Фокус с исчезновением Часть 2

[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Глава 1

Меня зовут Джен Шервуд.

Мне тридцать четыре года. Я медсестра. Нет. Была медсестрой. Сейчас я — пленница, заключённая, жертва, заложница, рабыня… называйте как угодно.

Я опишу себя. Могу подойти для этого к зеркалу во весь рост на одной из стен. Зеркало отгорожено плексигласом — на случай, если мне вдруг захочется его разбить и вскрыть себе вены. Сейчас же я могу стоять перед зеркалом и описывать отражающуюся в нём фигуру.

Я обнажена. Это моя обычная форма «одежды», если так можно выразиться. Может, что-то из моей одежды и сохранилось наверху, но мне об этом до сих пор ничего неизвестно. Я абсолютно голая, и это моё обычное состояние. Голое тело, голые мысли, голая душа. Я уже давно перестала этого стыдиться — для этого мне пришлось вынести слишком много издевательств и унижений.

Я сбросила вес. Во мне 180 сантиметров роста. У меня каштановые волосы, но в течение первых недель своего плена я заметила на висках блеск седины. Такую цену мне пришлось заплатить за свои мучения, хотя пара седых волос — это ничтожнейшее из них. По крайней мере, я могу пользоваться шампунем, бальзамом и расчёской, чтобы содержать их в порядке. Волосы доходят до плеч. Со времени моего пленения он подстриг их всего один раз — видимо, я провела здесь уже месяца три.

У меня серовато-зелёные глаза. При нужном освещении можно заметить и пару золотистых искорок в глубине. Щёки слегка ввалились, и скулы теперь выступают резче, чем раньше. Я никогда не думала, что своей худобой начну напоминать супермодель, но, кажется, к этому всё идёт. Припухлости вокруг глаз, появившиеся там в первые дни пребывания здесь, давно исчезли. Тогда было слишком много слёз, слишком мало сна. Сейчас я, кажется, уже вошла в колею… поразительно, как легко привыкает ко всему человеческое тело. Разве что морщинок добавилось в уголках глаз, но не от смеха эти морщинки…

У меня стройное тело. Я никогда не страдала от лишнего веса, но и те излишки, что были, давно исчезли после жестоких наказаний и вынужденных изометрических упражнений. Кормил он меня по-разному, в зависимости от настроения. Однажды я оставалась без еды два дня подряд, и я уже начала думать, что он попал в аварию — но оказалось, что он просто ездил в гости к приятелю, рассудив, что я не стою беспокойства. От того, что я сбросила вес, грудь кажется больше, чем раньше. Сейчас я чувствовала всё своё тело намного острее, чем раньше — его размеры и пропорции, цвет и состояние кожи. Когда ты заперта в помещении семь на семь метров, без одежды, без общества, с единственным развлечением в виде зеркала, на это поневоле обращаешь чуть больше внимания, чем обычно.

Я словно бы заново изучила каждый дюйм своего тела… как и он. Каждый дюйм уже, кажется, изведал и жалящие удары плети, и острую боль от стека, и туго впившиеся верёвки. Я чувствовала свой вес, знала, как сильно под его тяжестью вытянутся подвешенные или привязанные кисти или лодыжки. Я уже говорила, что груди мои кажутся теперь крупнее, чем раньше. Ничего сверх нормы, но их размера хватало ему, чтобы стягивать их верёвкой, чтоб они набухали ещё сильнее, доставляя ему удовольствие, а мне — боль, возраставшую многократно, когда он подвешивал к соскам зажимы и грузики.

Под моей кожей, пусть и слегка, проступали рёбра. Живот, всё ещё крепкий, спускался прямо туда, где когда-то был треугольник пушистых волос. Пожалуй, за все эти упражнения по укреплению пресса я должна была быть ему благодарна… если бы он не связывал меня при этом в таких неудобных позах. Если бы не это, можно было бы представить, что я нахожусь в обычном спортзале. Ага, как же.

И, конечно же, он меня брил. Замыслы природы явно не совпадали с его собственными, и я регулярно лишалась всех своих немногих волос между ног.
Не иначе, очередной элемент его программы методичного унижения.

На бёдрах и икрах играли мускулы — неудивительно, учитывая, сколько времени я провела на корточках, в позе кабанчика или на цыпочках с распоркой меж щиколоток. Все эти позы работали в качестве изометрических упражнений — изнурительных, но выполнять их меня заставлял мощный стимул. Стимулом этим был хлыст — и каждый раз после этого хлыста всё мое тело покрывали синяки и кровоподтёки.

Само собой, весь мой загар давно исчез, сменившись из-за полного отсутствия солнца мертвенной белизной кожи. Я всё ещё надеялась убедить его выпустить меня на солнце, получить хоть немного витамина Е — хотя бы на чуть-чуть, в обмен на всё что угодно. Решимость моя в этом не слабела — напротив, она помогала мне сосредоточиться на том, чтобы всё-таки перехитрить его.

Я уже говорила, что на мне ничего нет. Не считая цепей, конечно. Они звенели при ходьбе, но я уже привыкла к ним настолько, что почти не замечала. Сейчас я опишу свою «бижутерию». На шею он посадил мне ошейник из нержавеющей стали, изготовленный, по всей видимости, специально по моей мерке. Шириной примерно в два пальца, он был заклёпан наглухо — лёгкий, удобный и очень прочный. Края были сглажены так, чтобы не резать мне кожу, и просвета между шеей и металлом едва хватало, чтобы просунуть палец. В передней части находилась петля, к которой, по его желанию, иногда пристёгивалась цепь. Ошейник можно было бы даже назвать красивым — если бы не положение, которое он собой символизировал, и этот символизм явно входил в его планы.

Мою талию опоясывала копия этого ошейника — пошире и ещё с двумя петлями по бокам. В каждой из этих петель болталось по кольцу размером с монету в 50 центов. Этот «аксессуар» также был наглухо заклёпан и идеально подогнан к моим размерам — при условии, конечно, что я не стану набирать вес, что в моём положении мне вряд ли грозило.

Мои щиколотки и запястья охватывали стальные браслеты, изнутри оклеенные тонким слоем пенки — из такой делают коврики для палаток. Браслеты можно было надевать и застёгивать на замок — в таком положении они обычно и находились до тех пор, пока ему не приходило в голову, что пара дополнительных верёвок или ремней могла бы сделать жизнь Джен ещё мучительнее.

Сейчас, когда я стояла перед зеркалом, все браслеты были на мне. Вдобавок, тонкая цепь соединяла браслет на левой руке с браслетом на левой ноге, и такая же цепь соединяла оба правых браслета. Цепи эти были пропущены через кольца на поясе. Когда я стояла выпрямившись, цепи натягивались так, что мои руки оказывались плотно прижаты к кольцам, и я напоминала ковбоя, готовящегося выхватить пистолеты. Чтобы почесать нос, мне приходилось задирать ногу, дабы таким образом ослабить цепь, пристёгнутую к запястью.

Система поистине дьявольская. Из-за неё мне приходилось садиться на корточки или опускаться на колени просто чтобы поесть. Таким же образом приходилось мыть голову или чистить зубы. Всё на благо рабыни. Также он мог всего одним замком сцепить оба наручных браслета с ошейником, и после этого я могла передвигаться лишь на согнутых ногах, враскоряку. Неудивительно, что мои ножные мускулы так натренировались.

Пожалуй, надо также описать и мою комнату. Это был переоборудованный гараж на две машины под его домом. По всему периметру его окружала свежепостроенная стена из бетонных блоков. Любой, открывший дверь гаража снаружи, лишь упёрся бы в эту стену. Для всех возможных целей она была звукоизолирована. Вместе с наружными стенами дома, поглощавший любые звуки бетон создавал идеально тихую комнату, все шорохи в которой создавал лишь её единственный обитатель — я. Я слышала его наверху, когда он был дома — потолочные балки ничто не прикрывало, и, судя по всему, в некоторых комнатах сверху не было ковров.
Я поневоле изучила все поскрипывания половиц, шаги и прочие незаметные звуки, из которых складывалась жизнь внутри дома наверху.

Моя комната была снабжена двуспальной кроватью, а также душем и туалетом. Посреди комнаты находился стальной столб, поддерживавший потолочные балки. Именно здесь, у этого столба, он чаще всего предпочитал мучить меня. Я боялась этого столба так, как только можно бояться неодушевлённого предмета.

В комнату можно было попасть через угловую дверь. По центру противоположной от неё стены стояла кровать — с железной рамой, привинченная к бетонному полу чуть поодаль от стены. От изножья кровати до столба было около полутора метров. Слева от кровати, в углу, находился маленький душ. Рядом с ним — туалет.

Больше в комнате не было ничего — за исключением железного стула, привинченного к полу в диагонально противоположном от душа углу, и стального шкафа, прикрепленного к стене возле двери. Шкаф был заперт — в нём содержались многочисленные и разнообразные пыточные инструменты, которые мне довелось испытать на себе за всё время пребывания здесь. Закрытое плексигласом зеркало находилось прямо напротив стула — сидя перед ним, я могла причёсываться или наблюдать, как моё привязанное к стулу отражение корчится от боли под жалящими ударами плети.

Оглядывая комнату, можно было заметить на бетонном полу несколько полустёртых масляных пятен, но бетонная стена была девственно чистой. Сначала я думала отмечать на ней дни своего заключения, но в отсутствие дневного света я потеряла представление о ходе времени. Даже пища, которую он приносил, носила случайный характер, и больше напоминала то, что первым попалось ему под руку, нежели завтрак, обед или ужин.

Вдоль потолочных балок шли блоки, с которых свисала цепь — подвешенная к ней, я провела немало неприятных часов. В холодном свете люминесцентных ламп место выглядело тусклым и мрачным, его наполняли воспоминания о многочисленных унижениях и боли. Свет включался и выключался безо всякого порядка. Иногда я сутками пребывала в кромешной тьме, и следовавший за этим сеанс света длился всего часов шесть.

Он всё время сбивал мой организм с толку и нарушал режим сна — хотя не знаю, о каком режиме сна можно было говорить в моём случае. Видимо, всё это должно было постепенно подтачивать мой дух и волю к сопротивлению. И постепенно они исчезали — коварно и незаметно.

Вот каким было моё жилище. Но надо рассказать вам о том, с чего всё началось, и как я оказалась в плену этих стен…

Глава 2

Я родилась в городе Гилдфорд, в английском графстве Суррей. Выросла там и поступила в университет Эссекса. Вот и вся моя юность, если вкратце. Братьев и сестёр у меня не было, а два года назад не стало и родителей — оба погибли в жуткой автокатастрофе. Без сомнения, это был самый мрачный период в моей жизни — не считая теперешнего кошмара. Я хотела лишь одного — уехать подальше от Англии, оставить воспоминания позади и начать всё заново.

К тому моменту отношения с моим молодым человеком по имени Питер давно дали трещину, и решение собраться и уехать далось мне легко. Оставив дом на попечении нашего юриста, я покинула Матушку-Англию. Я навела справки об Австралии и узнала, что моя профессия подпадает под определение «востребованной специальности». Вооружившись рабочей визой, я наконец двинулась в Сидней, проделав долгий путь через Индию, Китай и Юго-Восточную Азию. Конечно, там меня ждало немало приключений, но в них сейчас вдаваться нет смысла. Достаточно будет сказать, что в Сидней я прибыла гораздо более собранной, нежели раньше, и с твёрдым желанием поскорее наладить обычную, нормальную жизнь.

Я сменила несколько работ в частных клиниках и паре госпиталей.
В районе Балмэйн я сняла небольшой домик с верандой и снова начала привыкать к современному миру, с головой окунувшись в работу.

К новым отношениям я пока что была не готова. Наверно, коллеги считали меня чопорной британской зазнайкой, но мне было всё равно. Память о разрыве с Питером, а также смерть родных, были ещё слишком близко. Без случайных знакомств, понятное дело, не обходилось, но ни энтузиазма, ни искорки там не было, и ничего серьёзного из них не вышло.

Однако же, два года отношений с Питером определили развитие моих сексуальных наклонностей. Именно Питер открыл для меня мир связывания и подчинения, и именно эти чары прельстили меня. Не то чтобы мне не хватало Питера как человека — временами он был редкой скотиной — но я прекрасно помнила, что испытывала в его руках.

Я купила себе компьютер, и неизбежно, после привыкания к электронной почве и беспорядочного веб-сёрфинга, оказалась на Alt. com. Интернет меня никогда особо не привлекал — это увлечение всегда казалось мне мальчишеским, не слишком для меня интересным. Питер мог зависать там часами, но я так и не понимала, в чём его прелесть. Только после того, как он ввёл меня в мир бондажа, я заинтересовалась наконец файлами, которые он скачивал. Тогда-то он и показал мне Alt. com в первый раз. И, разумеется, вскоре после этого весь мой мир рухнул.

Признаюсь, во время путешествий по Азии я фантазировала об этом. Ничто так не способствует полёту воображения, как поездка в неудобном автобусе. Питер связывал меня время от времени, довольно легко, но после бурной и окончившей всё ссоры я пребывала в каком-то мучительном лимбе. Будто бы мне показали Землю Обетованную и сразу после этого сломали ведущий туда мост. Позже, со смертью моих родных, видение испарилось окончательно.

Но потом, в тихой комнатке на Шорт-стрит, в Балмэйне, с видом на далёкий Харбор-бридж, старые воспоминания всплыли на поверхность. Я жадно листала профайлы на Alt. com и при виде запретного — или неизвестного — плода ощущала забытое волнение. Я читала странные, экзотические варианты, которыми люди должны были описать свои интересы. Каких-то я и вовсе понять не могла. Я порхала там как мотылёк у огня — зачарованная, но в страхе перед тем, чем всё это может кончиться. Я уже была начитана о встречах, после которых происходило что-нибудь ужасное.

Нет нужды говорить, что в итоге я всё же набралась храбрости и создала свой собственный профайл.

НежнаяДжен — так я себя назвала. Вроде похоже на правду. Затем открылись поля, которые нужно было заполнить. Надо сказать, над некоторыми пришлось поломать голову. Я вспоминала Питера и часы, проведённые в связанном виде, с завязанными глазами, пока он сводил меня с ума своими пальцами и девайсами, которых я не могла видеть, но которые очень хорошо чувствовала. Однако здесь передо мной открывался целый мир — идеи, о которых я даже не помышляла, одновременно пугали и возбуждали меня. Все эти люди там, они действительно всем этим увлекались. На заполнение формы ушло немало времени…

[/responsivevoice]