Пятое время года Часть 28
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Какое-то время они целовались… точнее, не целовались — не в засос целовались, а, смеясь, шутили-дурачились… как словно маленькие! Полотенца были размотаны, и теперь они, Расик и Димка, на них просто сидели в залитой молочным светом ванной комнате, — шутя и дурачась — склоняясь один над другим, они ласкали губами друг другу пиписы, сосали багровые, сочно пламенеющие головки, ласкали губами один у другого потемневшие, возбуждённо набухшие соски, и Расик — так же, как Д и м а! — целовал Димку в глаза, в щеки, в губы…
— Я люблю тебя… — шептал Димка, шестнадцатилетний десятиклассник, млея от счастья, от сладкого зуда в мышцах ануса, от распирающей сердце нежности…
— Это я, Дима… я люблю тебя! — смеялся в ответ Расим, пятнадцатилетний девятиклассник, млея от счастья, от нежности, от полыхающего огнём сладостного зуда в мышцах ануса…
— Я всё равно люблю тебя больше! — смеялся Димка, склоняясь над членом Расима — теребя губами багрянцем налитую головку Расикова пиписа.
— Ни фига, Дима… я тебя больше люблю! — шептал счастливый Расим, склоняясь над членом Димки — лаская губами пламенеющую багрянцем головку Димкиного пиписа.
Было уже почти три часа ночи, и в окно по-прежнему бил-барабанил дождь… за окном была осень, а в одном из гостиничных номеров было п я т о е в р е м я г о д а, — два обнаженных парня, смеясь и дурачась, толкаясь, лаская друг друга, целуя один одного куда попало, сидели на полотенцах полу в залитой ярким молочным светом ванной комнате, и… они, Димка и Расик, были счастливы!»Мерзость»?»Грех»?»Извращение»? А вот хуй вам, нестриженые козлы, ненавидящие любовь — не сегодня сумевшие подменить сладость и трепет живой любви приносящим вам прибыль коммерческим суррогатом! Хуй вам, небритые девочки…
— Расик… неси вазелин! — проговорил — жарко выдохнул — Димка, пальцем буравя Расиму стиснутый входик.
— Здесь? — отозвался Расим, и в его голосе не было ни малейшего удивления… он только спросил-уточнил: «здесь?»
— Здесь! — коротко проговорил Димка, вдруг подумав, что здесь — именно здесь, где Расим впервые сказал ему, Димке, «я люблю тебя» — они будут любить друг друга — Полотенца расстелем…
— Ага, Дим… я мигом! — отозвался Расим, упруго вставая на ноги… пламенеющий факелом член, словно толстый ствол пушки-зенитки, взметнулся вверх над кустиком черных — густых, шелковистых — волос, обрамляющих крупный Расиков член у самого-самого основания… он, Расик, был строен, был элегантно тонок, и вместе с тем в его теле не было никакой субтильности… яйца, как два ядра, оттягивали мошонку книзу, и Димка, снизу вверх вожделённо глядя на вставшего перед ним в полный рост парня, почувствовал, как от страсти-любви у него предвкушающе сладко задёргались мышцы зудящего сфинктера…
Расим, повернувшись задом — чуть колыхнув, дрогнув упругими, по-мальчишески сочными, небольшими, скульптурно округлыми ягодицами, вышел из ванной за вазелином, и Димка, изнемогая от нежности и желания, тут же, не медля, расстелил-разложил на полу их два банных махровых полотенца… ах, как классно всё получилось!
И приснившийся сон, и вдруг невесть откуда возникшие, зашумевшие в голове слова, начавшие выстраиваться в осмысленные фразы… и то, что он, Димка встал — что вдруг почувствовал неодолимое желание эти слова остановить, удержать, не дать им исчезнуть в ночи… и то, что проснувшийся Расик встал тоже — что он появился в ванной за ним, за Димкой, вслед… и получившееся стихотворение, которое Расику явно понравилось… и это порывистое признание Расика — его искреннее признание в любви.
.. всё сложилось в последнюю ночь как нельзя лучше!
Димка подумал, что это последняя ночь — ночь их совместного проживания… но — ночь ещё не закончилась! И у них ещё было утро… ещё было море кайфа! Главное… главное то, что они любят друг друга — любят взаимно! Димка, любящий и любимый, счастливый и радостный, лёг на спину лицом к двери, широко разведя-раздвинув в стороны согнутые в коленях ноги — предвкушающе стискивая, сжимая в кулаке напряженно гудящий несгибаемый член… сейчас он, Димка, поднимет ноги, и Расик… любимый Расик сольётся с ним, с Димкой, в неразделимое целое!
Или — он, Димка, первым войдёт в Расима, сливаясь с ним, с Расиком, нерасторжимо… какая разница им, двум влюблённым друг в друга парням, кто в кого вставит первым, если у них на двоих любовь одна!
— Расик, люби меня… — выдохнул Димка, едва Расим, солнечно улыбаясь, возник-появился в дверном проёме с практически плоским — почти что сплюснутым — тюбиком вазелина. — Люби меня, Расик… люби меня так, как ты хочешь… я, Расик… я — твой!
-Дима, я тоже… я тоже твой! — выдохнул Расик, опускаясь рядом с Димкой на колени…
В эту последнюю ночь своего совместного — счастливого — проживания в номере гостиницы они уже больше не уснули, решив, что выспаться они смогут в самолёте за пять часов беспосадочного полёта… да и глупо — непростительно глупо — было бы спать в последнюю ночь!
Ну, то есть, сначала они любили страстно и жарко друг друга на полу — на расстеленных рядом махровых полотенцах… потом любили они друг друга в ванне — под струями льющей сверху воды… потом, когда, шаля и дурачась, они насухо вытерли друг друга и, не включая в номере свет, вновь улеглись в постель, времени на сон уже практически не оставалось… то есть, можно было б, конечно, забыться коротким сном, ничуть не заботясь о том, что они могут проспать, потому как проспать они, Расик и Димка, не могли в принципе — звероподобное революционное танго в будильнике Димкиного телефона, начинавшееся сакральным словом «вставай», способно было с лёгкостью разбудить не только их, а даже глухих за стенкой, но Расик сказал:
— Дим, давай спать не будем совсем… давай? — и Димка, обнимая любимого Расика — прижимая его к себе, отозвался в ответ:
— Давай… я, Расик, как ты!
Спать им действительно не хотелось — сна у обоих не было ни в одном глазу, и они… всё оставшееся до подъёма время то разговаривали, то целовались, то обнимались, лаская друг друга, и снова — говорили, говорили, говорили… не могли наговориться! Cum res unimum occupavere verba ambient — слова приходят, если предмет наполняет душу… разве не так?
На исходе последней ночи своего совместного проживания в гостинице они любили друг друга con lanezza — любили con morbidezza, но эта тихая кроткая нежность на исходе последней их ночи была не менее чувственна и упоительна, чем любовь con tutta forza! Они любили друг друга… и что им было с того, что в ночи за окном была осень?
За окном была осень, и уже подступала, дышала ей в спину зима: ветер рвал с деревьев последние листья… мракобесы стучали копытами… уголовники правили бал… кто-то где-то кого-то насиловал — и козлы потирали руки: в мире, лишенном любви, всегда можно утешить слабого или несчастного по прейскуранту… много чего было там, за окном!
Дождь холодный стучал, барабанил в окно, но Димка и Расик его не слышали — в их юных, никем и ничем не растленных душах звучала музыка первой любви, — неутолимо лаская друг друга, они решали-планировали, где и как они будут встречаться, когда вернуться домой… собственно, всю вторую половину дня у Димки дома никого не бывало — родители Димкины были на работе, и потому Расик после школы мог приходить к нему, к Димке, в гости; конечно, такого уже не будет — чтоб, просыпаясь утром в одной постели, говорить друг другу «доброе утро».
.. ну, и что? А просто видеть Расика у себя дома — разве это был не кайф? И вовсе необязательно трахаться — каждый раз вставлять один в одного пиписы…
— Вовсе не обязательно, — проговорил Димка, целуя Расима в губы.
— Ага, это сейчас ты так говоришь… а сам, блин, всё время хочешь! — засмеялся Расим, прижимаясь к Димке.
— Ну, хочу… а я что — виноват, что хочу? — парировал Димка. — Я ж хочу не вообще — не абы с кем, а хочу я, Расик, только с тобой… разве это плохо?
— Не знаю… — Расим, говоря «не знаю», прижался губами к Димкиной щеке — поцеловал Димку в щеку.
— Как, блин, «не знаю»? — отозвался Димка, изображая голосом своё максимальное возмущение. — Расик, ты что — не любишь меня?
— Я не про нас… я вообще! — хмыкнул Расим. — Вообще… почему все считают, что это плохо? Ну, когда парень с парнем… как мы с тобой!
— Ну, во-первых, не все так считают… мы ж с тобой так не считаем! — улыбнулся Димка, теребя пальцами полунапряженный — упруго-мягкий, как сарделька — Расиков пипис. — Мы с тобой так не считаем, и это — для нас! — главное… это во-первых. Во-вторых: кто-то лишь делает вид, что считает, что это плохо, а на самом деле… на самом деле вовсе так не считает! Говорить — для отвода глаз — можно же всё, что угодно! И я думаю… — Димка подумал про себя самого, — что таких «считающих» очень даже немало!
— Как мы с тобой! — засмеялся Расим. — Сами делаем вид, что это плохо, а сами…
[/responsivevoice]
Category: Подростки
