Про голышек Часть 2

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Если голышка была уже в «школьнице», то после «подъемного крана» Мишка ее выгуливал: ставил на пол рядом с собой, но руку оставлял на промежности.

Зрелище было что надо — Мишка важно вышагивает из комнаты в комнату, а сбоку от него семенит и подпрыгивает девчонка. Точь-в-точь, как Пятачок из мультика про Винни-Пуха. Этим большим пальцем в их попке он и рулил. То приседать голышку заставит, то кланяться, то на цыпочках танцевать, то на кровати попрыгать: А остальными пальцами, что поверх письки лежали, то нажимал по очереди легонько, то губки сводил-разводил, то на клитор их накатывал, так что у голышки через пару минут такой прогулки начинали ножки дрожать от возбуждения, но тогда это гад сразу руку складывал ковшиком, и девчонка до его пальцев писькой не могла дотянуться, как ни старалась. Остынет — и опять все сначала: Гад, одним словом.

А во-вторых, Мишка делал им из «подъемного крана» «мельницу»: вот так их для шлепки подмышкой зажмет, но не просто держит, а начинает ее… вот даже не знаю, как объяснить — крутить, что ли? В общем, размахивает ей у себя подмышкой (и рукой, что под пузиком у нее, подталкивает) так, что девчонка то опускается ножками к самому полу, то взлетает пятками вверх. И Мишка ей и пару шлепков дать успевает, пока она вниз летит, и за письку потеребить, когда голышка вниз головой оказывается, — на Мишкином плече попкой, — и животик пощекотать…

Голышки прямо с ума сходили, когда их в одно и то же время и лупили, и щекотали. Я тоже любил этим заняться, но в комфорте: садишься в кресло, сажаешь девчонку в «колобке» себе на колени и спокойно ей занимаешься.

Что такое «колобок»? Ладно, все равно сегодня по порядку не получается, давай все сразу расскажу — и про колобок, и про остальные наказания.

Колобок — это самая плотная упаковка голышек — они только башкой в нем вертеть могут. Я расскажу, не как мы его делали, а как это выглядело — так наглядней будет.

Вот представь: сидит голышка с ногами на кровати. Коленки у нее по сторонам от плеч. Представил? А теперь мы ее кладем на спинку, а коленки остаются так же у плеч. А ручками голышка берет себя за ступни — поперек ступни, с внутренней стороны, а не с наружной.

Ничего хитрого, правда? Девчонка на спине, коленки у плеч, прямые ручки между ножек, друг к другу не ладошками, а тыльной стороной кисти — большими пальцами вниз, к кровати. Вот так мы ей и прибинтовывали правую руку (от подмышки и вниз к запястью) к правой ноге, от коленки до щиколотки, а левую — к левой. Только на уровне ступни у нее должна быть не ладошка, а лапа сантиметрах в десяти от запястья. Тогда голышка мешать не будет, если нам захочется ей по этой самой ступне пальцами раз-другой поводить.

«Сорока-ворона кашку варила, деток кормила», — как очень неторопливо, с повторами и паузами приговаривал Мишка, вырисовывая указательным пальцем кружки и полоски на розовой кожице. Для девчонок это стало кошмарной сказкой. Другие дети про черную руку и темную комнату страшилки слушать боятся, а наши голопопые дурехи — про сороку.

Бывало, что они не доживали до ее конца — позорно писались. Когда случался такой грех, Мишка, не развязывая, тащил их в ванну и подмывал, а потом виновницу ждал серьезный отлуп — двадцать звонких шлепков. Звучит, конечно, не так чтоб страшно, но занимал-то этот процесс где-то полчаса — между двумя шлепками Мишка говорил со мной, пялился в телевизор, проверял девчоночьи уроки, клал малышку перед собой на подушку на стол и с профессорским видом письку через лупу разглядывал, двумя пальцами раздвигая мокрые губки, потом опять не спеша устраивал у себя на руках кверху попкой, давал шлепка, переворачивал на спинку и вдумчиво лапал за сиськи. Снова шлепал, зажимал ее между коленями вниз головой и опять давал пару шлепков.
Умащивал на столе на подущке — на этот раз так, что попка торчала кверху и, придерживая под писькой рукой, чтоб девчонка не завалилась набок, шлепал так. Тащил ее ко мне, чтобы посоветоваться насчет какого-то примерещившегося ему прыщика на голышкиной письке. Пеленал в одеяло, оставляя попку на воздухе, поил молоком из детской бутылочки с соской и заставлял агукать и называть его «па-па», сажал вторую голышку на кровать, устраивал «ребенка» ей на колени. Она кормила «нашего младенчика» грудью и они на пару сокрушались, что вот и зубки уже режуться, а все к горшку не приучить их чадо:

Но часто бывало и пострашнее. Голышку в «колобке» вообще удобно брать на ручки: сажаешь ее на колени боком к себе и откидываешь полулежа, приобняв под спинкой рукой. И пальцы этой руки сами собой оказываются на бочке у малышки. Так вот, частенько, пока Мишка не выдаст голышке всю заслуженную порцию шлепков, она рычала, мычала, ржала, как кобыла, икала и билась в конвульсиях. Как невинно объяснял этот садист: «раз ты боишься щекотки — надо тебя тренировать, пока не привыкнешь!».

Только что-то они привыкали не особенно. К концу шлепки это была уже не девчонка, а просто какой-то слюнявый, сопливый и взмыленный маринованный грибок. А возбуждена до такой степени, что надо было следить внимательно, чтобы случайно не зацепить ей письку ничем, а то она тут же с индейскими боевыми воплями и утробными завываниями кончала. Поэтому мы их развязывали не сразу, а минут через пять, когда немножко остынут и сосочки торчать перестанут. Споласкивали в ванной и укладывали отдохнуть (с руками поверх одеяла, а в тяжелых случаях в то же одеяло пеленали и перевязывали ленточкой — от рукоблудства, положив между коленок подушку, а то они умудрялись кончать, просто сжимая ноги) .

Еще неплохая упаковка у нас называлась «попугай». Это Мишка додумался. Он вообще любил мудрить.

Померил у голышек расстояние по диагонали от левого плеча до правой подколенки для начала. Они примерно одинакового роста были, так что вышло близко. Купили мы в спорттоварах металлический обруч — такого диаметра не было, как он намерил, взяли больше на тридцать сантиметров.

Притащили мы его домой, я пока вообще ничего не понимал и смотрел, что Мишка дальше делать будет. А он сначала поставил его на пол ребром и навалился сверху. Пыхтел, пока из круга обруч не стал овалом с высотой, как померил Мишка. Потом положил на пол и попросил помочь. Мы с ним наступили на обруч напротив друг друга на короткой оси — то есть, в самых сплющенных местах. Взялись вместе руками за вытянутые «уши» обруча слева и справа от нас и стали тащить их вверх, а ногами переступали, чтоб не вышло резких изломов. В конце концов они поднялись градусов на сорок пять.

А потом Мишка показал, зачем все это нужно. Положил обруч на кровать изгибами ушей вверх, между поднятых ушей положил голышку на спинку — так, что она лопатками легла на обруч. Уложил девчоночьи руки вдоль обруча и прибинтовал к нему от запястья до подмышки. Потом поставил ее ножки на обруч сантиметрах в десяти друг от друга и раздвинул девчонке коленки, положив их тоже на обруч (тут я понял, зачем мы уши сгибали: иначе так ее разложить не получилось бы — ей бы было больно; все этот садистский гений предусмотрел!) . Прибинтовал ей ножки от голени до колена.

Вышло что надо! Лежит она в раскоряку, губки писькины в стороны разъехались. Мишка ее полапал так вдумчиво, ступни пощекотал (для этого он их и ставил не вместе, а в десяти сантиметрах друг от друга. Говорю — гений!) . Смотрим, она только в его сторону может пузиком тыкать, и немножко писькой вверх-вниз махать и вилять из стороны в сторону, а больше ни фига. Перевернули ее на животик — тоже пейзаж что надо! Мишка в честь победы вставил ей сзади флажок, с каким детсадовцы ходят. За бочок пощекотал — давай она нашим флажком махать, прямо как настоящий флаг на ветру гордо реет:

Мне понравилось.
А Мишка удивляется: это не все, говорит. Смотри:

Подумал он чего-то, башкой покивал, флажок вытащил, постелил зачем-то у стены под картиной гору матрацев — все, что у нас в доме были. Ремень между обручем и голышкиной шеей просунул и концы застегнул, так что вышла петля.

Мы с ним на пару сняли со стены наших «Запорожцев» — тяжеленная картина и висит на крепком крюке, хорошо замурованном — и Мишка за эту петлю из ремня голышку прицепил в обруче вместо нее. Ниже картины у нас на стенке толстенный ковер висит, так что не страшно было, что она или стукнется, или простудится из-за этой стенки.

Конечно, для того и матрасы нужны были — вдруг свалится? Мы вообще всегда помнили: упакованные голышки беспомощны и надо следить, чтоб они не навернулись ниоткуда, а то может плохо кончится.

Ну и потешный вид у нее был! Побалдели мы, полапали ее немножко, потом Мишка взял за обруч снизу и носом к стенке развернул. И так не хуже! Ножки враскоряку, дырочку на круглой попке видно и низ писюньки, так и просится полапать и пошлепать:

Очень аппетитная поза вышла. Шлепать ее удобней всего оказалось, если одной рукой голышку за письку сначала от стены отвести немножко и так держать, а второй шлепать. А можно руку и до локтя засунуть, чтоб за сиськи ее при этом лапать. А она в это время от шлепков писькой в руку тычет и возбуждается еще больше.

Потом, когда мы подросли немножко, даже трахали их так — только петлю делали длинную, чтоб они на нужном уровне висели.

Развернул ее Мишка опять мордахой к нам, сели мы все на кровать, полюбовались этим произведением искусства, стали думать, как назвать. Решили, пусть будет «Буратино» — он тоже на стенке висел у Карабаса.

Пошли ее снимать: это ведь пока не наказание было, просто голышка испытателем поработала, пора отпускать. Конечно, я не утерпел и еще ее за ступню пощекотал. Она как начала подпрыгивать вверх-вниз, мы тут же поняли: «попугай» это! Точь-в-точь похоже. И обруч есть, и скачет так же. Так и стала эта упаковка «попугаем».

Только это все было гораздо позже, конечно. А сейчас — отшлепал я непослушную Ленку и в той же позе, что лупил, ее придержал и опять замотал в «школьницу». Не умеет себя вести — будем учить.

Думаю, интересно, а что бы ей с ногами сделать, чтоб не удирала? Вспомнил, как ее держал, пока она писала:

Вот тут мне батин ремень и пригодился. Нет, ремнем я ее не стал лупить. Раскинул мозгами, надел на него мягкие наплечники от рюкзачных лямок, посадил Ленку на колени спиной к себе, концы ремня сложил вместе и этот ремень как бы на нее одел, только на уровне сисек и наизнанку — лицевой стороной к ее спинке. Концы ремня болтались перед ее сиськами.

Ленка попробовала брыкаться и отбиваться, но рук у нее уже не было, а я сразу взял ее под коленки и прижал спиной к себе — коленки прижались к плечам, а концы ремня оказались между ножек.

Взял я эти концы ремня в обе руки, развел их в стороны и потянул к себе. Ремень прихватил ее ножки под коленками. Я поправил подплечники, чтоб они оказались как раз там, и ремень Ленке не резал, и, прижимая ремень большими пальцами к ладоням, завернул его Ленке к лопаткам, а остальными пальцами уперся в лопатки и начал опрокидывать голышку вперед, словно она собиралась клюнуть носом. Потом концы ремня свел у нее на спине и застегнул под связанными руками.

Ленку на кровать положил и начал смотреть, что получилось. А вышло неплохо: все ее «стыдные» местечки как на ладони, коленки к плечам прижаты, а ниже ножки свободны, болтать ими Ленка может, сколько хочет. А вот удрать — ясно, нет. Да куда уж там удрать: защекотал ее хорошенько — только лапами молотит, а даже на животик перевернуться не смогла. Переложил я ее сам попкой кверху, смотрю: вылитый лягушонок.
Так мы упаковку и назвали.

Взял ее в «подъемный кран», опустил, чтоб ножками до кровати доставала и дал «побегать», как на гигантских шагах. Смотрю — совсем моя дурочка устала. И поздно уже, а еще нам уроки делать, потом ее купать, в «дочки-матери» перед сном поиграть — куча дел впереди.

Ладно, говорю, сегодня я тебя прощаю. Посмотрим, как ты себя дальше вести будешь.

То ли она и правда слишком устала, то ли поняла окончательно, что не слушаться — себе дороже выходит, но больше у нас проблем не было, остаток дня прошел спокойно. А скоро я уже лежал в кровати, лениво гладил мирно сопящую рядом Ленку по попке и думал о завтрашнем дне: когда я купал своего котенка, то сообразил одну штуку и спросил, а не разболтала ли она обо всем Ирке? Оказалось — разболтала. Я боялся, чтоб Ирка это по всей округе не растрезвонила, но начал Ленку расспрашивать дальше и оказалось, что я ничего не понял. Выяснилось, что самой Ленке наши игры по-прежнему очень даже нравятся, но и это не все! Когда Ирка про них узнала, она Ленке позавидовала!

В общем, Ленка вечерком позвонила Ирке и договорилась, что завтра она придет к нам в гости. Перед этим звонком мы с ней договорились, что именно сказать и как. И теперь Ленка, хоть и краснела, и запиналась, но когда Ирка спросила, куда они завтра пойдут, отважно сказала:

— Никуда не могу. Меня Борька наказал. Я дома голышом сижу.

Не сказала бы, конечно, как я ни требовал, но я ведь Ленку уже начал понимать — в каком состоянии она куда меньше стесняется… Так что беседовала она с подружкой, стоя на стуле, я стоял рядом, слушал, что они говорят, а перед тем, как набрать номер и дать Ленке трубку — привел ее письку в состояние боевой готовности. И сейчас понемножку продолжал — по ножкам у нее текло и сосочки торчали врастопырку.

— Ой! — фыркнула Ирка.

— А ты не ойкай, — сказал я, — заслужишь — сама будешь попой сверкать, пока не поумнеешь.

— Я не приду, — тут же решила Ирка. Но Ленка, как мы заранее договорились, тут же заскулила:

— Ну пожалуйста, мне так скучно, ты приходи, а то ты мне вообще никакая не подруга.

Договорились, что Ирка придет ровно в три. А я положил Ленку в свою кровать, а сам вернулся к телефону и договорился с Борькой, что он покараулит Ирку в ее дворе, чтоб она не перетрусила в последнюю минуту, и придет с ней ровно в четверть четвертого, ни раньше, ни позже. К этому времени я все сделаю, как надо. Мы договорились, как себя вести (командовал я, как уже умудренный опытом) , что и как мы будем завтра делать и что говорить.

И сейчас я лежал рядом со спящей Ленкой и думал, какой замечательный день нас ждет завтра. И сколько чудес еще впереди. И как было бы здорово, если бы родители не приезжали как можно дольше:

[/responsivevoice]

Category: Подростки