Испытание попрошайки

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]
1

Достаточно пожилой, но еще крепкий дяденька сидел перед компьютером и тщетно отлавливал сайт с детским порно. Но день сегодня явно был не его, в большинстве сайтов требовалась предоплата. Все же ему удалось скачать пару фотографий с очаровательными голыми девчонками. У одной грудь напоминала две маленькие сливы, у второй — румяные яблочки. Выведя обе фотки на экран и переводя взгляд с одной на другую, мужчина хотел поонанировать, но желание быстро пропало — возбуждающих картинок было недостаточно.

Мужчина сердито кашлянул, выключил комп, достал из заначки семьдесят долларов десятидолларовыми ассигнациями. Вместе с трестами рублями в кошелке эти деньги надо было растянуть дней на десять, до следующей получки. Но было невтерпеж, ужасно хотелось снять какую-нибудь малолетку.

Мужчина был профессиональным педофилом, хитрым и расчетливым. Уже тот факт, что за многие годы он ни разу не попался, говорило о его опасности для детей. По статистике педофил за год может имеет до ста контактов с детьми. Особенно, если он не агрессивен, осторожен и нетороплив. Именно таким и был этот мужчина, которого можно называть Карлом.

Он вышел из однокомнатной квартиры, которую снимал в Москве в районе Свиблово. Этот район был не только более дешевым, по сравнению с центром, но и удобен тем, что в двух остановках метро находилось ВДНХ, где постоянно крутились беспризорники и дети из неблагополучных семей. Именно там он уже несколько вечеров приручал девчонку — попрошайку, давая ей по 10 рублей и ничего не требуя взамен. Когда он в первый раз небрежно дал ей червонец, девочка даже растерялась — она привыкла к отказам или мелочи по 20 — 50 копеек. Она не могла знать, что Карл уже более часа наблюдал за ней, делая свои выводы.

Он определил ее возраст в диапазоне 11-13 лет. Одежда не могла служить характеристикой, так как попрошайки из хороших семей тоже одевались оборванцами, кто будет подавать хорошо одетому. Но поведение говорило не только о привычке к сбору милостыни, но и о социальной принадлежности к низшему классу. Только дети алкоголиков или нищих могли вести себя в толпе так свободно, независимо и, в то же время, настороженно. Как волчата. Или, скорей, как одичавшие собаки, которые гораздо опасней волков.

Сейчас, выйдя из метро, он быстро обвел глазами площадь и, как и ожидал, обнаружил девчонку в ее любимом месте — у подземного перехода, среди бабок, торгующих самогоном и всякой мелочевкой, вроде сигарет. Эти бабки заранее реагировали на появление милиции, что, несомненно, было выгодно и для девочки, в последнее время милиция задерживала беспризорников все чаще.

Он шел к ней неспешно, и она, быстро просматривающая прохожих на предмет их отзывчивости, его узнала. И пошла навстречу, заранее радуясь червонцу.

— Привет, — сказал он, останавливаясь и шаря в кармане.

— Здравствуйте.

Девочка смотрела на него снизу вверх. У нее была светленькая мордочка, с морщинкой у глаз, придающей лукавость. Волосики тоже были светленькие, коротко подстриженные. Если бы их как следует помыть хорошим шампунем, то они бы обрамляли ее головку, как святой нимб. Очень дряхлое короткое платье, показывающее выше колен ее плотные, поцарапанные на коленках, ножки, оттопыривалось на груди, открывая прожилки у ключиц и начало припухлостей, начинающих формироваться в маленькие, как два персика, нежные грудки.

— Эй, — сказал Карл заранее заготовленную фразу, доставая доллары, — а у меня русские деньги кончились, пойдем, разменяем зеленые.

Сценарий был отработан давно и действовал чаще всего безошибочно. Профессиональный педофил всегда интуитивный психолог. Сейчас девчонку надо было отвести подальше от толпы, от торговок, могущих ее знать, от милиции, патрулирующей выход метро.
Небольшая прогулка позволяла, к тому же, вступить с ней в более близкий контакт.

На противоположной стороне улицы находилась сберкасса, которая уже была закрыта. Правее — уличный пункт обмена валюты. Поэтому они прошли подземным переходом (Карл шел чуть в стороне, не выказывая знакомство), дернулись в сберкассу (Карл невинно сказал: «Уже закрыта, что ли*), прошли мимо детского мира (Карл непримянул остановиться у витрины с шикарными куклами и поинтересоваться — хочет ли она такую?), перешли переулок и в обменнике получили полторы тысячи рублей (Карл попросил дать их десятирублевками, так что пачка получилась внушительная).

— Ну, на свой червонец, — сказал Карл, достав из этой, приковывавшей внимание ребенка пачки, одну бумажку, — ты чем сейчас заниматься будешь?

Девочка пожала плечами.

— Я почему спрашиваю, — невозмутимо продолжил Карл, — ум меня этот вечер совершенно свободный и совершенно пустой. Если хочешь, проведем его вместе. Перекусим в хорошем кафе, погуляем. Купим тебе что-нибудь приличное вместо этой ночной рубашки.

— Это не рубашка, — хихикнула девочка, — это платье. Оно старое, я его специально на работу одеваю, чтоб жалостливей быть.

— Ладно, ты до скольки можешь гулять?

— До девяти, — сказала девочка.

И соврала, Карл давно пронаблюдал, что она просит и в десять и в одиннадцать вечера. Что, кстати, лишний раз подтверждало отсутствие у нее нормальной семьи.

Они зашли в детский мир и мужчина выбрал джинсовый сарафан и красивую футболку. В примерочную зашли вместе, но «словить сеанс» Карлу не удалось — девочка примерила сарафан прямо на платье, а потом попросила выйти, пока она переоденется.

Сарафан подошел, Карл заплатил в кассу 450 рублей, а старое платье продавец упаковал в маленький пакет и девочка взяла его в руки. Она была довольна и немного растеряна, не привыкла к такой заботе. В любой момент она инстинктом маленького уличного зверька могла насторожиться и Карл поспешил нейтрализовать ситуацию.

— Ты, наверное, удивлена, — сказал он, когда они вышли на улицу, — так ты не думай там чего-то. Дело в том, что моя дочка могла бы сейчас быть твоего возраста. Тебе сколько — двенадцать?

— Будет, — сказала девочка, — через месяц. А где ваша дочка?

— Погибла, — Карл сделал печальную рожу, — попала под машину. Сегодня как раз ее день рождения. Я в такой день всегда один, но вот познакомился с тобой — ты на нее здорово похожа, и хочу устроить тебе сегодня праздник. А зарабатываю я много, так что ты не думай, для меня 450 рублей, как для тебя рубль.

Девочка остановилась и внимательно посмотрела на мужчину. Она как-то сразу поверила ему, пожалела его и забыла выработанную попрошайничеством осторожность. Ребятишек часто снимали или пытались снять мужики, о чем она знала и от чего всячески оберегалась. Даже этот небольшой путь до обменного пункта она проделала напряженно, готовая в любой момент пуститься наутек. Подарок еще больше смутил ее, она знала, как приходится платить за такие подарки. Но теперь ее разом отпустили все страхи и она стала тем, кем и должна была быть, родись в нормальной семье и нормальной стране, — ребенком.

— Вы грозились сводить меня в кафе, — сказала она лукаво. — Кстати, меня зовут Настя. А вас.

В кафе было здорово. Шампанское, пепси, салат, куриные окорочка с зеленым горошком, пирожные, мороженное. Еду заказывала Настя.

Все это время психолог Карл потратил на то, чтоб внушить ребенку надежды. На продолжение дружбы, на возможность получения дорогих подарков, на ежедневную ссуду в размере 60 рублей (именно такую сумму должна была девочка сдавать каждый день отчиму).

Заодно он уточнил ее положение, вполне типичное: мать алкоголичка, отца не помнит, отчим Костя дерется, не работает, когда выпьет — заставляет делать стыдное: (На этой теме Карл не стал заостряться, чтоб не возродить настороженность).

На улицу вышли около девяти, девочка помялась, а потом попросила закурить. Отошли в тень, покурили.

— Ну вот, — осторожно сказал Карл, — тебе, наверное, пора домой. А жаль. Мы могли бы еще видики отличные посмотреть, у меня шикарные есть детские видики. А еще ты могла бы на компьютере у меня поиграть, у меня прикольные игры есть. Ну, что поделаешь, прощай:

Он специально тянул время, так как знал, насколько трудно этих уличных зверенышей заманить в квартиру.

Девочка опять посмотрела снизу вверх. Перед ней стоял пожилой дяденька, почти дедушка, одетый, как интеллигент, при галстуке. Она не знала этого слова — интеллигент, поэтому подумала: как учитель. Правда, в школу она последние два года не ходила.

— А если мне до одиннадцати гулять можно! — сказала она отчаянно, будто бросаясь в прорубь.

Карл с трудом сдержал радость. Клюнула! Но может и сорваться с крючка. Надо соблюдать предельную осторожность.

— Я тут недалеко живу, — сказал он, — всего две остановки на метро, в Свиблово. Знаешь, где это.

— У меня там подружка есть, Таня. Она иногда приезжает сюда, мы вместе просим.

— Если хочешь, можешь ее захватить. Вам вдвоем у меня веселей будет.

— Не, ее сегодня нет, они в деревню уехали. Я в другой раз с ней приду. Можно?

— Конечно, — сказал Карл, забрасывая вторую приманку, — я вообще могу тебе второй ключ от квартиры дать, приходи, будто я твой дедушка, когда хочешь.

Они доехали до Свиблово, вышли из метро и прошли два перекрестка. На улицах было пусто, фонари светили тускло. Девочка сбавила шаг, Карл почувствовал, что в ней просыпаются сомнения.

— Все, пришли, — сказал он бодро, вон тот дом, на углу. А обратно я тебя на такси отвезу, хочешь? Вызовем такси по телефону и мигом тебя домчим прямо до места.

— Хорошо бы, — как-то по-взрослому протянула девочка. — Ладно, я зайду, только ненадолго.

— Как скажешь, так я сразу такси и вызову. — Карл почувствовал, что девочка заробела, и прибавил ловушек. — Да и ключ второй у меня не с собой, а дома. Но, если не хочешь, подожди в подъезде, а я ключ вынесу.

Это сработало. Девочка зашла в лифт.

Они поднялись на седьмой этаж, вошли в квартиру.

— Не разувайся, — сказал Карл, — сверток тут положи, в прихожей. И проходи, будь гостем.

— А вы че, один живете? — спросила Настя, осторожно проходя в комнату и осматриваясь.- У вас тут хорошо, все есть.

— Ага, один. После смерти дочери я с женой развелся, да так и не женился. Хотел удочерить из детдома ребенка, да пока не собрался. А теперь, вот, с тобой познакомился. Садись к компьютеру, я тебе игру поставлю, стрелялку. Вот, прицеливаешься, жмешь на эту кнопку и стреляешь по уткам. Сколько застрелишь — цифра покажет. Попробуй рекорд поставить. А я пока посмотрю в холодильнике что-нибудь вкусненькое.

— Да я еще сытая, — сказала Настя, неуверенно берясь за мышку. — Вы лучше попить посмотрите, холодненького.

Карл пошел на кухню, по дороге вынул ключ из двери. Зверек был в клетке, теперь оставалось разобраться с ним достаточно мягко, чтоб не настучала ментам или родичам. Хотя, такие не жалуются, не принято в их среде стучать. Но все-таки, насиловать ребенка не следовало. И не только из страха последствий, а чтоб не прекратить с ней дальнейшие отношения. Эта девочка вполне могла стать его сексуальным партнером на длительное время, не зря же она упомянула мельком о домогательствах отчима.

— Послушай, — сказал он, возвратившись с большой кружкой холодной фанты, — мне неловко тебя спрашивать, но все же ответь. Ответишь?

— Спрашивайте, — сказала девочка, стреляя в очередную утку.

— Отчим тебя трахает, да? — тихонько сказал Карл.

— Ага, — сказала Настя обычным тоном, будто речь шла о школьных уроках, — только не так, как вы подумали, а понарошку. Я еще маленькая, а он ментов боится.

— А мать знает?

— Нет, конечно. Но она к вечеру уже совсем никакая. А дядя Коля он на водку крепкий и пьет понемногу. Но я все равно не хочу с ним это делать. А попробуй не делать — дерется зараза.

— Бедненькая, — искренне сказал Карл. Как многие педофилы, он был жалостлив к детям, любил их. Но разные бродяжки и попрошайки не раз обманывали его, обворовывали, динамили, подставляли. Так что, жалость его была сдержанная, для себя. — Что ж ты из дома не сбежишь?

— Сбегала. Только на улице еще хуже. Мальчишки клей нюхают и нас заставляют. А потом могут и оттрахать, те, кто постарше. Одну девочку сперва сами каждый вечер трахали, а потом начали мужикам на улице продавать. А деньги себе забирали. Или менты поймают, сиди потом в детприемнике 40 дней. Нет, я лучше дома буду. А дядя Коля, когда я кроме денег бутылку приношу, не пристает, напивается сразу. А потом они спят до обеда и я дома хозяйка.

— А если они узнают, что ты к незнакомому дяденьке вечером домой ходила? — осторожно спросил Карл.

— Побьют! — лаконично сказала Настя.

— А если денег принесешь, рублей сто?

— А вы правда дадите, — повернулась девочка от компьютера? Хорошо бы, я на плеер коплю. А им я никогда ничего не рассказываю, что я дура, что ли!

— Врешь ты, — сказал Карл, испытывая азарт рыбака, подхватившего пойманную рыбу сачком. — Не умеешь ты секреты хранить. Нет, я тебе не верю. Доказать можешь?

— А как доказывать?

Она забыла про компьютер, подсела к столу, отхлебнула фанты. Карл смотрел на девчонку, на растрепанные короткие волосы, на шустрые глазенки под белесыми ресницами, на пухлые губки, на тоненькие ключицы, рядом с которыми билась синенькая жилка, на маленькие грудки, хорошо обтянутые футболкой.

— Как доказывать? — переспросил он, будто раздумывая. — Я придумаю для тебя испытание и, если ты его пройдешь, то поверю, что ты умеешь хранить тайну. И тогда помогу купить плеер. Сколько ты уже скопила?

— Двести десять рублей.

— А сколько он стоит?

— Четыреста шестьдесят. Он маленький, во всех ларьках продается.

— Тогда, если пройдешь испытание, то я прямо сегодня могу его тебе купить. А испытание ты сама выберешь. Я возьму три бумажки, — Карл достал блокнот, вырвал листик, аккуратно сложил его и оторвал по сгибам три полоски бумаги, — и на каждой напишу одно испытание. Потом мы свернем их, перемешаем. То испытание, которое ты сама вытянешь, и будет твоим. Как в лотерею.

Карл был знатоком детской психологии. Этот трюк лучше всего срабатывал с культурными детьми из хороших семей — их подводила привычка держать слово. Он не сомневался, что Настя тоже попадется.

— А какие испытания вы напишите?

— Испытания я при тебе писать буду. Первое испытание — страхом. Если вытянешь бумажку с надписью «страх», я сделаю так, что тебе станет очень страшно. Второе испытание болью, — Карл говорил и подписывал бумажки, прикрыв их другой рукой, — я так и пишу — «боль». Я сделаю тебе больно. И третье испытание — «стыд». Если вытянешь эту бумажку, тебе будет очень стыдно. Но все это, как бы понарошку. Главное, ты никому не должна будешь об этих испытаниях рассказывать. Расскажешь — не умеешь хранить секрет, беречь тайну. Значит, конец нашей дружбе и никаких подарков.

— А мне долго больно будет?

— Нет, не долго. И страх — не долго. Вот, если стыд попадется, тогда долго, три раза по несколько минут. Но стыд, это же не боль…

— Я не знаю, я боюсь вообще-то. — Настя включила телевизор и внимательно вгляделась в экран. — Ну, если больно недолго, я вытерплю. Лучше бы стыд. А как это стыд?

— Узнаешь, если вытянешь. Ты поняла, что никому не полсловечка.

— Поняла, поняла. А вы мне, если я соглашусь, сразу плеер подарите?

— Конечно, если ларьки еще работают.

— Тогда я согласная. А ларьки у метро — они всю ночь работают.

Карл скатал поочередно три бумажки в трубочки, помешал их в руках, положил на стол.

— Тяни!

— Только бы не больно, — вздохнула Настя и смело развернула ближнюю. — Ура, стыд!

Мужчина поспешно собрал оставшиеся бумажки, смял их в кулаке. Нельзя, чтоб девочка случайно их увидела: на всех красовалась одна надпись — «стыд — три раза».

— Что теперь? — торопила Настя.

— Теперь мы зайдем в ванную, выключим свет, чтоб друг друга не видеть, и я буду трогать тебя, где хочу и как хочу. А ты не будешь сопротивляться и никому об этом не расскажешь. Сможешь?

— Эх, — по-взрослому вздохнула девочка, — я смогу. И как-то обреченно пошла в ванную.

Карл зашел за ней, заметив, что девочка погасла. Он был возбужден неистово. И знал, что это только начало.

Он выключил свет, прикрыл дверь и в полной темноте нашарил худенькое плечо. Рука скользнула под футболку к маленькой титьке. Второй рукой он быстро «заглянул» под трусики, писуля была безволосая, голенькая. И Карл начал растягивать удовольствие:

— Ты не боишься меня?

— Нет.

— Ты веришь, что я тебе не сделаю ничего плохого.

— Ну…

— И никому не расскажешь?

— Что, я дура что ли, совсем.

— Дай, тогда, свою руку.

— Вы хотите, чтоб я вас за письку потрогала?

— А ты откуда знаешь?

— Тот, я вам рассказывала, мамин, ну, что маме, как муж… Он заставлял.

— А еще что он заставлял?

— Вы же сами знаете… Хотите, я вам подружку приведу? Она всегда согласная за деньги.

— А она не разболтает? Подожди, не убирай руку. Вот так, води рукой туда — сюда…

— Что вы. Она иногда по несколько дней дома не ночует. И нипочем не болтает. Только — мне, но мы же подружки.

— Эта что, та, которая тут недалеко живет?

— Нет, другая.

— А сколько ей лет?

— Тринадцать скоро будет.

— Ну, что ж, я подумаю. А тебе не жалко будет, что я ей деньги дам, которые мог тебе дать? Ты не дергай, Настя, води рукой полегонечку. И кулачок сжимай…

— Я не жадная. И у меня все равно плеер будет.

— Ты забываешь, Настя, плеер, это если еще два раза испытание стыдом пройдешь.

— Так же?

— Трудней, но похоже… Подожди, я тебе помогу. Ты только теперь не торопись. Давай вместе, а потом, когда я скажу, губы подставь, я тебя поцелую…

— Если похожее, то я пройду. А целоваться я сама люблю, хотите покажу.

— Карл застонал. Он был близок к завершению, а тут еще девчонка так неумело поцеловала его сама, что он не мог не застонать. Левой рукой он сильно гладил девочке то письку, то грудки, и понимал, что проблем с Дашей не будет. А, возможно, вскоре не будет проблем сразу с двумя девочками! Такого в жизни Карла еще не было — чтоб сразу две и обе по согласию…

Единственное, что несколько омрачало счастье Карла, это предчувствие денежных расходов. Но Настя, которая «согласная», Настя, слабо пытающаяся сопротивляться, спрашивающая «скоро уже, сделайте так, чтоб скоро,» с ее неумелыми пухлыми губками, Настя и еще, возможно, ее подружка, умеющая не болтать и не ночевать дома.
.. Такое счастье стоило любых расходов, и он найдет деньги, займет, наконец.

Мужчина так сильно сжал маленькую титьку, что девочка тихонько всхлипнула. Он задергался, помогая ее, не слишком умелой, слабой ручонке, обмяк блаженно, продолжая тискать, но уже нежней, мягче.