили машину!

— Валентина Даниловна, — сказал я беспредельно спокойно, — он туда не поедет.

— Поедет! Я вызову милицию! Мой долг спасти мужа!

И она уже побежала к дверям, чтобы одеться и мчаться за милицией.

— Вы думаете, что участковый на своем газике увезет инсультного больного в интернат?

— Да! — завопила Валентина Даниловна.

— Что ж, вызывайте. Милиция нужна, чтобы разобраться во взятке, которую вы всучили врачу за место в интернате, — вдруг сказал я.

В этом месте разговора возникла пауза. Валентина Даниловна продолжала надевать меховое манто, но, кажется, вспомнила историю с покупкой дома и с нотариусом. После нее обо мне в семье шла слава человека, который кое-что понимает в законодательстве. Я воспользовался молчанием, чтобы пойти в наступление.

— Почему вы хотите избавиться от мужа?

— Я?! Избавиться?!

— Ну да. Зачем вы дали врачу взятку новой курткой-аляской?

— Это был подарок ко Дню медработника.

— Да, всего лишь подарок. Взамен которого вы получили место в интернате. Где людей признают недееспособными.

Снова наступила короткая пауза. По глазам тещи я увидел, что Валентина Даниловна только сейчас осознала, до нее только сию минуту дошло, что она меня недооценивала: я был крепкий орешек. Я был первый настоящий мужчина на ее жизненном пути, который перед ней не отступил. Не уступил ей ни пяди. Я, «инфантильный» , сокрушил крепость по имени Замужняя Женщина Валентина Даниловна! Возможно, в этот момент она горько пожалела, что развела свою дочь с «настоящим мужчиной» , которого она почему-то называла «инфантильным». Она меня не разглядела. Я оказался неинфантильным.

— Петр Сергеевич здесь, и останется здесь, — сказал я после некоторого молчания.

— Ну, а вы-то по какому праву распоряжаетесь им, если он такой дееспособный? — спросила с вызовом теща.

— Я распоряжаюсь не им, а вами. Место Петра Сергеевича — дома. Вот его семья. Он — здесь, и здесь останется.

Тут вступили в разговор Петя и Паша. Со своим юношеским максимализмом они пошли дальше меня:

— Ба, а почему ты хочешь отправить дедушку в интернат? Ты хочешь от него избавиться?

Залепетала Марина:

— Избавиться? От дедушки? Почему ты хочешь избавиться от дедушки?

Валентина Даниловна не отвечала на эти детские глупости.

На этом наше первое и последнее в жизни объяснение закончилось.

— Вы и детей настраиваете против меня: — вздохнула примирительно Валентина Даниловна, снимая манто. — Злая бабушка, которая не чает избавиться от дедушки, упрятать его в интернат для умалишенных: На самом деле там у него есть хоть какая-то возможность встать на ноги. Давайте его туда отправим! Анну Григорьевну я беру на себя! Я всех девочек на себя беру!

— Об этом даже не помышляйте.

— У него же паралич! Ему нужен постоянный медицинский уход, уколы, процедуры… Петя, ты-то хоть знаешь, что я не хочу от тебя избавиться?

Петя кивнул.

— Ну, хоть он знает: Сказать не может:

*

Может показаться, что я привел пошлое анекдотичное объяснение тещи с зятем. Но я считаю, что спас человека от верной смерти. Кто знает, что ждало бы Петю в далеком, недоступном интернате, среди незнакомых людей? Всех этих нянек, медсестер: Парализованный, мычащий: Не могу себе даже представить его в таких условиях — выздоравливающим. Мне кажется, что тот интернат, как и многие другие в России, место — откуда никто не возвращается.

В последние годы появилось столько сообщений о «внезапно горящих» интернатах!»Руководители сгоревшего Камышеватского дома-интерната привлекаются к ответственности» , «Экс-директору сгоревшего дома-интерната для престарелых в Белгороде Людмиле Боровской предъявлено обвинение» , «Сгорел дом престарелых в республике Коми» : Разве только наивные школьницы верят, что причиной пожара было «короткое замыкание» , «горящая сигарета» : Даже внук Кособоковой Герман рассказывает бабушке, когда та к нему приезжает:

— Ты ко мне приезжаешь — и я тебе отдаю свою пенсию. А тут есть больные, к кому никто не ездит. Они пенсию складывают под подушку. Куда еще девать-то? Мы живем на всем готовом. На улицу не выпускают. Надвигается праздник — подходит к одному такому медсестра, укольчик — и нет больного. Зато есть на что медперсоналу выпить и закусить.

А Валентина Даниловна всё со своими «девочками». «Девочки» да «девочки». Достала своими «девочками»! Но она права: ездили в больницу к Петру почти полных четыре месяца — кругом одни «девочки»! Хоть бы один врач — мужчина! Женщины: врачи, медсестры, няни. Не знаю, как в других городах, а у нас в Петропавловске мужчин в больнице мы видели только в охране: на воротах и внутри. Родственников не пускают, если не купишь у них бахилы. Сделали посещение больных платным. Этих охранников кормят больничной едой, бесплатно. Они ненавидят нас, если мы приходим со своими бахилами. Да я бы разорился, если бы каждый день покупал у них бахилы на всю нашу семью!

Вообще в последнее время про социальную защиту, которой принадлежат интернаты, много всякого прочитали. И про сгоревших инвалидов с престарелыми, и про сирот, которых приемные родители утопили в болоте, сбросили с балкона: А она всё со своими «девочками»! Думает, что если у нее кругом «девочки» , то они будут решать судьбы мужчин. Пусть сперва повесятся.

Если Петя меня разлюбит, это его дело. Я не буду его держать, падать ему в ноги и упрекать, что вот я тебе жизнь спас, а ты меня бросаешь. Я спас его — и нисколько, нисколько не сомневаюсь, правильно ли поступил.

*

Возможно, если бы «злой бабушке» удалась ее затея с интернатом, ее жизнь шла бы по накатанному руслу. Валентина Даниловна по-прежнему бы верховодила в доме. Но в жизни Валентины Даниловны наступил решающий перелом — она сама его приблизила, не в меру разогнавшись.

В квартирке на Советской она осталась одна. В Синеглазку я попросил ее приезжать только в моем присутствии. Она восприняла это как суровое испытание, устроенное озверевшим зятем.
Война анекдотичной тещи с зятем вступила в открытую стадию. Я не желал волноваться, не зная, что она там делает с Петей в мое отсутствие. Вдруг и в самом деле нагрянула бы в Синеглазку с милицией? Уезжая в представительство, я всегда старался оставить вместо себя Кособокову. И как-то теща действительно нагрянула к нам без меня — Кособокова ее не пустила: не открыла дверь с крыльца, вот и все. Вера Дмитриевна тут же позвонила по мобильному мне, я бросил все и примчался домой. Но Валентина Даниловна уже убежала в гневе от перенесенного унижения. Это был ей урок.

Ситуация с Валентиной Даниловной мне напомнила историю со Львом Николаевичем Толстым и его женой Софьей Андреевной, которую тоже не допускали до больного мужа, хотя она к нему рвалась.

В Токио, куда Валентина Даниловна продолжает регулярно мотаться, Юра Ким тоже не понял ее командного настроя и отказался жить с ней под одной крышей. Но, поскольку Юля все же родила от него мальчика, то Валентина Даниловна выезжает к дочери по-прежнему, но вместе с Кимами не живет. Ей снимают отдельное жилье неподалеку от небоскреба. Она стала «приходящей няней».

Мир, созданный мною в Синеглазке, представляется ей из Токио сказочно прекрасным: по вечерам мы все, окружив любимого дедушку, читаем сказки Пушкина, пьем чай с вареньем… На самом деле мы решаем сотни проблем — с учебой, с едой, со стиркой, с ломкой характеров, с возрастными и невозрастными свойствами, я погряз в ремонте дома: Мир дочери тоже видится ей уютным, пряничным: Юля с Юрой и сыном Никитой в своей квартире на 47 этаже небоскреба воркуют от счастья… И лишь одна она, Валентина Даниловна, в своей съемной квартирке поблизости от небоскреба коротает унылые вечера, и не с кем ей перемолвиться русским словом. И денег у нее своих нет. Что новый зять с дочкой подкинут, с тем и шляется по магазинам:

Чуть не каждый вечер она звонит нам из своего Токио или из Нового Орлеана, куда по делам фирмы вылетают Юля с Юрой и Никиткой (в наводнение их фирма уцелела), и поет несвойственным ей сопрано:

— Алексей Иванович, это Валентина Даниловна:

— Я вас узнаю, Валентина Даниловна.

— Ну, как вы поживаете? А вы сегодня мне разрешите поговорить с Петром Сергеевичем? . .

Или испуганно съязвит:

— Кособокова сейчас у вас? Хозяйничает?

Словно бы Вера Дмитриевна по моей злой воле замещает ее, законную бабушку. Мне бы ее пожалеть, но я не хочу забыть, как она угрожала мне милицией. Она мне напоминает подстреленную Татьяну Ефимовну Никитину: та тоже вела себя просто по-бандитски, пока я не применил к ней силу и не сбросил со стула. Она мне предлагала сесть напротив нее, поговорить по душам и забрать свои ботинки!

Петя мне объясняет:

— Да нет, твоя Ефимовна — это одно, а Валька очень хорошая баба. Просто она еще никогда не сталкивалась с моей болезнью. Привыкла к тому, что я всегда на ногах. Я видел по ее глазам, что она перепугалась больше моего. Я лежу пластом, пошевелиться не могу, мычу, сказать хочу, но не получается:

Валентина Даниловна щебечет ему из Токио:

— Вот какая у нас с тобой жизнь, Петруша: ты — с внуками, я с внуком… Кто знает, увидимся ли еще?

Петя отвечает:

— Да мы же с тобой совсем не старые, Валь. Как там внук Никитка?

— Я тебе его фотографию послала. Попроси Алексея Ивановича, чтобы он открыл твой почтовый ящик, мы с Юленькой специально для всех вас наснимали целый альбом:

*

А Вера Дмитриевна действительно больше времени проводит у нас, чем у себя. Чаще просто приезжает и сидит, рассказывает что-нибудь из жизни Петропавловска, завода, первой приносит известия, кого еще убили или «расстреляли в упор».
Она знает, что я не люблю, когда она стирает или готовит еду, — я все делаю сам.

Ее горе — ее внук.

— Вся время просится домой, а я не знаю, забирать его из больницы или нет? Врач говорит, что у него психика неустойчивая. Знаете, Алексей Иванович, кошки, которых он погубил, мне снятся. Снятся! Обступают со всех сторон! Господи, я же его боюсь, Германа: Вот только и езжу к нему, чтобы забрать пенсию. Может, этим и спасаю? . . Если бы не ваша Марина, я бы совсем, наверное, рехнулась. А что буду делать, если она после школы надумает поехать в Москву или во Владивосток?

— Не будем заглядывать так далеко, Вера Дмитриевна.

— Далеко: Вот бы ваша Юлька еще кого-нибудь вам подкинула:

По Пете теперь и не скажешь, что был у человека инсульт. Сидит за рулем. Он снова работает в порту. Прибавка к его пенсии солидная. Правда, инвалидность с него почему-то не снимают.

Петя и Паша все-таки вместе уехали во Владивосток. Петя — в Морской государственный университет имени адмирала Г. И. Невельского — в бывшее Высшее морское училище, на факультет эксплуатации водного транспорта и судовождения, а Паша поступил на факультет журналистики Дальневосточного гуманитарного университета. Ссорились на этой почве целый год. Даже временами не разговаривали. Петя хотел ехать учиться в Санкт-Петербург на факультет журналистики, а Паша слышать не хотел о литературе и мечтал стать капитаном. Намерены были даже разлучиться. Мы с Юлей и бабушка с дедушкой едва-едва уговорили их не совершать этой ошибки.

Марина заканчивает шестой класс, стала почти девушкой. Она самая красивая девочка в школе. Учится только на пятерки. Учителя ей обещают отличный аттестат. Несколько раз летала в Токио к маме, но однажды тоже внезапно к маме остыла. В чем дело? Почему у детей такая странная реакция на Юлю? Каждое лето предлагаем Марине лететь в Токио — она отказывается. В точности повторяется история со старшими братьями. Они маму не видели с детства, и как-то не скучают.

Но хуже всех, наверное, мне: я без Пети не могу прожить и часа, совсем надоел ему своими телефонными звонками.

*

Но не только Вера Дмитриевна живет ожиданием будущего. Я тоже. Через несколько лет мы с Петей останемся в Синеглазке одни. Предчувствую, какая жизнь у меня наступит: я смогу, не боясь, не оглядываясь и не вздрагивая от каждого шороха, делать то, что мне захочется. Прикасаться к нему, прижиматься, обнимать: Мы будем каждый вечер ложиться с ним в одну кровать и засыпать в объятиях друг друга.

Даже не верится, что такое время когда-нибудь наступит.

Мы друг без друга не можем. Наше счастье бесконечно.

[/responsivevoice]

Category: Традиционно