Пятое время года Часть 19-2

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]И действительно… действительно, он, пятнадцатилетний Расим, всем телом, всей душой был устремлен навстречу Димке! Понятно, что в этой искренней устремлённости Расима было вполне естественное, для его возраста уже насущное желание сексуального удовольствия, и то, что партнёром мог стать парень, практически не влияло ни на степень желания, ни на саму возможно полноценного сексуального контакта, потому как любой возбуждённый парень при наличии минимальной симпатии может и хотеть, и иметь такой секс… мало, что ли парней, которые, не будучи «голубыми», это или пробуют, или даже в течение какого-то времени регулярно практикуют — кайфуют и в рот, и в зад!

В том возрасте, в каком был Расим, парни идут на подобные контакты — пробуют это хотя бы раз, хотя бы из любопытства — достаточно легко, и происходит это довольно часто… то есть, происходит это — без всякого о том уведомления окружающих, родственников и друзей — между парнями сплошь и рядом, а потому не было ничего удивительного в том, что он, Расим, был всем своим сладостно гудящим телом устремлён навстречу Димке, — он, пятнадцатилетний Расим, был возбуждён сексуально, а потому он готов был попробовать, и в этом смысле он, Расим, был самым обычным парнем…

Но устремлён он был не только телом, а и душой, и устремлён Расим был навстречу не Димке, а устремлён он был навстречу Д и м е, потому как для него, для Расима, не было ни «Димки», ни «Димона», а был именно Д и м а — парень, с которым ему, Расиму, хотелось сдружиться по-настоящему… юная жажда дружбы — н а с т о я щ е й дружбы с Д и м о й — соединилась, сплавилась, слилась-переплелась с возникшим сексуальным желанием в неразделимое целое! Ну, и как он, Расим, мог не быть устремлён навстречу Димке? Тем более что он, Расим, жаждавший н а с т о я щ е й дружбы, не мог не чувствовать исходящую от Д и м ы самую неподдельную любовь, хотя это слово — слово «любовь» — его, Расима, ещё ни разу не озарило…

Прикоснувшись губами к Д и м и н о м у члену, Расим замер, ощутив лёгкую, едва уловимую солоноватость обнаженной головки… и тут же у Расима мелькнула мысль, что так, наверное, и должно быть, потому как член — это не сладкий батончик, не леденец, — та часть головки, которую он, Расим, обхватил губами, была горячая, упруго-мягкая и, как показалось Расиму, необыкновенно нежная… «Д и м и н пипис» — подумал Расим, осознавая прикосновение своих жаром пылающих губ к Димкиному члену, — разве в нём, в этом прикосновении, было что-то плохое или неприятное?

Д и м а только что сам у него, у Расима, брал в рот — ласкал его член губами, и ему, Расиму, это было сказочно приятно… так почему он, Расим, не может сделать точно так же — почему он не может взять в рот член Д и м ы?»Может», «не может»… вся эта пустая, ничтожная, не от сердца идущая хрень лишь на какой-то миг мелькнула в сознании Расима и, не задержавшись, не сбив Расима с толку, тут же вытиснилась из головы неодолимым, страстным желанием сделать Д и м е приятное… и Д и м е, и себе — себе тоже! — потому что губы Расима от ощущения Д и м и н о г о члена тут же наполнились сладостным, щекотливо-приятным зудом, — губы Расима наполнились неодолимым желанием, и Расим…

Он, пятнадцатилетний Расим, не раздумывая — нисколько не сомневаясь в правоте своих действий, кольцом округлённых губ скользнул по головке Д и м и н о г о члена, вбирая горячую, сочную и нежную головку в рот… разве всё это с его, Расимовой, стороны не было искренним и потому совершенно естественным, безоговорочно желаемым проявлением н а с т о я щ е й дружбы? Той самой дружбы, по которой томилась и к которой стремилась его юная, не замутненная глупыми предрассудками, не растленная извращенными представлениями о любви и дружбе душа… разве не этого, весь сегодняшний день думая о дружбе с Д и м о й, он хотел в глубине своей души, сам не ведая — не подозревая и не догадываясь — об этом своём желании?

Перехватив пальцами Димкин член у самого основания, Расим медленно, плавно насадил округлившийся рот на твёрдый горячий ствол, — на секунду он, Расик, замер, ощущая — осознавая! — во рту напряженный, сладко волнующий Д и м и н член, показавшийся ему, Расиму, очень даже немаленьким, и тут же, подталкиваемый неодолимым желанием, ритмично задвигал, заколыхал головой, скользя по стволу жарко обжимающими губами.
.. о, какой же это был кайф — невообразимо сладкий, ни с чем не сравнимый кайф! — разводя, раздвигая ладонями и без того распахнутые Расимовы ягодицы, Димка нетерпеливо потянулся головой вверх, устремляя свои жаждущие губы к нему, к любимому Расику!

Промежность Расима, склонившегося над Димкой, была аккурат над его, Димкиным, лицом — направив член Расика обнаженной головкой вниз, Димка кончиком языка провел по уздечке, отчего Расим, не переставая сосать, тут же сладострастно дёрнулся всем телом, затем, точно так же округляя губы, медленно вобрал член Расима в рот, но сосать в таком положении, когда голова была навесу, оказалось не очень удобно, и Димка, не выпуская член изо рта — скользнувшими на поясницу Расима ладонями пригибая попу Расика книзу, снова опустил голову на подушку… теперь было самое то! — ощущая влажно скользящие губы Расима на члене своем, Димка, ослабив кольцо обжимающих губ на члене Расима, обхватил Расима за бёдра и, подсказывая ему, как надо делать — как именно он, Димка, хочет! — усилием рук двинул бёдра Расика вверх-вниз, чтобы Расик сам… чтоб он, Расим, сам — сам! — задвигал, заскользил членом в его, Димкином, рту!

И Расим это Д и м и н у подсказку понял — уловил-почувствовал, — не выпуская член Димы изо рта, Расим задвигал, заколыхал задом, скользя членом своим во рту Димы… ах, какой это был кайф — невообразимо сказочный кайф!

Но и это не могло продолжаться долго! Потому как хотелось… ему, влюблённому Димке, хотелось всего — всего-всего, словно он, не веря в происходящее, торопился-спешил зафиксировать своё счастье максимально полно, во всех его ипостасях! Per omnes modus et casus — вот чего хотел Димка!

Расик — любимый Расик! — не переставая сосать, одновременно с этим двигал задом, таким образом сладострастно трахая его, влюблённого Димку, в рот, — член Расима скользил в кольце обжимающих Димкиных губ, и Димке было неимоверно приятно ощущать во рту живо снующий горячий ствол Расимова члена, но ещё приятней ему, Димке, было осознавать, что Расим это делаем с а м и что, делая так, он, Расим, по-настоящему с ним, с Димкой, кайфует; попа Расима, смутно видимая в темноте, ритмично колыхалась над Димкиным лицом, они оба — оба! — кайфовали от ощущения бушующего в их раскалённых телах наслаждения, и можно было бы таким образом им обоим кончать — спускать друг другу в рот, но оргазмы стали бы завершением, физиологией обусловленным окончанием их взаимного наслаждения, а он, Димка, ни окончания, ни завершения ещё не хотел… никак не хотел!

И потом… для ощущения полного, всеобъемлющего и безоговорочного, всей душой желаемого счастья, для осознания необратимости их о б о ю д н о й — взаимной! — любви ему, Димке, страстно хотелось слиться с Расимом посредством взаимного проникновения членов в сладостно ноющие, сладко зудящие девственные анусы… почувствовать Расика членом с з а д и, почувствовать член любимого Расика в попе своей — вот как должна была завершиться эта их первая, сладкая, упоительно сказочная ночь!

Димка, вновь раздвигая, разводя-распахивая ладонями страстно колыхающиеся ягодицы Расима, снова коснулся большими пальцами туго стиснутого Расимова входа, и… ощутив-почувствовав, как под пальцами его рук мышцы сфинктера у Расима сладострастно сжимаются, он, Димка, вдруг поймал себя на мысли, что ему хочется… до конца не додумав возникшую мысль, Димка тут же — в порыве мгновенно вспыхнувшего желания — усилием рук мягко надавил на попу Расима, отстраняя её, страстно желаемую попу любимого Расика, от своего лица, — мокрый член Расима легко выскользнул из Димкиного рта, и Димка, убирая пальцы рук с Расимова входа, ещё больше разводя — разводя-растягивая — ягодицы Расика в разные стороны, тут же оторвал голову от подушки, устремляя к манящей попе свой жаждущий рот…

Расим, почувствовав, как Д и м а отстраняет его от себя, и вслед за этим тут же ощутив, как его жаром распираемый член вследствие этого отстранения одномоментно выскользнул из сладко знобящего кольца огнём обжимающих Д и м и н ы х губ, поначалу ничего не понял; Д и м а оттолкнул, отстранил его, Расика, от себя, и у Расима невольно мелькнула мысль, что, может быть, он, Расим, по причине своего незнания сделал что-то не так: «что-то не так» — подумал на миг растерявшийся Расим, и в это мгновение.
.. в это мгновение он, пятнадцатилетний Расим, ощутил-почувствовал, как к его туго стиснутому входу прикоснулось что-то влажно-горячее, обжигающее сладкое, — вздрогнув от небывалого наслаждения, Расим растерянно замер, ощущая, как это «что-то» мотыльком затрепетало в самой сердцевине его попы…

И только в следующее мгновение его, пятнадцатилетнего Расика, школьника-девятиклассника, озарила, ошпарила догадка: «это Д и м а… он делает э т о языком!» — то есть он, старшеклассник Д и м а… он его, Расимову, попу трогает-ласкает кончиком языка! И даже не попу, а сам в х о д — сладко зудящую сжатую дырочку… «разве т а к можно?» — ошалело подумал Расим, содрогаясь от новой волны небывалой сладости… а Димка, без малейших раздумий подчинившись внезапно возникшему желанию — прикоснувшись языком к туго стиснутой дырочке Расикова входа, в первый миг ощутил лёгкий, едва уловимый вкус заднего прохода, но вкус этот — вкус характерный, узнаваемо специфический — был удивительно ч и с т ы й, т о н к и й, не вызывающий ни малейшего отторжения…

Да и какой ещё мог быть вкус у страстно любимого Расика? Только такой — чистый и тонкий, как аромат… и Димка, ни секунды не колеблясь, ощущая упругую сжатость Расимова входа, изнемогая от страсти, от любви, кончиком влажно-горячего языка страстно заскользил, запел-затанцевал в самой сердцевине Расимовой попы! — содрогаясь от кайфа, конвульсивно сжимая под пляшущим Д и м и н ы м языком мышцы сфинктера, Расим подумал, точнее, не подумал даже, а душой и телом почувствовал, что Д и м а… что лучше Д и м ы нет никого на свете! И если он, обожаемый Д и м а, делает т а к, значит… «так можно!» — с чувством наполнившего сердце ликования подумал Расим, обжимая губами горячий Димкин член.

Конечно, Димка такое — чтоб попу ласкать языком — нередко видел на фотографиях, которые он среди прочих геевских фоток находил на сайтах с гей-эротикой, но, думая о Расиме, мечтая о страстной любви с Расимом, в своих сладостных грёзах-фантазиях Димка т а к о е ни разу не представлял — никогда он т а к не делал в своих неотступных мечтал, и теперь, в эту первую ночь, когда любовь его стала стремительно обретать плоть, перед мысленным взором Димки не возникло, не всплыло ни одно из виденных ранее изображений, — порыв Димкиных губ к Расимовой попе был вызван не подражательством ранее виденному, а чувством бушующей, распирающей тело и душу любви, то есть в этом спонтанно возникшем порыве было одно лишь страстное, неодолимым желанием стать для Расика ещё ближе, слиться с любимым Расимом максимально — всеми возможными способами…

Вот что двигало Димкой, страстно вжимающим влажно-горячие полуоткрытые губы в туго стиснутое колечко Расимова входа! — может, минуту, а может, полторы Димка жарко, самозабвенно ласкал-целовал любимого Расика в попу… наконец, оторвав свои губы от конвульсивно сжимавшихся мышц Расимова сфинктера — чувствуя, как всё тело его распирает от сладости, Димка дрожащим голосом выдохнул:

— Расик… давай… в попу давай — в зад… друг друга… да? — он зачем-то добавил в конце своих слов это совсем не нужное, абсолютно излишнее «да?», как будто Расим, у которого мышцы горячо обласканного сфинктера уже вовсю полыхали огнём неодолимого желания, сейчас мог ему, л ю б и м о м у Д и м е, ответить отказом…

Расим, оторвав свои губы от члена — вытирая мокрые губы ладонью, разогнулся, становясь на коленях сбоку от Димки… конечно, в попу! — он, Расик, сам… сам хотел в попу! Димка, приподнявшись — повернувшись к Расиму, стоящему на коленях, обхватил губами головку Расикова члена, и снова Расим невольно вздрогнул от наслаждения, — Димка, скользнув кольцом обжавших губ вдоль Расимова ствола, вобрал член в рот почти до основания, на мгновение замер, ощущая, как рот его сладко заполнился твердостью его, Расикова, возбуждения, и тут же задвигал, заколыхал головой, не в силах удержать себя от желания любить Расима везде — сзади, спереди.
.. per omnes modus et casus, и это всё сразу, одновременно!

Да и как он, Димка, мог удерживать себя, как он мог не хотеть этого, когда Расик — любимый Расик! — был готов отзываться на все его, Димкины, устремления? Скользнув ладонью по сочно-упругим, горячим, округленно оттопыренным ягодицам стоящего перед ним на коленях Расима, Димка, выпуская член Расика изо рта, нетерпеливо выдохнул — горячо прошептал:

— Расик, давай… ложись сюда… сюда — на моё место… — одновременно с этими словами отодвигаясь в сторону — уступая место Расиму.

Расим на секунду замешкался, не зная, как ему ложиться — на живот или на спину… Д и м а сказал, что они «друг друга», и у него, у Расима, ни на секунду не возникло вопроса, кто кого будет первым, — и без вопросов было понятно, что Д и м а будет первым… а кроме того, у него, у Расима, мышцы сфинктера полыхали огнём, и ему, пятнадцатилетнему Расиму, самому хотелось, чтоб Д и м а был первым — чтоб Д и м а вставил, вогнал свой член в его возбуждённо зудящий, огнём полыхающий анус… ему, Расиму, хотелось — нестерпимо хотелось — чтоб в попу его вошел, внедрился-вскользнул напряженный член! Да и какому нормальному парню, окажись он на месте Расима, э т о г о не хотелось бы?!

— Расик, на спину ложись… — подсказал Димка, не столько заметив, сколько почувствовав, как Расим, стоя на четвереньках, по причине незнания замер, на миг замешкался. — Ноги раздвинь… вверх подними — и в стороны… Расик… в стороны ноги раздвинь — разведи…

Димка, командую — выдыхая вполголоса жаркие, возбуждённо звучащие фразы-слова, оказался стоящим на коленях перед раздвинувшим ноги Расимом, — молча, послушно, безоговорочно подчиняясь Д и м и н ы м словам, Расим развел в стороны полусогнутые, поднятые вверх ноги, и его ягодицы щедро раздвинулись, распахнулись перед Димкой, тут же опустившимся вниз — севшим на постель аккурат против попы Расима… «angulus ridet»: девственно сжатая, туго стиснутая дырочка Расика была готова для сладостного слияния их двух страстью пышущих тел в нерасторжимое целое, и Димка, держа залупившийся, напряжением распираемый, губами Расима обласканный член, ощутил-почувствовал, как от радости, от ликования у него ещё слаще, ещё сильнее забилось-заколотилось сердце…

Разве это было не счастье? Видеть-осознавать, что Расик хочет, что он готов… разве не этот сладостный миг он, любящий Димка, день за днём лелеял в своих фантазиях? Разве он, любящий Димка, видя Расика в школе на переменах, не об этом думал-мечтал? Разве он, мастурбируя перед сном, не об этом грезил — не этого страстно, неутолимо желал, лёжа с приспущенными трусами на чуть поскрипывающем матрасе своей одинокой постели? Расик — любимый Расик! — лежал перед ним… и Димка, качнувшись всем телом вперёд — опершись на левую руку, правой рукой нетерпеливо направил член, всем своим телом, всей душой предвкушая сладостное слияние — апофеоз безграничной любви…

Обнаженная, жаром налитая — в темноте невидимо пламенеющая — головка члена коснулась горячих мышц Расимова сфинктера… на мгновение Димка замер, осознавая возникшее ощущение: головка несгибаемо-твёрдого, распираемого от наслаждения члена упёрлась в жаром пышущий Расимов вход… затем, двинув бёдрами — напирая бёдрами на Расима, Димка нетерпеливо, уверенно надавил членом на туго сжатые мышцы сфинктера, и… дёрнувшись всем телом — ускользая от напирающего Димкиного члена в сторону, Расим в то же мгновение поспешно, стремительно отстранился, одновременно с этим непроизвольно выдыхая исказившимся от боли ртом протяжный стон, — ему, Расиму, показалось, что зад его от напора Димкиного члена обожгло, опалило огнём… тупая боль, полыхнув между ног Расима, в один миг наполнила мышцы сфинктера, промежность, внутренние стороны ягодиц.

— Ты чего? Расик… чего ты? — Димка, ничего не понимая, снова двинул бёдрами вперёд, с силой напирая, надавливая головкой несгибаемого члена на туго стиснутый вход.

— Дима, больно! — Расим, опять дёрнувшись — опять ускользая, стремительно опустил разведённые в стороны ноги. — Не могу… не могу я… больно…

Только теперь до Димки дошло: Расим говорил ему, Димке, напирающему своим рвущимся вперёд немаленьким членом, что ему, Расику, больно… «больно… больно» — дважды царапнули Димку Расимовы слова, и Димка растерянно замер, соображая, — в голове у Димки от жаром распирающего, напористого желания, разлитого по всему телу, от бушующей в сердце любви, от юной горячей страсти был туман… «больно» — мелькнула у Димки мысль, и тут же растерянность Димкина сменилась недоумением: Димка не то чтобы Расику не поверил, а просто… просто он — влюбленный, разгоряченный, всем своим существом устремлённый к Расиму, жаждавший апофеоза — не мог, не хотел в это верить!

«Больно… но ведь не на столько же больно, чтоб было нельзя… чтоб было никак невозможно… » — лихорадочно подумал Димка, нависая над Расиком с раскалённо-гудящим, залупившимся, нетерпеливо вздрагивающим членом, и в тот же миг в его, Димкиной, голове калейдоскопом промелькнули фотки, которые он, Димка, видел на каком-то тематическом сайте: огромные члены были наполовину или даже полностью, до самого основания вставлены в попы парней, и парни, довольные, улыбались… разве это не кайф?! Конечно, на тех фотографиях парни были сплошь опытные, поднаторевшие в таком сексе, и всё равно… все равно — разве может такое быть, чтоб э т о у них, у Расима и Димки, здесь и сейчас не получилось, — разве могут быть у любви препятствия?!

— Расик… давай… давай ещё раз! — горячо, нетерпеливо прошептал Димка, одновременно с этим сжимая, тиская пальцами свой залупившийся член.

— Я не могу… не могу я, Дима… не могу! — отозвался Расим, прикрывая ладонью промежность — упреждая новый напор его, Д и м и н о г о, члена.

— Я осторожно… чуть-чуть… — настойчиво выдохнул Димка, сам не зная, что значит его «чуть-чуть». — Расик, давай… ещё один раз… давай!

— Дима, я не могу! — срывающимся голосом прошептал-выдохнул Расим, прижимая к промежности ладонь, и в интонации его голоса Димка уловил отчаяние, как если бы он, Расим, не мог это сделать — снова подставить Д и м е попу — вопреки своему желанию.

[/responsivevoice]

Category: Гомосексуалы