Основной инстинкт Часть 6

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]6. От сессии до сессии.

— Ну что ж, начнём, пожалуй с… , — старенький профессор обвёл глазами аудиторию, — с Каримовой.

— А у нас почти все с неё начали!

Свистящий шёпот моего соседа и друга, известного насмешника Лёхи Герасимова по прозвищу Герасим, разнёсся по всей аудитории и был встречен громким хохотом как мужской, так и женской её половины. Чуть ли не громче всех смеялась сама Ленка Каримова. Причиной столь безудержного веселья было то, что сказанное являлось сущей правдой. Лена Каримова, высокая, длинноногая красавица, жгучая брюнетка с высокой грудью и чуть раскосыми («в папу») глазами, была известной факультетской блядью. Вряд ли можно было найти на потоке парня, который её хоть раз бы не трахнул, не исключая зубров-отличников. Ходили упорные слухи, что не избежали её чар и некоторые из преподавателей. На факультете рассказывали, что когда однажды преподаватель, справедливо возмущённый её притязаниями на четвёрку, воскликнул: «Да за четвёрку тут другие костьми ложатся!», Ленка якобы деловито осмотрела кабинет и спросила: «Куда ложиться?».

Впрочем, сказав, что её «трахали» я, пожалуй, погрешил против истины. Это она «трахала», а не её. Когда у неё начинало, по её же собственному выражению чесаться между ног (что случалось довольно часто) , она выбирала кого-нибудь из числа находящихся на расстоянии прямой видимости и вела его в ближайший укромный уголок, где просто и без затей трахала его и тут же о нём забывала. Я не слышал, чтобы кто-нибудь когда-нибудь смог отказать этой секс-бомбе. Стоило ей кинуть на мужика масляный взгляд своих восточных глаз, как самый твёрдый сторонник нравственной чистоты плавился, как воск, и был готов бежать за Ленкой на край света, коим на практике обычно оказывалась ближайшая комната в общаге. В то же время, я не слышал, чтобы кому-нибудь когда-нибудь удалось в свою очередь снять её. Она никому не позволяла выбирать себя. Единственным способом переспать с этой девушкой, было в нужное время попасться ей на глаза. При этом непременным условием, при котором могла произойти следующая встреча, было то, что парень ни в коем случае не должен был этой встречи добиваться. Те, кто легко смирялся с необходимостью расстаться после проведенной вместе ночи, имели шанс на новую встречу месяца через два-три. Те же, кто пытался продлить эту связь, распускал нюни или на самом деле влюблялся, навсегда вычеркивались из списков.

Ленка могла без тени смущения рассуждать как о сексе вообще, так и о своём к нему отношении в частности. Она считала секс самым большим удовольствием, доступным человеку, к тому же единственным из удовольствий, которое не только не вредит здоровью, но и приносит организму неоспоримую пользу. Она была убежденной сторонницей полового равноправия, и не понимала, почему женщины, которые по всеобщему мнению получают от секса больше удовольствия, чем мужчины, должны терпеливо дожидаться, пока их выберут, и не имеют права проявить инициативу сами. Надо сказать, что со своими взглядами она стала своего рода гуру для двух-трёх десятков сторонниц, которые, с энтузиазмом новообращенных, принялись претворять теорию в жизнь. Так что в скором времени женские общежития нашего института получили громкую славу блядских питомников.

Была и ещё одна причина, по которой Ленка по её же выражению «сорвалась с цепи» — нашей любвиобильной стороннице эмансипации предстояло после окончания института вернуться в одну из южных республик, где её отец занимал какой-то пост в местном правительстве. Конечно, паранджу в наше время не носят, но пуританские традиции, принятые в тех краях, вряд ли позволили бы Ленке вести там такую же беспутную жизнь. Короче говоря, она решила использовать время учёбы в чужом городе, где ей было глубоко безразлична её репутация, для того чтобы нагуляться на всю оставшуюся жизнь.

Интересно, что эта «блядь по убеждению», как она сама себя называла, никогда не пользовалась презервативом («это всё равно, что нюхать цветы в противогазе») , но при этом я не слышал, чтобы кто-нибудь от неё «намотал», хотя вообще-то такие неприятности среди студентов иногда случались. Конечно, в те счастливые времена ещё не слышали о СПИДе, и секс без презерватива ещё не напоминал русскую рулетку с одним патроном в барабане, но трипак был обычным делом, и каким образом Ленка умудрилась пять лет подряд трахаться без презервативов, чуть ли не ежедневно меняя партнёров, и при этом не заразиться — это похоже на чудо. (Вот и главный герой попался в лапы к студентке, которая трахала по своему желанию весь курс! — прим.ред.)

Вот с таким подарком судьбы я учился в одной группе. Скажу без ложной скромности, я был первый, кто открыл это чудо природы. Может быть, в благодарность за это Ленка выделяла меня среди остальных. Это выражалось в том, что я был единственный, кого она не выгнала после первой же ночи, то есть какое-то (хоть и непродолжительное) время мы встречались. Кроме того, я оказывался с ней в постели два-три, а иногда и четыре раза в семестр, в то время, как другим везло гораздо реже.

На Ленку я положил глаз ещё на абитуре (впрочем, не я один) . К тому времени я уже довольно долгое время был один. После моего разрыва с Машей, который я очень тяжело переживал, наш вялотекущий роман с Олей тоже стал клониться к закату, и, хотя на выпускном нас ещё считали парой, сразу же после оного мы расстались друзьями. Вот уже два месяца у меня не было секса, так что к моменту встречи с Ленкой я уже озверел от ежедневного онанизма и мечтал скорее засунуть своего дружка ну хоть куда-нибудь. (Заведи себе русскую виртуальную любовницу-давалку! — добрый совет)

Встретились мы на экзамене по физике. Мне удалось сесть за один стол с этой фотомоделью. Как я и надеялся, у восточной красавицы возникли затруднения. Я неплохо разбирался в этом предмете и, увидев отчаяние в прекрасных черных глазах, я написал на листке для подготовки: «Есть проблемы? Покажи мне свой билет, я помогу». Вообще-то на вступительных экзаменах все мы — конкуренты, и предложение помощи может преследовать противоположную цель. Ленка внимательно посмотрела на меня и, слегка кивнув, положила билет на середину парты. Я положил свой лист для подготовки так, чтобы ей было хорошо видно, и написал: «Задача?». Ленка еле заметно кивнула. Задача была из термодинамики. Я не очень-то любил этот раздел физики, и мне пришлось повозиться, вспоминая формулы. Наконец, я написал ответ и приписал внизу: «Как тебя зовут?». Ленка прилежно списывала и, дойдя до моего вопроса, прыснула. На её черновике появились четыре буквы: «ЛЕНА». Опыт пятимесячной давности подсказывал, что крепости нужно брать штурмом, и я написал на своём листе: «Встретимся вечером?» Она улыбнулась и вывела крупно: «ОК, где?» «Продвинутая герла», — подумал я, покосившись на её ОК, и написал: «19. 00 у входа в институт». На её листке появилось ещё две буквы «ОК».

На свидание Ленка явилась в дерзком мини и полупрозрачной блузке, одетой, по случаю жары, на голое тело. Я, наверное, выглядел как кот, облизывающийся на сметану, когда пялился на её прелестную фигурку. Это, конечно, не ускользнуло от внимания моей новой знакомой, и в её глазах заплясали озорные огоньки. К сожалению, то первое свидание длилось всего пару часов. Ленка горячо меня поблагодарила за помощь, но заявила, что ей нужно быть дома у родственников, где она остановилась, не позже девяти. Такой расклад не предвещал успокоения моей истосковавшейся плоти, и я отложил решающий штурм до лучших времен. Тем не менее, при прощании, желая ей успешно поступить, я поцеловал Ленку в губы, и с удовлетворением ощутил на губах ответный поцелуй.

Судьба снова свела нас при оглашении результатов экзаменов.
Я набрал двадцать три с половиной балла и не сомневался в своем поступлении. Тем не менее, увидеть свою фамилию в списках поступивших было почти религиозным ритуалом, и я отправился к стендам у главного входа в институт. Ленка нашла меня сама:

— Ты поступил?

— Да, а ты? — принимая в расчет, её сияющие глаза, об этом можно было и не спрашивать.

— Я тоже. Я тебя поздравляю, — она обняла меня за шею и поцеловала в губы, — будем вместе учиться.

Слегка обалдев от таких проявлений чувств, я тоже обнял её за талию, и притянул к себе. На каблуках она была почти одного роста со мной. Гибкая, сильная, грациозная. Я ощутил под руками тонкую талию, без намёка на жир. Узкие бриджи подчеркивали умопомрачительную длину её ног. Как же мне нравятся метиски! И такая раскрепощенная, без комплексов! Я почувствовал, как шевельнулся в джинсах мой изголодавшийся дружок. Ленка со смехом вывернулась из моих объятий, вильнув тонким станом.

— Пойдем куда-нибудь вечером? Отметим наше поступление в интимной обстановке.

— Увы, не могу! . Я сегодня отмечаю своё поступление с родственниками. Родители должны из Алма-Аты звонить.

Ох уж мне эти родственники! Хотя намёк на интимную обстановку не спугнул… Это уже что-то! Вслух:

— Может завтра?

— Позвони мне, — и она продиктовала телефон.

По разным причинам, наше встреча состоялась только первого сентября, когда нас торжественно приняли в студенты и объявили, что завтра мы едем на картошку. Ленка улыбнулась мне, как старому знакомому и помахала рукой. Я помахал ей в ответ, и принялся проталкиваться к ней.

— Привет! — я был действительно очень рад её видеть, — только не говори, что тебе опять надо быть сегодня с родственниками, и мы никуда вечером не пойдем!

— А вот, как раз, скажу, — она забавно наморщила носик, демонстрируя свою досаду, — по правде сказать, я жду, не дождусь, когда мы уедем в колхоз, чтобы уже не видеть этих надзирателей, — она наклонилась ко мне и перешла на заговорщицкий шёпот, — Достали!

Поездка в колхоз уже не казалась таким уж скучным мероприятием. Мы погуляли с Ленкой часа два, посидели в кафе. Она успела рассказать мне кое-что о себе, я рассказал о себе, и очень скоро нам казалось, что мы знакомы уже тысячу лет.

Назавтра мы собрались у института навьюченные рюкзаками (многие из которых многообещающе позвякивали) . Я бросил своего старого приятеля и уселся рядом с моей пассией. Она приветствовала меня радостной улыбкой. Футболка без рукавов открывала смуглые плечи и намекала, что их хозяйка является убеждённой противницей бюстгальтеров. Линялые джинсы были не по моде узки, подчеркивая идеальную форму девичьих бёдер. Я, наверное, слишком уж недвусмысленно пожирал её глазами, потому что, увидев мой взгляд, Ленка рассмеялась.

— Привет! Ты чего так смотришь?

— Нравишься!

— Во мне нет ничего особенного, — она деланно пожала плечами, но было видно, что ей очень приятно это слышать.

— На комплимент напрашиваешься?

— Почему бы и нет, мне нравятся комплименты.

— Тогда слушай: ты самая сексуальная девушка, которую я когда-либо встречал.

— Не слишком смелый комплимент?

— Зато от сердца.

— От сердца или ниже?

В таком трёпе, полном двусмысленных намёков, прошёл путь до места, где нам предстояло провести ближайший месяц. Нас поселили в старом здании школы на краю села. Школа располагалась на вершине живописного холма и была окружена старым яблоневым садом. Мы расположились в трёх больших классах — в двух ребята, и в третьем — девчонки.

Первый же день был ознаменован большой коллективной пьянкой, организованной после отбоя в одном из классов, где жили парни.
Разумеется, были приглашены и девушки. Трое из них, и среди них, конечно, Ленка, откликнулись на приглашение. Сдвинув четыре кровати вокруг парты, извлечённой из кладовки, мы застелили её газетой и вывалили свою весьма скромную закуску — полбуханки хлеба, пару плавленых сырков, помидор, банку сардин, яблоко и (о, дефицит!) полпалки копчёной колбасы. Свободная часть стола была занята, разумеется, главным пунктом меню: «Русская», «Столичная», «Московская», «Аист», «Агдам», «Молдавский портвейн». Ленка извлекла из сумки и, под восхищённые вопли, водрузила в центр стола бутылку «Арарата». «Жигулёвское» и «Ячменный колос» были аккуратно расставлены под партой. Десяток разнокалиберных чашек, кружек и стаканов венчали сервировку. Праздник начинался.

Как же мы пили в те годы! Можно было пропьянствовать почти всю ночь и явиться утром на занятия свежим и бодрым. Можно было неделю отмечать окончание сессии, а потом помыться, побриться, поодеколониться — и никаких мешков под глазами. Подтянутый и энергичный молодой ловелас готов к новым подвигам. А ведь что пили! Как любил повторять наш признанный острослов Герасим: «В Америке этой хернёй с вредителями борются». Вот что значит молодость!

Итак, бутылки откупорены, напитки льются в подставленные стаканы и кружки, голоса начинают сливаться в монотонный разноголосый гул: «За знакомство!», «Какую ты школу заканчивала?», «Передай хлеба», «Очень приятно!», и снова: «Наливай». Совместным решением постановляем, что курить будем выходить на улицу. Я не оставляю Ленку ни на минуту. Да и она, хотя и кокетничает направо и налево, явно выделяет меня среди других.

Выходим покурить. Тёплая сентябрьская ночь. Луна. Звёзды. Первые поцелуи, сначала скромные, но всё более и более страстные. Я прижимаю к себе её гибкое стройное тело и замираю от счастья. Водка прогнала последние остатки застенчивости, и мои исследования выпуклостей и впадин её великолепного рельефа становятся всё более откровенными. С восторгом обнаруживаю, что она без лифчика. Поглаживаю, пощипываю её соски. Она стонет от наслаждения, и это возбуждает меня ещё сильнее. Я уже готов стянуть с неё маечку, когда до моего затуманенного сознания доходит весь комизм ситуации. Судя по всему, моя новая подруга не против более близкого знакомства. Между тем, мы стоим под старой яблоней в двух шагах от школьного крыльца, прямо под окнами класса, где расположились преподаватели, и оглашаем своими сладострастными стонами всю округу. Все помещения в школе либо заняты, либо заперты от любопытных студентов. За школьными воротами — поле. Возможно, где-то там есть сеновал, или что-нибудь вроде этого, но перспектива ночного путешествия по пересечённой местности, по колено в мокрой от ночной росы траве, не радует. Заставляю себя попридержать коней. Поцелуи становятся вялыми, объятия — некрепкими. Ленка чувствует перемену, но не обижается и сама предлагает вернуться и выпить ещё. Возвращаемся, пьём. Наливаем ещё, пьём. Ещё.

Проснувшись утром с удовольствием отмечаю, что следы ночного разгула кем-то аккуратно убраны. Очень хочется пить. Натягиваю джинсы, кроссовки, отправляюсь в туалет. Припадаю к крану. Гоню мысли об опасности сырой воды и пью, пью. Теперь намного лучше. Чем же вчера всё закончилось? Точно помню, что целоваться и ласкаться мы с ней выходили ещё не раз, но на большее я, кажется, так и не решился. А зря! Она такая… такая… Чувствую шевеление в джинсах, расстёгиваю молнию и начинаю свой обычный утренний обряд. На этот раз пищей для фантазий служат не бесплотные журнальные красотки, а девушка из плоти и крови, эта восточная лань, такая стройная, гибкая. А как она стонала в моих руках! С наслаждением выпускаю струйку на потрескавшуюся кафельную плитку. Уф! Полегчало. Сбросив излишнее напряжение, дружок мой съёживается. Вытираю его носовым платком, прячу в трусы. Перспектива поднимать сельское хозяйство в течение ближайшего месяца уже не кажется столь мрачной.
Картошка картошкой, но Ленку я трахну. В приподнятом настроении возвращаюсь в постель, чтобы доспать последние полчаса перед подъёмом.

Следующие два дня во многом повторили первый, только на этот раз мы не пили. На школьном дворе была обнаружена скамейка, на которой мы и проводили всё свободное время, лаская друг друга так откровенно, как только позволяла обстановка, которая, впрочем, была далеко не интимной. Потом я бежал в туалет, чтобы всласть подрочить, вспоминая восхитительные формы моей возлюбленной, и отправлялся спать, мечтая о новой встрече.

Третьим днём нашего пребывания в колхозе была суббота, и мы, разумеется, отправились на танцы. Как водится, не обошлось без стычек с местными. Случилась даже небольшая потасовка, не переросшая во всеобщую драку только благодаря нашему численному перевесу. Аборигены отступили, вытирая разбитые носы и матерясь, и отправились за подмогой, без конца упоминая какого-то Федота. Перспектива встречи с остальными представителями местной фауны во главе с монстром-Федотом нас не особенно прельщала. Воображение рисовало картины кровавого побоища с использованием кольев, вил, велосипедных цепей и прочих атрибутов колхозных неандертальцев, и мы предпочли благоразумно удалиться, предоставив местному населению развлекать себя самим.

Мы с Леной отстали от шумной толпы, направившейся в сторону светившихся на вершине окон школы, и свернули на старую грунтовую дорогу, огибающую холм справа. Мы брели, взявшись за руки, юные, счастливые, поминутно останавливались и целовались. Я первый заметил то, что мы искали — в свете луны на поле виднелись холмики не вывезенного в хранилище сена. Мы свернули с дороги, и, всё ускоряя шаг, направились к ближайшему из них. Последние несколько метров мы почти бежали.

Лена первая вскарабкалась наверх по осыпающемуся сену, обернулась ко мне, поколебалась секунду и одним движением стянула через голову футболку. В призрачном свете луны засветились белые треугольнички лифчика на смуглом теле. Я бросился на неё, рыча от возбуждения. Мы повалились в сено. Я покрыл сотней поцелуев её плечи, грудь, живот, потом попытался справиться с хитроумными застёжками лифчика, но дрожащие руки не слушались, и я просто сдвинул его чашечки вверх, освободив её маленькую девичью грудь из-под тонкой ткани. Тугие мячики послушно выпрыгнули наружу, и я впился губами в один из больших тёмно-коричневых сосков, пахнущих солнцем и полевыми цветами. Рука сама легла на вторую грудь, пальцы нашли сосок и принялись мять и крутить упругий комочек. Лена застонала от наслаждения. Я попытался проникнуть второй рукой к заветным сокровищам, скрытым плотной тканью Wrangler, но джинсы слишком туго облегали её узкие бёдра и я с трудом смог протиснуть ладонь к её обжигающе горячим ягодицам. И сразу же её руки скользнули вниз и принялись возиться с молнией. Я мигом слетел с неё и, встав на колени, начал помогать ей трясущимися руками. Она ухватилась за пряжку моего ремня. Мы задыхались, стонали от страсти, срывая друг с друга одежду. Лена первая освободилась от помехи, отшвырнула свои джинсы в сторону с такой поспешностью, что они упали вниз, повалила меня на спину прямо на колючие стебли сохнущей травы, стащила мои брюки вместе с трусами и оседлала меня верхом. Мы слились в долгом поцелуе, прижавшись друг к другу. Я снова поразился как горячи её бёдра и ощутил жар и влажность там, где они сходились вместе. Я лишь слегка направил рукой своего дружка и он послушно скользнул в её истекающую соком глубину.

Следующие полчаса я провёл в раю! Одним движением моя возлюбленная освободилась от сбруи лифчика, и эта последняя деталь её туалета полетела вслед за джинсами вниз. Она чуть поёрзала, глубже насаживаясь на мой торчащий кол, снова легла на мой живот, прижалась, потёрлась сосками о мою грудь, а потом ещё сильнее надавила низом живота и заскользила медленно вдоль моего тела вверх, сильно прижимаясь лобком.
И тут же назад, насадилась поглубже, чуть раскачиваясь, постанывая от наслаждения. И снова вверх, прижимаясь лобком, а точнее клитором, и снова назад, не дав моему бойцу выскользнуть наружу, откинув голову назад, прогнувшись, чтобы поглубже, поглубже. Я всегда гордился размерами своего орудия, но ей явно не хватает его длины, она ёрзает попой, меняет угол, стараясь дать ему возможность проникнуть ещё глубже. Я прогибаюсь в спине, приподнимаю бёдра, хоть это и трудно сделать, опираясь только на мягкое сено. Она стонет, я вижу в свете полной луны её лицо, искажённое не то наслаждением, не то страданием. И снова она скользит вверх вдоль моего тела, трётся клитором о мой лобок. Я чувствую, как вибрируют стенки её влагалища, плотно обхватившие моего бойца, как вытекают капли её любовного сока. Она течёт, как сучка во время течки, мои бёдра, яйца, низ живота уже мокрые, а она всё продолжает истекать влагой. Чувствую, как одна за другой пробегают по её телу судороги приближающегося оргазма. Мой сексуальный опыт ещё не богат, но интуитивно я понимаю, что такое быстрое наступление оргазма — явление редкое. Я горжусь собой, я больше не комплексую по поводу недостаточной длины своего пениса, я смотрю на ураган чувств, отражающихся на её лице, слушаю её стоны, превратившиеся уже в крики страсти. Я внимательно наблюдаю за тем, как постепенно, шаг за шагом, мою возлюбленную охватывают сладкие волны сильнейшего оргазма, как она бьётся, извивается, сидя на моём члене, и радуюсь, что отправил сегодня утром избыток моего семени в ненасытную глотку унитаза, что дало мне возможность не кончить в первую же минуту.

Ленкин оргазм показался мне необычным не только тем, как скоро он наступил, но и тем, как долго он продолжался. Она то бормотала что-то, как во сне, то кричала, как раненый зверь. Её трясло, как в припадке эпилепсии, она тёрлась и тёрлась клитором, как безумная, до боли сжимая член влагалищем, и её влага сочилась, стекая по яйцам и капая на свежескошенное сено. Вдруг она дёрнулась, напряглась ещё сильнее, вцепилась в меня ногтями и завопила во весь голос. Это был не стон, и даже не крик, а вопль, разнёсшийся в ночи на километры вокруг. Я уверен, нас услышали даже в школе на вершине холма. Наконец, она упала мне на грудь, обессиленная. Две-три судороги пробежали по её телу, и она затихла, тяжело дыша мне в ухо.

Я никогда не видел ничего подобного. Несколько минут я лежал неподвижно, потрясённый увиденным, но мой боец всё ещё находился внутри этой дикой кошки, весь мокрый от её выделений. Он требовал разрядки, и я осторожно двинул им вглубь, чуть вытащил, снова вглубь… Моя подруга начала оживать. Вперёд-назад, вперёд-назад, я продолжал свои фрикции, чувствуя, как полчища сперматозоидов начинают свой победоносный марш вверх по семенному каналу, и размышлял о досадной необходимости вытащить мой инструмент вовремя, чтобы не дать этим маленьким непоседам натворить бед.

Впрочем, у Ленки были свои соображения на этот счёт. Она вдруг подняла одну ногу, вытащила из себя моего мокрого братца и перекатилась на бок. Потом проворно сползла вниз, обхватила член ладонью и принялась тщательно его вылизывать. Слизав свои выделения, она отправила его в рот. Я сразу понял, что имею дело с опытной минетчицей. Она лизала и посасывала, заглатывала моего дружка почти целиком, потом вынимала и щекотала языком уздечку, дрочила его рукой и снова отправляла в рот. Она легко подвела к заветной черте, но кончить не давала, заставляя обмирать от предвкушения, балансируя на самом краю пропасти. Я инстинктивно сделал несколько движений бёдрами, умирая от желания залить спермой её неутомимый ротик, но она умело уклонилась, и продолжила сладкую пытку.

Я всегда завидовал женщинам. Если бы это только было возможно, я хотел бы сам побыть женщиной. Недолго, день-два, может быть неделю. За это время я бы постарался вдоволь насладиться их способностью к нескольким оргазмам подряд. Да и по длительности оргазмов женщины превосходят нас на порядок. Кто из мужчин может похвастать оргазмом длиной ну, хотя бы, минуту? Правильно, никто! Даже то «предоргазменное» состояние, в которое ввела меня моя подружка своим умелым ртом, продолжалось недолго. Я не знаю, сколько минут я наслаждался я её удивительным талантом держать мужчину «на грани», но вскоре почувствовал, что началось отступление, и полки отправились обратно в казармы. Член по-прежнему был очень напряжён, но ощущение неизбежного наступления оргазма отступило. Лена же, наоборот, «заводилась» всё сильнее. Чутко уловив, что опасность эякуляции чуть отступила, она снова оседлала меня.

И всё в точности повторилось: она тёрлась клитором, раскачивалась, стонала, до боли сжимала мой член стенками влагалища, заливала меня своим соком, а потом забилась в судорогах, закричала, до крови впилась в меня ногтями и кончила, огласив ночь сладострастным воплем. Почти в ту же секунду, я тоже почувствовал, что кончаю. Где-то на границе сознания вяло шевельнулась мысль о необходимости кончить в сторону. Я сделал движение бёдрами, вынимая моего дружка из его уютного убежища. Ленка всё поняла по-своему, скользнула вниз и схватила его ртом в тот самый миг, когда я с рычанием разрядился первым залпом. Моя темпераментная подружка с явным удовольствием проглотила всё до капли, потом слизала свой сок, не забыв низ живота и яйца, и умиротворённая легла рядом.

Мы лежали, обнявшись, и загадывали желания, наблюдая за падающими звёздами. Стрекотали кузнечики, где-то пела ночная птица. Я был по-настоящему счастлив. Я хорошо помню своё состояние в ту ночь, и иногда, когда мне плохо, когда не везёт и настроение на нуле, я вспоминаю, как я был счастлив, прижимая к себе эту горячую дочь Востока, доверчиво прижавшуюся к моему плечу на стоге сена, под звёздным куполом, раскинувшемся над нами в ту далёкую сентябрьскую ночь восемьдесят второго…

Примерно через час мы ещё раз занялись любовью. Всё было так же хорошо, как и в первый раз, с той лишь разницей, что Ленка кончила один раз, а не два. Потом мы спустились на землю, она нашла свои тапочки и начала танцевать, напевая какую-то популярную мелодию. Я смотрел как она кружится по полю в свете луны, не заботясь о том, что её могут увидеть с дороги случайные прохожие, и чувствовал, как наливается кровью и начинает шевелиться боец у меня между ног. Впрочем, становилось холодно, и нам пришлось собрать разбросанную по полю одежду и отправиться спать, отложив плотские утехи на завтра.

Всю первую половину следующего дня мне пришлось посвятить родителям, приехавшим навестить и подкормить несчастного студента, погибающего от голода, холода и непосильной работы на колхозных полях разорённой страны. Набив живот горой пельменей из банки, старательно завёрнутой мамой в несколько полотенец, и заев их колбасой, холодцом и целой горой салата оливье, я отвалился от импровизированного стола на пеньке в школьном саду, и сыто икнул. Все мысли крутились теперь вокруг двух насущных потребностей: покурить (я тогда ещё не курил при родителях) и потрахаться (надеясь на скорую встречу с Ленкой, я не стал онанировать в то утро, и теперь плоть мстила мне непроизвольной эрекцией) . Я неохотно поддерживал разговор, односложно отвечая на их заботливые расспросы, и мечтал о сигарете и о стройном упругом теле моей новой подруги. Наконец, мне удалось спровадить предков домой, и я с сигаретой в зубах понёсся разыскивать предмет моих вожделений.

Лену тоже навестили родственники, но в отличие от моих, они увезли её домой. Появилась она только вечером, сгибаясь под тяжестью сумок, но сияя маникюром и благоухая шампунем. Я почувствовал, как сердце замерло, а потом заколотилось быстрее при виде её длинных стройных ног, почти не прикрытых короткой теннисной юбочкой. Увидев меня, Ленка с визгом бросилась мне на шею, не стесняясь окружающих. Мы бросили сумки у её кровати и, обнявшись, отправились разыскивать укромный уголок.

Вчерашний стог был отвергнут по причине его открытости. Было ещё светло, и оказалось, что при дневном свете его было видно не только с дороги, но даже из школьного сада, так что если вчера любой желающий мог наслаждаться только Ленкиными воплями, то сегодня наш стог добавил бы любителям и визуальный ряд. Погода также не благоприятствовала юным влюблённым — после обеда начал накрапывать дождик, и, хотя для меня, выросшего у моря, он не представлял большой проблемы, всё же предлагать моей знойной южанке лечь на мокрую траву я бы не рискнул. Самым простым выходом было бы найти укромный уголок в самой школе — двери запертых классов, кладовок и раздевалок только в первый день казались неприступными — но воспоминание о первобытном зверином вопле, издаваемом моей подружкой в момент кульминации, было серьёзным препятствием в осуществлении этой идеи.

Из-за дождика, который ужа несколько часов то прекращался, то снова начинал накрапывать, дорога раскисла, и нам пришлось разорвать наши объятия и идти по обочине гуськом, выбирая места посуше. В воздухе стоял запах прелого сена и дыма. Я шёл первым, безрезультатно пытаясь найти выход из положения. Лена, шагая за мной, тоже вертела головой в поисках укромного местечка.

— Блин, полный абзац, потрахаться негде!

Я снова почувствовал, как сердце подпрыгнуло, замерло, как бывает, когда спускаешься на лифте, и тут же заколотилось с новой силой, отдаваясь в висках. Я не раз оказывался в ситуации, когда мне приходилось вместе с Олей искать место для занятий сексом. Решая эту проблему, мы, конечно же, всегда отдавали себе отчёт в том, что именно мы ищем, но говоря о цели наших поисков мы всегда прибегали к эвфемизмам типа «зайти попить кофе» или «посидеть» или, хотя бы «побыть вдвоём». То, что Лена открыто вслух назвала цель нашей прогулки, заставило меня задрожать всем телом в предвкушении. Да, мы идём трахаться. Мы оба очень хотим трахаться, и мы можем открыто сказать друг другу об этом. Я невольно ускорил шаг.

— Пошли туда, в лес. — Лена указала рукой на группу деревьев на краю поля.

Путешествие через поле заняло минут пятнадцать. То, что дочь казахских степей назвала лесом, при ближайшем рассмотрении оказалось группой молодых деревьев, в количестве полутора-двух десятков, растущих по краям крутого оврага. Свалка, устроенная аборигенами на дне оврага, исключала даже мысль о возможности спуститься вниз. Сразу за оврагом проходила грунтовая дорога, по которой медленно, переваливаясь по ямам, полз в сторону заходящего солнца заляпанный грязью уазик. Пахло навозом. Пейзаж был далеко не пасторальный, и вместо романтических чувств навевал мысли о бренности бытия.

— Да и хрен с ним, давай здесь! — моя подруга была настроена решительно.

Я огляделся и слегка растерялся. Где «здесь»? На мокрой траве? Надо было хоть одеяло захватить, что ли. Впрочем, Ленку эти бытовые мелочи не волновали. Она обернулась на удаляющийся силуэт уазика, снова взглянула на меня, вздохнула и, задрав юбку, стянула с себя трусы.

— Как ты хочешь?

Не дожидаясь ответа, Ленка села на корточки, расстегнула мои джинсы и стянула их вместе с трусами ниже колен. Освобождённый из плена, член распрямился и стал быстро наливаться, покачиваясь перед лицом девушки. Она рассматривала его несколько секунд, потом обхватила его рукой, лизнула, провела языком вокруг головки, сняла с языка прилипшую волосинку, взяла в рот и начала сосать, одновременно поддрачивая рукой.

Я задохнулся от восторга. Ленка быстро-быстро водила языком вокруг головки, одновременно ритмично погружая член в свой горячий ротик и вынимая его назад. При этом она ни на минуту не прекращала правой рукой гонять кожицу вдоль ствола, то оголяя головку, то пряча её. Левой рукой моя партнёрша обхватила мошонку и осторожно её массировала. Джинсы окончательно съехали вниз, и я апатично подумал, что мою голую задницу видно теперь издалека. Я невольно начал покачиваться вперёд-назад, проталкивая член глубже в её ротик, но она слегка отстранила меня, чуть сдавив яички, и я понял, что должен стоять неподвижно. Её длинные прямые волосы спускались по обе стороны лица чёрным водопадом, и было немного щекотно, когда она надвигалась вперёд, заглатывая член до самого основания. Вперёд-назад, вперёд-назад. Как это приятно — стоять, широко расставив ноги, и смотреть вниз на то, как быстро движется, почти мелькает голова любимой, дарящей такое блаженство, как разлетаются при каждом движении её великолепные волосы. Охваченный благодарностью и восторгом, я стал гладить её по голове, стараясь не сбиться с ритма стремительных движений. Поле, деревья, овраг, дорога… всё исчезло. Солнце померкло, земля прекратила своё вращение, звёзды спустились с небес взглянуть на юную пару и закружились вокруг хороводом…

Я почувствовал, что что-то изменилось, но до затуманенного сознания не сразу дошло, что же именно. Я открыл глаза и зарычал от вожделения — моя возлюбленная поднялась, повернулась ко мне спиной и наклонилась до земли, задрав свою короткую юбочку высоко на спину. Несколько секунд я стоял неподвижно, завороженный чудесным зрелищем. Две стройные ножки, слегка расставленные в стороны, попа покорно отклячена назад, коричневая розочка ануса между двух соблазнительных полушарий ягодиц, а чуть ниже — восхитительные розовые губки, раскрывшиеся в предвкушении долгожданного вторжения, блестящие от выступившей влаги. Я направил член рукой в заветную дырочку, но от возбуждения не смог попасть с первого раза. Мне пришлось обхватить её упругие ягодицы дрожащими от волнения руками и раздвинуть губы большими пальцами обеих рук. Я всадил резко, сразу по самое основание. Ленка закричала, забилась в моих руках, как раненая птица. Я чуть вынул и снова вогнал до упора, ещё и ещё раз. Сперма, не доставшаяся утром ненасытному унитазу, забурлила, закипела в мошонке. Оргазм подступал необыкновенно быстро. Стараясь отсрочить сладкий миг, я принялся делать сильные толчки, почти не вынимая. Яйца звучно шлёпали о стройные бёдра в унисон со шлепками ягодиц о мой плоский живот, головка доставала, задевала что-то далеко внутри моей возлюбленной, заставляя её слабо вскрикивать всякий раз. Лена стояла, опустив голову, ни во что не упираясь, а только обхватив руками лодыжки. Качаясь под напором моих толчков, она едва не падала, так что мне пришлось крепче обхватить её за талию.

Кончили мы одновременно. И снова стоны страсти моей темпераментной партнёрши разнеслись далеко над полем, спугнув стайку ворон. Они с карканьем поднялись над осенним жнивьём, и мой победный крик слился с шумом десятков крыльев. С некоторым удивлением я отметил про себя, что я тоже кричу во весь голос, и оказалось, что это очень приятно, кричать от страсти, стоя во весь рост посреди поля, кричать громко, отбросив ложный стыд. Я удар за ударом вгонял свой поршень и чувствовал, как изливается потоком сперма, заливая её горячие недра… И снова померкло солнце, и замерли мерзкие крики глупых ворон, и остановилось время, великодушно даря юным влюблённым счастье подольше насладиться величайшим из всех наслаждений, доступных человеку…

Несколько мгновений спустя мы стояли рядом, пытаясь отдышаться. Лена провела рукой между ног, и поднесла её к лицу. Ладонь блестела от влаги. Она слизнула капельку пота, выступившую на верхней губе и спросила:

— Ты что, туда… ну… туда кончил?

Я смотрел, как поднималась и опускалась её грудь, в тщетных попытках восстановить дыхание, слушал, как вырывались из груди слова, но не понимал их значения. Наконец, до меня дошёл смысл вопроса, и я кивнул.

— А, понятно… А какое сегодня?

Я попытался вспомнить, но не смог.

— Мне, кажется, уже нельзя было. Или нет? Какое сегодня?

Наморщив лоб, она что-то вычисляла в своей прекрасной головке.

— Не, кажется ещё можно. Но ты в следующий раз скажи. Я лучше в рот…

Воображение услужливо нарисовало мне картинку моего бурного семяизвержения в этот очаровательный ротик, и я почувствовал, что мой ненасытный боец снова зашевелился. Позже я ещё раз порадовал неутомимого труженика, дав ему излиться в рот моей замечательной подруги к большому удовольствию обоих.

Мы вернулись около полуночи. После получаса страстных лобзаний на школьном крыльце я вновь почувствовал прилив сил. Впрочем, разум взял верх над чувствами, и мы отправились спать, предвкушая завтрашнюю встречу. Ночью мне снились эротические сны, и проснувшись, я обнаружил, что лежу в мокрых трусах. Впрочем, это никак не сказалось на потенции: мой боец встречал утро как обычно — по стройке «смирно». Какое все же это замечательное явление — юношеская гиперсексуальность. Как жаль, что нам не удаётся сохранить это свойство в зрелом возрасте. Или наоборот? Как сложилась бы судьба человечества, если бы зрелые мужчины, умудрённые опытом, достигшие ощутимых результатов в постижении науки соблазнения как своих не менее опытных подруг, так и молоденьких девушек, сохранили бы юношескую готовность трахать всё, что движется, и способность делать это по много раз подряд? Боюсь, что понятие семьи рухнуло бы первым, увлекая за собой в пропасть чувственных удовольствий и другие социальные институты.

Впрочем, не могу сказать, что меня в тот период времени очень волновали судьбы человечества. У меня было всё, что нужно молодому парню — отличное здоровье, неиссякаемый оптимизм, стойкая эрекция и подруга без комплексов, помогающая реализовать этот потенциал. Я был счастлив. Я просыпался с улыбкой от предвкушения моря любви, ожидающего меня сегодня. Я ложился в постель удовлетворённый, немного усталый, но счастливый от того, что завтра наступит новый день, который снова подарит мне радость обладания моей темпераментной красавицей. Мы не пропускали ни одного дня. Нам кое-как удавалось создавать видимость работы, но мы использовали каждую возможность уединиться, чтобы заняться любовью. Поля в той дыре, где нам своим трудом приходилось доказывать преимущества колхозного строя, были окружены узкими полосками лесопосадок. Считалось, что это спасает почву от эрозии. Посадки тянулись вдоль грядок, и мы с Ленкой всегда старались выбрать крайнюю, поближе к деревьям. Раз или два за день мы убегали за лесополосу и с упоением юности занимались сексом, прячась за редкими деревьями. Ленка сначала ласкала меня ртом, а потом спускала джинсы и трусы и мы приступали к самому главному. Иногда, в сухую погоду, мы занимались этим, лёжа в траве, но чаще она становилась раком, упершись руками в какой-нибудь предмет для устойчивости, или просто обхватывала руками лодыжки, и мне тогда приходилось придерживать её за талию.

Судя по многозначительным взглядам, цель наших отлучек ни для кого не была секретом. Все прекрасно всё понимали и по-хорошему завидовали. Впрочем, мы были не единственной парой, пытающейся разнообразить наше убогое существование плотскими утехами. Вечерами, восстановив силы после тяжких трудов на ниве колхозного строительства, неунывающее студенчество начинало своего рода «броуновское движение» в поисках любви и секса. На спонтанно возникающих вечеринках, на дискотеке, просто на вечерних посиделках, где всегда царит веселье, звенит девичий смех, бренчат расстроенные гитары и, чего греха таить, частенько слышен звон стаканов, парни и девушки сталкивались в поисках пары, разбегались, снова сталкивались, образуя новые пары. Некоторые связи сразу же опять разрывались, другие были прочнее, полудетские ещё романтические грёзы подкреплялись вполне осознанным стремлением к ещё вчера запретному плоду, и вот уже не только мы с Ленкой бродим вечерами в поисках уединения. Кроме нас, вчерашних школьников, в группе было немало ребят и девушек постарше. Они уже давно забыли смысл таких понятий, как скромность и стеснительность, а слово «целомудрие» вызывало у них нездоровый приступ хохота. Для нас их пример стал серьёзным катализатором процесса, и к середине месячного срока пребывания в колхозной ссылке уже добрая половина «тружеников» разбилась на более или менее устойчивые пары.

Так, регулярно подслащая свою унылую жизнь радостями регулярного секса, мы дожили почти до самого окончания «трудового семестра». Беда случилась за три дня до отъезда.

Было солнечное воскресное утро. Мы забрались довольно далеко в поисках укромного местечка, но в конце концов наши поиски были вознаграждены. Мы наткнулись на живописный уголок в лесу, километрах в трёх от села. Небольшая полянка, сбегавшая по пригорку прямо на берег небольшого ручья, была скрыта от посторонних глаз рядами молодых берёз. Густой подлесок вселял уверенность в то, что никто не помешает нам использовать этот по-летнему тёплый денёк, чтобы наслаждаться друг другом до самого вечера. Мы расстелили на траве предусмотрительно взятое с собой одеяло и принялись целоваться, постепенно раздевая друг друга.

Солнце припекало. Наверное, это был последний день бабьего лета. Я целовал её лицо, шею, а она поворачивала голову, подставляя новые места для моих поцелуев. Я медленно, одну за другой, расстегнул пуговицы её блузки, прислушиваясь к тому, как учащается её дыхание. Я не спешил. Зачем спешить, если в запасе целый день? Её ловкие пальчики скользнули вниз, к застёжке моего ремня. Я затаил дыхание…

Суровая действительность внесла свои коррективы в романтические планы юных влюблённых. Когда появились местные, блузка была расстёгнута, но всё ещё оставалась на её плечах. Они ввалились на нашу полянку, ломая ветки и улюлюкая, и в одну секунду окружили нас. Я вскочил, безуспешно пытаясь застегнуть капризную молнию. Их было пятеро. Четверо примерно моего возраста, или чуть старше. Пятому, здоровенному амбалу в наколках, было лет двадцать пять. Он оскалился, демонстрируя золотую фиксу в ряду гнилых зубов:

— Что, поебаться захотел? Ни хуя, сначала мы.

Ответом ему был пьяный хохот его дружков. Если у меня и была поначалу надежда на мирный исход, то теперь она улетучилась окончательно. Учитывая большой численный перевес аборигенов, нас могло спасти только чудо. Один из них сделал резкое движение, делая вид, что хочет меня ударить. Я машинально отшатнулся, вызвав новый взрыв хохота.

— Смотри, Федот, он испужался!

Федотом очевидно звали амбала в наколках. Он пьяно отрыгнул и осклабился. Лена сидела на траве, хлопая широко раскрытыми от ужаса глазами, и пыталась дрожащими пальцами застегнуть блузку. Я старался занять позицию между ней и местными, но они были вокруг. Кто-то из них, оказавшийся сзади, дал мне увесистый пинок. Я резко обернулся, и тут же получил удар в ухо с другой стороны. Дело принимало плохой оборот. Федот наклонился и схватил Лену за волосы.

— Иди сюда, блядь. Сейчас ты мне отсосёшь.

Я изловчился и ударил его ногой. Ударил сильно, но парень был чуть ли не вдвое крупнее. Он лишь покачнулся, схватившись свободной рукой за щёку, но Лену не отпустил.

— Ах ты, сука! Ну-ка, навешайте ему пиздюлей.

И тут же на меня со всех сторон посыпались удары. Я отбивался, как мог. Нападающие оттеснили меня в сторону от Федота и Лены. Я уворачивался, лавировал, крутился на месте, стараясь не позволить им снова окружить меня. Я уходил от одних ударов, отбивал другие, время от времени давал сдачи, так что удалось продержаться некоторое время. Всё это время я следил краем глаза за тем, как развивались события на другом краю поляны. У меня как бы произошло раздвоение сознания. Одна часть меня продолжала сопротивляться озверевшим подонкам. Другая в это время наблюдала, как Федот за волосы поднял Лену на ноги и тут же заставил её наклониться. Лена стояла в этой неудобной позе, а Федот задумчиво её разглядывал. Она попыталась выпрямиться, но, получив удар кулаком в живот, потеряла последнюю волю к сопротивлению. Некоторое время Федот продолжал смотреть, как она стоит, согнувшись пополам, а потом обострившийся слух услужливо донёс до меня:

— Снимай штаны, сука.

Лена повиновалась торопливо, боясь новых побоев. Я видел, как она стаскивает с себя свой Wrangler. Джинсы были очень узкие, в обтяжку, и снять их было непросто. Лена стояла, согнувшись пополам, и старательно тянула вниз джинсы вместе с трусами, сантиметр за сантиметром открывая на обозрение свои белые ягодицы. Последняя картинка, запечатлевшаяся в моей памяти, была Лена, стоящая раком со спущенными штанами, и Федот неторопливо расстёгивающий ширинку со словами «открой рот». Я видел, как она открыла рот и терпеливо ждала, пока этот монстр достанет, наконец, свой инструмент. А потом я вырубился. По всей видимости, пропустил сильный удар в голову. В голове зашумело, я увидел, как земля встала на дыбы и ударила меня в лицо. Удары продолжали сыпаться, но я не чувствовал боли. Я сделал попытку подняться, но удар ногой в нос окончательно отправил меня в длительный нокаут.

Очнулся я через несколько минут. Очень болела голова. Во рту был металлический привкус крови. Любое движение отзывалось сильной болью. Я всё же поднял голову и с некоторым усилием сфокусировал зрение. В полутора метрах от меня четверо подонков насиловали мою Лену. Теперь она была уже полностью голая. Стоя на четвереньках девушка делала минет одному из них, жирному ублюдку в трусах в горошек. Лицо было наполовину скрыто её длинными чёрными волосами, но они чуть сдвигались, когда она делала движение головой вверх, и я видел, как из её губ, сложенных буквой «О», выскальзывал блестящий от слюны член Жирного. Подонок слегка покачивался, блаженно улыбаясь. Другой, маленький и прыщавый, пыхтел, пристроившись сзади. Ещё двое ждали своей очереди. Федота не было видно. Толстяк затрясся и с хрюканьем кончил Лене в рот. Она облизнула губы, сглотнула и снова открыла рот, готовая к приёму следующего. Я видел, как висит на её подбородке тягучая капля. От бессилия хотелось плакать. Подошёл следующий по очереди, долговязый и худой, расстегнул штаны, заправил свой полувялый агрегат в её услужливо открытый ротик. Через минуту начал постанывать от удовольствия Прыщавый, он всё убыстрял темп, и наконец кончил, трясясь, как в лихорадке, вынул свой мокрый, ещё торчащий торчком член и тут же уступил своё место грязному оборванцу со следами даунизма на конопатом лице. У меня мелькнула мысль, что добровольно такому уроду никто не даст. Однако, выродок не успел воспользоваться представившейся возможностью, откуда-то появился Федот с сигаретой в руке.

— Дай-ка я ещё разок.

Он оттолкнул конопатого дауна и пристроился сзади, продолжая курить. Сделав глубокую затяжку, он ткнул окурком в Ленину ягодицу. Она замычала, замотала головой от боли, не смея выпустить изо рта член Долговязого.

— Терпи, сука.

— Ты чо, Федот, охуел? Она же мне хуй откусит!

— Ни хуя не откусит. Зато мне пиздато. У них, блядей, знаешь как всё сжимается, когда больно? Кайф!

И он снова ткнул окурком. Лена не выдержала и закричала, выпустив изо рта всё ещё вялый член Долговязого, но тут же снова торопливо обхватила его губами и с ещё большим усердием задвигала головой, с опаской косясь на Федота. Я провёл языком по обломку зуба. Подленькая мысль возникла в моей голове. Увлечённые процессом, аборигены не обращали на меня никакого внимания. Кажется, никто не заметил, что я очнулся. Если я закрою глаза и притворюсь, что я всё ещё в отключке, у меня есть шанс, что они кончат и уйдут. Ну, в самом деле, что я могу сделать один против пятерых? Да они меня просто покалечат или убьют! Но крики истязаемой Лены становились всё громче. Я не мог продолжать малодушно лежать, зажмурившись, в то время, как моя девушка подвергалась такому чудовищному истязанию. Я снова открыл глаза, приподнялся, сгруппировался для прыжка, приготовился как мог… Но что это? Только ли боль заставляет бедняжку кричать? Я улавливаю в хрипловатых приглушённых стонах знакомые нотки. Да она же кончает! Я не мог в это поверить. Её грубо насилуют с двух сторон, издеваются, прижигают окурками, а она кричит от наслаждения под хохот подонков-насильников, кричит, не выпуская изо рта грязный член какого-то урода, кричит точно так же, как кричала вчера со мной… Федот в очередной раз ткнул окурком в Ленину попу, и оргазм поглотил её. Она тряслась и извивалась как безумная, оглашая окрестности настоящими воплями, и, наверное, упала бы, если бы не два кола, поддерживающих её с двух сторон, как вертел. У меня потемнело в глазах. Я плохо соображал, что делал, когда кинулся на врагов. Наверное поэтому меня очень быстро отправили обратно в нокаут.

Не знаю, сколько я был без сознания на этот раз, но когда пришёл в себя, их уже не было. Лена была одета. Смоченным в воде носовым платком она вытирала моё лицо.

— Ты жив, родненький мой? Ой, какие сволочи! Потерпи, я вот тут ещё вытру.

Её лицо было как в тумане. Оно то приближалось, то удалялось. Я приподнялся на локте, и меня вырвало. Я выплюнул выбитый зуб и вытер рукой рот от крови. Головная боль всё сильнее пульсировала в висках. Я лежал на боку, опершись на локоть, и тупо смотрел на обломок зуба, лежащий в блевотине. Одним глазом я видел намного хуже.

— Миленький мой. Какие подонки, какие подонки!

Я перевёл взгляд на неё, и это простое движение вызвало новый приступ тошноты. Всё вокруг было с каким-то сюрреалистическим багрово-красным оттенком. Эта пульсирующая красная мгла накатывала волнами, вызывая дурноту. Я снова почувствовал влажное прикосновение на своём лице. Лена склонилась надо мной с носовым платком в руках. Я попытался сфокусировать взгляд на её лице, но видел перед собой только клочок ткани, испачканный моей кровью, который то приближался, то удалялся. Она наклонилась и поцеловала мои разбитые губы. В мозгу, как под вспышкой фотоаппарата возникла сцена: Толстяк, трясясь, заливает Ленин рот струями своей спермы, капли стекают, она слизывает их… Я оттолкнул её грубо, и тут же меня снова вырвало. Я сидел, склонившись над собственной блевотиной, и чувствовал, как льются по щекам солёные слёзы, оставляя полосы на моём грязном окровавленном лице…

Я плохо помню, что было дальше. Мы шли очень долго, я падал, она поддерживала меня. Кажется, кто-то помог, чьи-то руки, какая-то машина, кровать. Чьи-то возбуждённые призывы отомстить, покарать… Сознание то и дело пыталось уплыть, и мне приходилось возвращать его усилием воли. Я рассказал о нападении, но скрыл всё, что касалось изнасилования. Группы возбуждённых мстителей отправились прочёсывать местность, а я, наконец, оказался в руках деревенского эскулапа. После беглого осмотра он вызвал машину и отправил меня в город. Всю следующую неделю я провёл в больнице с диагнозом «ушиб головного мозга и перелом двух рёбер». Лена навещала меня каждый день. Она рассказала, что вроде бы кого-то из тех кто там был всё-таки поймали и сильно избили, кажется, даже, что фамилия одного из них — Федотов, но мне это было почему-то безразлично. Я смотрел на неё и вспоминал, как она облизывала губы…

Вскоре начались занятия. Лена продолжала навещать меня. Она приносила фрукты, кормила меня, рассказывала все новости, приносила конспекты. Она больше не вспоминала о случившемся и внешне казалось, что между нами всё осталось по-прежнему. Однако, это было не так, и мы оба это знали.

Молодой организм восстановился удивительно быстро, и ещё через неделю я уже пришёл на лекции. Наши отношения с Ленкой становились всё прохладнее, и в конце концов прекратились совсем. Она вскоре завела роман с моим приятелем Лёхой Герасимовым, оказавшийся столь же скоротечным, сколь и бурным. Следующий поклонник надоел ей ещё быстрее, и к концу первого семестра она уже приобрела репутацию особы весьма легкомысленной и непостоянной.

После этого я переспал с Леной десятка полтора-два раз. Наши встречи носили случайный характер, и не отличались разнообразием. Это всегда была только одна ночь, как правило в её комнате в общежитии, иногда в присутствии соседок по комнате, старательно притворявшихся спящими. Она научилась сдерживаться, и теперь лишь изредка приглушённый крик прорывался сквозь плотно сжимаемые губы, извещая мир о Ленкином оргазме.

Лишь одна из этих ночей мне запомнилась — первая после долгого перерыва. Случилось это через три месяца после нашего разрыва, под Новый год. Мы устроили вечеринку в комнате девушек в общежитии. До Нового года оставалось ещё пару дней, но на первом этаже общежития шла новогодняя дискотека и девчонки здорово принарядились. Это была типичная студенческая вечеринка, с огромным количеством выпивки и весьма скромной закуской. Время от времени мы спускались вниз потанцевать, а потом снова поднимались, чтобы пополнить выветривающиеся градусы. В тот вечер я впервые обратил внимание на Наташу, студентку из параллельной группы. Это была блондинка (позже я убедился, что цвет волос на её лобке подтверждает факт натуральности цвета её волос) . Плотная, с небольшой грудью, крепкого спортивного телосложения, стриженая под мальчика, она не могла похвастать популярностью у ребят. Я тоже не замечал Наташу до той вечеринки, хотя она, как оказалось, была ко мне неравнодушна с самого первого дня. Но она вошла в комнату тем вечером, и я обомлел: гадкий утёнок превратился в прекрасного лебедя. Наташа, не знавшая, как нам казалось, предназначения губной помады, предстала перед нами, украшенная ярким, по моде тех лет, макияжем и маникюром, модная стрижка придавала ей задорный, и даже дерзкий вид, а узкое короткое платье из чёрной ткани, сменившее привычные джинсы, настолько плотно облегало фигуру, что почти не оставляло место для воображения. Довершали картину колготки с люрексом, приковывающие взгляд к Наташиным ногам, которые, может быть и были чуть полноватыми, но зато очень длинными. Я не отходил от красавицы весь вечер. Хорошо помню, как прижимая её под чарующие звуки бессмертной «Калифорнии», я нашёптывал ей на ухо весьма двусмысленные комплименты, и по её благосклонной реакции понимал, что шансы переспать с ней уже сегодня очень высоки. Забегая вперёд скажу, что в Наташиной постели я всё же оказался, но гораздо позже. А в тот вечер всему помешала Лена.

Она вошла, одетая, по обыкновению, во что-то волнующе короткое, остановилась у дверей, замерев, как хищник, почуявший дичь, и, сложив руки на груди, полуприкрытой прозрачной тканью какой-то импортной блузки, принялась внимательно разглядывать присутствующих. Тёмные восточные глаза, загадочная полуулыбка, заставляющая сердца мужской половины гостей забиться сильнее… Она кого-то высматривала, и несколько пар глаз следило за ней с надеждой, что именно на нём она остановит сегодня свой выбор. Она увидела в глубине комнаты нас с Наташей и, сделав приветственный жест, направилась прямиком ко мне, слегка покачиваясь на своих высоченных каблуках.

И вот, она стоит перед нами, болтает о чём-то, смеётся. Я стараюсь не смотреть на узенькую полоску красной материи, туго обтягивающую её узкие бёдра, и на кружева лифчика, просвечивающиеся сквозь шёлк. Каюсь, Наташа была моментально забыта. Стёрлись из памяти и те жуткие воспоминания, помешавшие когда-то продолжению нашего романа. Я с готовностью падаю в нехитрые сети, расставленные искушённой охотницей. Несколько медленных танцев, во время которых я с восторгом исследую рельеф спины и ягодиц моей юной Клеопатры, разогревают меня так, что страсть моя становится очевидной и уже мешает танцевать. К тому времени когда она решает, что пора переходить от разогрева к действию, и волнующим шёпотом предлагает спуститься к ней, мне уже дважды пришлось засовывать левую руку в карман и поправлять своё восставшее достоинство.

Мы входим в её комнату. Она поворачивает выключатель и запирает дверь изнутри, а потом, обвив мою шею руками, приникает губами к моим губам. Её проворный язычок проникает ко мне в рот и принимается настойчиво ощупывать зубы, дёсны, язык. Я узнаю эти горячие прикосновения, вспоминаю, как искусно она ласкала мою посиневшую от натуги головку, как тщательно слизывала капли спермы, и начинаю стонать от предвкушения. Не прерывая свой сладкий поцелуй, она раздвинула коленом мои ноги и упёрлась бедром мне в пах. У меня кружится голова. Я уже не понимаю где я, что со мной. Всё моё сознание сосредоточено теперь между ног. Я чувствую, как кипящая сперма поднимается волной блаженства вверх по стволу члена и бурлит уже где-то совсем близко. Ещё минута — и она зальёт трусы, которые я так и не успел снять. Я слышу чьи-то стоны и с удивлением узнаю свой голос. Впрочем, мне наплевать, как наплевать и на чистоту моих трусов. Я с нетерпением жду развязки. Однако, развязка откладывается. Моя искушённая партнёрша начеку. Слегка отстранившись, она теперь с улыбкой наблюдает, как я опускаюсь на землю из заоблачных высот и блаженство на моём лице сменяется недоумением и досадой.

Как только мой взгляд становится более или менее осмысленным, она берёт меня за руку, подводит к кровати и лёгким толчком заставляет сесть. Под жалобный скрип казённых пружин опускаюсь на застеленную постель. Я сижу, прислонившись к стене и, затаив дыхание, гляжу снизу вверх на мою мучительницу. Медленно, одну за другой, она расстёгивает пуговицы и снимает блузку. Под блузкой — чёрный кружевной лифчик. Я вижу тёмные круги сосков под его прозрачной тканью. Юбка такая узкая, что трещит по швам, её приходится стаскивать с бёдер двумя руками. Наконец, она тоже падает на пол, Лена делает шаг и становится прямо передо мной, одетая только в трусики, лифчик и черные колготки в сеточку. На ногах — туфли на каблуке, красные, как кровь, под цвет юбке. Она садится на корточки и начинает расстёгивать ремень на моих джинсах. Как во сне я наблюдаю, как она стаскивает с меня штаны вместе с трусами (мне приходится привстать под жалобный скрип пружин) и, обхватив рукой член, начинает неторопливые размеренные движения вверх-вниз, глядя мне прямо в глаза. Она дрочит медленно, очень медленно, но я чувствую как снова заволакивает всё перед глазами туман блаженства. Я вижу сквозь туман, как она склоняется над моим бойцом, чувствую её жаркие губы и язык и готовлюсь сделать залп из главного калибра прямо ей в рот, залить его потоком спермы, чтобы потом смотреть, как стекают вниз по подбородку мутные белые капли…

Но моя мучительница опять не даёт мне кончить. Она поднимается на ноги, медленно снимает лифчик и бросает его через плечо. У Ленки высокая упругая грудь, она лишь немного качается от этого движения. Ещё секунда, и туфли летят одна за другой вслед лифчику и приземляются со стуком в противоположном углу комнаты. Наступает очередь колготок. Ленка медленно стаскивает их и бросает мне. Колготки приземляются на моей голове, щекоча невесомым капроном щёку и плечо. Вскоре вслед за ними летят и трусы. Я беру их в руку, подношу к лицу и с наслаждением вдыхаю терпкий запах её истекающей пещерки.

Ленка хватается за край моей рубашки и стаскивает её через голову. Толчком в грудь она понуждает меня лечь и ловким движением садится на меня верхом. Она ложится на меня сверху, прижимается грудью, трётся, стонет, и вдруг, легко скользнув вверх, усаживается на лицо, как любила когда-то делать Оля. Я лежу, прижатый к постели, мой рот плотно припечатан горячими губами мокрого от возбуждения влагалища. Я с удовольствием принимаю предложенное мне лакомство и начинаю слизывать чуть солоноватый сок с раскрывшихся губ её щели. Потом нащупываю языком клитор и начинаю обрабатывать его вращательными движениями, стараясь надавить посильнее. По всей видимости, я попадаю в точку: Лена сильно возбуждается, начинает стонать, я чувствую, как одна за другой пробегают по её прекрасному телу судороги приближающегося оргазма. Она начинает вращать бёдрами, размазывая свой сок по моему лицу, так что оно становится совершенно мокрым, от подбородка до лба и от уха до уха. Я с удовольствием наблюдаю за её агонией. Её движения всё убыстряются, стон становится всё громче. Наконец, она замирает на секунду и начинает с криком кончать мне в рот, сотрясаемая конвульсиями. Она так сильно прижимает влагалищем моё лицо к кровати, что мне становится нечем дышать. Самоотверженно терплю, продолжая слизывать её ароматный терпкий сок.

Наконец, она затихает и сползает, обессиленная, на постель, продолжая чуть слышно постанывать. Даю ей пару минут на восстановление сил и начинаю подталкивать вниз. Лена понятливая девочка и быстро понимает, что от неё требуется. Она устраивается у меня между ног и принимается за работу. Очень скоро она своим горячим ртом, помогая себе рукой, вновь втаскивает меня на самую вершину блаженства. А потом, вынув член изо рта, садится на него верхом и ложится на меня сверху. Она сильно прижимается ко мне низом живота, трётся им, волнообразно двигая бёдрами. Её дыхание учащается, она снова стонет, извивается всем телом в предвкушении нового оргазма. Но я больше не могу терпеть. Я кончаю, с криком выстреливая струю за струёй в её горячие недра. Ленка стонет всё громче и всё сильнее прижимается в попытках успеть кончить до того, как начнёт опадать мой разрядившийся дружок. Чувствуя, как ослабевает его давление на клитор, как он постепенно опадает, как проколотая шина, она мычит от досады и мотает головой. Не полагаясь больше на меня, она опускает вниз руку и начинает отчаянно мастурбировать, стараясь при этом не выпустить ускользающий член из объятий своих половых губ.

Разумеется, я знаю, что мастурбация — это совершенно нормальное явление, и занимаются этим все от мала до велика. Два года назад, когда моя сестра Татьяна застала меня онанирующим в ванной, она это подтвердила. Я хорошо запомнил её слова о том, что онанизмом занимаются все, включая её саму. Всё это так, однако до сих пор вид мастурбирующей женщины не оставляет меня равнодушным. Я завожусь, что называется, с пол-оборота. В те же времена, когда такое зрелище ещё было для меня в диковинку, а сам я был ещё в том прекрасном возрасте, когда член вставал от одного вида стройных ножек и эрекция была постоянным явлением, бороться с которым было бесполезно даже регулярным онанизмом, видеть (и тем более ощущать лежащей на себе) мастурбирующую женщину было очень сильным сексуальным раздражителем. Короче говоря, мой дружок начинает проявлять признаки жизни, наливается, выпрямляется, и к тому моменту, когда Лена кончает, извиваясь и заливая меня потоками своей смазки, он уже снова стоит, заполняя собой лоно моей подруги.

Оргазм всегда отнимал очень много сил у моей темпераментной подруги и теперь она отдыхает, лёжа на мне сверху. Мои толчки, сопровождаемые скрипом пружин, встречают пока очень слабый отклик, а мне нужно закрепить успех, чтобы сделать эрекцию более стойкой. Я вынимаю и, положив руки ей на плечи, слегка подталкиваю вниз, давая понять, что пришло время поработать ртом. Девушка снова устраивается у моих ног и начинает с того, что тщательно вылизывает свои же собственные выделения, которыми в изобилии покрыт член. Она делает это с таким удовольствием, что мне уже самому хочется снова ощутить этот вкус на губах. Я тяну её к себе и крепко целую в губы. Они чуть солоноваты. Это возбуждает. Я снова вставляю член в её дырочку и ощущаю, как там опять замечательно мокро. Может быть даже чуть более мокро, чем надо, Или просто слишком мокро — из-за обилия смазки трение минимальное, а ведь после последнего семяизвержения прошло всего минут десять. Я снова вынимаю, встаю с кровати, поворачиваю Лену спиной. Она с готовностью становится раком и замирает в покорном ожидании, пока я любуюсь отрывающимся видом. Я вставляю резко, грубо, так, что она вскрикивает от неожиданности. Не давая опомниться, я толкаю ещё и ещё. Она ударяется головой о стену и снова вскрикивает, на этот раз от боли. Но я неумолим, и ей приходится упереться в стену ладонями. Я трахаю её, как последнюю сучку, вколачиваю сзади грубыми толчками, всаживаю сразу на всю длину, ощущая как головка касается чего-то в самой её глубине. И на каждое такое касание она начинает отзываться тихим стоном, который становится всё громче и громче, и вот она уже не покорная сучка, выставившая свой зад на потеху всем желающим, она — тигрица, она рычит от похоти, она просит: «Ещё! Сильней! Сильней!», она подмахивает, стараясь вогнать член поглубже, она воет, извивается, и, наконец, кончает одновременно со мной, оглашая общежитие криками страсти…

Я возвращаюсь к столу усталый, выдоенный до последней капли. Меня не было часа полтора. Откуда-то появляется Наташа, но она меня больше не интересует, по крайней мере сегодня. Я наливаю себе полстакана водки, выпиваю залпом, наливаю ещё. Всё, праздник кончился, пора спать. Наташка, ты классная девчонка, но только не сегодня. Я слишком устал. Что? Проводить? Она сидит рядом, положив ногу на ногу. Люрекс призывно поблёскивает в полумраке. Какие аппетитные ляжки! Ну что ж, для начала выясним, стоит ли тратить время. Я кладу руку на её бедро, обтянутое модными колготками, и начинаю поглаживать, поднимаясь постепенно вверх. Пока никто не возражает. Я поднимаю глаза на её лицо. На нём обожание и покорность. Трахнуть двух за один вечер? Такого со мной ещё не было. А почему бы и нет? Рука скользит по гладкому бедру, забираясь всё выше под юбку. Заинтересованный происходящим, зашевелился мой дружок в штанах. Вот пальцы коснулись промежности, погладили «девочку», спрятанную пока за двумя слоями ткани — под тонким капроном колготок я чувствую шов трусиков. Ничего, скоро я с тебя сниму и то, и другое. Обнимаю Наташу свободной рукой, целую долгим поцелуем в губы. В голове мелькает мысль о том, что Ленка мне всю морду извозила и наверняка остался запах. Впрочем, Наташку это, похоже, не смущает. Чуть активнее шевелю рукой между ног и чувствую, что там становится влажно. Целую щёки, шею, уши. Чуть покусываю мочки ушей, слушаю, как учащается дыхание. Всё! Девочка готова! Да и у меня уже стоит. Было бы где — трахнул бы прямо сейчас. Может у неё дома?

Удача — дама непостоянная. Проводив Наташу до дома я узнал, что родители дома, и сегодня мне «не светит». Продолжение нашего романа было отложено до лучших времён, которые наступили только дней через десять, уже в начале нового, 1983 года. Все эти дни я не вспоминал Наташку, так как усиленно домогался Ленки — все новогодние праздники я искал повода для встречи, а найдя безуспешно пытался затащить её в постель. Кончилось тем, что она практически на моих глазах, как мне тогда показалось демонстративно ушла с Эдиком Лейба, добродушным белобрысым толстяком из Эстонии. Я залил обиду хорошей порцией портвейна и отправился разыскивать Наташку.

На следующий день, обнимая в постели мою новую пассию, я размышлял о том, как странно всё складывается в современном мире. Еще пару недель назад я эту девушку не замечал. То есть, я, конечно, знал о её существовании, но относился к ней лишь как к товарищу по учёбе. А сегодня я уже два раза кончил, при этом один раз в рот (она при этом сначала жутко смущалась и минет делала очень неумело) . И она тоже разок кончила (правда пришлось поработать — сначала пальцем, потом языком) . Выходит, не мы, мужики, их, девчонок, а они нас выбирают. Вот же пример — Наташка проявила немного инициативы и настойчивости, и вот я здесь, лежу вот рядом, ласкаю её, стараюсь, удовлетворяю. Вон лежит, улыбается счастливая. А ходила бы, задрав нос, в ожидании принца — так ничего бы не было.

При всей своей скромности и неискушённости в сексе Наташа мне неожиданно понравилась. Она с успехом компенсировала недостаток опыта своей готовностью подчиняться, и делала это с огромным удовольствием. Я видел, чего ей стоило заставить себя взять в рот, и как она возбудилась, когда всё же пересилила себя. И потом, когда я велел ей слизать все капли и проглотить сперму, её первой реакцией были ужас и отвращение. Зато каким счастьем светились её глаза, когда она заставила себя подчиниться!

Рискну предположить, что в каждом из нас, где-то глубоко сидит деспот, и подобная склонность к мазохизму часто провоцирует у нас если не садистские наклонности, то уж как минимум стремление к доминированию. Не стану скрывать, я не избежал этого соблазна. Я повелительным тоном заставлял Наташу принимать самые затейливые и изощрённые позы, почерпнутые мною из рукописной Кама-Сутры, и с извращённым удовольствием наблюдал, как она, вспыхнув сначала от возмущения, заставляла всё же себя подчиниться, и как, раскрасневшись от стыда и возбуждения, исполняла прихоти, приходящие в мою, в общем-то тоже не особо искушённую, голову.

И вот теперь я лежал рядом с Наташкой и задумчиво теребил её сосок, размышляя о том, какие новые унижения я могу придумать для своей рабыни. Будущее рисовалось мне в самом радужном свете, тем более, что в ответ на мои манипуляции пальцами моя партнёрша начала проявлять признаки беспокойства. Участилось дыхание, вернулся румянец на щеки с ямочками. Она уткнулась мне в плечо и застонала. Я продолжал невозмутимо разглядывать трещинку на потолке.

— Хочешь, я… ну… в общем… поцелую тебя… туда?

Хочу ли я? Что за вопрос, конечно хочу, но это слишком смелая инициатива для рабыни.

— Ты хочешь отсосать?

Я не вижу её лица, но не сомневаюсь, что при этих словах его залила краска смущения.

— Да! — голос прерывается от стыда и возбуждения, — Хочу отсосать!

Я вхожу во вкус:

— Тогда попроси меня. Хорошо попроси.

— Пожалуйста, — она старательно прячет лицо.

— Что пожалуйста?

— Ну… можно мне… в рот… ну… отсосать?

Она задыхается от возбуждения, но я непоколебим.

— Нет, не разрешаю. Сначала принеси мне чего-нибудь выпить.

Где она возьмёт выпить? Я что сдурел? Принесла бы хоть воды, а то сушняк после вчерашнего. Наташа поднимается с постели и тянется за халатом. Я отбираю халат.

— Не надо, так иди.

Красная, как рак, Наташа выходит из комнаты, путаясь в собственных ногах. Через пару минут она возвращается, не поднимая глаз, в руках у неё бокал с жидкостью чуть желтоватого цвета. Судя по запаху — это самогон. Я начиная смотреть в будущее со всё большим оптимизмом.

— А теперь соси.

Я полулежу на подушках с бокалом в руке. Наташа устраивается у моих ног и принимается за работу, компенсируя неумение старательностью. Она лижет член языком, сосёт его, причмокивая, мнёт яйца, но после двух раз эрекция нестойкая, а у неё явно не хватает опыта.

— Плохо сосёшь, не стараешься.

При этих словах девушка ещё энергичнее начинает работать языком. Она уже не красная, а пунцовая от стыда. Её потуги уже находят благодарный отклик у моего привередливого дружка, но у меня уже другая идея.

— Становись раком.

Отмечаю про себя, что пауза, предшествующая выполнению моих команд становится всё короче. Наташа послушно принимает требуемую позу и замирает в ожидании. Невольно любуюсь открывающимся видом. Её зад напоминает формой перевёрнутый туз червей. Не спеша занимаю позицию позади неё, раздвигаю ягодицы, провожу рукой по послушно подставленной щели. Ладонь мокрая. Ого! Приставляю головку к мокрым губам и, чуть покачивая ей вверх-вниз ввожу сантиметра на два. Наташа замерла в терпеливом ожидании. Ну, начали! Я резко ввожу член вовсю его длину. Наташа вскрикивает и валится вперёд.

— Стоять!

В ответ на мой грубый окрик, она торопливо принимает прежнюю позу, упершись на этот раз покрепче руками. Я вынимаю и снова всаживаю до упора, ещё раз, ещё… Каждый толчок сопровождается громким хлюпаньем и приглушённым стоном Наташи. Вот так! Ещё! Сильнее! Я стою на полу, широко расставив ноги. Я не обнимаю свою новую возлюбленную, я даже не придерживаю её за бёдра. Единственной точкой соприкосновения наших тел остаются наши гениталии. И я трахаю, трахаю её, без жалости вгоняю свой кол в хлюпающую вульву. Чтобы кончить третий раз подряд, нужно время. Запас спермы подрастрачен, силы истощены. И я гоняю, гоняю туда-сюда, не обращая внимание на то, что моя партнёрша с трудом удерживает равновесие под моими толчками. Впрочем, судя по звукам, которые она издаёт, эта гонка ей нравится. Стоны всё громче, они становятся похожи на подвывание. И вот, наконец, изо рта Наташи вырывается пронзительный крик, она выгибается дугой, и её накрывает волна оргазма. Она падает ничком, так что мне приходится падать на неё, чтобы не прерывать своего занятия, и бьётся в конвульсиях.

Оргазм Наташи продолжается долго, дольше, чем мне приходилось видеть раньше, но постепенно он затихает. Теперь моя очередь. Напряжение в яичках всё нарастает. Я чувствую скорую развязку. Сперма вот-вот брызнет. Я вынимаю член и почти кричу:

— Повернись! Открой рот!

Наташа поворачивается и видит перед собой покачивающийся, мокрый от её выделений член. Секундное

колебание, и она широко открывает рот, закрыв при этом глаза. Вставляю член так глубоко, как только могу. Наташа мычит, пытаясь вытолкнуть языком мой член, достающего ей до самого горла. Но я начеку. Хватаю её за волосы и не даю освободиться от кляпа. Не полагаясь на её умение, начинаю сам делать движения тазом, придерживая голову рукой.

К сожалению, борьба со строптивой партнёршей меня отвлекла, и моё возбуждение чуть отступает. Набираюсь терпения и продолжаю трахать её в рот. Она уже не сопротивляется. Как-то приспособившись к размерам моего бойца, она даже делает движения навстречу. Молодец, хорошая девочка! Я чувствую, как сперма вновь штурмует подступы к выходному отверстию. Ну, ещё немножко! Сейчас я кончу прямо в этот милый маленький ротик! Я балансирую на грани оргазма и никак не могу излиться. Ну, сейчас… Проклятье! Немного помогла бы рукой, и всё было бы о’кей. А может самому, пока у неё глаза закрыты? Не в силах устоять перед соблазном, я вынимаю член из неумелого рта и начинаю дрочить. Наташа закрывает рот и судорожно сглатывает слюну.

— Открой рот!!! — я с трудом узнаю свой голос.

Наташа снова открывает рот, и в ту же секунду выстреливает первая струя. Она попадает ей в закрытый глаз. Сперма капает с длинных ресниц на щёку и стекает вниз. Вторая капля повисает на подбородке. Третья отправляется по назначению — в услужливо открытый ротик. Я смотрю на залитое спермой лицо и чувствую, что игра мне начинает нравиться. Я размазываю сперму членом по щекам, лбу, губам, продолжая дрочить, чтобы выдоить из себя всё до капли.

— Высунь язык. Молодец, послушная девочка.

Я выдавливаю последнюю мутную каплю на её узкий длинный язык.

— Глотай, шлюха! — рабыня не смеет ослушаться.

Что бы ещё придумать? Как посильнее её унизить? Я тогда ещё и слыхом не слыхивал ни об анальном сексе, ни о «золотом дожде», а мысль о физических истязаниях как-то не приходила в голову, я ведь, всё-таки, не садист… В общем, исчерпав запас известных мне унижений, я удалился домой.

Надо сказать, что роман наш продолжался недолго. Ни о какой теплоте отношений между хозяином и рабыней не могло быть и речи. Особыми талантами в постели, кроме, конечно, феноменальной покорности, Наташа не обладала. Конечно, она была вполне привлекательной девушкой, но на фоне секс-бомбы Лены, её чуть полноватое тело не вызывало особой страсти. Месяца полтора-два я развлекался, реализовывая самые извращённые из своих фантазий. Бедная девушка ползала на четвереньках и по-пластунски, лаяла по-собачьи и мяукала, ей было запрещено находиться в моём присутствии в какой-либо одежде, кроме ошейника, она даже не могла закрывать дверь уборной, что доставляло ей особые страдания. Она с готовностью выполняла все мои прихоти, я даже думаю, что она бы согласилась на групповой секс, если бы я приказал, но я в те времена сам ещё не был столь развращён.

Ну, а когда источник фантазий иссяк, я охладел к своей рабыне. Ещё пару месяцев я из жалости навещал несчастную девушку, а потом встретил Галю и объявил Наташе, что наш роман пришёл к своему логическому завершению. Было море слёз, она на коленях молила меня остаться, я чувствовал себя последним подонком, но ушёл. Так закончилась моя вторая love-story с девушкой из моей группы.

По правде сказать, за время моего обучения, я переспал ещё с одной барышней с нашего потока, Ларисой. Это случилось после какой-то вечеринки на четвёртом или пятом курсе. Я трахнул Ларису в её комнате в общежитии. Сначала мы долго целовались, потом разделись, улеглись на узкую панцирную койку и занялись сексом. Я был сильно пьян и долго не мог кончить. Впрочем, Ларису это устраивало. Я плохо помню подробности, но мне запомнилось, что она так громко кончала, что, наверное, перебудила всех на этаже. В перерывах между оргазмами она кричала, что боится «залететь», и поэтому я должен кончить ей в рот. Я продолжал гонять член в её хлюпающей раздолбанной дырке, почти не встречая сопротивления, и мечтал о том, чтобы кончить хоть куда-нибудь. Наконец, я почувствовал приближение развязки, вынул своего мокрого дружка, подрочил немного (я тогда уже не стеснялся дрочить во время секса) и кончил, как она и просила, ей в рот.

На другой день мы оба сделали вид, что ничего не случилось. Наши прекрасные отношения сохранились, но роман продолжения не имел. А через месяц я узнал, что Лариса вышла замуж за парня из параллельной группы.

Разумеется, мои сексуальные контакты в студенческие годы не ограничивались пределами нашего института. Вообще эти пять лет были, возможно, самыми насыщенными в сексуальном смысле. Мы шагали по жизни бодрым маршем, останавливаясь (совсем по Цою) «у пивных ларьков», да ещё в постелях подруг. Впереди — вся жизнь, а вокруг — сотни молодых и красивых девушек, воспитания, мягко говоря, не слишком пуританского, так же, как и мы жаждущих развлечений. Молодость, здоровье… Мы не знали похмелья, мы могли кончать по четыре-пять раз за вечер, мы трахали всё, что шевелится, легко расставаясь со старыми подругами ради новых встреч. Блондинки и брюнетки, длинноногие модели и маленькие кошечки, пышногрудые матроны и стройные узкобёдрые спортсменки… Рассказать обо всех, да что там рассказать — вспомнить их всех невозможно. Именно поэтому я решил ограничить свой рассказ об этих годах студенческой темой.

Вторым ограничением было то, что я рассказывал только о происходившем со мной лично, хотя по рассказам моих друзей, их половая жизнь протекала ещё более бурно. Я решил сделать только одно исключение из этого правила и рассказать (очень коротко) о небольшом приключении, случившемся с одной из моих подруг, красавицей Кристиной, девушкой с ангельским лицом и дьявольским темпераментом в постели. Кристина постигала премудрость высшего образования в другом институте и к моменту описываемых событий добралась уже до третьего курса.

Профессор Н. пользовался у студентов репутацией «непробиваемого». Тем, кому не удавалось проскочить экзамен с первого раза «на шару», приходилось долго, и часто безрезультатно обивать пороги кафедры, упрашивая Н. разрешить пересдачу. Когда же он соглашался, то сажал несчастных «хвостистов» прямо перед собой, чтобы не дать воспользоваться «шпорами» и начинал безжалостно гонять их по всем темам. Особой свирепостью он отличался по отношению к девушкам, которых считал не способными к точным наукам.

Когда Н. завалил Кристину в третий раз, и перед ней замаячила реальная перспектива отчисления, он, с видом человека, делающего ей огромное одолжение, предложил позаниматься индивидуально с ней, а также с её подружкой Олей. Занятие было назначено на субботний вечер, и это слегка настораживало. Однако, молодым девушкам пятидесятилетний Н. казался глубоким стариком, не представляющим опасности. К тому же, он ведь пригласил их двоих, что по их мнению лишний раз подтверждало чистоту профессорских намерений. Тем не менее, обе нимфы тщательно причесались и сделали макияж, чтобы понравиться старцу.

Н. встретил девушек в махровом халате, накинутом на голое тело, чем привёл их в полное смятение. Пригласив их в большую полутёмную комнату, он сел напротив и для начала минут сорок говорил им о том, какие они юные и красивые, и о том, что они даже не знают, какую радость они могут подарить зрелому мужчине, который рядом с ними сам молодеет душой и телом… Потом он очень убедительно и доходчиво (профессор всё-таки) объяснил, в чём будут заключаться их индивидуальные занятия, и чем им грозит отказ. Перепуганные девушки согласились. Н. приказал им снять блузки. Поглазев пару минут на полуголых красавиц, профессор предложил снять юбки. Потом пришла очередь Олиного лифчика (Кристина лифчик не носила) . Через пять минут вслед за лифчиком в угол комнаты полетели колготки. Н. сидел в кресле и теребил своё поникшее достоинство, пытаясь оживить его. Вскоре обе девушки были уже совершенно голыми, и профессор потребовал, чтобы они продемонстрировали ему свои самые интимные места как можно более откровенно. Отчаянно онанируя, престарелый фавн внимательно рассмотрел предъявленные ему для осмотра гениталии и приказал девушкам мастурбировать. Похоже, это, наконец, произвело впечатление на Н. , так его член начал проявлять признаки жизни. Впрочем, вскоре его хозяину этого было уже мало и он потребовал у девушек, чтобы они мастурбировали друг другу. Громко сопя и глотая слюну он молча смотрел на сеанс взаимной мастурбации, демонстрируемый Кристиной и Олей, не прекращая при этом попыток выдоить что-нибудь из своего вялого хоботка, а потом потребовал, чтобы девушки поцеловались. Следующей идеей была, как нетрудно догадаться, взаимная ласка друг друга между ног языками. Кристина, которой уже начал надоедать этот спектакль, предложила старику просто сделать ему минет, но тот гневно отверг её предложение, и ей ничего не оставалось делать, как, усевшись на лицо подруге, припасть губами к её влажной расщелине.

Сеанс лесбийской любви возбудил профессора до крайности, он уже готов был кончить, но всё же не смог. Отчаявшись достичь кульминации, он вдруг вскочил и опрометью бросился вон из комнаты. Озадаченные девушки сидели, обнявшись на диване и гадали, куда мог запропаститься странный старик, когда дверь распахнулась, и они увидели на пороге своего преподавателя, облачённого в женскую комбинацию и чулки с поясом. В одной руке он держал плётку, а в другой — огромных размеров вибратор. Глаза профессора горели огнём буйного помешательства, и, хотя вид его был весьма нелеп, девушки не решились даже улыбнуться. По команде старого извращенца девушки сначала отстегали его плёткой, а потом изнасиловали по очереди в задний проход при помощи вибратора. Только после этого он, наконец, кончил, смешно повизгивая всякий раз, когда силиконовый стержень погружался в прямую кишку.

Отдохнув немного, Н. отвёл Кристину с Олей в огромную ванную комнату, сияющую кафелем и хромом, улёгся в большую угловую ванну и приказал им помочиться на него. Рассказывая мне через два года об этом случае, Кристина призналась, что до сих пор не может забыть, как профессор жадно ловил ртом горячие струи, неистово онанируя на дне ванны… А в качестве финального аккорда разнузданной оргии, он потребовал, чтобы девушки стали на него испражняться. Правда, последнее оказалось невыполнимым: они долго тужились, сидя на краю ванны, но так и не смогли исполнить желание сумасшедшего старика. Наконец, он кончил второй раз, вылизывая девичьи попки, и отпустил перепуганных студенток домой.

В понедельник в зачётках обеих девушек красовалось «уд», и они со спокойной совестью отправились на каникулы. Курс, который читал профессор Н. закончился, и в следующем семестре они встречались редко. Как-то раз, столкнувшись в коридоре института нос к носу, дерзкая Кристина многозначительно улыбнулась, поздоровалась с профессором игривым тоном и поинтересовалась о его здоровье, выразительно уставившись на ширинку профессорских брюк. Тот в ответ обдал её такой волной холодного безразличия, что повторять подобные эксперименты моей подружке больше не хотелось.

[/responsivevoice]

Category: Традиционно