Гомотранс

Я повернулся, помахал на прощание рукой доброй тётке-проводнице и двинулся в сторону здания вокзала. «Какая хорошая тётенька,-подумал я,- душевная, чаем напоила, в гости пригласила. Может и вправду я похож на её покойного сына, иначе бы не дала адрес.»

Сдав в камеру хранения свой полупустой чемодан, я пошёл в сторону трамвайной остановки, надо было сначала посмотреть город, ознакомиться с достопримечательностями, а потом уже искать какую-нибудь работу.

Несколько часов я бродил по городу, читал объявления о приёме на работу, но везде требовались в основном специалисты: токари, фрезеровщики, водители. На стройку идти не хотелось, куда мне с моим-то здоровьем, а профессии не было, надо было поступать куда-то учиться. Но ведь на осень-зиму надо во что-то одеться, помощи ждать не откуда.

Мест в гостинице как всегда не было, ночевать на вокзале не хотелось, надо же хотя бы помыться где-нибудь. Ближе к вечеру, изрядно устав, я поехал по указанному проводницей адресу. Дом нашёл быстро, он стоял в исторической части города неподалёку от трамвайной остановки, здесь все дома были старинной постройки, добротные, в 3-4 этажа с большими балконами, украшенными всевозможными архитектурными орнаментами и фигурами. Я поднялся на верхний этаж и позвонил в звонок, послышались шаги, дверь распахнулась, и я увидел хозяйку в домашнем халате, тапочках.

— Ой, приехал всё-таки? А я уж сомневалась, приедешь или нет. Я вот смену сдала и тоже вот час назад вернулась. Ну проходи, располагайся. Ну что, нашёл работу?

Я разулся и прошёл в коридор, из которого в комнаты вели 2 двери.

— Да нет, везде специалисты нужны. А у меня ни образования, ни профессии. А Вы одна живёте или с соседями? — поинтересовался я.

— Одна, милок, уже третий год как одна. Как сыночка схоронила, так вот одна и живу. — она всплеснула руками и продолжила. — Вот в этой комнате он жил, мой сердечный, а я в той. Тебя, сынок, как звать то? Даже забыла спросить.

— Валей. — ответил я.

— Ой, господи! — опять она махнула руками. — Надо же и зовут так же. Моего ведь тоже Валей звали. И похож ты на него молодого…и глаза такие же и ямочка на подбородке. Я как увидела тебя в вагоне, у меня аж сердце вздрогнуло, ну вылитый Валёк мой… Ну ты проходи, осмотрись, а я пока на стол соберу, ты поди голодный.

Я прошёл в комнату, в которой жил её покойный сын. Она была довольно просторная, с высоким потолком, под которым висела лампочка с абажуром. У стенки стоял старый шкаф, рядом – старинная железная кровать, напротив окна небольшой круглый стол, на котором стояла настольная лампа, в углу этажерка, рядом массивный комод, всё аккуратно покрыто кружевными покрывалами.

— Ну пошли ужинать, Валя,- позвала меня хозяйка,- руки вон там помой, вот мыло, полотенце. Может ванну хочешь принять?

— Потом, перед сном, -ответил я, усаживаясь к столу,- а как Вас зовут, маманя? А то ведь я тоже не спросил.

— Антонина Федотовна,- ответила хозяйка,- тётя Тоня. Ты уж, сынок, меня можешь так и называть «маманя». Ведь как Валюшу схоронила, так мамкой уже никто и не назовёт. – взгрустнула она.

Я ел, уплетая за обе щёки и поддерживал разговор.

— А что с сыном-то стало?

— Утонул, родимый,- с зятем на рыбалку поехали, лодка перевернулась. Уже осень была, вода холодная, вот и утопли оба.

Я ел, а она рассказывала, что живёт одна, мужа на фронте убили, есть старшая сестра, неподалёку живёт в своём доме с дочерью и сыном. Муж её утонул с её сыном Валей, а сама на производстве осталась инвалидом, не ходит и сидит дома, рукодельничает, дочь за ней ухаживает, сын помогает.

Потом стала рассказывать про племянницу, какая она мастерица и умница, закройщицей в ателье работает и дома сложа руки не сидит, то шьёт, то вяжет, то вышивает.

— Мы все рукодельницы, ещё мама моя, царство ей небесное, выучила нас. И кружева плетём, шерсть прядём, носки, варежки, шапочки вяжем, племянница шьёт хорошо, а я потом в вагоне продаю, на рынке.

Потом опять про племянницу стала рассказывать, какая она хорошая, тихая и спокойная, да только вот замуж не может выйти, а годов-то уже двадцать пять скоро.

— А замуж-то почему не идёт? – поинтересовался я.

— А где ей жениха искать, в ателье одни бабы работают, на танцульки не ходит, дома сидит. – она помолчала и добавила,- Снасильничали её в молодости. Чуть руки на себя не наложила. Вот и не взяли по молодости.

— Как это снасильничали? – удивился я и престал есть.

— Вечером домой шла, какие-то два тюремщика затащили в кусты и снасильничали. Их потом посадили, а от народа разве скроешь, и в школе, где училась, и на работе, да и вся округа почитай знает.

Она замолчала, стала убирать со стола, мыть посуду, потом продолжила.

— А ведь какая замечательная жена бы получилась. Характер у неё прямо золотой, вот счастлив был бы, кто на ней женился. Детишек бы нарожали, я бы им всё оставила и квартиру, и сбережения, у меня же никого больше нет, только она одна племянница.

— А племянник? – вспомнил я.

— Он же глухой с детства, куда же ему жениться. На него надежды никакой, он даже в школу не ходил.

«Да, подумал я, — перспектива хорошая,- невеста со своим домом и ещё двухкомнатная квартира в наследство. Интересно было бы на неё взглянуть.»

Потом она показывала старые фотографии, которые у неё имелись, говорили о том о сём, я ей рассказал о себе, что после окончания школы отчим купил мне билет на материк, денег дал 100 рублей на всё-про всё и таким образом избавился от меня. Мать собрала мне необходимые вещи погоревала немного, тайком от мужа добавила ещё 100 рублей и проводила на самолёт. Так с двумястами рублями я отбыл в свободное плавание искать своё место в жизни, своё счастье.

— А ты оставайся у меня жить. – предложила мамаша, — ну куда ты поедешь? Устроишься на работу, а пока отдохни, осмотрись. Я ведь неделю в рейсе, потом неделю отдыхаю. Одной скучно, разве что Вера племянница навестит по дороге домой, или я к ним схожу, помогу по хозяйству, поговорю с сестрой. Опять же раз в неделю её в баню надо, куда им без меня.

Этот день я просидел дома, слушал радио, крутил пластинки, вечером в комнате хозяйки смотрели телевизор, вечером принял ванну и улёгся спать. Прежде, чем заснуть, думал о своём будущем. Сложившееся положение меня весьма устраивало: жильё есть, кормёжка есть, всё почти даром, хозяйка очень добра ко мне, одинока, устроюсь на работу, а там всё уладится.

В следующие дни я ближе знакомился с городом, объездил его вдоль и поперёк, погулял по центру, посетил магазины. Ни друзей, ни знакомых у меня не было, меня это даже не огорчало, а скорее наоборот.

В один из дней тётя Тоня предложила мне составить ей компанию в посещении сестры, жившей в нескольких остановках от неё в частном секторе, помочь по хозяйству, при желании сходить в баню.

Дом меня поразил, внушительный, добротный, построенный, видимо, ещё до революции. Стоял на самом краю, дальше шёл длинный забор какого-то предприятия. Во дворе никого не было, мы поднялись по ступенькам на крыльцо и вошли в сени, разулись и отворив дверь, вошли в дом.

Внутри было весьма просторно, справа был вход на кухню, прямо – большой зал.

Мы прошли в комнату хозяйки, с которой поздоровались, тётя Тоня объяснила сестре, кто я такой и поинтересовалась, на кого я похож.

— На Вальку твоего сильно смахивает, особенно, когда немного сбоку посмотреть,- ответила она, отложив своё рукоделие и внимательно на меня посмотрев.

— Я его сразу заприметила,- поддакнула тётя Тоня,- и зовут ведь тоже Валей, а кто бы мог подумать, а?

Они стали беседовать о своём, а я вышел из комнаты и стал осматривать зал. Везде лежали отрезки материи, мотки пряжи.

Вечером пришла с работы Вера, ничего особенного из себя она не представляла, среднего роста, невзрачная на лицо, красавицей назвать было бы не правильно, но и страшной назвать тоже нельзя, никаких видимых изъянов на лице не имелось, оценить её можно было бы еле-еле на «три с минусом», вдобавок была она рыжей с россыпью веснушек на лице, длинная огненно-рыжая коса была уложена вокруг головы. «Да, подумал я, влюбиться в такую действительно трудно, хотя если над ней немного поработать, то симпатичную девушку на «твёрдую четвёрку» из неё можно было сделать.»

Потом Вера вышла во двор, чтобы распорядиться насчёт бани. Женька был чуть ниже меня ростом, худощав, по годам ровесник.

Когда баня была готова, Вера с тётей Тоней сводили и помыли тётю Клаву, потом пошли мы с Женькой, Вера дала мне полотенце и свой халат. После того, как все помылись, Вера пошла прибираться в бане, а Женька пошёл на двор ставить самовар.

Когда все собрались, пили чай с вареньем, женщины беседовали о том-о сём, а мне и поговорить было не с кем и ни о чём, я пил чай, изредка поглядывая на Веру, заметив, что и она порой украдкой косится в мою строну. Тогда я ещё не думал, что была у старушек естественное желание найти хоть какого жениха для Веры, ведь ещё год-другой и останется она старой девой не нужной даже для разведённых.

Домой мы возвращались уже на трамвае, чтобы не простудиться, тётя Тоня опять всю дорогу хвалила свою племянницу, сокрушаясь лишь о том, осчастливить она пока никого не может, я по молодости своей такие прозрачные намёки на свой счёт не принимал, потому что ещё не представлял себя женатым человеком, ведь девушек до сих пор даже ни разу не целовал, какой уж из меня жених.

На следующей неделе тётя Тоня уехала в рейс, оставив меня одного, я дома не сидел, бродил по улицам города, сидел на скамейках в парках и скверах, иногда ходил в кино и откровенно говоря скучал без общения.

Вскоре вечером послышалось, как кто-то ковыряется в замочной скважине, я осторожно выглянул в коридор, опасаясь самого худшего, но дверь отворилась и вошла Вера.

— Привет, что, испугался? – улыбнулась она увидев моё испуганное лицо.

— Да есть маленько,- засмущался я, -не думал, что ключ есть ещё у кого-то.

— Когда тёти нет, я прихожу цветы полить,- пояснила она, разуваясь и идя на кухню,- заодно просила присмотреть за тобой, чтобы не помер с голоду.

Она принялась хозяйничать, а я уединился в своей комнате, потом она пригласила меня поужинать с ней, мы ели и нехотя общались.

Так она приходила каждый вечер по дороге домой, и помаленьку мы сдружились, у ней не было подруг, а у меня вообще в этом городе не было никого знакомых. Мы просто были обречены подружиться.

Так прошло лето и наступила осень. Я устроился работать на вокзал в камеру хранения, зарплата была небольшая, график работы удобный, два дня с утра до вечера, выходной, потом два дня с вечера до утра. Мы с Верой часто бродили по городу, ходили в кино, в театр, беседовали на разные темы, но большей частью ходили молча. Я к ней совсем привык и нашёл, что она добрая и заботливая девушка. В их доме я стал совсем своим, а Вера стала меня опекать на правах старшей. Она сшила мне несколько трусов, рубашек, связала шарф, носки и варежки.

В ноябре мы, как и все советские труженики пошли на демонстрацию, хотя погода была весьма скверной, было прохладно, и вдобавок дул сильный ветер. Назад мы возвращались пешком, да и спешить нам было некуда. В сквере мы сели на скамейку и молча сидели, думая о своём.

— К нам пойдём? – не столько спросила, сколько предложила Вера.

— Нет,- немного помедлив возразил я,- холодно, у меня уже и ноги замёрзли. Я лучше домой пойду.

— Надо было тёплые носки надеть, зима ведь,- сказала она, посмотрев на мои войлочные боты,- я ведь тебе давала.

— Я надел их,- возразил я,- но у меня здесь мёрзнет,- и я показал на колени и выше колен.

— У тебя что, ничего под брюками нет? — удивилась она,- Надо что-нибудь надевать, нельзя же так, простудишься.

— Что? У меня же нет ничего.

— Ну кальсоны, например, или тёплые чулки.

— Ну как я могу надеть чулки? – оторопел я от такого неожиданного предложения. — Во-первых у меня их нет, да и увидят если, застыдят ведь.

— Да кто увидит под брюками? Ты что, никогда не носил чулки?

— Ну как не носил, в детстве мы все носили.

Я вспомнил, как в детстве все дети носили чулки, я тоже носил до третьего класса, я бы и дальше носил, но как-то на физкультуре мальчишки стали смеяться и дразнить меня за то, что ношу девчачьи чулки, а Жирный отобрал их у меня и связал в узел. А я потом плакал от обиды и стыда, ушёл с физкультуры и получил за это «двойку». Потом отказался носить в школу чулки и надевал их только на улицу.

— Ну и вот, что мешает теперь их носить? Я куплю тебе. – Поставила она точку в этом вопросе и немного погодя добавила. — Женька вон до сих пор носит, мои донашивает, я их заштопаю и отдаю ему, ему всё равно под штанами-то.

Я искренне удивился, потому что не видел Женьку в чулках, когда тепло он обходился без них. Мне понравилось её предложение после семилетнего перерыва опять носить чулки, и я не стал даже возражать.

— А с чем я их буду носить? – задал я вопрос.

— Я тебе пажи сошью. У тебя какой размер обуви?

— Тридцать девятый.

— Почти как у меня.

Мы попрощались, она села в подошедший трамвай и уехала, а я поплёлся домой.

Через два дня вечером пришла Вера, разулась в коридоре, сняла пальто и зашла в мою комнату. В руках у неё было что-то завернутое в газету, она развернула это на столе и сказала.

— На вот, носи на здоровье и не мёрзни.

Я сразу догадался, что там было, потому что ждал этого с нетерпением. В самом деле там лежали две пары новых хлопчатобумажных чулок в мелкий рубчик и самодельные пажи, сшитые моей заботливой подругой.

-Ну-ка померь. Сумеешь сам? – спросила она и, чтобы не смущать меня, вышла из комнаты и пошла на кухню готовить ужин.

Я снял халат и надел пажи, они были сшиты из какой-то блестящей матери, наверное, атласа, украшенные вышивкой и отороченные по краям кружевной тесьмой, с шестью крючками, с широкими резинками, поэтому они хорошо обтянули мою талию, шесть подвязок с металлическими держателями свисали с трёх сторон. Надевая чулки я испытал приятное возбуждение, пристегнул их, осмотрел себя со всех сторон и остался весьма доволен. Теперь я смогу совершенно свободно, никого не стесняясь носить чулки.

Пройдя на кухню, я показал Вере, как на мне сидят пажи и как пристёгнуты чулки, она придирчиво осмотрела всё и тоже осталась довольна.

— Ну вот и сидят хорошо, как раз на тебя.

Она повернулась к столу, а я от нахлынувшего чувства благодарности, сбоку неумело поцеловал её в щёчку.

— Спасибо Вера, ты такая заботливая.

Я впервые в жизни целовал девушку, она тоже, видимо засмущалась, покрылась румянцем и ответила.

— Да что ты, не за что.

Вскоре мы расписались, просто, без всякой помпы, даже гостей не было, потому что знакомых и родных почти не было, а у меня так и знакомых не было никого, пошли в ЗАГС и расписались, вот и всё. Правда вечером немного посидели в своём узком кругу. В тот день я впервые увидел свою подругу наряженной, она надела своё любимое платье, красивые капроновые чулки, сделала причёску, немного накрасилась и стала очень даже хорошенькой. Ведь может быть красивой, если постарается.

В их семье я стал совершенно своим человеком, я полюбил этих добрых людей, они тоже приняли меня как родного, ведь я был смирный, не пил, не курил, не сквернословил и всегда старался им угодить. Жили мы на два дома, то у нас жили на квартире, то у них в доме, иногда я оставался на пару дней у них, порой Вера жила у нас несколько дней.

На квартире и в доме я ходил всегда в домашнем халате, заботливо сшитом супругой, на ногах как правило были чулки, на которые никто не обращал внимания. Посторонние приходили редко и тоже внимания не обращали, видимо потому, что были женщинами, для которых ношение чулок было вполне естественным. Носки почти не носил, потому как в то время носки были без резинок и были не удобны для ношения, а колготки были большой редкостью. Потом жена сшила мне несколько фланелевых панталон с резинками внизу, которые я носил, когда было морозно.

Вера занималась своим шитьём даже дома, в процессе выполнения какого-нибудь заказа она часто привлекала нас с Женькой в качестве манекенов. Наденет на нас какое-нибудь платье, под которое обязательно бюстгальтер, набитый мешочками с просом и требует пройтись, покружиться, присесть, а сама придирчиво осматривала изделие, что-нибудь закрепляла булавками, чертила куском мыла, подтягивала, подшивала. Порой так ходить приходилось несколько часов. Мне это очень даже нравилось, я ходил по дому в женском платье, из-под которого были видны мои ноги в чулках, а впереди выпирала грудь, выходя на мороз накидывал платок или шаль, тогда издалека во мне уже невозможно было узнать юношу.

Настало лето. У Веры был дамский велосипед, на котором она раньше иногда каталась. Иных увлечений кроме вязания и вышивки у меня не было, поэтому я с радостью освоил эту технику. Так как жили мы уединённо, и рядом было мало соседей, я не стесняясь катался на велосипеде в Верином халате, в чулках, повязав голову платком, чтобы не опознали во мне юношу.

Я выезжал из калитки на краю сада, которая выходила в проулок и ехал в сторону моста, через речку к роще, там по тропинкам и грунтовым дорогам, по полям, иногда выезжая на тракт. Машин на дороге было мало, чаще гужевой транспорт, редкие прохожие внимания на меня не обращали, и это меня очень забавляло, приятно возбуждало и вносило какую-то интригу в мои проказы. Ни мои новые родственники, ни моя жена в моих чудачествах не видели ничего предосудительного.

Однажды, когда я проезжал через берёзовую рощу у велосипеда слетела цепь. Пришлось остановиться для устранения неполадки. Я слез со всего транспорта, завёл его немного за кусты, присел и взялся натягивать цепь. Но вдруг кто-то сильной рукой обнял меня за пояс, второй рукой зажал рот и потащил в сторону.

— Будешь кричать, задушу, поняла? – услышал я и замычал давая понять, что кричать не буду. Я и так перепугался до смерти, думая, что меня сейчас будут душить, что меня ожидает я и не предполагал.

Мой похититель оказался мужчиной лет 30-35, он повалил меня на траву, вновь приказал не кричать, спустил свои штаны и трусы, обнажив свой возбуждённый член, потом навалился на меня, задрал полы моего халата и стащил мои трусы. Во мне всё замерло от страха, я до ужаса испугался разоблачения, думал, что он меня обязательно убьёт, когда поймёт, что я не девушка.

— Ого! – он оторопел, увидев то, чего никак не ожидал увидеть. — Так ты парень что-ли?

— Да. – еле выдавил я из себя глотая слёзы. – Только не убивайте, пожалуйста.

Он слегка отодвинулся, оглядел меня всего.

— Ну прямо как девчонка, — сказал он как-то не злобно, подумал немного, что-то прикидывая в уме и приказал,- ну тогда соси, раз уж так вышло.

Он приблизился к моему лицу и ткнул членом мне в губы. Я немного успокоился, почувствовав, что он не будет меня убивать, утёр слёзы, и чтобы угодить своему насильнику взял в рот его возбуждённый член, я тогда не понимал, что это означает и не видел в этом ничего плохого, ну разве что нечто постыдное, унизительное, но ведь вокруг никого не было и стыдиться было некого.

Я стал сосать его член, надеясь, что он останется довольным и отпустит меня, а он положил ладонь мне на затылок и регулировал глубину и частоту проникновения члена в мой рот. Но больше всего меня поразило то, что это мне очень понравилось, я так сильно возбудился, мой член тоже встал и не находил места в трусах, я жадно сосал издавая при этом чмокающие и чавкающие звуки, вынимал член изо рта, облизывал со всех сторон, целовал и потом опять загонял его как можно глубже в горло. Его волосы приятно щекотали мой нос, а я руками массировал его яички. Мужчина, видя моё состояние, убрал руки, откинулся и лёг на траву, прислонившись к берёзе. Он закрыл глаза и издавал стоны, выражающие его удовлетворение происходившим, лишь изредка произнося «сильнее, глубже, быстрее».

Я был в восторге от того, что я выглядел как женщина, одет был как женщина и мною пользовался мужчина как женщиной, и я сам чувствовал себя в эти мгновения женщиной. Я хотел, чтобы это длилось бесконечно. Но вот у меня во рту что-то стало пульсировать, выбрасывая из себя нечто густое и похожее по консистенции на яичный белок, я сжал свои бёдра, и у меня в трусах тоже забилось, и в трусы полилось накопившееся семя, мужчина застонал от избытка удовольствия, а я опасаясь, что рот переполнится и всё это выльется наружу, обозлив моего партнёра, стал жадно глотать изливавшуюся сперму.

Наконец напряжение спало, член во рту успокоился, в моих трусах тоже всё успокоилось, я ещё сделал несколько сосательных движений и вынул член изо рта, выдавил из него остатки спермы, слизнул их, сделал глотательное движение, проглотив всё, что осталось во рту и оставил мужчину в покое. Надо было заняться собой, я снял трусы, которые были измазаны спермой, и стал вытирать ими свой живот, снимал остатки семени с чулок, с пажей, потом свернул трусы и положил в карман халата, домой я мог доехать и без них.

Мужчина тем временем заправил штаны, закурил, сделал глубокую затяжку, выдохнул клубы дыма и произнёс.

— Да, хорошо сосёшь, молодец, умеешь, — помолчал и спросил,- понравилось хоть?

— Да, понравилось, — не счёл я нужным скрывать очевидное,- очень понравилось. Даже не думал, что это так приятно.

— Первый раз что-ли? — удивился он.

— Да.

— Ну если понравилось, приезжай тогда завтра сюда же в это же время.

— Завтра не могу,- честно я признался, — в четверг только, пятницу и в субботу.

— Ну тогда давай в четверг, – согласился он, убедившись, что я тоже желаю продолжения,- только вазелин прихвати.

— Зачем? – не понял я.

— Пригодится. – ответил он, загадочно улыбнувшись.

На том мы и порешили, я заново повязал платок, сбившийся с головы, стряхнул с халата и чулок прилипший сор и направился к велосипеду, натянул цепь, повернулся в сторону мужчины, улыбнулся на прощание и кокетливо, как только мог, помахал ему рукой.

Все последующие дни я жил лишь воспоминаниями об этом дне и с нетерпением ждал четверга, когда сменился с утра и впереди был выходной и две смены в ночь. Я не стал заходить на квартиру, потому что тётя была в отъезде, а Вера на работе, в доме я немного поспал, потом сделал всю работу по хозяйству, прибрался, сварил обед, накормил тётю Клаву и стал собираться на свидание. Мне хотелось выглядеть как можно привлекательнее, я надел тонкие капроновые чулки с рисунком, бюстгальтер, выбрал платье, которое ожидало своего покупателя, повязал яркий платок и посмотрел на себя в зеркало. Потом полез в комод и достал оттуда тюбик помады, которой Вера никогда не пользовалась, и немного подкрасил губы, когда клал помаду назад, увидел вазелин и вспомнил, что его надо взять с собой.

На этот раз я, кажется, ехал намного быстрее. Вот знакомая тропинка, я спешился и повёл велосипед в чащу, издалека увидел своего нового друга, который сидел на том же месте и курил папиросу. Прислонил своего железного коня к соседнему дереву и поприветствовал друга.

— Я уж думал, что не приедешь. – ответил он на моё приветствие.

— Ну как не приеду? Договорились ведь.

Я присел рядом с ним, он обнял меня и мне стало так приятно и уютно, что я возбудился.

— Какая ты сегодня красивая. – сделал он мне комплимент. – Тебя, кстати, как зовут?

— Валя.

— Надо же и имя у тебя женское, Валентина. Ну что, начнём, наверное.

Он расстегнул ремень и спустил брюки и трусы, обнажив своё хозяйство. Я взял в руки его член и стал его гладить и массировать, он налился силой и отвердел в моих руках, нагнувшись я принялся его ласкать губами и языком, потом всунул его в рот, закрыл глаза от удовольствия и стал посасывать его, издавая звуки наслаждения.

— Вазелин привезла? – услышал я.

Я лишь промычал в ответ, не прерываясь от занятия.

— Давай сюда. – скомандовал он.

Я вынул из кармана тюбик с вазелином и протянул ему. Взяв его он скомандовал.

— Вставай раком.

— Как это раком? – не понял я, в то советское время мы были совершенно дремучи в вопросах секса.

— На четвереньки, значит.

Я выполнил команду, с готовностью встал на карачки и ждал продолжения. Он завернул подол моего платья на спину, стянул мои трусы до колен, обнажив мой зад. Мне было любопытно, что он задумал, а он раздвинул мои ягодицы и стал медленно вводить в мой зад свой член, головка которого была густо намазана вазелином. Сначала было больно, я застонал, а он не торопясь вводил член всё глубже и глубже.

— Потерпи, Валюша, немного, это с непривычки больно сначала, а потом будет приятно, тебе понравится.

Я ощутил у себя внутри его член, который стал двигаться туда-сюда, он меня не обманул, стало в самом деле приятно, хотя болезненные ощущения не проходили, член мой тоже набух и готовился разрядиться. Я положил свою голову на руки, закрыл глаза и лишь стонал от удовольствия. Он сделал ещё несколько движений, потом руками крепко притянул к себе мой таз, и у меня внутри стал пульсировать и дёргаться его член, выбрасывая семя. Потом всё успокоилось, мой друг вынул свой обмякший член из моего ануса и лёг отдыхать, а я присел на корточки, из ануса вытекала его сперма, а член так и стоял возбуждённый, не получив разрядки. Я вытер зад тряпочкой, привезённой с собой, потом его член тоже протёр от вазелина и спермы. К моему удивлению член его не был в говне, я поднёс его к носу и понюхал, даже запаха говна не было.

Я взял в рот член, стараясь разрядиться, он был такой мягкий и сморщенный, легко помещался во рту, я массировал его руками, стараясь привести его в возбуждённое состояние, но он не поддавался.

— Подожди немного, — сказал мой друг, -отдохнёт и тогда продолжим.

Он курил, выпуская клубы дыма изо рта, а я баловался его членом в ожидании, когда же он опять примет боевую стойку. Друг что-то спрашивал у меня, я отвечал, о себе он не рассказывал.

Я дождался своего, член затвердел, и я начал усиленно его массировать и сосать в ожидании разрядки, мои усилия не пропали даром, в конце концов член выпустил мне в рот немного спермы, глотая которую я сильно сжал бёдра, освобождаясь от своей спермы. Мы расслабились, я ещё немного пососал его обмякший член и откинулся на траву, в заднем проходе ощущалось что-то не привычное для меня, будто хотелось сходить по-большому. Немного отдохнув, я стал приводить себя в порядок, обтёр от излившейся спермы своё платье, чулочки и пажи и стал собираться домой, хотелось вернуться до того, как Вера вернётся с работы, за испачканное платье мне бы влетело.

— Завтра приедешь? – спросил меня друг.

— Да, — ответил я, — конечно приеду.

— Знаешь, Валентина, ты про это никому не говори, ладно, — попросил он,- а то посадят нас обоих в тюрьму.

— Ладно, — согласился я, хотя и не думал об этом распространяться, да и не кому, — не скажу. ,

Мне было не понятно, почему нас за это могут посадить в тюрьму, что мы сделали такого не законного? Но законов тогда советские граждане не знали, а были уверены лишь в том, что любого могут посадить за что угодно.

Я сел на велосипед и не спеша двинулся домой, задница тёрлась о седло и причиняла неприятные ощущения. Заехав во двор, я слез с велосипеда и не торопясь повёл его под навес, двигаться было больно.

На следующий день я опять мчался на встречу своим новым впечатлениям, жизнь казалась прекрасной, и я чувствовал себя счастливым.

Category: По принуждению