Пятое время года Часть 24

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]- Ну… тебе ж этот понравился, — произнёс Расим, просто и внятно объясняя Д и м е… объясняя, почему он все десять дней проходил именно в этом — солнечно-желтом — свитере.

Елы-палы… он, бесконечно любимый Расик, все десять дней… каждое утро он неизменно надевал этот свитер лишь потому, что этот свитер — именно э т о т свитер! — нравился ему… ему нравился — Димке, — сердце у Димки, полыхнуло от ощущения неописуемого — сладкой радостью взорвавшегося — счастья!

— Расик… — едва слышно проговорил Димка, чувствуя, как жар негасимой любви заполняет всю его грудь. — А ты… ты откуда знаешь, что мне нравится этот… ну, то есть, этот — именно этот! — твой свитер?

— Ну… так мне показалось, когда я — помнишь? — спрашивал у тебя, что мне надеть… ты тогда сразу мне показал на этот свитер, и я подумал, что он тебе нравится больше, чем клетчатый… вот почему я в нём стал ходить! — Расик, проговорив всё это — глядя на Димку, вдруг совершенно неожиданно смутился… ведь что получалось?

Получалось, что он, Расим, стал сознательно надевать именно этот — Д и м е понравившийся — свитер еще до того, как пролилась на постель вода… ну, то есть, до п е р в о й их ночи он, Расик, стал надевать этот свитер, и — получалось, что он… получалось, что он тем самым х о т е л ему, Д и м е, понравиться — ещё до того, как у них в с ё случилось — всё-всё произошло… ну, а что — разве это было не так? Разве он не хотел подружиться с Д и м о й? Разве он не хотел стать для Д и м ы самым лучшим — настоящим — другом? Хотел… ещё как хотел!

Он, правда, не думал, что будет т а к — что будет т а к а я дружба… но разве т а к было плохо — разве то, что случилось-произошло, было не в кайф? В кайф! Восемь дней обалденной — ни с чем не сравнимой! — дружбы… так чего ж теперь было ему, Расиму, смущаться? — Или, может, тогда… может, тогда я, Дима, не так тебя понял? — во взгляде Расима, устремлённом на Димку, возникло — помимо смущения — искреннее непонимание, отчего это Д и м а в самый последний день вдруг спросил его, Расика, про этот свитер…

Секунду-другую Димка молчал, — ничего не отвечая, Димка молча — влюблённо — смотрел на Расима, держащего желтый свитер в руках… «пятое время года… » — подумал вдруг Димка, вспомнив, как в тот самый день, когда Расик впервые пришел в школу в этом солнечно-желтом свитере, он, страстно влюблённый Димка, шел через сквер, утопающий в золоте желтой листвы, и ему, Димке, шестнадцатилетнему десятикласснику, от безответной любви хотелось плакать… не двигаясь, Димка влюблённо смотрел на стоящего парня, и сердце Димкино сладостно плавилось от распирающей его нежности, — сама нежность казалась Димке солнечно-желтой, как сладкий мёд… нежность была солнечно-желтой — как свитер любимого Расика! Расик бессменно носил этот свитер все десять счастливых дней — носил для него, для Димки… а он, Димка, об этом узнал только теперь — в самый последний день!

— Расик… хочешь, я что-то тебе скажу? — медленно проговорил Димка, жадно и страстно всматриваясь в Расима… он проговорил это так, как если бы он увидел Расима впервые.

— Хочу… — отозвался Расим, слегка озадаченный Д и м и н ы м взглядом. — Скажи…

— Расик… я люблю тебя! — тихо выдохнул Димка, не сводя с Расима ликующе вспыхнувших — страстью наполненных — глаз. — Я люблю тебя, Расик…

— Дима… ты это сегодня уже говорил — сто раз говорил за утро! — Расим, глядя на Димку, тихо — счастливо — засмеялся, и счастье это весело заискрилось в его заблестевших, как угли, глазах. — А если всё-всё посчитать за все дни, то ты… ты это сказал мне уже сто тысяч раз!

— Ну, и что? — Димкино лицо озарилось счастливой улыбкой. — Я скажу тебе это ещё сто тысяч раз.
.. и ещё сто тысяч раз… я скажу тебе это столько, сколько на небе звезд… я буду тебе говорить это каждый день, потому что… потому что я, Расик, люблю тебя… я люблю тебя… люблю!

Димка, говоря это — страстно повторяя слово «люблю», выпустил из рук свои джинсы, и они упали на пол к его ногам… в один миг Димка оказался рядом с Расимом, — прижав парня к себе, Димка вдавился пахом в пах Расима, и Расим, ощущая-чувствуя, как пах у Д и м ы стремительно каменеет, в тот же миг почувствовал, как — в ответ на Д и м и н о возбуждение — у него самого пипис начинает стремительно затвердевать, наполняясь зудящей сладостью… времени было совсем немного, — Димка, прижав Расима к себе, ещё не знал, как именно он — через секунду-другую — будет любить Расима, но то, что любовь сейчас будет обязательно, сомнений у Димки не было: чуть отстранившись от Расика — глядя — Расиму в глаза, Димка стал торопливо расстёгивать на парне ремень, чтоб приспустить с Расима джинсы… он, Димка, воспылав-вспыхнув мгновенно возникшим желанием, хотел любить его, Расика, здесь и сейчас, и желание это было страстным, сладким, неодолимым!

Дальше, говоря языком музыки, всё было allegro energico: джинсы Расима, скользнув вниз, упали на ступни ног, Димка, засосав Расима в губы — одной рукой обнимая Расима за плечи, пальцами другой руки приспустил с Расима плавки; оторвавшись от губ Расима, Димка решительно повернул Расима к себе задом, вслед за этим тут же приспуская плавки с себя; Димкин член, освобождённый от пеленающей ткани плавок, пружинисто подпрыгнул — упруго подскочил — вверх, пламенея залупившейся головкой.

— Дима, мы опоздаем… — прошептал Расим, чувствуя, как у него от предвкушения любви зарделись щёки.

— Не опоздаем! — выдохнул Димка, метнувшись к тумбочке, на которой лежал ещё не спрятанный тюбик с вазелином; на ходу скручивая с тюбика колпачок, Димка в полсекунды оказался снова позади Расима. — Наклонись… Расик, нагнись немного — раздвинь руками булочки…

Стоя к Димке задом, Расим послушно нагнулся — наклонился перед Димкой, подчиняясь его желанию; обхватив ладонями свои булочки-ягодицы, Расим растянул их — развёл в стороны, делая доступным вход; выдавив на палец вазелин, Димка коснулся туго стиснутого кружочка — смазал Расику вход; круговым движением пальца Димка размазал вазелин по головке своего члена — подготовил для входа пипис; бросив незакрученный тюбик на пол, Димка снова метнулся к тумбочке — выхватил из пачки несколько салфеток; Расик, наклонившись — растянув ягодицы, ждал…

Времени было в обрез, но Расик об этом не думал — Д и м а был старшим, и если он, Д и м а, решил, что они успеют, значит, они успеют, — рубашка на Расике была задрана, член у Расика дыбился колом; Димка, чуть приседая — сгибая в коленях ноги, головкой напряженно твёрдого члена прикоснулся к блестящему кружочку туго стиснутого входика; смаковать ощущение призывно затрепетавших мышц ануса времени не было, и Димка, надавив членом на светло-коричневый кружочек, вскользнул багровой головкой Расику в попу, — сжав ладонями бёдра Расима, Димка одним движением плавно, уверенно вдавил член в попу парня до самого основания.

Мышцы ануса эластичны, податливо растяжимы, — у всех парней мышцы ануса способны под проникающим напором разжиматься-растягиваться, потому как сама природа для всех парней — независимо от их сексуальной направленности — заблаговременно предусмотрела такой вид любви; каждый раз, как Д и м а это делал, Расику было немножко больно, но с каждым разом боль была всё менее и менее ощутимой, и возникала она, эта боль, лишь в первые мгновения, — невольно дёрнувшись, Расик тут же расслабился, ощущая внутри себя — в попе — твёрдый горячий ствол Д и м и н о г о члена.

Вжавшись пахом в расщелину между мягко-тугими полусферами мальчишеских ягодиц, Димка обхватил Расика поперёк груди — выпрямил его, прижался грудью к его спине.
.. ах, какой это был кайф — стоять, ощущая член в попе Расима! Одной рукой прижимая Расима к себе, Димка ладонью другой руки стиснул напряженно торчащий Расимов член, и… рука Димкина заходила ходуном: прижимаясь к Расиму всем телом сзади, Димка начал энергично, страстно дрочить пипис бесконечно любимому Расику — пятнадцатилетнему девятикласснику…

Всё случилось спонтанно — желание вспыхнуло неожиданно, полыхнуло сильно, и… разве этот искренний порыв не был самой любовью? Они, два школьника, стояли посередине номера с приспущенными плавками, Димка вжимался в Расима сзади, член Димкин был у Расима в попе, — одной рукой Димка прижимая Расима к груди, другой рукой Димка страстно мастурбировал Расиму ало залупающийся член… разве это был не кайф?

Они оба сопели, изнемогая от наслаждения… двигать бёдрами так же быстро, как быстро сновала рука, сжимавшая Расиков член, у Димки не получалось — любить Расика кулаком и членом одновременно не выходило — ритмы были разные, и потому Димка стал делать движения рукой и бёдрами попеременно: сделав пять-шесть толчков членом своим, Димка пять-шесть секунд сладострастно дрочил член Расику…

Останавливая руку, снова делал толчки — и снова, вжимаясь пахом Расику в зад, начинал сновать рукой, — Расик, ощущая горячее дыхание Д и м ы на затылке, с каждой секундой неуклонно близился к оргазму, но ещё быстрее — с каждым толчком-тычком — приближался к оргазму Димка… он, Димка, кончил первым: содрогнувшись от кайфа, Димка замер, спуская… и, не вынимая из попы Расика член — вжимаясь пахом в Расимовы ягодицы, Димка тут же принялся без остановок любить Расика рукой, — сперма из Расикова пиписа брызнула на пол через полминуты… какое-то время — несколько секунд — они стояли неподвижно, ощущая-чувствуя, как в унисон колотятся их сердца…

Но время было неумолимо, — смаковать своё чувственное наслаждение им было некогда, и Димка, рывком выдернув слабеющий член из попы Расима, тут же потянулся за лежащими на кровати салфетками… а ещё через три минуты они, Расик и Димка, уже были в кабине лифта, — по времени они на завтрак явно опаздывали, но… на восьмом этаже лифт остановился, двери разъехались в стороны, и — в кабину лифта торопливо шагнули сразу шесть человек: Толик, Серёга, Вовчик плюс трое хмурых братьев-близнецов, — ни фига они, Димка и Расик, не опоздали!

Оказалось, что парни — все парни! — банально проспали: на телефоне Вовчика разрядилась батарейка, телефон среди ночи отключился, будильник не прозвенел, и если б не Толик, проснувшийся по нужде пятнадцать минут назад, то они — все трое — наверняка бы ещё дрыхли; по той же причине проспали и братья-близнецы: разрядилась батарейка на телефоне Геры, и проснулись они, братья-близнецы, лишь тогда, когда зазвенел будильник на телефоне Богдана, предупреждая, что им пора выходить из номера — время спускаться вниз на завтрак, — проснулись братья-близнецы всего десять минут назад, и оттого они были ещё сонные — хмурые и недовольные. Объясняя своё опоздание, Димка сказал, что они — он и Расим — проспали тоже…

И Расик, подтверждающе кивнув головой, в который раз мысленно удивился, как, оказывается, всё в этой жизни просто… трудно было другое — трудно было, глядя на Д и м у, ему, Д и м е, лучисто не улыбаться, радуясь сердцем, ликуя душой, что он, настоящий друг Д и м а, есть на свете.

[/responsivevoice]

Category: Подростки