Под Толстого

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]

Под Толстого

Еблю Маня естественно обожала. Одно это слово сжимало в тугой комок ее. Ровная кишка подтягивалась, палец, опущенный меж сомкнутых губ, попадал в обильную слизь плоти.

Маня давала фактически всем. Деду Митрию, костистому, седоватому, с очень толстым длинноватым хуем, втиснув который он двигал длительно, сладостно, тяжело вздыхая. Пизда Влеки наливалась, захлюпывала от движения этого распирающего ее мягковатого, широкого, незначительно приплюснутого, шланга.

Юному Ивану, ебущему Маню всегда, пока юная его супруга занималась недалеко кое-чем. Иван находил Маню в коровнике либо в амбаре, либо в доме на кухне с оттопыренными портками, скидывал их, вздыбленный жесткий как камень член врезался в Манину пизду, которую он безошибочно находил под ее юбкой, уже позже задирая, оголяя белоснежные, сотрясающиеся от ударов, Манины ляжки. Иван ебал то кратко, то длительно, нередко следя в окно за собственной супругой, которая, надвинув платок на лоб, прогуливалась по двору либо гласила через забор с некий бабой, всегда со стоном испуская семя, и, подергавшись упругими круглыми ягодицами, растягивал хуй из налившихся сладострастием скупых недр, позже вытирал его об Манину юбку и стремительно прятал к для себя в брюки. А Маня, красноватая, тяжело дыша, со сладостным биением меж ног, бралась за то, что ранее бросила делать.

Давала супругу, когда ложилась вечерком за цветастую занавеску. В мгле комнаты, в какой спали к тому же предки супруга и незамужняя сестра, происходила связь всегда по одному установленному порядку. Супруг, придвинувшись к спине супруги, поднимал на ней до пояса рубаху. Маня должна была, лежа на боку спиной к супругу, взять понизу и поднять ягодицу, две складки половых губ там, где вход, раскрывались, и супруг, достав из узкий длиннющий сходящий на конус член, направлял его рукою в открытое чрево. Практически всегда ебаная уже не 1-ый раз в за денек Маня, блаженно улыбалась, прикрыв в мгле глаза. Длиннющий острый член раздразнивал и без того раздраженные внутренности. Супруг и она крепились, чтобы не издать никаких звуков, но усмотрительное чавканье их органов не подчинялось никакому контролю, а позже и тем паче сменялось звучным резвым хлюпаньем. Спустив, супруг стремительно засыпал и начинал храпеть, оставив член там, где его застало блаженство. Только тугие толчки, в каких сжималось влагалище Влеки, сотрясаемой страстью, выдавливали наружу сморщившийся мягенький орган.

Сестра Маниного супруга, налитая не дюжим здоровьем и пробуждающейся эмоциональностью, всегда томилась от этих звуков. Ее же отец, нащупав меж ногами лежащей рядом супруги дряхлое влагалище, вставлял в глубокую флегмантичную пещеру свою восставшую плоть. Супруга сносила трения молчком, не выказывая признаков возбуждения. А когда супруг изливался и отваливался, подтиралась незапятанной тряпицей, которую позже клала под матрас, а деньком, выстирав, сушила, чтобы никто не лицезрел.

В июне, одним броским солнечным деньком, Маня встретила в лесу 2-ух братьев-близнецов из другой деревни. Братья были огромные, как гиганты, но дурачины. Доброжелательные мужчины сначала все смеялись с ней, а позже, тяжело сопя, повалили в травку, выпростали кофточку из юбки, и задрали подол. Мишка мял Манины груди, круглые, острые, торчащие в различные стороны с толстыми высочайшими столбиками жестких сосков. Василек трогал меж ног за такие приятные места, что Маня выставила всю свою пизду и большой орган даже испугал Василька. Он сначала убрал руку, но Маня улыбалась, и он снова стал ощупывать пальцами и расширять ее складки. Хуи у обоих стояли. Василек опустил брюки до колен и, сидя на коленях, воткнул. Отросток его был толстый неописуемо и маленький, Маня, чувствуя, как распирает с болью ее похотливую, всегда готовую к совокуплению, плоть, закатила глаза, и поддалась. Василек лег на нее и задвигал, как машина, вздувая головкой собственного органа пизду Влеки. Его брат Мишка, оставив груди в покое, лег на травку сзади любовников, и следил, что происходит меж их сцепленных в утехе органов. Раскидавшую нескромно, обширно свои ноги даму он лицезрел в первый раз и, тем паче это живое, физиологическое действие, с помокревшими завитками волос, хлюпаньем, вывертыванием наружу манжетки, обтягивающей раздутый ствол, то очень натянутой, то сморщенной кожей мошонки.

И эту сторону жизни он лицезрел так близко в первый раз. Поначалу он смотрел скупо, открыв собственный рот, позже нетерпеливо, потом, сорвав ствол, он со хохотом стал щекотать промежность собственного брата и там, где двигался ритмично поршень, и золотистые от волос оживленные ягодицы. Брат ничего не замечал и, убыстряясь, со стонами и скрежетом зубов, кончил. Отвалясь, он лежал на спине, и место его занял Мишка. Лицо Влеки было искажено страстью, но тот лицезрел одну только пизду. Пизда эта была не такая, какой он ее увидал поначалу. Она была как будто вывернутая навыворот, распухшая от долгого трения, вход в глубину был красноватый и, он то раскрывался до неописуемых размеров, то сжимался, напоминая собой рот вынутой из воды рыбы. Мишка в этот открывающийся зев и засунул багряную наболдашину хуя, как будто заткнул этот рот. Смотря с новым вожделением на глотающий разбухший зев и на резкие колыхания грудей с цилиндрическими сосками (эти соски сосал длительно после длительных уговоров двенадцатилетний Тимошка, соседкин сынок), Мишка спустил достаточно стремительно, не вынеся разъебанной жаркой пизды…

Когда Маня возвратилась домой, у нее был удовлетворенный и нежный вид. Свекровь, покосясь на нее, помыслила, что та довольна развлечениями прошедшей ночи. Маню она считала в конец распущенной, раз подглядев, как она дает ее отпрыску сзади, и еще постанывает. Свекровь сначала задумывалась — от боли, а позже разобралась, и с того времени была снохой очень недовольна. По ее разумению похоть супруга нужно сносить как барщину. И даже когда самой приятно стыдное занятие, она делала вид, что ей неприятно. Лицо, с каким Маня тогда стояла средь бела денька, упираясь руками в лавку, с задранным подолом, двигая белоснежным задом, к которому резвыми шлепками припечатывался отпрыск, то и дело всплывало в памяти как верх бесстыдства.

{include file=»engine/modules/2.php»}

Раз Маню позвали вымыть в барском доме Митрошова полы — его прислуга, древняя дева Марья Федоровна слегла с некий заболеванием и лежала у себя в черной комнате, желтоватая и ничтожная. Маня пришла и развернула свою бурную деятельность, забавно носилась по комнатам с ведрами воды, босоногая, в подоткнутой за пояс юбке. В доме не было никого из господ, и барина тоже не было. Но позже он приехал и засел у себя в кабинете. Когда Маня, уже вымыв весь дом, постучала к нему, чтоб мыть кабинет, он ответил и она вошла.

Барин Мане жутко нравился. У него была прекрасная голова с карими, но точно выцветшими волосами, он был радостный и глас его, как он возникал где-нибудь, звучал как реальная музыка, и хохотал он, открывая все белоснежные прекрасные здоровые зубы. Маня принялась мыть, ждя, что Митрошов уйдет, но он продолжал посиживать за столом и писать. По правде, писать он естественно бросил, чуть эта юная баба, которой он не знал, но лицезрел до этого, наклонилась и стала мыть. Грубая блузка на ней колыхалась и в вырезе ее он лицезрел две груди практически до самых сосков. Юбка охватывала две поднятые, откровенные в собственной безыскусности ягодицы, а когда Маня подымалась, закидывая свою руку, чтоб убрать задней стороной ладошки выбившуюся прядь с лица, ткань ее юбки прищемляли две эти сладостные половины. У Митрошова имелась супруга, милое создание не умевшее ничего. Если б ее оставили одну посреди сада, заполненного от плодами, она погибла бы с голоду, не умея сорвать их либо поднять с земли. Так по последней мере, шутил с ней Митрошов. Смотря на ловкие движения Влеки, Митрошов залюбовался. Страстное желание владеть вдруг появилось в нем темным томительным жгучим чувством. Он поднялся и подошел. Маня вскинулась, а он держал уже ее за соблазнившие его ягодицы. Маня только увидела потемневшие от желания глаза и собственное желание сотрясло ее. Вжав Маню в стенку, Митрошов стремительно расстегнул пуговицы на темных штанах, из которых явился сильный, с нежнейшей кожей, смуглый и совершенный по форме половой член. Стоя, Маня развела свои колени, Митрошов приблизился еще, запах его духов, незапятанной кожи, дорогого табака — это все вдруг обратилось для нее в одно с силой раздвигающее плоть что-то огроменное и сладостное до утраты сознания, и это большущее впитало ее в бездне бесстыжего удовольствия, накатывающего беспрестанными, мучительными в собственной невыносимости, ударами. Маня звучно вскрикивала так, как будто ее лупят, а Митрошов не переставал, он с каким-то победным и веселым чувством делал это, в нем пронеслось, что он запамятовал это острое желание и новизну, и поглощенный этим, он вполне растерял чувство времени. И если б в этот момент в кабинет вошла его супруга, то он бы не только лишь ее не услышал, да и не вызнал.

Когда Манино влагалище, преобразовавшееся в одно огромное, сотрясаемое мукой удовольствия чувство, когда на обессиленных ногах она не могла уже стоять, Митрошов кончил. Он длительно оттягивал этот момент, потрясенный тем наслаждением, в которое он ринулся, и отправляя то, что, переполняло и рвалось наружу в чрево дамы, имени которой он не знал, еще длительно вздрагивал. Потом откачнувшись, он, не смотря в ее лицо, упрятал член, застегнул над ним пуговицы и, на очах меняясь, принимая обыденный вид, вышел из кабинета. С трудом соединив свои колени, но поначалу вытерев меж ног платком, снятым с головы, Маня стала домывать полы. Ноги ее дрожали, а в теле оседала истома.

Вечерком в кабинете, где все это вышло, на диванчике посиживала супруга в розовых расшитых туфлях, и говорила супругу, что и как было с ней в поездке к собственной приятельнице в город. Митрошов, как обычно в неплохом расположении духа, с особенной нежностью слушал ее, и, по временам вспоминал то, что вышло здесь деньком, и краска наслаждения здесь же приливала к его щекам. И дело было не только лишь в том, что это было нечто новое и внезапное, чего он не планировал и что исполнил по собственной прихоти, да и в том, что ему иногда становилось скучновато в этой жизни и делалось им это нередко быстрее по необходимости разрядки. И сейчас вдруг расцвело опять, как еще пару лет вспять, когда он женился и еще не знал собственной супруги с этой стороны. Образ смеющейся супруги то и дело мешался в его воображении с потупленным взглядом близко находящихся к его очам чужих глаз. В их стояла томительная страсть, и брови, тонкие изогнутые стояли в его идей. Но вот эти глаза на него поглядели и в их стояли слезы сладострастия. Его супруга еще никогда не смотрела на него потому что в те моменты близости. Митрошову хотелось повторить это с женою и поглядеть, что будет. Еще рано было спать, но он уже ощущал нетерпение и с огромным трудом переносил то, что она гласила, он все смотрел на ее розовые туфли и считал минутки.

[/responsivevoice]

Category: Групповой секс