Чай из утренней росы Часть 25
[responsivevoice voice=»Russian Female» buttontext=»Слушать рассказ онлайн»]Этот голос был щекастого и красного Мандарина, он заёрзал на месте и двинул от себя пузатый заварной чайник:
     — …стоит ли повторять? Пусть лучше Ван Ши Нан идеально отрепетирует: свой фокус и не обольщается сиюминутным успехом, который мы только что увидели.
     — Вот именно, дорогие и ближайшие мне Мандарины, — подхватил Чжоу Дунь, — вся моя речь только о нём, о Ван Ши Нане, и я прошу тебя довести механизм своих пальцев до полного совершенства, впереди целая ночь, проделай без перерыва ровно сто раз. Если ошибёшься — ещё сто, и так далее — до полной идеальной попытки, ясно?
     — Ясно, — ответил Ван Ши Нан.
     — Если ясно, приведи сюда Юй Цзе.
     Ван Ши Нан кивнул и вышел.
     Самый скуластый Мандарин тут же спросил:
     — А что прикажете делать с женой императора?
     — Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа…
     Стоящий у трубы император насторожился, продолжая слушать слова Чжоу Дуня:
     — Мы обвиним Чау Лю в убийстве мужа. Ядовитый порошок подействует только к вечеру и совершенно внезапным ударом в голову, а Чау Лю — как неоднократно видел Ван Ши Нан — сама приносит императору среди дня остатки любимого утреннего чая, она и подсыпала отраву. А мы потом огласим при всём народе её коварное злодеянье.
     — Но зачем жене травить мужа? Нужны, между прочим, веские оправдания такого жестокого поступка, — раздался голос щекастого Мандарина.
     — Они есть — острый супружеский конфликт, который и привёл к трагедии. Во время наших постельных встреч жена императора мне часто плакалась именно о том, как ей ужасно надоел император своими идиотскими шутками по поводу её бесплодия и как она страдает, видя смешливые взгляды всего Дворца. «Я готова убить его, он во всём винит меня, а сам не в состоянии зачать как достойный мужчина!» , — и голос Чжоу Дуня акцентировал. — Обратите вниманье: ГОТОВА УБИТЬ.
     Голос прыщавого Мандарина добавил со знанием дела:
     — О-о-о, она — настоящая змея: и позволит погладить, и тут же проглотит. Всё пичкает мужа своими стишками об истинной добродетели, а сама ненавидит его.
     — Почтенные Мандарины, мне ли ни знать её змеиную хватку, — горько прозвучал голос Чжоу Дуня, — два часа тому назад я чуть ни шагнул под пытки в знакомый вам дворик, и всё потому, что резко оборвал с ней постельные отношения.
     — Да, это Вы — опрометчиво, опрометчиво, — заметил кто-то, усмехнувшись.
     — Ничего не мог с собой поделать, вдруг потянуло на молодых наложниц.
     Мандарины засмеялись.
     — Однако, если Вы сидите с нами живой и невредимый, значит, благополучно исправили свою ошибку, — хихикая, сказал голос щекастого и красного Мандарина.
     — Увы, пришлось исправить прямо на ходу, в драгоценном хранилище фолиантов среди исторической китайской пыли.
     Все снова засмеялись.
     Император закрыл глаза и стал очень бледен, слушая всё это. Из трубы долетел скрип двери и чьи-то шаги…
     На кухню вошли Ван Ши Нан и наложница Юй Цзе.
     Она поклонилась, поднесла к лицу маленькие ладошки, опустила глаза в пол и замерла.
     — Пожалуйста, — попросил Чжоу Дунь, — подойди к столу и смотри на нас, не бойся. Я никогда не думал, что после близости с Ван Ши Наном ты станешь ещё пугливей.
     Очень довольный Ван Ши Нан громко хмыкнул, а Юй Цзе подошла к столу.
     — Вот так. Нам очень приятно видеть твоё очаровательное личико, не правда ли, почтенные Мандарины?
     Мандарины один за другим воскликнули:
     — Очень! Такая милашка!
     — Очаровашка!
     — Лепесток свежего лотоса!
     — Ты давно видела старшую сестру Май Цзе? — спросил Чжоу Дунь.
     — Давно не видела, — ответила она. — Май Цзе, говорят, сошла с ума?
     — Это — хитрая уловка. Твоя сестра крутит-вертит и водит всех за нос, идя к своей заветной цели.
     — Какой цели? . .
     — А ты не знаешь?
     — Нет, Главный Министр.
     — Она мечтает вместо тебя родить наследника нашему императору…
     Император, стоя у трубы, покосился на Май Цзе.
     Май Цзе увидела, коротко вздохнула и опустила глаза…
     А на кухне продолжался разговор.
     — О, ВЕЛИКИЙ БУДДА! — сказала Юй Цзе. — Да пускай себе рожает! Я смертельно боюсь этих родов, меня всю трясёт! Я не хочу, не хочу! Мне кажется, что я сразу умру, наша мама умерла, когда рожала третью дочку! Я готова сколько угодно и когда угодно ублажать каждого из вас как любовница первой ступени, только бы не рожать! Только не рожать!
     — Нам это очень нравится: «сколько угодно и когда угодно» , — сладострастно ответил Чжоу Дунь.
     — Да-да, а то мы решили, что Ван Ши Нан уже стал частным собственником, — весело добавил прыщавый Мандарин…
     Император, слушая трубу, прискорбно прошептал:
     — Какая пошлость… они окончательно испортят её…
     На кухне все смотрели на дурочку Юй Цзе, которая не хочет рожать императору, и слушали её глупую речь.
     — Ван Ши Нан — не частный собственник, он — мой гениальный учитель во всех любовных премудростях, искусно сломавший преграду между девушкой и зрелым мужчиной! Он открыл мне дорогу в жизнь, и я совсем уже не ученица и могу смело дарить всем вам свои жаркие ласки, крепкие объятья и страстные поцелуи, только спасите меня от ненавистных родов! Спасите! — и она плаксиво шмыгнула носом.
     — Успокойся, — остановил Чжоу Дунь, — тебя никто не просит рожать.
     — Как же «не просит»?! Император не только просит, а требует!
     — Мало ли что требует император, мы спасём тебя, спасём, успокойся. Скажи, Юй Цзе, ты была у Дворцового лекаря?
     — Да, Главный Министр, я была сразу, как только приказал Ван Ши Нан. Сегодня к ночи ВЕЛИКИЙ БУДДА пошлёт очищенье всей моей плоти.
     — Замечательно, — и Чжоу Дунь прищурился, внимательно глядя на неё. — Как замечательно всё складывается. Твой сегодняшний приход к императору на ночь — о чём он всё время мечтал — даст ему абсолютную веру в то, что он сделал тебя женщиной, это усыпит его бдительность, и он сладко отоспится перед утренним чаем из любимой росы.
     — О, Главный Министр, сегодня мне понятно, я даже не боюсь за себя, но… но ведь он захочет потом через несколько дней, когда уже пройдёт очищение плоти, и я могу забеременеть… — Юй Цзе всхлипнула.
     — Я тебе обещаю, — ответил Чжоу Дунь, — после завтрашнего чая император уже ничего не захочет.
     — Позвольте, Чжоу Дунь, — вклинился щекастый и красный Мандарин, — неужели вы думаете, что в постели император совсем не отличит девственницу от женщины?
     — В море крови? Он как раз и примет эту кровь за результат своих бурных порывов, «сломавших преграду».
     — Я не об этом, Чжоу Дунь. Вспомните себя в постели с юной девушкой. Вы разве не ощущали никаких внутренних трудностей во время первого сближения?
     — Ощущал и всегда ощущаю! При этом я безумно вдохновляюсь на праведный ратный подвиг во имя крушения неприступной девственной стены! — по-бойцовски ответил он. — Ощущенье императора-импотента давно притупилось, если вовсе ни отсохло! И он ещё хочет наследника, обвиняя свою жену! . .
     Очумевший император зажал уши руками, отскочил от трубы как можно дальше и прошипел сдавленным голосом:
     — Нет, он — не подлец, он — пошляк, ничтожество.
.. Немедленно закрой… прошу тебя… я не могу больше слушать эту гадость, эту гнусность, это предательство… Быстро отсюда, иначе мне станет совсем плохо… — и на бледном лице появились капельки холодного пота.
     Май Цзе осторожно прикрыла трубу и заспешила за ним к лестнице, он повернулся и тихо приказал:
     — Только после меня… тебя со мной никто не должен видеть, если уже ни увидели… — он подумал и неожиданно спросил. — Ты знаешь, в чём твоё несчастье?
     — В чём? . .
     — В том, что ты отдалась Чжоу Дуню, и никакого насилия не было. Если бы это случилось, ты обязательно показала бы мне синяки, потому что насилие без них — ненасилие. А я ведь тогда ждал: покажет Май Цзе хоть одну ссадину, хоть одну? Может ты прямо сейчас оголишь своё тело со следами побоев?
     — Их там нет, император… — жалобно пропищала Май Цзе.
     — И не может быть. Вы оба х о р о ш и — что Главный Министр, что моя наложница.
     — Простите… — она опустила голову и заплакала. — Я так долго ждала императорской постели, так долго мучилась и мечтала, что просто не выдержала… и всё случилось так неожиданно…
     — Смерть тоже бывает неожиданной, когда в моей беседке выпивают пиалу с ядом. Но вас — обманщиков и подлецов — собралось так много, что не хватит и яда, а Двор Пыток развалится от такого количества предателей.
     Май Цзе заплакала сильней.
     — Прекрати реветь как недойная корова. Я, может быть, учту твои правдивые рисунки и эту бесценную трубу… может быть… но гарантий мало, потому что слишком страшен твой поступок, который не укладывается ни в какие рамки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры, — он отвернулся и стал спускаться по лестнице…
     Мне очень понравилась последняя фраза, я допечатал её и с большим удовольствием произнёс вслух:
     — «… поступок, который не укладывается ни в какие рамки преданных императорских наложниц, впрочем, как и поступок твоей мерзопакостной младшей сестры».
     На столе заиграл мобильник, звонил Майкл.
     — Привет, Майкл.
     — Привет, Костяшка. Как дела, чувачок? — серьёзно спросил он.
     — Дела идут — чай пьётся с великим удовольствием.
     — Так думаешь?
     — Не думаю, уверен. Я же весь остальной выбросил, а твои пачки поставил прямо на виду, на кухонный стол, наверняка давно хлещут за милую душу.
     И тут Майкл выдал такое, что потрясло меня до глубины души:
     — Ништяк, пусть рисуют кресты Господу Богу и радуются жизни, что их не отравили.
     — Что-что? . .
     — Слушай, хочу своим калганом тебе в ножки стукнуть и повиниться. Совесть меня загрызла перед Костяшкой-одноклашкой, не могу молчать, обманул я тебя.
     — Что случилось, ты чего несёшь? . .
     — Я ж тебе фуфлыжный чай подсунул, абсолютно нормальный чай из магазина, неотравленный. Усёк?
     — Как? . . Зачем из магазина? . . Почему неотравленный? . .
     — Всё по тому же — ты что, захотел в тюрягу сесть?
     Я стал заикаться:
     — Ты… Ты… Ты чего сделал, бол… болтун? . . Да я с тобой… я с тобой больше…
     — Погоди, Костяшка, тормози!
     — Да как ты посмел?! — закричал я. — Ты для чего мне целых два часа мозги морочил?!»Помогу-помогу»! Может, такого чая у тебя и вовсе нет?! Болтун!
     — Ещё как есть, только не тебе с ним дело иметь, не моему Костяшке! Есть такой чай, что в раз кишки разорвёт, но ты прикинь — отравить людей, значит убить! Я же не мразот голимый, чтобы лучшего одноклашку своими руками на тюремные нары сажать! Я отлично видел твоё настроение, и просто решил подыграть, поддержать тебя что ли, уж больно сильно в тебе твоя горькая желчь бродила, ей выход был нужен, немедленный выход наружу, иначе ты с катушек слетел бы! Понял?!
     Я схватился за голову и отчаянно прошептал:
     — Что же ты наделал, Майкл?! Что ты наделал?! Ты же ни черта не понял мою душу, моё больное сердце, мои с треском лопнувшие нервы!
     — Да хорош тебе, Костяшка! Ты за это время немного поостыл, и я теперь скажу тебе откровенно: БЫВАЕТ НАМНОГО ХУЖЕ! Это не те кранты по жизни, чтобы соплями давиться! А если невмоготу — возьми и к едрене фене рвани куда-нибудь подальше, хоть заграницу, там всё сразу забудешь! И потом — писатель и злодейство.
.. или как там… гений и злодейство — две вещи несовместны, внатуре!
     — Да пошёл ты, трепач!!!
     — Не гони пургу! Слушай сюда — приезжай ко мне, раздавим твой коньячок, за судьбу покалякаем!
     — Да пошёл ты!!!
     Я больше не стал слушать и дал отбой, швырнув мобильник на диван.
     Мой кулак поднялся и сильно ударил по краю стола, экран ноутбука резко моргнул, старый большой будильник подпрыгнул, удержался и неожиданно громко зазвенел, а стрелка скакнула на 19: 30…
     Машина Юрия Семёныча стояла напротив ярких и блестящих рекламных окон Центрального Дома железнодорожников — чуть дальше Ярославского и Казанского вокзалов. Держа ладони на баранке руля и часто барабаня пальцами, Юрий Семёныч ждал.
     Через лобовое стекло он видел большие круглые часы на фасаде здания.
     Чёрная стрелка скакнула на 19: 30.
     Пора! Юрий Семёныч вылез на тротуар, освещённый светом вечерних фонарей, плотней натянул кожаную кепку, поднял воротник кожаного плаща и устремил глаза к подземному переходу, внимательно следя за потоком людей.
     Холодная погода конца ноября заставила прохожих одеться в зимние куртки, тёплые пальто, завязать горла шарфами и спрятать уши под шапки.
     Юрий Семёныч жадно хватал острым взглядом то одно, то другое девичье лицо и наконец-то увидел.
     От подземного перехода прямо к его машине спешила Наталья. На высокой стройной фигуре аккуратно сидела короткая белая курточка с голубой меховой оторочкой, на ногах были тёмные джинсы и белые полусапожки.
     Нетерпеливо махнув рукой, он открыто оживился и шагнул вперёд.
     Она же коротко подняла ладошку в перчатке — «вижу-вижу!».
     — Ну, здравствуй, милое создание! — приветливо сказал Юрий Семёныч. — Рад! Очень рад!
     — Добрый вечер. С каких это пор я стала милым созданием?
     — Почему «стала»? — смело заметил он. — Для меня ты всегда была такой!
     Наталья иронично хмыкнула и предупредила:
     — Юрий Семёныч, у нас — двадцать минут, и я сразу бегу на электричку.
     — Слышал! Слышал по телефону, хватит пугать своей противной электричкой! — он улыбнулся, открыл дверцу своей чёрной машины и предложил. — Прошу садиться!
     — Боже… — хитро спохватилась Наталья, — вы же недавно с Ольгой кувырнулись на этой машине… и двух дней не прошло… Уже починили? . .
     — Да нет, совсем на другой, на приятельской «БМВ»! — ничуть не сконфузился Юрий Семёныч. — Мой славный приятель абсолютно не умеет водить, а берётся за руль! Прошу-прошу! — и держа Наталью под локоток, он помог ей опуститься на переднее кресло.
     — Зачем же вы поехали и подвергли страшной опасности мою любимую сестру? — недовольно спросила Наталья, играя полный серьёз. — Я, гляжу, вы совсем не знаете своих приятелей.
     — Никогда не знаешь, кто чего стоит, милая Наташа! — многозначительно ответил он и добавил. — Интересно откуда такая забота о сестре? Вы, кажется, с детства не признавали друг друга и были с ней в какой-то ссоре?
     Юрий Семёныч закрыл дверцу, не дождавшись ответа, и стал огибать машину, чтобы сесть с другой стороны.
     Пока огибал и смотрел на неё сквозь лобовое стекло, Наталья мягко прикусила губу и с лёгкой улыбкой тоже глядела на него.
     — Вот что, Наташенька! — он стремительно забрался в машину и опустился на соседнее кресло. — Я попросил тебя встретиться естественно не для того, что бы обсуждать ваши давние распри с сестрой, а для более важного вопроса! Скажу сразу и без лишних, как говорится, заездов: я приглашаю тебя ровно через полторы недели полететь со мной в Эль-Фуджейру, но не просто слетать туда и обратно, а заменить Ольгу в моём деле! — и замолчал, дав оценить безумное предложение.
     Наталья осипшим голосом сказала:
     — Ку… Куда-куда? . .
     — Ты прекрасно слышала «куда»! Я вполне серьёзно приглашаю тебя принять участие в моём перспективном заграничном бизнесе!
     — Вы… вы что-то не то… вы… вы подумали… о чём сказали? . .
     — Я не только подумал, Наташенька! Я перестрадал, перемучился и решительно уповаю на тебя, потому что рушится моя поездка, которая может стать нашей с тобой общей! Ольга не в состоянии лететь, костыли там не нужны!
     — Прекратите… Юрий Семёныч! Я сейчас выйду и… и поеду другой электричкой! — она попыталась грозно крикнуть, но получилось очень жалобно, пискляво и совсем неубедительно, потому что Эль-Фуджейра сейчас не на шутку ударила по юной ветреной голове и встала перед глазами тем далёким мерцающим идеалом, о котором она неоднократно слышала от Ольги и в тайне дико ей завидовала. — Я… я выйду и… убегу… убегу!
     Юрий Семёныч развернулся всем телом и настойчиво продолжил:
     — Я прошу оставить поступки глупой девчонки и войти в моё катастрофическое положение как понимающей женщине, за которую я всегда тебя принимал! Мимо нас может пройти великое дело, тебе немедленно надо броситься в омут, помочь мне и начать прекрасную заграничную жизнь! А именно: быть полной хозяйкой всех моих выставок, продвигать открытие моего Египетского офиса и моей школы Живописи и Ваяния, стать вместе со мной руководителем как того, так и другого, получать очень хорошие доллары! Чёрт возьми, кому я это всё говорю — свободной, ничем необременённой девушке с чистой светлой умной головой! Лети! Работай! Радуйся!
     Наталья дёрнулась, цапнула за ручку дверцы и начала теребить её, но дверца не поддавалась.
     — А ну, откройте! — взвизгнула она. — Пустите меня!
     — Да погоди, ты трезво подумай! Ведь такое счастье раз в жизни бывает, это — судьба, Наташенька!
     — А ну-у-у! — она задёргалась сильней и стала колотить по стеклу кулаком.
     Кое-кто из прохожих, идущих близко от машины, невольно поворачивал голову.
     — Да нажми кнопку, кнопку нажми, чёрт бы вас всех побрал! — досадливо крикнул Юрий Семёныч. — Им предлагаешь великие блага, а они!
     Нажав пальцем кнопку, Наталья распахнула дверцу и вылетела наружу, но бурная волна эмоций понесла ее не к вокзалу и не к подземному переходу, а кинула к стене Дома железнодорожников, где было меньше народу и бесконечной суеты. Тяжело дыша, она остановилась у рекламного окна, закрыла глаза полные слёз и подняла кверху голову.
[/responsivevoice]
Category: Эротическая сказка
 
	 
	 
	 
	 
	 
	 
	 
	 
	 
	 
	